Текст книги "Красная верёвка. Рассказы"

Всё портила сущая мелочь. Пока дело касалось флирта и проникновенных разговоров, оба были на высоте. Но стоило ей завести речь о том, что в туалете у неё течет всё сильнее и неплохо бы вызвать сантехника, как Геннадий становился лукав и чуть ли не по-женски увёртлив. Он упирал на какой-то «факультатив», из-за которого вынужден возвращаться домой глубоко после закрытия РЭУ. Это была гнилая отмазка – на стишки и прочую лирику ему времени хватало. – Галочка, да поймите же вы, я не могу подвести учеников! На носу экзамены!!! И потом, Галочка, ведь у меня же всё сухо! – «Всё сухо» – был его главный аргумент. Уверяя, что она «по-женски преувеличивает», он предлагал «Галочке» подняться к нему и «пощупать всё собственными ручками», – на что та, зная, что мужчине нельзя отдаваться слишком быстро, ни разу не согласилась.

Её таз с каждым днём переполнялся всё быстрее, и она понимала, что скоро будет не в состоянии сдерживать натиск воды.

Может быть, он просто выдаст ей дубликаты ключей, а сам идёт себе на все четыре стороны? Но тут Геннадий, такой скользкий и вкрадчивый, когда ему это было нужно, становился жёсток и непреклонен. Да нет, ей-то он доверяет полностью, абсолютно, как самому себе («Как вы можете сомневаться, Галочка?!») – зато совсем не доверяет мускулистым парням из РЭУ, любому из которых не составит труда скрутить беззащитную маленькую женщину и сделать с ней – а заодно и с его квартирой – что душе угодно. А у него там полным-полно антиквариата. – Целый музЭй! Напрасно, дорогая, вы не хотите зайти ко мне в гости! Вы же такой чувствующий, тонкий человек! У меня там картины, мебель, часы бЭккер с боем! Реплика Левицкого «Екатерина Вторая в интерьере», багет семнадцатого века!!! Я бы вам всё показал! Получите незабываемые ощущения… – и бла-бла-бла, и вот уже снова Галя с (капельку наигранным) возмущением выдергивает свою дрожащую ручку из его огромной тёплой ладони с резко прочерченными линиями жизни и любви.

Что ж, над ним, как говорится, «не капало». У Галины же текло всё сильнее, и верхняя полочка, вся пропитавшаяся тухлой водой, вот-вот готова была надломиться под тяжестью собственного веса.

Хозяйка была в отчаянии. Она уже подумывала и вправду отдаться Геннадию Вартановичу, чтобы – уж это-то она умела! – заставить его денька на три забыть обо всех своих долбаных факультативах. Отдаться, героически преодолев себя, – ибо вонючие испарения сантехнического шкафа, которые ей приходилось вдыхать изо дня в день, медленно, но верно трансформировали нежные чувства сперва в досаду, затем в раздражение, а в конечном итоге и в ненависть. Или уж и впрямь выйти за него замуж? (в последнее время он начал подпускать такие намёки). Согласиться?! Прописаться в его квартире и на правах хозяйки вызвать мастеров?..

Может, всё так и вышло бы, не вмешайся в дело случай. Однажды Геннадий пригласил её в театр. Но в назначенное время не позвонил и не зашёл – и сам упорно не откликался ни на звонки, ни на отчаянные попытки попасть в его квартиру, которые Галина Викторовна, напрочь забыв о женской гордости, предпринимала каждый час. Это было совершенно на него не похоже, и она терялась в догадках – одна хуже другой. Ближе к ночи её мобильник разразился знакомой моцартовской трелью, и она, машинально алёкнув, услышала слабый, хриплый, виноватый стон, в котором с трудом узнала всегда такой обворожительный тембр своего друга.

