Текст книги "Конфидентка королевы. На службе Ее Величества"

– В главном вы не сможете его заменить!

– С этим не спорю. Мой друг состоит из сплошных достоинств, мне за ним не угнаться.

– Не скромничайте, мессир! – великодушно произнесла Сабина, сменив язвительную улыбку на дружескую. – Габриэль рассказывал о вас много хорошего.

– И на том спасибо. – Заметив, что баронессе не слишком нравятся дерзкие речи племянницы, молодой человек решил откланяться: – Не стану больше докучать вам своим присутствием. Спокойно ночи, дамы!

Габриэль не зря выпросил охранный документ для мадам Агнессы. Едва консулы, поверив коварным обещаниям Фолькета, вступили в переговоры, как северяне обезоружили всех горожан и заняли наиболее укрепленные дома. Де Монфор постановил: имущество консулов и других наиболее влиятельных тулузцев конфисковать, а их самих изгнать из города. Остальных, кто способен держать кирку в руках, он отправил разбирать городские стены, башни и дома-крепости. Все, что могло послужить укрытием для тулузцев во время мятежей, уничтожалось. Грохот и стук смешались с многоголосым воплем отчаяния. Утолив жажду мщения, Симон остановил разрушение Тулузы, потребовав за это деньги на продолжение войны. Обложив горожан новыми налогами, он покинул разоренную и униженную Тулузу.

Благодаря стараниям д’Эспри дом баронессы де Лонжер не тронули. Вернувшись туда через несколько недель, Агнесса нашла свое имущество в целости и сохранности. Кое-кто из челяди сбежал, однако значительная часть слуг осталась, и растроганная хозяйка щедро их одарила. Тело храброго Мартина разыскали и торжественно похоронили, а безутешная Жаннета надолго облачилась в траурные одежды. Своих людей на разрушение города Агнесса не послала, откупившись лошадьми.

* * *

Аделаида выходила замуж за аквитанского виконта, чьих земель война не коснулась. Агнесса выбрала будущего зятя в начале лета – она встречалась с ним когда-то на пирах в Нарбоннском замке – и вступила с ним в переписку, обсуждая условия брачного договора. Не на шутку испуганная недавним погромом в Тулузе, баронесса предпочла согласиться по всем пунктам. Свадьбу решили сыграть после Адвента[41]41
  В католицизме – период, аналогичный Рождественскому посту у православных христиан.


[Закрыть] в главном замке виконта.

Вскоре свадебная процессия, состоявшая из трех возов с приданым, собранным еще до начала войны, и почти всех оставшихся лошадей – их было совсем мало, – тронулась в путь. Сабину с собой не взяли – в эти неспокойные времена нельзя было оставлять дом без присмотра. Аделаида не помнила себя от счастья, предвкушая долгожданное замужество, и торопливо попрощалась с Сабиной. Девушки знали, что, скорее всего, больше никогда не увидятся. Такова уж женская доля: сестры навсегда разъезжались по чужим домам.

Перед отъездом Агнесса, попросив племянницу выйти из комнаты, давала д’Эспри последние наставления:

– Габриэль, присматривайте за Сабиной. Впрочем, я знаю, что вы сделаете это и без моих просьб. Об одном молю вас: не поддайтесь порывам молодости, не наделайте глупостей.

– За кого вы меня принимаете, мадам?! – Взгляд шевалье сверкнул сталью. – Понимаю, северяне сильно упали в ваших глазах, но я прежде всего рыцарь. Кодекс чести знаком мне с пеленок!

– Знаю, знаю! Простите, не хотела вас обидеть. У меня голова идет кругом, не соображаю, что и кому говорю…

– И вы простите меня за несдержанность. К тому же я буду занят и большую часть времени Сабина проведет в одиночестве. Симон де Монфор с сыном вновь покинули город, а мне одному с каждым днем все труднее сдерживать ненависть тулузцев. Мое красноречие уже не оказывает должного воздействия, а гарнизон в крепости не так уж велик.

– Значит, Сабина…

– Не волнуйтесь, пять-шесть пехотинцев будут круглосуточно охранять ваш дом, – заметив испуг в женских глазах, по-военному отрапортовал Габриэль.

