Текст книги "Будущее сегодня. Как пандемия изменила мир"

Теории заговора

Каждая вирусная эпидемия, от ВИЧ до Эбола, вызывает всплеск теорий заговора на тему её «рукотворного» происхождения. Но в этот раз волна конспирологии, пожалуй, самая мощная. Есть масса вопросов и совпадений, которые заставляют задуматься. Начнём с того, что первоначальный очаг эпидемии возникает в городе, где находится одна из ведущих лабораторий вирусологии в мире. Но опять же, вытекает ли одно из другого? Алексей Аграновский считает, что совпадение – иногда просто совпадение и ничего не доказывает: «Да, есть лаборатория. Но вот Скрипалей отравили непонятно чем. Рядом с городом, где они имели удовольствие проживать, находится крупный центр, который, в том числе, занимается химическим оружием. Следует из этого, что их отравили британцы? Сомневаюсь. Как и в том, что их отравили российские спецслужбы. Мне кажется, это какая-то третья сила. В Ухане на рынке содержатся панголины, летучие мыши, их забивают, люди всё время находятся в контакте с частицами кожи животных, помётом, с кровью и мясом, отсюда больной номер «ноль» мог получить коронавирус. Скорее, чем из лаборатории».

С ним согласен и Михаил Фаворов, который «ре-комбинировал» две основные теории, про институт и рынок, в одну: «В голодные годы в восьмидесятые, вы что думаете, мои аспиранты кроликов после опытов выбрасывали на помойку? Есть было нечего, а кролики такие хорошие, упитанные. На них изучали антитела, рецепторы, а потом их готовили и ели. Так что если эту мышь потом съели, я бы не удивился. Для меня как для эпидемиолога вполне логично предположить, что утечка – из института. Вирус утёк естественный, который там был, с которым они работали, но утёк он с помощью какого-то низкого уровня обслуживающего персонала, который вместо ликвидации заражённой мыши, например, вынес её, продал на базар и остался собой весьма доволен. Вирус естественный, но и утёк он естественным путём».

Кстати, американская комиссия, побывав с проверкой в Уханьском институте в январе 2018, забила тревогу и направила по дипломатическим каналам целых два сообщения о недостаточных стандартах безопасности и проблемах с утилизацией отходов. Но, по словам Сергея Нетёсова, и эту информацию нельзя засчитать в пользу теории заговора: «Я был в составе двух групп при международном открытии новых лабораторий. Не буду говорить, в каких странах. Я везде нашёл недостатки, и часть из них была исправлена в течение двух месяцев. Это обычная ситуация. Всегда вызывают такую группу экспертов, которая проверяет и говорит: эту, например, мебель надо выкинуть, потому что тут дерево открытое, а оно абсорбирует вирусы. Такие комиссии создают, чтобы незамыленным взглядом помочь найти недостатки. Да, в Ухане были серьёзные недоработки, но, с другой стороны, коронавирус – вирус не четвёртого уровня биологической безопасности, третьего (по международной классификации). Правда, при работе с рекомбинантами надо уровень безопасности повышать, а учёные к этому не всегда относятся с большой радостью. Потому что в условиях четвёртого уровня биологической безопасности вы должны работать, как космонавт, носить специальные костюмы со скафандрами и независимой подачей воздуха и правильно обрабатывать твёрдые и жидкие отходы».

Есть и совсем уж конспирологические теории, например, про шантаж вирусологов. В сентябре 2019 года закончилась пятилетняя программа финансирования PREDICT («Предикт» – международная исследовательская программа в области эпидемиологии, финансируемая на гранты правительственного агентства США USAID. Изначально запущена в 2009 году в рамках программы Emerging Pandemic Threats (Зарождающиеся пандемические угрозы)). Этот проект изучал коронавирусы. 18 октября 2019 года университет Джона Хопкинса при участии Всемирного экономического форума и Фонда Билла и Мелинды Гейтс провели пандемические учения под названием «Событие 201». Они смоделировали эпидемию со сбежавшим вирусом, от которого в мире умрёт предположительно 65 миллионов человек, после чего попросили ещё миллион двести тысяч долларов на продолжение исследований, но им отказали. И после этого «Событие 201» вдруг реально наступает! Неужели есть шанс, что утечка вируса – это такой способ сбора средств на исследования? Вроде как, смотрите, что будет, если не дадите нам финансирование?