Пулею – уже в пятый раз за этот день – Галина взлетела по лестнице, не дожидаясь лифта. Едва она толкнула дверь, как обмякшее грузное тело былого джигита, страшным волевым усилием добравшееся до прихожей, обрушилось к её ногам. С огромным трудом ей удалось дотащить его до разворошенного одра. Несчастный, чьё лицо и руки нестерпимо пылали, уже начинал бредить и бессвязно бормотал что-то о завтрашней комиссии, в которой непременно должен принять участие – вот только выпьет аспиринчику. Было, однако, ясно, что в ближайшие дни он и до туалета-то не сможет добраться без посторонней помощи – если только вообще доживёт до утра.

Дежурная врач надавала Гале массу ценных указаний, видимо, приняв её за жену своего любимого пациента (в «районке» Галину Лаврову знали плохо – она предпочитала лечиться у платных специалистов). Опровергать приятное заблуждение доктора Галя не стала – оно избавляло от ненужных объяснений, на которые ей просто жаль было времени, ибо впереди ждали великие дела.

На несколько дней она почти поселилась в этой роскошной квартире-музее, чтобы трогательно и нежно ухаживать за хозяином – отпаивать чаем с малиной и лекарствами, выносить судно, ежечасно менять мокрую ткань на лбу мечущегося в жару страдальца. Отлучалась только в туалет, поскольку своего туалета у Геннадия теперь не было. Там вовсю орудовала бригада мастеров, меняя насквозь прогнившие «брежневские» трубы на новенькие – чистые и блестящие. (Между прочим, напрасно Гена их так боялся. Ребята оказались чудные, интеллигентные, принципиально непьющие – и в священном ужасе отшатнулись, когда Галина Викторовна попыталась сунуть им пару сотенных «на чай»). После семи вечера она их отпускала и дежурила с книжкой в вольтеровском кресле, лишь изредка нервно вздрагивая – когда рассыхающаяся от старости рама, в которую была упакована знаменитая «реплика Левицкого», принималась скрипеть и стонать почище её незадачливого владельца.

Окончание работ мистически совпало с наступлением кризиса у Гены – за его жизнь можно было больше не беспокоиться. В глаза его понемногу вернулся масленый блеск, и он уже вполне осознанным взглядом следил за хлопочущей в квартире шикарной женщиной. Когда в один прекрасный день, будучи бережно протираем ароматической салфеткой, он попытался погладить Галю по заднице, она поняла, что её миссия закончена. Помогла ему встать, подставила – в видах возможного головокружения – плечо, привела в туалет, настежь распахнула обновлённый сантехнический шкафчик – и, не дожидаясь, пока её кавалер рассыплется в преувеличенных восточных благодарностях (она уж и так наслушалась их под завязку), коротко оповестила о том, что поменяла все коммуникации за свой счёт – так что если теперь с её потолка упадёт хотя бы капелька, виновник заплатит ей и нижним соседям за ремонт по полной стоимости.

После чего удалилась к себе – отсыпаться после тяжелой недели.

На этом их роман и закончился – навсегда. Как и следовало ожидать, ранимая душа горца не выдержала такого унижения. Больше он не звонил, не писал и не появлялся на её пороге. Разве что изредка Галине теперь случается увидеть, как Геннадий Вартанович, понуро свесив крупный нос, плетётся из продуктового магазина с добротной хозяйственной сумкой, доверху набитой снедью. В такие минуты он, по паспорту на десять лет её моложе, кажется ей глубоким стариком – и она искренне благодарит судьбу, что избавила её от такого подарка.

Есть женщины, для которых любовь синонимична жалости; есть и такие, чьи чувства жалость убивает. Наша героиня относится ко второй категории.

Жалеет ли она – хотя бы втайне от себя самой, – что всё закончилось так прозаично? Едва ли. Думается, она из тех женщин, которым не свойственно вообще ни о чём жалеть. Нам почти ничего не известно о её прошлом, но ходят слухи, что в молодости она была чем-то вроде дорогой куртизанки. Называется даже несколько громких фамилий… но тссс… мы не хотим порочить ничьё доброе имя. Тем более что слухи эти распространяют её менее удачливые товарки, которым, конечно же, нельзя верить.