* * *

В условиях строгой экономии дров – поездка за ними в окрестные леса походила на военную вылазку – камины в огромных залах не разжигали, и Сабина принимала редкого, но столь желанного гостя в небольшой светлой комнате. Благодаря выкрашенным в ярко-желтый цвет стенам, разноцветным подушкам на резной скамье и мерцанию свечей в бронзовых канделябрах маленький зал выглядел очень уютно.

От потрескивающих в камине дров распространялось блаженное тепло, и счастливые молодые люди без устали изливали друг другу душу. Все разговоры так или иначе затрагивали тему свадьбы.

– Ты даже не представляешь, Сабина, как давно мне хотелось сделать тебе предложение! Но, увы, я небогат и потому, по мнению амбициозной баронессы де Лонжер, неподходящая партия, да к тому же еще и ненавистный северянин.

– Ты преувеличиваешь, Габриэль! Тетя о тебе весьма высокого мнения. Она, конечно, властная женщина, но вовсе не чудовище. Вот приедет и благословит нас!

Для влюбленной девушки весь мир казался дружелюбным. Но шевалье смотрел на жизнь не столь оптимистично. Однажды он уже, набрав воздуха в грудь, решился попросить у Агнессы руки ее племянницы, но наткнулся на грозное предостережение в глазах баронессы: «Не смей! Ты ей не пара!» Трезво оценивая свои возможности, д’Эспри понимал: его крохотный замок со скромным доходом не выдерживает никакого сравнения с богатством Лонжеров. Безусловно, Симон де Монфор обещал щедро вознаградить его после войны, но когда она закончится, ведает лишь Господь.

Габриэль знал, что категоричный отказ Агнессы нанесет болезненный удар по его обостренному самолюбию. Он этого не хотел, потому и тянул с предложением руки и сердца. Если бы прямолинейная Сабина узнала о его сомнениях, она назвала бы его трусом. И была бы совершенно права. Отвага, необходимая для битвы с мечом в руках, не подходит для боя со светскими условностями. Здесь нужно нечто иное. Но он научится и обязательно добьется своего.

– После здешней роскоши ты и сама не захочешь…

– Не говори ерунды! Я ведь не баронесса, а дочь такого же, как и ты, рыцаря, причем тоже с Севера, – усмехнулась Сабина.

Она сидела в кресле и усердно вышивала для шевалье нарядный пояс.

– Не-е-ет! – печально протянул Габриэль. Он устроился на полу на медвежьей шкуре, прислонился спиной к ее ногам и закинул голову ей на колени. Затылок уютно устроился на нежном шелке платья. – Ты воспитанница баронессы де Лонжер, а это совсем другое!

Не пожелав продолжать этот глупый спор, Сабина прижала палец к губам Габриэля, и молодой человек игриво прикусил его. Глядя снизу вверх, он с нежностью рассматривал любимое лицо, шею. И вдруг его взгляд остановился на трепетно пульсирующей жилке, такой милой и беззащитной… Кровь отлила от его лица; Габриэль с трудом сглотнул, пытаясь справиться с возбуждением. Однако пылающий взгляд выдавал его с головой. Сабина покраснела, словно спелая вишенка, и, уронив пояс на пол, склонилась над рыцарем. Тут же обхватив рукой ее за шею, Габриэль прильнул к девичьему рту в страстном поцелуе.

– Габри, расскажи о своем детстве, – попросила Сабина, с трудом отдышавшись после жгучей ласки и решив сойти с опасной тропинки.

– Как ты меня назвала? – Шевалье хрипло рассмеялся и, резко повернувшись, встал на колени.

– Габри, – растерянно повторила девушка. – Я слышала, что так к тебе обращается Амори де Монфор, и решила последовать его примеру. А что, нельзя?

– Можно. Тебе можно все!

– Именно поэтому ты с первых дней многое мне разрешаешь? – намекнула на историю с Кретьеном Сабина, лукаво прищурившись.

– Могу себе позволить! – парировал Габриэль, и его слова были не дешевой бравадой, а ответом уверенного в своих силах человека.