Здесь люди из науки тоже чётко и научно отвергают конспирологию. Они объяснили, что все эти разоблачительные статьи выхватывают часть информации из контекста, чтобы произвести сенсацию. Сергей Нетёсов рассказал, что программа «Предикт» не упиралась в один коронавирус: «Там были и вирусы гриппа, вирус Зика, вирус Чикунгунья. Последний охватил страны Средиземноморья, южные части Европы. Он, судя по всему, придёт и на побережье Чёрного моря. На самом деле, было логично провести учения именно на коронавирусе. И это правильно. Но вот то, что всё так совпало… Люди обрезали части истории. “Предикт” изучал не один вирус, учения были основаны на предыдущем опыте и, вообще говоря, надо было заострить внимание на коронавирусе в любом случае».

Беги, вирус, беги!

Если копнуть немного глубже, теории об утечке не так уж безосновательны. История знает многочисленные случаи утери биоматериала по халатности в разные времена и в разных странах. Приведу несколько примеров.

• SARS-CoV-1 впервые «сбежал» летом 2003 года в Сингапуре, потом в декабре 2003-го на Тайване, а весной 2004-го дважды «утекал» в Пекине.

• Во Франции лаборатория как-то потеряла пробирки с САРС.

• В США в Вашингтоне в старом холодильнике несколько лет назад нашли пробирки с вирусом натуральной оспы.

• В Техасе учёный случайно выбросил пробирку с вирусом венесуэльской геморрагической лихорадки.

• В центрах по контролю и профилактике заболеваний США в 2014 году произошла ошибка, связанная с вирусом Эбола, сибирской язвой и смертельным штаммом птичьего гриппа. Тогда же военная лаборатория в США по неосторожности отправила живые образцы сибирской язвы в почти двести лабораторий по всему миру.

• В ноябре 2019 года в Ланьчжоу сразу в двух исследовательских центрах произошла вспышка бруцеллёза.

Я вот перечисляю, и меня охватывает ужас, как вообще такое возможно. В мире всего около пятидесяти лабораторий с четвёртым уровнем безопасности, примерно в десятке стран. Эти здания герметизированы, давление внутри должно быть ниже внешнего, персонал весь в комбинезонах, воздух обновляется двадцать пять раз в час, по периметру колючая проволока и видеонаблюдение. Эти научные центры напоминают скорее секретные военные объекты. И всё равно случаев утечки избежать не удаётся. Но учёные на то и учёные, чтобы на всё иметь свои объяснения. Нетёсов рассказывает, почему так происходит: «Самые частые утечки, когда сотрудник заражается во время работы и об этом не подозревает. Думает, что это была небольшая техническая ошибка. А потом выясняется, что он заболел, ходил домой, общался с родственниками, и тут всё начинается. Хорошо, если он знает об аварии и сразу сообщил начальнику».

И ведь действительно, человеческий фактор никто не отменял, он сыграл свою роль во многих катастрофах. Как часто выясняется впоследствии, в ходе расследований фантастических теорий, что всё дело – в нелепой ошибке сотрудника. Ольга Ускова согласна, что в данном случае проблема скорее в персонале: «Я думаю, что шло исследование биологических препаратов, может быть, оружия, неважно, и поскольку всё-таки этим занимаются живые люди, то не бывает стопроцентной безопасности. Здесь, я думаю, была утечка, но не намеренная, потому что намеренная выглядела бы по-другому. А так все страдают, и те, у кого произошла утечка, и те, на кого, возможно, она была направлена… Когда люди начинают играться в серьёзные технологии, всё равно, в какой зоне науки, будь то вирусология, искусственный интеллект или квантовая физика, то любое несерьёзное отношение к последствиям может привести к финальной катастрофе».

