Текст книги "Корпоративный конфликт: возможности правового воздействия"

Правовое положение органа юридического лица определено в литературе не однозначно. Существует несколько подходов к его определению: 1) орган юридического лица рассматривается как его представитель, 2) орган рассматривается как часть целого и 3) в качестве самостоятельного субъекта правоотношений. Существуют и некие промежуточные варианты.

Первый подход к органу юридического лица как к его представителю в современной литературе не получил распространения: фактически за последние годы к этой позиции присоединились только Г. В. Цепов[48]48
  См.: Цепов Г. В. Понятие органа юридического лица по российскому законодательству// Изв. вузов. Правоведение. 1998. № 3. С. 90.


[Закрыть], Е. В. Богданов[49]49
  См.: Богданов Е. В. Правовое положение органа юридического лица // Журнал российского права. 2001. № 3.


[Закрыть] и Д. И. Дедов[50]50
  См.: Дедов Д. И. Конфликт интересов. М., 2004. С. 40.


[Закрыть]. Популярным этот подход был среди дореволюционных юристов. Таких взглядов придерживались Г. Ф. Шершеневич, Д. И. Мейер, а среди советских цивилистов и процессуалистов – первоначально именно такой была позиция С. Н. Братуся и Д. М. Чечота. Доводы некоторых сторонников этой позиции не вполне обоснованы. Так, Д. И. Дедов в подтверждение своей позиции приводит ссылку на ст. 53 ГК РФ и указывает, что «отношения представительства в деятельности органов управления видны здесь, как говорится, невооруженным глазом»[51]51
  Там же.


[Закрыть]. Иных аргументов он не приводит. Подход к органам как к представителям юридического лица ставит больше вопросов, нежели дает ответов: если орган – лишь представитель, значит, как и в любых отношениях представительства, должны быть две воли – воля самого представляемого (возможно, несформировавшаяся, невыраженная, но потенциально существующая и признаваемая правом) и воля представителя, восполняющая волю представляемого; где и каким образом формируется воля представляемого – самого юридического лица, остается неясным. Таким образом, теория органа как представителя сталкивается с вопросом, собственно, для ответа на который конструкция «органа» юридического лица и была создана – как же формируется воля самого юридического лица? Без ответа остается и ряд практических вопросов: возможно ли для органа как представителя действие в своих интересах, каковы последствия превышения полномочий представителя[52]52
  С. Д. Могилевским и И. А. Самойловым. См. подробнее: Могилевский С.Д., Самойлов И. А. Корпорации в России: Правовой статус и основы деятельности. М., 2007. С. 66.


[Закрыть]. Развернутую аргументацию против отождествления органа юридического лица и его представителя привел Я. А. Розенберг[53]53
  См.: Розенберг Я. А. Представительство по гражданским делам в суде и арбитраже. Рига, 1981. С. 32–33.


[Закрыть]. Им выделены следующие основные доводы: 1) орган, в отличие от представителя, не является самостоятельным субъектом права; 2) представитель обособлен по отношению к юридическому лицу, а орган – его часть; 3) между представителем и юридическим лицом есть самостоятельные гражданские правоотношения, а между органом и юридическим лицом никаких правоотношений нет; 4) у представителя имеется собственная воля, а у органа нет собственной воли, отличной от воли юридического лица; 5) действия представителя – действия самостоятельного субъекта права, являющиеся основанием возникновения прав и обязанностей другого субъекта – представляемого юридического лица, а действия органа – это и есть действия юридического лица; 6) представитель действует на основании доверенности, тогда как орган действует в соответствии с полномочиями, указанными в уставе, без доверенности.