Обильно разбавив вино водой, он поднес один из кубков Сабине, устроился на стоявшей рядом скамье и подложил под локоть бархатную подушку. Окончательно справившись с возбуждением, Габриэль с интересом продолжил:

– Что именно тебя интересует? По-моему, я уже не раз рассказывал о своем прошлом.

– Ты часто говоришь о времени, проведенном в замке Монфор. А вот о раннем детстве и о своем родовом гнезде почти не вспоминаешь. Тебе больно это обсуждать?

– Нет, отчего же? Детство у меня было самое обычное. После того как в младенчестве умер мой младший брат, я остался единственным ребенком в семье. Когда мне было семь лет, отец ушел с Симоном де Монфором в большой поход на Святую землю. Там он вскоре погиб, а его оруженосца Готье захватили в плен. Через некоторое время де Монфору удалось выкупить у сарацин верного Готье и отправить его домой.

– А что с твоей матушкой?

– Она воспитывала меня и вела хозяйство, пытаясь выпутаться из многочисленных долгов, которые отец наделал перед отъездом.

– И как, ей это удалось? – с интересом уточнила Сабина, ведь ее мать в сходной ситуации зашла в тупик.

– Поначалу было трудно. Помню времена, когда белый хлеб на столе был у нас настоящим праздником. Но потом ничего, матушка приноровилась и рассчиталась со всеми долгами. После появления в нашем доме хваткого Готье мы восстановили пошатнувшееся было замковое хозяйство, даже надвратную каменную башню умудрились отстроить. А после того, как возвратившийся из Леванта барон де Монфор на несколько лет освободил нас от налогов, наше поместье и вовсе стало приносить доход.

В этот момент в комнату без стука вошла служанка. С большого серебряного подноса она переставила на столик вазочки с вялеными финиками и инжиром и тарелку с горячими пирожками, политыми медом. Пожилая женщина обвела молодых людей подозрительным взглядом и, сухо поклонившись, неторопливо вышла. Зная, что тетя поручила старой няньке Аделаиды присматривать за ними, Сабина хотела возмутиться этой вопиющей бесцеремонностью, но, заметив усмешку Габриэля, сдержалась. Шевалье отошел к камину из белого мрамора и, беззвучно посмеиваясь, запустил руку в густые волосы на затылке. Сабина обожала этот трогательный жест, говоривший о смущении и не вязавшийся с его холодной самоуверенностью. Наконец служанка вышла, и девушка возобновила прерванный разговор:

– Готье сейчас жив?

– Да, он управляет моим поместьем и замком. – Габриэль поворошил кочергой прогоревшие поленья и, подбросив новые, вернулся на прежнее место. – У него не было семьи, потому-то он и прикипел к нам всей душой. Добрый, мудрый человек. Когда он вернулся из Леванта, я, десятилетний мальчик, уже давно нуждался в опытном наставнике. Отец успел посадить меня на лошадь и вложить в руку детский меч, однако всему остальному – преодолевать препятствия, повторять подсмотренные приемы рукопашного боя, запрыгивать на коня без помощи рук, стрелять из лука – я учился сам. Чтению и письму обучила меня мама, с ее же помощью я освоил латынь. Мы вместе перечитали почти все книги, имевшиеся в близлежащем аббатстве, настоятель которого был дружен когда-то с моим отцом: в голодные зимы отец не раз присылал в небогатую обитель лесную дичь из своих угодий, за что впоследствии благодарные монахи давали мне уроки математики, астрономии и философии. А вот всерьез научиться боевому искусству до возвращения Готье мне было не у кого. Оруженосец отца стал моим первым наставником. Кстати, в плену Готье помогал по хозяйству в одной мусульманской семье и немного выучил арабский язык.

– Так ты знаешь еще и арабский, – констатировала Сабина, помня о способностях своего возлюбленного.

– Ты, как обычно, преувеличиваешь, – заразительно рассмеялся Габриэль. – Я знаю лишь те слова, которые слышал от Готье.

Девушка улыбнулась, а затем, помолчав, продолжила расспросы:

– Ты раньше говорил, что мама умерла. А как давно?

Шевалье не всегда был щедр на воспоминания, и она спешила воспользоваться его разговорчивостью.

– Семь лет назад. И ровно столько же я не был дома.

– Она умерла от болезни?