Никогда такого не было, и вот опять

Для мира вспышка Ковид-19 стала неким «чёрным лебедем», крайне неожиданным событием. Но вот для самих вирусологов, судя даже по публикациям самой Ши Чжэнли, это было вполне прогнозируемым сценарием. Сергей Нетёсов говорит, что на коронавирусы как-то незаслуженно не обращали особого внимания, хотя они были в списке тех вирусов, которые вызывают острые респираторные инфекции. Но диагностику мы на них разработали совсем недавно, лет десять-пятнадцать назад, а стоило это сделать намного раньше.

Причём учёные предупреждали не столько о возможных утечках, сколько призывали первым делом закрывать рынки диких животных, потому что именно оттуда может начаться эпидемия. И главный акцент всегда делался на неподготовленности к эпидемии, отсутствии финансирования исследований и разработок.

Неожиданно вспоминается история с Джорджем Бушем-младшим. Во время летнего отпуска на ранчо он прочитал книгу «Великий грипп» Джона М. Барри и сильно впечатлился. Вернувшись в Белый дом, он убедил свою команду, что страна должна быть готова к эпидемии такого масштаба. Даже сказал, что не важно, если эпидемия «выпадет не на его президентский срок». Его предложение вызвало массу возражений, но после долгих дебатов правительство всё же обнародовало программу на семь миллиардов долларов, чтобы подготовить США к пандемии. Увы, шёл 2005 год, война в Ираке, и команду Буша-младшего куда больше беспокоили проблемы терроризма, со всеми вытекающими, поэтому группу, созданную оперативно реагировать в случае эпидемии, вскоре закрыли. А теперь представьте, насколько другая могла быть картина в Америке сегодня, если бы эту программу реализовали. Америка летом 2020-го занимает первое место по заражённым и смертности от коронавируса.

Скептики утверждают, что мир совершенно не застрахован от повторения случившегося, и теперь нам стоит ждать вспышек таких вирусных инфекций чуть ли не ежегодно. Какие выводы сейчас сделает научное сообщество и правительственные организации? Ограничат ли исследования этих смертельных вирусов, или наоборот, начнут их активно финансировать?

Сами учёные видят выход из ситуации только в изобретении вакцины. Причём не только от Ковид-19. Сергей Альховский даже сказал, что ничто не мешает разработать вакцину против всей группы коронавирусов: «Процесс занимает два-три года. Просто сейчас люди сосредоточены на решении сиюминутных необходимостей, а вот так, более глобально, пока ещё вопрос не ставится, но имеет смысл его поставить. И провозгласить ликвидацию зоонозных коронавирусов в человеческой популяции, как ликвидировали оспу в семидесятых годах путём массовой вакцинации».

Поговорив со всеми учёными и прожив четыре месяца в «ковидной» реальности, я понимаю, что вакцину изобретут, но её ещё надо будет как-то испытать.

Я точно первой не побегу прививаться, потому что не знаю, какие у неё могут быть отложенные эффекты.

Мы все согласны, что рано или поздно коронавирусом переболеет всё человечество. Другое дело, что надо максимально оттягивать этот момент. Чем дольше ты не заражаешься, тем легче будет протекать болезнь.

Это не научный факт, но, по моим наблюдениям, друзья и знакомые, кто заразился позже, болеют легче.

Вирус так или иначе мутировал и уже не даёт такие серьёзные осложнения, как раньше. Если какие-то мои приятели два месяца назад лежали в больницах, у них было поражено семьдесят процентов лёгких, то сейчас, те, кто инфицирован, просто со слабостью без температуры лечатся дома.