Да и можно ли верить самой Галине Викторовне? Произошла ли вся эта история на самом деле? Неизвестно, да и неважно. Даже если и не было никакого Геннадия Вартановича, мы, благодарные слушатели, притворимся, будто он существует. Почти всех нас в недалёком будущем ждёт печальная старость – и мы так нуждаемся в положительных примерах, которые дали бы нам надежду перенести её достойно. Мы нуждаемся в этом куда больше, чем в декоративной косметике и омолаживающих кремах компании «Орион».

Галина Викторовна, её бриллиантовый директор, умело продаёт нам и то и другое. За что мы готовы простить ей и лёгкий цинизм, и склонность к обману, и жестокость, – словом, всё, что делает эту милую старушку настоящей женщиной, Женщиной с большой буквы, несомненно, достойной подражания.

2006

В объятиях данс-макабра

Рано, слишком рано Владлен понял, что он – не такой, как все. И решил до последнего издыхания мстить этому жестокому миру, так подло захлопнувшему перед ним створки своего маленького рая. Загадочного и простого, доступного всем, кроме него.

Словно в насмешку, судьба одарила Влада мужественной внешностью, глубоким бархатным голосом с чуть вкрадчивыми нотками, а ещё – брутальным обаянием и крайне чувствительными пальцами. Уже к тридцати годам наш Влад полностью овладел искусством использовать всё это (казалось бы, ненужное ему!) богатство в своих коварных целях.

Для охоты он вовсе не всегда выбирал дорогие и фешенебельные курорты, хотя мог себе позволить многое. Порой его тянуло на развратные коктебельские пляжи или на Красное море, а то и в тихие, уютные подмосковные пансионаты с дискотекой, утиным прудиком и симпатичными старичками-соседями. Он знал – для него везде отыщется дичь.

Он узнавал их сразу – по хищным оценивающим взглядам, яркому макияжу и крепким словечкам, которыми они как бы давали понять всем и каждому устрашающую степень своей доступности. Но тут Влад проявлял неожиданную разборчивость. Случайные жертвы были ему не нужны. Он отмечал лишь тех, кто выбрался на отдых с единственной целью – приятно поразвлечься и мимолётной изменой поднять свой жизненный тонус.

Влад ненавидел и презирал их. Они казались ему абсолютным воплощением того загадочного земного ада-рая, что по нелепой прихоти судьбы был закрыт для него навсегда.

Он умел ухаживать необычно. Эстет по натуре, он не желал растрачиваться на пошлые ухарские жесты в дымных барах или долгие, занудные, утомительные разговоры «об умном». Он был мастером намёка и парадокса. Он мог весь вечер молчать, терпеливо слушая унылые излияния дамы, а когда она уже начинала сомневаться в его речевых способностях, небрежно, вскользь бросить фразу – одну-единственную, но такую, что сразу давала ошеломлённой собеседнице понять всё ничтожество её жалкого интеллекта. Утром он мог прислать избраннице в номер дорогущий букет или бутылку шампанского, а вечером, в открытой кафешке, отказать ей в кофе и мороженом, жёстко заявив, что не платит за женщин из принципа. О-о, наш Влад был мастак сносить крыши!..