– Да… Искала в заснеженном лесу заблудившихся крестьянских детей. Мама хорошо знала тропинки в наших угодьях, потому и вызвалась вместе с остальными прочесывать лес в поисках непосед. А после заболела и умерла.

Габриэль низко склонил голову и надолго замолчал, справляясь с нахлынувшими эмоциями, которыми многие годы ни с кем не делился.

– Прости, что своим любопытством причинила тебе боль. – Сабина села рядом на скамью и нежно погладила его по лицу.

– Ты приласкала меня, и неприятности разом исчезли! – сказал Габриэль с улыбкой и заключил девушку в кольцо своих сильных рук.

* * *

– Сеньор д’Эспри, вас незамедлительно требует к себе ее сиятельство!

Молоденький паж передал приказание, и в душе Габриэля колыхнулась тревога. Госпожа де Монфор частенько вызывала его к себе, но чтобы вот так срочно и официально?

Шевалье торопливо прошел на половину замка, которую занимала Алиса.

После того как Симон выбрал своей постоянной резиденцией Шато-Нарбонне, его супруга отважилась перевезти с Севера всех своих детей. Старшие – Амори и Ги – хоть и воевали, но находились рядом с ней, а вот двух младших сыновей и трех дочерей она видела так редко и очень по ним скучала. Но вот уже почти год они жили все вместе.

– Ваша светлость! – Шевалье низко поклонился графине, стоя в дверях кабинета.

– Перестань церемониться! Присаживайся!

Хорошо зная своего воспитанника, Алиса уловила иронию в его официальном приветствии и чересчур глубоком поклоне. Указав рукой на мягкие скамейки у окна, она приоткрыла ставни, впуская в комнату ласковые лучи мартовского солнца. Графиня устремила взгляд на укоризненно взиравшую на нее Тулузу в кольце полуразрушенных стен и тут же отвернулась.

– Я получила от мужа срочное послание. Он решил перейти Рону и атаковать Прованс.

– Чтобы напугать Раймонов?

– Скорее всего. Не думаю, что Симон решил всерьез подчинить себе Прованский маркизат. Он едва управляется с уже завоеванными городами, в которых то и дело вспыхивают мятежи. С его стороны это явно тактический ход, и на помощь ему пришло пополнение с севера Франции…

– И потому барону понадобился я! Ему необходимы опытные рыцари, хорошо знающие особенности этой войны и способные возглавить новичков.

– Ты всегда отличался острым умом! – Баронесса видела, что на лице Габриэля заиграли желваки. Ей очень хотелось поддержать его, но приказ мужа был для нее законом. – Насколько я понимаю, у тебя на весну другие планы. Ты собираешься жениться?

– Амори обо всем вам рассказал?

– Мой сын иногда делится со мной своими секретами, но чужими – никогда!

– Простите…

– Просто я не менее догадлива, чем ты, – рассмеялась Алиса, пытаясь разрядить обстановку.

– Когда нужно ехать? – спросил шевалье, не разделяя ее веселья.

– Сегодня, – ответила Алиса и, понимая, что огорчит молодого человека еще больше, уточнила: – Сейчас.

– Сейчас?! Но мне нужно хотя бы передать дела новому шателену крепости. Кто-то уже назначен на эту должность?

– Нет. Мой супруг считает, что замком я могу управлять и сама. Ты великолепно укрепил его за год, тщательно продумал расстановку дозорных на стенах и башнях, прекрасно вышколил гарнизон. Я постараюсь справиться…

Алиса хотела по-матерински прижать к своей груди голову Габриэля, такого беспомощного в своей растерянности, но сдержалась. Справившись с потрясением, рыцарь продолжил уже спокойней:

– Мне нужно попрощаться с Сабиной.

– Обязательно сделай это! И скажи ей, что все письма от тебя я буду передавать через своего пажа Гуго. Он смышленый и верный мальчик.

– Спасибо, госпожа, вы, как всегда, добры. Пойду отдам последние распоряжения. Вы со мной?

* * *

Последние распоряжения тем не менее заняли слишком много времени, и на то, чтобы проститься с Сабиной, у Габриэля оставались считаные мгновения. Он загодя послал к девушке Анри, чтобы тот известил ее обо всем. Даже молния, ударившая в дерево, под которым стоишь, не произвела бы более сильного потрясения.