Как изменился мир

А пока учёные разрабатывают вакцину, человечеству приходится существовать в новой парадигме. Я пошла путём от общего к частному и сначала решила разобраться, почему пандемию сравнивают с Третьей мировой войной, как изменился экономический ландшафт и что теперь будет с процессом глобализации.

Очень хорошо сказал мой друг экономист Челль Нордстрём, что мы сейчас находимся в сердце урагана, окаменевшие, как в замедленной съёмке, наблюдаем громадную волну, которая катится прямо на нас. Хотелось бы избежать пафоса, но это идеальное затишье перед идеальным штормом. И пока нас всех не накрыл девятый вал, это и есть та самая точка, то время, в котором надо нащупать почву для новых правил игры. Или, как минимум, вывести свои.

Хотя реальные последствия начнутся только к концу 2020 года, а я пишу эту книгу в то время, когда эпидемия только достигает пика, весной, в этом большом разделе книги описана картина мира, которая сформировалась в нашем коллективном сознании, пока мы ожидаем удара.

Я уверена, что это кризис масштаба, которого не видело ни одно из ныне живущих поколений. Татьяна Черниговская тоже считает наше время совершенно необыкновенным: «Было ли в истории человечества что-нибудь похожее? Вы можете сказать, что была чума, холера, испанка, и вообще, много чего происходило, например, вымирание видов. Но тут такая мощная единая, несмотря на все разницы и все возражения, цивилизация, цивилизация технологическая, цивилизация скоростей, когда все везде ездят, когда ты уже сам не знаешь, куда ты летишь, – и вдруг из-за дьявольской заразы рухнула разом».

У российского экономиста Александра Аузана схожие ощущения: «Мы неожиданно и очень быстро вступили в новый исторический период, и не только в стране, но и в мире. Что-то останется, а что-то переменится радикально. Важно угадать, что конкретно. Мы знаем кризисы циклические, конъюнктурные, финансовые, трансформационные, как наш кризис девяностых годов… Такого типа кризиса мы точно не видели».

Свой-чужой

Впервые за последние сто лет война происходит не между странами, а между человеком и вирусом. Предположительно, нет на карте мира точки, которую не настиг бы этот незримый враг. Мы живём в ситуации полной неопределённости, где каждому правительству приходится принимать трудные решения, практически вслепую. Нет прецедентов, к которым они могли бы апеллировать.

Главный вопрос – сможем ли мы выступить единым фронтом? Станем настоящими союзниками или «на войне как на войне» – каждый за себя?

Я поговорила с митрополитом Тихоном (Шевкуновым) накануне Пасхальной службы. Это была достаточно сложная беседа. Впервые за много лет Пасхальная литургия проходила без прихожан, что подчёркивает болезненность момента для всех нас: «Мир сейчас без преувеличения встал на защиту людей, каждая страна бережёт своих граждан от тяжелейшей болезни. Враг человечества появился неожиданно, и мы не знаем последствий, не понимаем, как люди будут расплачиваться. Но уже сейчас видим огромные экономические и политические проблемы». Он совершенно точно подметил, что мы боремся вместе против невидимого врага. Но, с другой стороны, это дико разобщает, ведь появляется страх перед чужим. Закрываются области, города, дома. Две тенденции существуют в противовесе. Да, мы все хотим победить пандемию, но что делать со страхом даже перед членами собственной семьи, когда они покидают дом? Приведу простой пример. Никто из россиян не хочет, чтобы в его город приезжали москвичи, потому что Москва – центр пандемии в России. Это естественная реакция самозащиты, но надо с этим что-то делать, потому что она может перерасти в гораздо более серьёзные проблемы ксенофобии. Александр Аузан заметил, как тает социальное доверие: «Заметьте, мы стали бояться друг друга. Нам же говорят, что может быть вторая волна, может быть третья. Привычка пожимать руки, видимо, надолго ушла. А уж обняться с друзьями – каждый раз думаешь. Безусловно плохо, что перед такой угрозой человечеству мир не предпринял никаких попыток к объединённым действиям. Это трудно объяснить».