Несмотря на значительное количество приведенных аргументов, нельзя назвать их разноплановыми. Фактически все они сводятся к отсутствию правосубъектности у органа юридического лица и наличию ее у представителя. Вместе с тем понятие правосубъектности не так однозначно понимается в литературе. В частности, И. С. Шиткина отмечает: «Развитие общества определяет объективное право, которое, в свою очередь, закрепляет за определенными лицами и организациями юридическое свойство правосубъектности»[54]54
  Шишкина И. С. Холдинги: правовое регулирование и корпоративное управление: науч. – практ. изд… М., 2006. С. 27.


[Закрыть]… «Возможность признания за определенными коллективными образованиями частичной правосубъектности представляется реальной потому, что… категория правосубъектности не является догмой: на протяжении длительного исторического периода это свойство в различных правопорядках признавалось или отрицалось по отношению к различным лицам. Действительно, круг субъектов правоотношений определяется требованиями жизни и зависит, в конечном счете, от воли государства»[55]55
  Там же. С. 33.


[Закрыть]. По ее мнению, некое образование может быть субъектом права просто в силу своей некоторой устойчивости и признания государства не только путем указания в нормативном правовом акте, но любым иным способом, в том числе, фактическим признанием.

Второй, более распространенный подход к правовому положению органа юридического лица – это рассмотрение его в качестве части юридического лица. Придерживаясь этого подхода, сторонники теории фикции в качестве объяснения сущности юридического лица вступают в явное методологическое противоречие. Юридическое лицо объявляется «виртуальным», не существующим в действительности, «некоей идеей»[56]56
  См. напр.: Мейер Д. И. Русское гражданское право. Ч. 1. М., 1997. С. 126.


[Закрыть]. Если юридическое лицо – бесплотная идея, каким образом проявит оно гражданскую деятельность? Как оно сможет совершать действия, необходимые для участия в обороте? Именно для этих целей «юридический быт находит средство… – создается орган юридического лица, действия которого считаются действиями самого юридического лица»[57]57
  Там же.


[Закрыть]. Органы – совокупность физических лиц, выражающих собственную волю, которую правопорядок рассматривает как волю юридического лица. Таким образом, получается, что частью идеи становится реально существующее – человек или даже несколько человек. В то же время идеальное и реальное в принципе не может пересекаться, тем более реальное не может оказаться составной частью идеального. Частями идеального могут быть только какие-то иные идеальные объекты, материальная субстанция может стать составляющим только в материальном целом. Таким образом, если согласиться с мнением о фиктивности юридического лица, вопрос о сущности органа юридического лица как его части, воплощенной в людях, остается без методологически обоснованного ответа.

В этом смысле несколько более логично и последовательно смотрится позиция С. И. Климкина, понимающего орган юридического лица как условную юридическую конструкцию, создаваемую правом[58]58
  См.: Климкин С. И. Реализация правоспособности юридического лица через его органы // Цивилистические записки: Межвуз. сб. науч. тр. М., 2001. С. 168.


[Закрыть]. Если фиктивным является юридическое лицо, то и все его части непременно тоже фиктивны. В таком случае вымышленная конструкция вполне может быть частью другой вымышленной конструкции – никаких методологических противоречий здесь не усматривается. Однако в таком случае не ясна цель нагромождения вымышленных конструкций: в ситуации, когда поведение, а значит, и выступление в обороте посредством определенного поведения, действий – реально, ни одна идеальная конструкция разрыв этот не преодолеет. В работе С. И. Климкина отчетливо это видно: определяя цель создания условной юридической конструкции – органа, автор указывает на создаваемую правом возможность формировать и выражать волю юридического лица, т. е. речь идет уже о совершении реальных, а не вымышленных действий. Тем самым, так удачно найденное решение понятия органа юридического лица, соответствующее теории фикции, все же заходит в тупик. Как видится, при понимании юридического лица как фикции определить орган юридического лица как часть юридического лица, действующую за юридическое лицо, невозможно.

Если не спорить в этой части с законодателем, не конструировать виртуальностей, фикций и прочих мыслительных конструкций, то рассмотрение органа юридического лица как его части оказывается вполне логичным.