Лишь баронесса де Лонжер обрадовалась подобному развитию событий. В конце зимы она, довольная, возвратилась домой – свадьба ее дочери прошла без сучка и задоринки. Жених и его щедрые подарки очень понравились Аделаиде, а оговоренная солидная «вдовья доля» обеспечит ее безбедную будущность. Судьба дочери была устроена. Оставалось позаботиться о Сабине.

На свадебных торжествах Агнесса познакомилась с бароном Арно д’Альбре, и тот проявил неподдельный интерес к ее образованной племяннице. Он, конечно, был уже немолод – около пятидесяти, но находился в прекрасной форме. Вполне подходящая партия для Сабины. Однако Агнесса любила племянницу и безмерно уважала шевалье д’Эспри, а потому решила не торопить события и пообещала дать ответ барону д’Альбре в течение года.

Несмотря на безграничную благодарность, которую Агнесса испытывала к д’Эспри, он совершенно не устраивал ее в качестве родственника. Шевалье столько раз спасал ее семью, а она не желает отдавать за него Сабину? Да, и мысль об этом очень мучила баронессу. Она не раз допрашивала себя с пристрастием: уж не зависть ли к племяннице руководит ее поступками? Нет, обыкновенная практичность! Она могла сквозь пальцы смотреть на отсутствие титула и скромный доход, но д’Эспри – враг, и после того, как вернется граф Тулузский, родство с северянином будет равносильно позору. И тогда в этом городе для нее не будет места. Вот этого честолюбивая баронесса де Лонжер не вынесет. А как же услуги, которые оказывал им шевалье? Что ж, она всегда принимала помощь от влиятельных мужчин. Да и разбивать вдребезги хрустальные мечты влюбленных молодых людей Агнессе не хотелось. Поэтому она решила ждать, терпеливо, как восточный мудрец. Капризная фортуна – вдвойне капризная у военных – укажет, что делать дальше.

Габриэль спрыгнул с коня у ворот и поймал в объятия Сабину, стрелой пролетевшую через двор. Забывшись, шевалье так крепко стиснул девушку, что металлические кольца хауберка, несмотря на несколько слоев ткани, безжалостно впились в ее тело. Но это было самое ничтожное из страданий, которые она сейчас испытывала.

– Родная моя, бесценная, ты только дождись меня, непременно дождись! Я вернусь, я везучий! Ради нашей любви я обману даже смерть, – торопливо шептал Габриэль, покрывая лицо девушки жадными поцелуями.

– Обязательно буду ждать! Всю жизнь, день за днем, я буду ждать только тебя! – клялась в ответ Сабина, заливаясь слезами, и, обхватив руками его голову, смотрела на него, пытаясь впитать в себя без остатка образ любимого. Ее сердце бешено колотилось и, обрываясь, падало в бездну.

– Господин, нам пора! – донесся с улицы негромкий, но настойчивый призыв Анри.

Задыхаясь, Габриэль в последний раз прикоснулся к драгоценным губам и, не оборачиваясь, исчез за воротами. Несмотря на тяжесть доспехов и горечь разлуки, он держался безукоризненно прямо. Идеальная осанка соответствовала его характеру: четкому, последовательному, дисциплинированному.

Агнесса проводила Габриэля взглядом из окна спальни и крепко прикусила кончик носового платка, чтобы не разрыдаться. А окаменевшая Сабина еще долго стояла посреди опустевшего двора, растерянно уставившись на закрытые ворота.

* * *

– У нас большая радость! – Баронесса де Лонжер вбежала в гостиную и закружилась по комнате, словно юная девочка.

– Письмо от Габриэля? – вскочила Сабина, уронив на пол пяльцы; на полотне не было ни единого стежка.

У нее уже вошло в привычку делать вид, будто она вышивает, в то время как все ее мысли были о возлюбленном. Последние полгода редкие послания от шевалье были для нее единственной радостью. Его письма, зачитанные, зацелованные и залитые слезами, с неизменными «люблю», «жди», «я скоро вернусь», хранились в шкатулке, стоявшей в изголовье кровати, будто самая большая драгоценность.