На глобальном уровне есть два решения, если говорить простым языком: давайте сидеть в изоляции и не пускать никого чужого или давайте создадим мировое правительство и, объединившись, победим пандемию. Мировые столицы мечтают открыть границы, чтобы к ним вернулись туристы, но и боятся последствий. Снова засесть на карантин страшнее, чем потерять важный сектор экономики. А они теряют много. Пандемия означает временный конец массовых и спортивных мероприятий, концертов.

Нордстрём считает, что странам необходимо изолироваться. Каждый регион и каждая страна должны отвечать только за себя. Его главная идея в том, что при желании кооперация возможна, но большой вопрос, необходима ли: «Я считаю, что принцип, который надо применить мировым властям для выхода из кризиса, – субсидиарность, его практикует католическая церковь. Это означает совещание на высшем уровне только в тех вопросах, которые не могут быть решены локально. То есть руководствам стран нужно объединяться, когда они сами уже не справляются. Я верю в этот принцип по простой причине, с ним система как организм адаптируется быстрее. Звучит мощно, иметь мировую скоординированную организацию, но на практике я не уверен, что это нужно».

Принцип субсидиарности хорошо разъясняет его коллега и, кстати, хороший друг, Нассим Талеб: «Позвольте объяснить, что произошло. Если посмотрите на реакцию на вирус, то чем ниже порядок единицы, тем более ответственно она действует. Так, город Атланта, желая ввести масочный режим, действует куда грамотнее, чем штат Джорджия. Города Италии действуют гораздо эффективнее, чем центральное правительство. В условиях этой пандемии действенность демонстрирует низовой подход. В эпоху Возрождения (а она наступила после «чёрной смерти») города, когда возникала угроза, сами закрывали свои ворота. И те, кому хватало «паранойи» закрыться раньше, избегали и чумы, и других болезней, которые приходили позже. Город закрыт: ни войти, ни выйти. Или выйти можно, но обратно уже не войти. Я хочу сказать: чем выше порядок единицы, тем хуже. Кто наверху? Самая некомпетентная организация в истории – Всемирная организация здравоохранения. Мне нравятся низовые структуры, я сторонник локализма и субсидиарности. Иными словами, на уровень выше есть смысл подниматься, только если проблему не удаётся решить на местном уровне. Вооружёнными силами, дипломатией и тому подобным, хорошо, пусть занимаются на высшем уровне. Дипломатия – это не уровень деревни. Но водо– и электроснабжение, а также обеспечение базовой безопасности, такой как карантинные меры, оставьте в ведении населённых пунктов. Некоторые итальянские города решили закрыться для посторонних, другие были открыты. Пусть состязаются – кто лучше справится с потоком случайных событий. Это подводит людей к пониманию локализма».

Нордстрём считает, что человечество и так способно на абсолютно выдающиеся вещи в плане консолидации, если наступают экстремальные условия. «Начнём с авиасистем, которые абсолютно скоординированы. Границы и стандарты безопасности соблюдаются везде. Внутри страны у вас могут быть свои, но на международном уровне мы сотрудничаем. И за многие годы войн и катастроф мы показали, что можем это делать успешно. В области метеорологии, как только есть малейшая вероятность, что будет цунами, страны тоже делятся информацией».

Я не настолько, как мой шведский друг, уверена, что человечество сможет консолидироваться, когда это будет нужно. Ведь война всегда – про выживание. Конечно, бывает, что у тебя есть союзник, с которым ты хочешь вместе победить врага. Но наш враг невидимый, и никто не знает, как с ним бороться. На обыкновенной войне ты стреляешь в человека, или он в тебя, ты знаешь все риски и вводные, а тут нет ни оружия, ни иммунитета, ни истории борьбы. А как мы можем консолидироваться, когда не знаем, как бороться и с кем бороться?