В данном контексте понятие «часть» используется в философском смысле, как смысловая пара в категории «часть и целое». Эти философские категории выражают «отношение между совокупностью предметов (или элементов отдельного объекта) и связью, которая объединяет эти предметы и приводит к появлению у совокупности новых (интегративных) свойств и закономерностей, не присущих предметам в их разобщённости. Благодаря этой связи образуется целое, по отношению к которому отдельные предметы выступают в качестве частей»[59]59
  См.: Большая советская энциклопедия. Авторы раздела И. В. Блауберг, Б. Г. Юдин. Режим доступа: http://bse.sci-lib.com/articlel21588.html.


[Закрыть].

Юридическая лицо – это организация, и как всякая организация (реальное явление социальной жизни) может состоять из различных элементов и структурных связей между ними. В таком контексте орган как часть организации, являющейся юридическим лицом, реально существует. При этом реальное существование органа не превращает его в субъекта правоотношений. Имеются ли у юридического лица и его органов самостоятельные, отличные друг от друга воли? Думается, нет. Есть воля физического лица – состоящего в органе юридического лица, есть воля самого юридического лица, выраженная посредством органа, но отдельной, обособленной воли органа не существует. Как следствие – орган юридического лица не может быть субъектом права. Кроме такого объяснения, можно обратиться и к формальной позиции, в данном случае особенно уместной. Субъектом права, как уже ранее было показано, может быть только то, что признано таковым позитивным правом. Органы юридического лица самостоятельным субъектом права не названы в законе, а, следовательно, и не являются им. Как видим, у органов юридического лица отсутствуют оба необходимых признака: нет воли и нет соответствующего указания в законе.

Позиция о правосубъектности органа корпорации, наличии правоотношений между органами корпорации, внутри органа и между органом и корпорацией высказывается отдельными авторами. Наиболее развернутая аргументация этой позиции приводится А. В. Габовым, потому критику такой концепции представляется возможным построить на анализе именно доводов этого автора. Свои рассуждения А. В. Габов ведет от противного: «Если, к примеру, и контрольная комиссия…, и исполнительные орган… проявляют только волю юридического лица, то имеет место правоотношения акционерного общества с самим собой, что просто абсурдно». Автор этой теории осознает ее слабые места, поскольку пишет далее: «Вывод о возможности правовых отношений между органами управления общества (и внутри них) является достаточно рискованным, но другого пути нет. В противном случае все, что происходит внутри сложноструктурной организации, находится вне правового поля, последнее не соответствует фактическому положению дел»[60]60
  Габов А. В. Сделки с заинтересованностью в практике акционерных обществ: проблемы правового регулирования. М., 2005. С. 166.


[Закрыть].

Любое правоотношение имеет свой состав, к которому относятся субъекты (участники), содержание (субъективные права и юридические обязанности) и объект[61]61
  По поводу необходимости (обязательности) объекта в составе правоотношения ведутся споры, отдельные авторы считают, что объект находится вне правоотношения, но к рассматриваемому аспекту темы это не имеет отношения, во всяком случае, во избежание двусмысленностей, из дальнейших рассуждений объект правоотношений исключается, отрицания необходимости выделения в составе правоотношения субъектов и содержания в литературе не встречалось.


[Закрыть]. Для того, чтобы доказать, что некая связь между некими субстанциями есть правоотношение, необходимо, как минимум, доказать, что субстанции эти есть субъекты права, содержание этой связи – права и обязанности, и связь эта урегулирована правом. Если не удается доказать хотя бы одного из этих положений, то рассматриваемая связь правоотношением не является, иначе нарушался бы логический закон тождества[62]62
  Одно и то же понятие означало бы два различных явления.


[Закрыть].