– Нет. – Агнесса опешила и резко остановилась. – Впрочем, скоро ты увидишь своего шевалье.

– Откуда вам это известно? – Девушка поняла, что слишком отдалилась от реальности и упустила важные события.

– Граф Раймон в городе! Его войско в тумане форсировало Гаронну и сейчас через Саленские ворота входит в Тулузу. Собирайся немедленно, мы будем его приветствовать![42]42
  Это произошло 13 сентября 1217 года.


[Закрыть]

– А при чем тут Габриэль?

– Ну как же? – взвизгнула баронесса. – В Нарбоннском замке – семья Симона де Монфора! Северян, не успевших укрыться за его стенами, уже перебили на улицах города. Симон не бросит в беде даже последнего пехотинца, а тут – родные дети! Алиса наверняка уже отправила к мужу гонца с письмом. Ураганный ветер в сравнении с продвижением войска барона покажется легким бризом. Скоро Монфор будет здесь, а с ним явится и твой ненаглядный!

– Тетя, зачем вы так? Шевалье сделал для нас столько хорошего. – Сабина чуть не плакала от обиды и растерянности.

– Извини, племянница, я перегнула палку! Просто тут такое событие, а ты со своими переживаниями! Тулузцы потеряли голову от восторга. Слышишь эти крики, пение рожков, бой барабанов? Кстати, Раймон облагодетельствовал нашу семью.

– Я помню об этом и искренне рада возвращению славного графа в Тулузу.

Девушка лукавила. Она очень уважала старого Раймона де Сен-Жиля, да к нему и нельзя было относиться иначе, но мысль о том, что ее возлюбленный находится во вражеском стане, отравляла ее радость. Сабина оказалась меж двух огней.

Понимая, что его враг скоро примчится за своей семьей, Раймон приказал срочно укреплять город. Впрочем, в приказах никто не нуждался. Горожане, от виконтов и баронов до ремесленников и слуг, вышли с заступами и кирками на окраины Тулузы. Круглые сутки, по ночам при свете факелов, они возводили укрепления, копали рвы, ремонтировали разрушенные стены. К появлению Симона – а он шел стремительным маршем – фортификационные сооружения были восстановлены. Помимо армии, которую привел с собой Раймон, все мужское население Тулузы, в том числе и слуги Агнессы, превратилось в боеспособное ополчение.

Симон де Монфор с ходу попытался взять непокорный город мощной атакой, но беспощадный отпор – град камней и ливень стрел – опрокинул его конницу. Во время неудачного штурма барон понес значительные потери, особенно среди ближайшего окружения. Однако опытный воин не отступил. Началась планомерная осада Тулузы.

– Госпожа, там какой-то грязный уличный мальчишка просит его принять. – Камеристка не скрывала брезгливости. – Мы пытались его прогнать, но он оказался очень настырным.

– Приведите его, – бросила Сабина, и от тревожного предчувствия, не покидавшего ее последние дни, у нее засосало под ложечкой.

В дверях появился подросток в перепачканной рваной рубахе и разодранных штанах. На лице у него багровел кровоподтек, руки были счесаны в кровь. Сабина едва узнала всегда такого опрятного пажа Алисы де Монфор, приносившего ей письма последние полгода.

– Гуго! Что случилось?

– Простите за маскарад. Переоделся в лохмотья простолюдина, чтобы пробраться к вам, да по дороге подрался с уличными мальчишками…

– Тебе нужна помощь? Позвать лекаря?

– Чепуха… У меня плохие вести.

– Ты принес письмо?

– Нет. Госпожа Алиса прислала меня с устным сообщением. В первом бою были ранены их сын Ги, брат барона Ги и шевалье д’Эспри.

Сабина резко поднялась со стула, но у нее тут же подкосились ноги, и она снова рухнула на сиденье. Горло перехватило спазмом, стало нечем дышать. Гуго, так и не дождавшись вопроса, продолжил:

– Габриэль пострадал сильнее всех: его ранило камнем в голову и стрелой в ключицу. Расплющенный шлем смог снять с его головы лишь кузнец; рана под ним оказалась очень серьезной.