За последние три-четыре месяца я не увидела масштабных примеров взаимопомощи между странами. Да, были единичные случаи, когда в Италию посылались маски, например, но кто их послал? Русские, китайцы и кубинцы. Ни одна европейская страна даже пальцем не пошевелила.

А что происходит с Америкой? Как сказал Джеффри Сакс, США не придерживается политики кооперации: «Мы буквально на пороге новой холодной войны, в этот раз с Китаем. Это самое нелепое, что можно себе представить! Я вижу сильную раздробленность».

Ускова тоже считает эти факты показательными: «Консолидация стран сейчас невозможна. Меня всё время обвиняют в некоторой агрессивности, но это не агрессивность, а констатация ситуации. Реально сейчас идёт война. И во время эскалации разработок в ядерной физике, когда атом расщепили, тоже была мировая война, и сейчас она идёт. А во время войны стороны не могут консолидироваться. Видимость, что все друг другу братья, рассыпается об экономический интерес. А дискуссии по этому поводу носят фарисейский характер. Вот говорят, что человечество, закрывая бизнесы, сделало выбор в пользу жизни человека вопреки экономике. Но, на самом деле, развитые страны реально сделали бы выбор в пользу жизни человека, если консолидировались по решению в вопросах с вакциной. А вот это вот всё – экономические игры. Те, кто первый разработает вакцину, снимет самые сливки. Посмотрите, когда американские ребята перехватывали у трапа китайские маски, которые отправлялись в Европу. Не было там никаких вопросов, что все братья. Каждый спасал свою страну и решал свои вопросы. Как прыгали по всему миру цены на тесты? Количество мародёров зашкаливает! Чем война характеризуется? Возникают герои и возникают мародёры. Резкая эмоциональная поляризация».

При этом, если мы говорим не об абстрактном сотрудничестве, а о вполне конкретном, совместной разработке вакцины, что мы увидим? Опять каждый за себя. Константина Новосёлова как учёного сильно заботит разобщённость стран: «Мы провозглашали уже несколько десятилетий и радовались, что мир становится единым, и вдруг оказалось, что это не так. Как только появляется какая-то опасность или что-то меняет привычный ритм жизни, вся эта когерентность куда-то пропадает. Люди прячутся в свои норы, это видно на примерах отдельных индивидуумов, на взаимоотношениях человек-человек, человек-государство или государство-государство. Каждый остаётся один на один с проблемой и привычными, на самом деле, методами мы как-то справляемся. Я часто нахожу, что человеком движут примитивные эмоции, поэтому на фундаментальном уровне капитализм победил социализм. Люди доверяют больше всего себе, близким, чуть-чуть государству и совсем не доверяют другим государствам. Иерархия доверия чётко отразилась в том, что мы видим во время пандемии. Я в этом провозглашаю человеческую природу, а не политический строй».

Сложно понять, кто прав, а кто нет. Это беспрецедентный случай, и, конечно, хорошо бы всем объединиться. Но есть и логика в противоположных суждениях. Объединяться для борьбы вокруг чего-то привычного, – это одно, а объединяться, когда ты не знаешь, что лучше, как в случае вакцины, если каждая страна будет разрабатывать её по отдельности или все вместе, – совсем другое.

Мы же не знаем, что можно, что нельзя, какие способы точно не оправдали надежды, а какие стопроцентно сработают. Консенсус требует времени. Когда десять человек должны принять одно консолидированное решение, нужно выслушать мнение каждого. А по отдельности можно не тратить на это драгоценные часы. Когда ты разрабатываешь вакцину совместно, нужно согласовать общие положения. То же самое с международным сотрудничеством в борьбе с пандемией. Надо будет прописывать правила игры и согласовывать их с каждой из стран. Может, действительно, на начальных этапах имеет смысл бороться сперва по отдельности, выводить собственные формулы, а уже с готовыми решениями садиться за стол переговоров.