Итак, для признания существования правоотношений между органами управления корпорации сначала нужно доказать наличие у каждого из органов управления свойства правосубъектности. Как уже отмечалось в настоящей работе, правосубъектность – юридическое свойство, обозначающее способность лица быть субъектом права. Наделяются лица правосубъектностью исключительно волей государства при наличии всего лишь одного объективного признака – наличия у лица собственной воли. Таким образом, можно выделить предпосылку наделения правосубъектностью – собственную волю и сам акт наделения – веление государства, выраженное в норме права. О невозможности разделить волю юридического лица и волю органа ранее уже было сказано, это означает отсутствие предпосылки правосубъектности, не существует также нормы права, устанавливающей правосубъектность органов управления. Более того, ст. 2 Гражданского кодекса РФ исчерпывающим образом определяет круг участников гражданских правоотношений, не указывая органы управления юридических лиц и не устанавливая возможности какого-либо расширения перечня субъектов гражданского права волей самих участников, доктриной или еще в каком-либо порядке. В данной критике представляется возможным исходить только из того, что, говоря об органах как субъектах права, все рассуждения мы строим в рамках российской правовой системы. Об этом косвенным образом свидетельствует то, что А. В. Габов ссылается на нормы Гражданского кодекса РФ, отвергает административную и трудовую отраслевую принадлежность рассматриваемых правоотношений со ссылками на нормы соответствующих российских нормативных правовых актов. Возможно, какой-то правопорядок и наделяет органы юридического лица свойством правосубъектности.

Необходимым элементом правосубъектности является способность лица нести юридическую ответственность за совершенное им деяние. Без признания за лицом возможности нести юридическую ответственность нельзя говорить и о наличии у него правосубъектности. Насколько известно правовой доктрине и практике, органы управления юридического лица не способны нести указанного выше вида социальной ответственности. Принципиальная неприменимость института ответственности к органам управления корпорации или к иным ее частям также косвенно подтверждает вывод об отсутствии правосубъектности у органов управления юридического лица. Это известно А. В. Габову, поскольку на это обстоятельство он совершенно справедливо указывает в своей работе. Остается неясным, как видится ему преодоление данного казуса. Получается, что либо А. В. Габову придется разделить субъектов права на «ответственных» и «безответственных», либо доказать, что юридическая ответственность вообще не характерна для субъектов права. И тот, и другой вариант требуют кардинального пересмотра всех представлений о праве вообще и о гражданском праве в частности и переработки всего нормативного правового материала. Следовательно, органы управления юридического лица субъектами права не являются. Это исключает возможность существования между указанными образованиями правоотношений, поскольку отсутствует один из элементов его состава.

Следующий не вполне ясный момент в рассуждениях А. В. Габова связан с соотношением правоотношения и «правового поля», из которого якобы выпадает все происходящее внутри сложноструктурной организации ввиду отсутствия правоотношений. Получается, что все то, что находится в «правовом поле», есть правоотношения. К сожалению, аргументация этого суждения в работе отсутствует. В частности, в правовом поле есть и иные правовые связи, правовые нормы, правопонимание, правомерное и неправомерное поведение и т. д.

Представляется, что нет никакой необходимости наделять свойством правосубъектности «контрольную комиссию», исполнительные органы, совет директоров, бухгалтерию, склад, а равно иные подразделения, могущие существовать в корпорации, для того, чтобы их деятельность оказалась в «правовом поле». Вполне достаточно признать субъектом лишь саму корпорацию и регламентировать порядок осуществления ее собственных действий (посредством установления обязательных требований к порядку формирования и выражения ее воли, организации противопожарной безопасности, ведению ею бухгалтерского учета и пр.).

Все действия органов управления суть именно действия самой корпорации как субъекта права. Это осознает и сам А. В. Габов, когда пишет: «Предмет [внутриорганизационных отношений] – упорядочивание отношений между [органами управления коммерческой организации] и цель… – подготовка, принятие и реализация управленческого решения как выражения особой правосубъектности организации»[63]63
  Габов А. В. Сделки с заинтересованностью… С. 168, 169.


[Закрыть].