Наконец рыдание прорвалось наружу и девушка зашлась в душераздирающей истерике. На ее крик прибежала Агнесса, и Гуго повторил ей свой рассказ.

– Я к нему, – немного придя в себя и вытирая обильно текущие слезы, сдавленно прошептала Сабина.

– Шевалье нет в замке. Вчера вечером мадам Алиса отправила его вместе со своим сыном Ги в аббатство близ Ле Пюи. Говорят, там выхаживают даже тяжелораненых.

– Габриэль просил мне что-нибудь передать?

Гуго скорбно покачал головой:

– Он без сознания.

– А деньги? Путь ведь неблизкий! – Потрясение Сабины сменилось лихорадочным возбуждением.

– Не беспокойтесь, моя госпожа дала ему достаточно денег. Да Амори, сняв с руки перстень с большим рубином, попросил брата Ги, которому арбалетный болт попал в бедро, позаботиться о его друге.

Юноша ушел, наотрез отказавшись от помощи. Агнесса еще долго утешала рыдающую Сабину. Несмотря на то что баронесса считала Габриэля неподходящей партией, ее душа изнывала при виде искренних страданий племянницы.

* * *

Между тем осажденная Тулуза продолжала укреплять оборонительные сооружения, пополняя запасы продовольствия и ожидая помощи от Раймона Молодого. Полностью изолировать огромный город, расположенный на берегу широкой реки, силами незначительной армии де Монфора было невозможно. По воде регулярно поступали припасы и возвращались люди, изгнанные когда-то Симоном из столицы. Зимой военные действия свелись к коротким стычкам, беглым вылазкам и наблюдению друг за другом.

Через месяц в дом баронессы де Лонжер вновь явился Гуго. Передвигаться между городом и Нарбоннским замком стало крайне опасно, но Алиса де Монморанси, зная о терзаниях юной возлюбленной Габриэля, решила поддержать ее добрым словом.

– Что-нибудь известно? – Сабина ворвалась в гостиную и схватила юношу за плечи.

– Новостей нет, но госпожа просила передать, что в скором времени отправится в Париж и по дороге разузнает о судьбе раненых. Она обязательно вам напишет. – Юноша заметил, как в глазах осунувшейся девушки погасла вспыхнувшая было надежда, и ему захотелось ее подбодрить. – Все будет хорошо, я уверен. И вы верьте.

Сабина слабо улыбнулась. Она поняла: в томительной неизвестности пройдут месяцы. Поблагодарив пажа за храбрость и теплые слова, она попросила его сказать спасибо Алисе за заботу. Однако Гуго не передал ее слов: на подходе к замку шальная стрела пронзила его грудь.

Тоскливое ожидание оказалось лучше новости, которая пришла в их дом в середине зимы. В ожидании была надежда, теперь ее не стало. В обещанном письме Алиса коротко сообщила, что до аббатства близ Ле Пюи Габриэль не доехал. Его похоронили в какой-то крохотной обители.

Мир Сабины в одночасье рухнул, и вокруг нее образовалась пустота – мрачная, холодная, безжизненная. Не было даже слез: ошеломляющая боль выжгла все чувства разом, а обледенелая, подобно оконному стеклу, душа источала лишь тонкие ручейки влаги, которые мелкими каплями заполняли ужасную черную дыру внутри.

Друг за другом потекли безликие дни и месяцы.

В начале весны неугомонная Алиса де Монморанси привела с севера значительное подкрепление, состоящее в основном из фламандцев. Не надеясь на помощь Филиппа Августа, относившегося к альбигойской войне неблагосклонно, баронесса напрямую обратилась к своему отцу – коннетаблю Франции, и тот ей помог. Тулуза запаниковала. Однако в апреле прямо на глазах у осаждающих в город вошел Раймон-младший с небольшой, но хорошо обученной армией. Горожане высыпали на улицу, встречая доблестного наследника графства, и их ликующие крики были слышны в округе за много лье. Радостный колокольный перезвон весь день плыл по небу, а ночь утонула в веселых звуках песен, виол, заливистом смехе рожков и колокольчиков. Раздраженные северяне издали наблюдали за тем, как у костров пляшут молоденькие девушки.