А то, заблаговременно подкупив начальника лодочной станции и бдительную бабушку-вахтёршу, он похищал свою даму ночью через готовно распахнутое окно, уводил её зловещими аллеями к безлюдному санаторскому пруду, увозил, тихо плеща вёслами по невидимой воде, в самый дальний, тёмный и мрачный уголок, остро пахнущий подгнившими водорослями и тиной, – и там, изводя её изысканными, но всегда недостаточно глубокими ласками, грубо шептал в ухо: «Сейчас я утоплю тебя… никто никогда не найдё-ё-ёт…» – заставляя бедняжку разрываться между животным страхом и почти нестерпимым желанием. Иногда он даже и не касался своей дамы, одним только шёпотом доводя её до такого состояния, что, когда она чуть позже пыталась вылезти на слабеющих ногах из качающейся лодки, то спотыкалась и больно ударялась о бортик или о доски причала. Это, конечно, само по себе радовало Влада, но главное было ещё впереди.

Впрочем, он не затягивал прелюдию. День-другой – больше не позволял негласный этикет курортного флирта – и наш герой получал доступ в номер своей подруги, уже вовсю млеющей от сладкого ожидания. Тут-то и начиналось самое интересное – то, ради чего, ей-богу, стоило потерпеть.

Итак, Влад начинал потихоньку раздевать дрожащую от нетерпения женщину – умело, неторопливо, то и дело отвлекаясь на разные пустяки и болтовню. Сам он, однако, не торопился освобождаться от покровов. Жертву это не настораживало – за краткий период ухаживания она успевала привыкнуть к Владовым заскокам. Видимо, это просто ещё один нюанс утончённой любовной игры, думала она, пока ещё была в состоянии думать. Не слишком долго – Влад знал своё дело на пять. В его опытных руках ещё недавно совсем приличная, интеллигентная дама средних лет быстро превращалась в рычащую, полубезумную, истекающую сладострастными соками самку, которая, извиваясь и тяжело дыша, в грязных и бесстыдных выражениях требовала от своего хозяина немедленных действий – пока, наконец, её терпение не лопалось и она с воплем не набрасывалась на обожаемого мучителя, чтобы зубами и когтями раскурочить армейскую пряжку его кожаного ремня и содрать брюки и трусы!!!

Но что это?! Вместо ожидаемого приятного зрелища взору ошарашенной женщины внезапно представало полное отсутствие у Влада какого бы то ни было интереса к ней!

Тут откуда-то сверху раздавалось чуть слышное хихиканье – как некая травинка сквозь асфальт, оно еле пробивалось сквозь надрывные стоны, сопение и вскрики близкой к обмороку соискательницы. То хихикал Влад – тоненько-тоненько, словно забыв о своём повседневном волнующе-низком баритоне. Он просто не мог себя сдержать. Ещё бы ему было не смеяться – он-то хорошо знал, что будет дальше!..

Но несчастная жертва ещё ни о чём не догадывалась. Она думала (думала!), что Влад просто разволновался или сильно застеснялся. И, вся трясясь от торопливости, пыталась помочь ему преодолеть эту «застенчивость» всякими забавными способами. К этому моменту хихиканье Влада перерастало в грубый демонический хохот. Вот такой:

– УХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХААААААА!!!!!!!!

(Вы только представьте себе эту картину: хохочущий неуязвимый Влад – и рядом на постели бедная тётенька, мокрая, дрожащая, влюблённая, вся в пупырышках и недоумении. Вот ужас-то, а? Вот ужас!)

Наконец, измученная дама, чуть не воющая от муки и унижения неразделённой страсти, догадывалась поинтересоваться прямо в лоб: что происходит? В чём дело?! Этого только и ждал наш Влад. Это был воистину кульминационный миг его торжества! В ответ на прямой вопрос он корчил партнёрше дурацкую рожу, высовывал большой язык и вибрировал им вот так:

– Э-э-э-э-э-э – э!!!!!

– а затем вскакивал с кровати, хлопал себя по ляжкам и резким, странно визгливым голосом вскрикивал:

– Обманули дурака на четыре кулака! Я импотент!!!

– после чего весь как был – без штанов, но в модной полосатой тенниске, галстуке-бабочке и белой хэбэшной бейсболке-найк – принимался торжествовать победу, выплясывая на мягком ковре дикий макабрический танец.