Полагаю, что орган юридического лица действительно является его частью (при понимании юридического лица как организации). Посредством деятельности органов формируется и выражается вовне воля самой организации. Структура органов различных организаций различается – она в самом общем виде задается организационно-правовой формой, в которой создано юридическое лицо. Так, например, если организационно-правовая форма – унитарное предприятие или учреждение, то структура органов такого юридического лица будет основываться на наличии единственного учредителя – собственника всего имущества. Различной будет структура органов юридических лиц, основанных на членстве и не основанных на членстве.

Определение правового положения органа корпорации тесно связано с понятием компетенции, поскольку действует каждый из органов лишь в пределах своей компетенции. Компетенция, как совершенно справедливо определяется всеми авторами, складывается из полномочий. Таким образом, для определения положения органа юридического лица необходимо выяснить сущность понятия «полномочие». Теория полномочий и компетенции разрабатывалась представителями науки административного права, а также советского хозяйственного права. В науке современного гражданского права вопрос этот фактически не изучался[64]64
  За исключением отдельных фрагментов в научных работах, посвященных иным вопросам (напр., К. И. Скловского, В. К. Андреева, С. Д. Могилевского и пр.)


[Закрыть]. Большинство авторов, занимавшихся исследованием вопроса о компетенции и полномочиях органов управления корпорации, принимают за основу достижения представителей науки административного и конституционного права. Вместе с тем этот путь представляется неоправданным. Главный его порок заключается в том, что органы государственной власти, местного самоуправления в рамках соответствующих отраслей права признаются субъектами, тогда как органы управления корпорации субъектами права не являются. Отсутствие у указанных органов свойства правосубъектности делает принципиально невозможным использования по отношению к органам управления корпорации таких конструкций, как субъективное право, юридическая обязанность, юридическая ответственность и пр., однако это существенное различие остается за рамками исследований.

В частности, Г. Л. Рубеко под компетенцией понимает «совокупность установленных нормативно-правовыми актами и учредительными документами прав и обязанностей (полномочий) организаций, органов, в том числе и осуществляющих управление в коммерческих организациях»[65]65
  Рубеко Г. Л. Правовой статус органов управления акционерных обществ. М., 2007. С. 48


[Закрыть]. Таким образом, под полномочием указанный автор понимает права и обязанности организаций и органов, которые он не отграничивает от иных прав и обязанностей. В таком виде определение «полномочия» представляется неверным, во всяком случае, очевидно чрезмерно широким (у любой организации имеется множество прав и обязанностей, предусмотренных гражданским, налоговым, административным и др. законодательством – вряд ли их все стоит рассматривать как полномочия; кроме того, указание, что полномочия есть как у органов, так и у самой организации, не позволяет отличить полномочия от правоспособности).

С. Д. Могилевский определил полномочие (составную часть компетенции органа корпорации) как право, позволяющее органу юридического лица осуществлять определенные действия по решению вопросов его внутренней организации и по его представлению вовне[66]66
  См.: Могилевский С. Д., Самойлов И. А. Указ. соч. С. 58


[Закрыть]. Как видится, совершенно справедливо отмечена сфера действия полномочия – направленность внутрь и вовне организации, однако в связи с этим определением возникает ряд вопросов, первый и главный из которых связан с неясностью, о каком праве идет речь. Право традиционно понимается в нескольких смыслах – как объективное, естественное, позитивное и субъективное право. Автор не высказался прямо, что имеет в виду, но из контекста – ссылки на статью Юридической энциклопедии о субъективном праве – и общей логики изложения следует вывод, что, скорее всего, С. Д. Могилевский полагает полномочие субъективным правом. Это порождает следующие вопросы: о чьем праве (все тот же, уже много раз встававший в настоящей работе вопрос о правосубъектности органов управления корпорации) идет речь, какая и чья субъективная обязанность корреспондирует этому субъективному праву, каково правовое основание возникновения этого субъективного права. При условии, что С. Д. Могилевский неоднократно высказывался против признания органа юридического лица самостоятельным субъектом права[67]67
  Там же. С. 67 (п. 1).