При виде столь искреннего восторга воины де Монфора растерялись. Сам Симон впал в тоскливую апатию и, казалось, искал смерти. Однако порядок в его лагере, основанный на личной преданности воинов, не пошатнулся. Кровопролитная осада продолжалась. В начале лета построенная по приказу де Монфора гигантская катапульта на колесах, прозванная впоследствии Кошкой, стала стрелять по городским кварталам. Огромное ядро попало в сад Агнессы и полностью разрушило мозаичный бассейн, осколками которого ранило садовника, ковырявшегося в земле неподалеку.

Но окаменевшая Сабина ничего не замечала. У нее не было мыслей. Даже во снах Габриэль не являлся ей. Ночи были наполнены неясными кошмарами без начала и конца, и девушка просыпалась с криком. Но и тогда дежурившая в спальне камеристка не видела слез у нее на глазах. Сабина, словно тень передвигавшаяся по дому, аккуратно выполняла поручаемую ей работу, выходила к столу, сидела по вечерам в гостиной, вежливо отвечала на вопросы окружающих. Но на самом деле она отсутствовала! От девушки остались лишь оболочка, укутанная в траурные одежды, и безжизненный взгляд мраморного изваяния. Мучительное горе медленно накапливалось в ее душе.

– Сегодня возле Сен-Серненских ворот убили Симона де Монфора. Камнем, выпущенным из требюшета, ему снесло половину черепа, – сказала как-то Агнесса, надеясь, что хоть эта новость выведет ее племянницу из апатии.

– Ужасная смерть в ужасной войне, – равнодушно пожала плечами Сабина, лишь в глубине ее глаз промелькнула горькая усмешка, вызванная трагическим совпадением.

Агнесса не на шутку тревожилась за душевное здоровье своей подопечной, а та отсутствующим видом все больше напоминала свою покойную мать.

Мадлен последние годы явно была не в себе; говорят, это передается по наследству.

После смерти предводителя деморализованная армия, окончательно растерявшая боевой дух, терпела одно поражение за другим. Возглавивший войско Амори вскоре снял осаду и отступил к Каркассону, где и похоронил своего отца. Тулуза торжествовала.

– Девочка моя, давай прокатимся верхом?

Агнесса с нарочитой веселостью подвела племянницу к томившимся в стойлах лошадям и с чувством похлопала их по мускулистым крупам. Она изо всех сил пыталась вернуть Сабину к жизни и потому решила сыграть на ее любви к конным прогулкам.

– Осада снята. Думаю, мы можем рискнуть и выехать за город.

– Как скажете, тетя, верхом так верхом, – равнодушно согласилась Сабина.

Однако во время прогулки – так было угодно судьбе – они оказались в роще, где два года назад Габриэль впервые объяснился Сабине в любви. Девушка дернулась в седле, резко схватилась за горло и, переждав спазм, тяжело спешилась возле памятных деревьев. Камеристка хотела последовать за госпожой, но властная рука Агнессы удержала ее.

– Не мешай, – еле слышно прошептала она служанке и приложила палец к губам, призывая хранить молчание.

Сабина, покачнувшись, обхватила ствол молодого бука и медленно сползла по нему на траву. Волна горя, поднявшаяся из глубины ее души, наконец-то выплеснулась наружу, Жалобное рыдание было слышно далеко вокруг.

– Слава Всевышнему! – с облегчением выдохнула Агнесса, вытирая слезы, градом катившиеся по щекам. – А я-то решила: все, она тронулась умом.

Баронесса то и дело осеняла себя крестным знамением, шепча слова благодарности Господу, и камеристка, желая сделать хозяйке приятное, вторила ее движениям.

Поплакав, Сабина ожила. Во всяком случае, Агнесса перестала замечать в глазах у племянницы мертвое безразличие и потому в середине осени решилась на разговор о ее замужестве.

– Сабина, девочка моя дорогая, я глубоко тебе сочувствую и скорблю о смерти Габриэля, ты ведь знаешь, я очень его уважала. Однако, как ни банально это прозвучит, жизнь продолжается! Тебе уже восемнадцать лет. Пора выходить замуж. Положенный год траура миновал. Через пару лет ты станешь старой девой, и что тогда, монастырь?