О-о, это был истинный праздник души! Он танцевал и танцевал в своё удовольствие, как умел и мог, изгибаясь вправо и влево, подпрыгивая, выделывая замысловатые па, причудливо изгибая мускулистые руки и высоко задирая голые волосатые ноги – пока его несчастная жертва, обезумев от боли и похоти, крича, рыдая и стеная, извивалась на мокрых насквозь простынях в ужасающих корчах острого, всепоглощающего, нестерпимого, безнадёжного желания… А он вовсю наслаждался этим отвратительным зрелищем, не переставая танцевать и хохотать, и звук его хохота удваивался и утраивался, гулко резонируя в голых крашеных стенах безвкусного номера:

– УХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХААААААА!!!!!!!!

Но! Как ни пыталась доведённая до отчаяния и потерявшая всякий стыд страдалица собственными силами хоть чуть-чуть усмирить сжирающий её изнутри огонь – всё было тщетно! Ибо наш Влад был наделён парадоксальным даром – превращать женские недра в чудовищную, ненасытную, алчно чавкающую живую бездну, громко и властно требующую одного и только одного – его!!! Но парадокс в том, что вот этого-то «одного» он предложить ей как раз и не мог! Даже если б очень-преочень захотел! (А он ещё к тому же и не хотел…)

О боже!..

Вдоволь насытившись своим триумфом, Влад прекращал плясать, надевал штаны и спокойно, по-английски удалялся, тихо прикрыв за собой дверь.

Наутро несчастная женщина, вся разбитая, мрачная, постаревшая на десять лет, чувствуя, что у неё болит всё тело, принимала волевое решение – наверстать упущенное время, найдя себе другого – пусть не такого стройного и обаятельного – поклонника. Но не тут-то было! Кураж пропал, а без него и рак на горе не свистнет! В отчаянных и жалких попытках хоть как-то взбодриться, вернуть себе блеск глаз, необходимый для обольщения, злополучная дама порой скатывалась до того, что принималась активно прикладываться к допингам в местном баре. К вечеру её можно было встретить уже во всей красе – пьяную, вульгарную, расхристанную, опустившуюся донельзя, с неестественным хохотом виснущую на рукаве какого-то брезгливо усмехающегося мужичонки. Случайно (случайно ли?) завидев где-нибудь Влада под руку с новой подружкой, она резко отталкивала своего сирого спутника – и на подкашивающихся ногах кидалась на грудь к перепуганной сопернице, изрыгая пьяным, слюнявым, густо накрашенным ртом ужасные и постыдные разоблачения.

Но кто ж ей теперь такой поверит?..

А Влад, как ни в чём не бывало, продолжал свою подрывную деятельность. За сезон он обычно успевал испортить отдых двум-трём десяткам женщин и был уверен, что впечатлений от этого удивительного романа им хватит на целый год – как они, собственно, и планировали, отправляясь в отпуск. А там, наконец, подходил и его срок собирать чемоданы. Уезжая в Москву, весь в неге и приятных воспоминаниях, Влад, довольно потирая руки, говорил себе, что, чёрт подери, не так уж оно и плохо – быть импотентом.

2009

Ох уж этот Борис Сергеевич!..

Просматривая «Из рук в руки» в поисках приятного и не слишком утомительного досуга, я наткнулся на необычное обьявление:

«Чешу пятки. Борис Сергеевич».

Из любопытства набрал номер. К телефону долго никто не подходил, и я уже хотел нажать «отбой», как вдруг в трубке послышался негромкий, слегка дребезжащий, но очень мягкий и вежливый голос:

– Слушаю?..

– Здравствуйте, я по объявлению, – осторожно сказал я, готовый к чему угодно. Но собеседник ничего неподобающего в моём звонке не нашёл:

– А-а-ах, да-да-да-да-да! Подъезжайте в любое время. Я всегда дома.