[Закрыть], видимо, речь идет не о субъективном праве органа управления. В таком случае управомоченным субъектом должен бы являться каждый из членов органа управления (физическое лицо – безусловно правосубъектное), однако в этом случае орган – как часть целого – распадается на множество различных лиц с собственной волей, орган предстает как некое аморфное образование и процесс формирования воли корпорации вновь остается нераскрытым. Не вполне точным является и указанное С. Д. Могилевским содержание этого права: «осуществление действий по решению вопросов». Во-первых, осуществление действия предполагает совершение неких юридических актов, тогда как решение вопросов – вид мыслительной операции. Результатом «решения вопросов» всегда является некий результат интеллектуальной деятельности, произведение. Неужели суть полномочий органа управления состоит в создании произведений в соавторстве? Видимо, С. Д. Могилевский имел в виду нечто иное.

Ту же неясность можно обнаружить в определении компетенции органа юридического лица, данном И. С. Шиткиной, по мнению которой «под компетенцией органа юридического лица следует понимать предмет его деятельности (перечень вопросов, по которым он уполномочен принимать решения), а также конкретные права и обязанности, необходимые для осуществления органом управления возложенных на него функций»[68]68
  Корпоративное право / Под ред. И. С. Шиткиной. М., 2007. С. 294.


[Закрыть], в то же время, за исключением указания на права и обязанности органа, остальная часть определения, как представляется, верно отражает суть. Действительно, компетенция – это именно перечень вопросов, и связывается компетенция органа именно с осуществлением его функций.

Представляется, что использование термина «субъективное право» для раскрытия содержания полномочия органа управления корпорации» и, как следствие, компетенции, является ошибочным. Во-первых, любое субъективное право непременно реализуется в собственном интересе управомоченного лица[69]69
  Здесь снова придется сделать оговорку, что рассуждения ведутся только применительно к российской правовой системе, к тому ее блоку который принято именовать «гражданским правом».


[Закрыть], а никакого самостоятельного интереса органа корпорации, отличного от интересов самой корпорации и членов органа корпорации, не может быть. Во-вторых, для существования субъективного права, по меньшей мере должен существовать субъект права, чего нет в данном случае.

Совокупность полномочий всех органов корпорации суть все действия, которые корпорация может совершить, иначе говоря, правоспособность корпорации (которая, как представляется, совпадает с дееспособностью). Порядок реализации правоспособности путем совершения действий различается в зависимости от важности и значимости того или иного действия для корпорации. Элементы правоспособности корпорации разделяются на части, как правило, в соответствии со значимостью (важностью) того или иного потенциально возможного действия корпорации. В корпорации выделяются органы (структурные ее элементы), каждый из которых и выполняет действия приблизительно одной степени значимости.

Таким образом, компетенция органа корпорации — это часть правоспособности корпорации, в соответствии с законом и учредительными документами выделенная для осуществления соответствующей структурной частью корпорации. Отличия органа корпорации от иной структурной части корпорации заключаются в том, что действия структурной части – не органа – не связаны с осуществлением правоспособности корпорации, т. е. не приобретают правового значения, а действия органа связаны с осуществлением правоспособности корпорации.

Еще раз подчеркнем принципиально различную сущность компетенции и полномочий властных органов в административном праве и применительно к органам управления юридического лица. Основа этого различия в правосубъектности первых и неправо-субъектности вторых. Отсюда вытекает возможность наделения первых субъективными правами, юридическими обязанностями, возможность споров между органами управления, в том числе судебных, и, соответственно, принципиальная невозможность всего этого во втором случае.