Ещё минуту назад никуда «подъезжать» я не собирался, но вдруг понял, что не могу остановиться на полпути и должен во что бы то ни стало удовлетворить любопытство. Борис Сергеевич продиктовал мне адрес, подробно объяснил дорогу, и предупредил, чтобы я захватил «свои тапочки, мочалочку и полотенчико».

Из чистого понту я спросил о расценках. На самом деле мне было всё равно – деньги для меня не проблема. Впрочем, цена оказалась вполне божеской: 450 рублей за академический час. (Позже я узнал, что Борис Сергеевич много лет преподавал историю в крупном ВУЗе). Если же я, как он выразился, «зажат во времени», то он может пойти мне навстречу и «располовинить» сеанс. Но и сдерёт с меня тогда не меньше трёхсотки, пусть уж я его извиню. Он не может работать себе в убыток.

Ни во времени, ни в чём ином зажат я не был – и с лёгкостью согласился «отдохнуть по полной программе».

Найти нужный дом в районе «Университета» оказалось проще простого. Это было одно из тех величественных серых зданий с башенками, что так часто заставляют даже самого завзятого либерала ностальгировать по сталинской эпохе. Поднявшись по широкой, плавной лестнице на второй этаж, я присел на просторный подоконник, где притаилась в уголке услужливая банка с «бычками», – и закурил, вяло думая о том, что, пожалуй, ещё не поздно дать обратный ход, не ввязываясь в эту дурацкую авантюру. Но что-то внутри меня твердило, что я никогда не прощу себе подобного малодушия. Я – страстный коллекционер необычных людей и новых ощущений, а тут эти две вещи предлагались мне, так сказать, в одном флаконе.

Неизвестно почему (может быть, из-за «академического часа»? ) я представлял себе Бориса Сергеевича в классическом образе – эдаким длинным, сухопарым педантом при чёрной тройке, пенсне и прочих аксессуарах. Дверь, однако, открыл уютный бодренький дедок лет семидесяти на вид, очень живой, с пятнистой лысиной, неопрятно седеющими рыжими клочьями на висках и – что хуже – виноватой улыбкой. Я вообще не люблю, когда вокруг меня суетятся, а он как-то уж слишком хлопотал, принимая у меня куртку, подыскивая местечко для ботинок и ведя в свою крохотную кухоньку «взбодриться чайком перед сеансом» – услуга, которой я, собственно, не заказывал. Но ладно – я решил безропотно подчиняться всему, что он захочет надо мной проделать.

Чай и правда оказался очень вкусным и душистым – какой-то уникальный травяной сбор. Видя, что я доволен, Борис Сергеевич налил и себе в пиалу – и бросил туда таблетку сахарозаменителя из крохотной коробочки, стилизованной под ядовито-зелёный грибок.

По вполне понятной ассоциации вид этой симпатичной упаковки навеял мне некие опасения, над которыми, по-хорошему, следовало бы задуматься гораздо раньше. Их я тут же изложил старику – возможно, излишне суровым тоном. Но тот поспешил меня успокоить:

– Грибочек-то это нет, грибочка бояться не надо. Я всегда обязательно обрабатываюсь, у меня очень хорошее средство. Грибочек нам ни к чему. Конечно, а вы как хотели?..

Впрочем, добавил он, раз уж я «такой боязливый», то он может после сеанса «обработать и мне ножки» – уж тогда-то со мной точно ничего плохого не случится. На одну неприятную секунду я заподозрил, что передо мной – сетевик, продавец противогрибковой мази и весь этот спектакль нацелен строго на то, чтобы мне её втюхать. Если б оказалось именно так, я бы тотчас ушёл – ненавижу, когда меня пытаются надурить.

К счастью, я ошибся. Уже когда я лежал на расшатанной кушетке Бориса Сергеевича спиной кверху, сверкая чисто вымытыми, насухо вытертыми и готовыми к предстоящей процедуре ступнями, он тщательнейшим образом протёр каждый свой палец ватой, смоченной в растворе, затем приоткрыл форточку, аккуратно выкинул ватку за окно – и только тогда приступил к делу.

То есть нет: сначала он поинтересовался, что я предпочитаю в качестве гарнира – «музон» или поговорить?.. Я не понял, и Борис Сергеевич объяснил мне, что пристрастия у его клиентов очень разные. Кому-то хочется просто расслабиться под приятный инструментал, кому-то – послушать сказку, а у кого-то накопилось много личных проблем, которыми он не прочь поделиться с добрым старичком… На этом месте я, наконец, врубился и замотал головой. Личных проблем у меня нет, сказки терпеть не могу с детства, так что, если выбирать, то уж лучше музыку, особенно если хорошая.

Борис Сергеевич одобрительно заметил, что желание клиента – закон. Из колонок полился ненавязчивый джаз, и долгожданная процедура началась.

Честно говоря, ничего особенного от «сеанса» я не ждал и пообещал себе при первом же дискомфортном ощущении встать и уйти – пусть даже заплатив Борису Сергеевичу неустойку в двойном размере. Но то, что делал со мной этот старик, мне неожиданно понравилось. Прошло пять минут, потом пятнадцать, а у меня и в мыслях не было куда-то убегать. Чесал Борис Сергеевич даже не ногтями, а заскорузлыми кончиками пальцев – как я узнал чуть позже, старикан любит поплотничать-послесарить на даче. Кроме того, он постоянно менял место, темп и силу нажима, что избавляло меня от привыкания и сопутствующих ему радостей.

Словом, я остался очень доволен и по окончании сеанса даже хотел взять ещё час. Но передумал – во всём должна быть мера.

Рассчитавшись, мы снова пошли на кухню пить чай – и принялись болтать уже как давние хорошие знакомые. (Вообще, должен заметить, эта процедура очень располагает к сближению). Естественно, я не мог не поинтересоваться, что привело Бориса Сергеевича в такой интересный бизнес. Тот охотно отвечал: свободного времени у него много, пенсия небольшая, а тут ещё и кризис грянул. Хочется как-то зарабатывать, улучшать качество жизни, пока ещё есть силы и возможности. Но по профессии работать не получается – преподавать его, старика, уже никуда не зовут, да и кому сейчас нужен отживший своё специалист по истории КПСС.

В дамском журнале прочёл совет – вспомни, что умеешь делать помимо основной работы, и начни брать за это деньги. Борис Сергеевич долго не мог ничего придумать (дачные увлечения не в счёт – это для души). Помог десятилетний внук, который частенько просит дедушку почесать ему пятки. Что годится ребёнку, может сгодиться и взрослым людям. Борис Сергеевич на свой страх и риск дал объявление – и дело пошло!

И что же – много удаётся на этом заработать?.. Борис Сергеевич ответил уклончиво:

– Есть клиентура. Бывают случайные клиенты, есть и постоянные. Кто-то приходит из любопытства, кто-то, вот как вы, ради ощущений. Дома-то никто так не сделает.

Поспорить с этим было трудно. Да, честно говоря, мне уже и не хотелось ни о чём с ним спорить. Отважный русский старик, сумевший в одиночку бросить вызов надвигающейся нужде и повсеместно царящему вокруг унынию, не заслуживал, по-моему, никаких иных чувств, кроме самого искреннего восхищения.

И всё же я не удержался, чтобы на прощание не задать ему сакраментальный вопрос:

– Признайтесь честно, Борис Сергеевич, вам ведь это и самому, небось, удовольствие доставляет?..

Старик промолчал, но хитро улыбнулся – и неожиданно погрозил мне своим крепким, чуточку корявым, заскорузлым пальцем. Я подумал, что, может статься, с этого дня в его телефонной книге прибавится ещё один постоянный клиент.

2009