В компетенцию того или иного органа действия объединяются, исходя из их важности. Наиболее важные отнесены к компетенции высшего органа управления, текущие вопросы – к компетенции единоличного исполнительного органа. Такой порядок распределения компетенции между органами управления позволяет строить корпоративный механизм управления корпорацией, когда при принятии решений по наиболее значимым вопросам существования корпорации каждый из участников получает возможность высказаться и проголосовать. Высший орган формирует прямо или опосредованно все остальные органы корпорации. Тем самым в деятельности каждого органа так или иначе выражена воля каждого участника корпорации.

Корпоративный механизм предполагает такое разграничение компетенции между органами корпорации, при котором компетенция каждого из органов управления уникальна: по одному вопросу в каждый момент времени решение может быть принято лишь одним органом, один орган не может отменять решения другого. По справедливой оценке А. В. Яковлева, высказанной применительно к государственным органам, если один орган «стоит над другими, полномочен вмешиваться в их деятельность, отменять их решения и принимать решения вместо них, то эти другие, с точки зрения права, являются не «нижестоящими», а лишь подразделениями одного сложносоставного органа»[70]70
  Яковлев А. В. О понятии государственных органов в потестарной и либертарной концепциях // Право и государство: теория и практика. 2007. № 12. С. 38.


[Закрыть]. В полной мере это свойство корпоративного механизма проявляется в акционерных обществах, где разграничение компетенции между органами предусмотрено законом. В отличие от этого Федеральный закон «О производственных кооперативах» предусматривает дублирование компетенции: общее собрание членов кооператива вправе принять к рассмотрению любой вопрос, а, следовательно, возможна и отмена решений иных органов управления.

В хозяйственных обществах поэтому о вышестоящих и нижестоящих органах говорить нельзя. Указание в Законе об акционерных обществах характеристики общего собрания как высшего органа управления акционерного общества не превращает его в вышестоящий. Это оценка важности рассматриваемых вопросов, но не оценка положения данного органа по отношению к другим.

И последним свойством корпорации можно назвать наличие корпоративного механизма, под которым понимается внутреннее устройство корпорации, предполагающее разграничение компетенции между отдельными частями корпорации, имеющее следующие черты: 1) неизменность; 2) прозрачность; 3) приоритет интересов корпорации (обоснованных общей целью – миссией корпорации) над индивидуальными интересами акционеров (участников); 4) соответствие объема прав участия в корпорации размеру вклада в уставный капитал [71]71
  Последние два свойства имеют определенную корреляцию с выделенными Д. И. Дедовым принципами регулирования корпоративных отношений. См.: Корпоративное право: Учебник для вузов / Под ред. И. С. Шиткиной. М., 2007. С. 32–38.


[Закрыть].

1. Неизменность означает, что вариант внутреннего устройства корпорации и разграничение компетенции между органами управления не может произвольно изменяться. Основы корпоративного механизма установлены законодателем для каждого вида корпораций, причем чем более утрачивается непосредственность управления участниками, тем более жестко регламентируется корпоративный механизм. Так, наиболее жесткая регламентация корпоративного механизма предусмотрена для акционерного общества – корпорации, где в наибольшей степени происходит отделение участников от фактического управления делами корпорации. Это оправданно и показывает цель регламентации корпоративного механизма. Законодательная регламентация корпоративного механизма ограничивает возможности управляющих по созданию структуры органов управления и распределения между ними компетенции таким образом, чтобы в большей степени удовлетворять собственные интересы. Изменение основы корпоративного механизма невозможно даже решением общего собрания участников, даже единогласным. Это позволяет обеспечить баланс интересов не только настоящих акционеров и управляющих, но и потенциальных акционеров, и самой корпорации. Кроме того, жесткая законодательная регламентация основы корпоративного механизма, обеспечивающая его стабильность, а в некоторых случаях неизменность корпоративного механизма выполняет, как видится, ту же задачу, что и исчерпывающее установление перечня организационно-правовых форм коммерческих организаций в Гражданском кодексе. Главное здесь в обеспечении возможности государству, контрагентам коммерческой организации и иным субъектам, вступающим в любые правовые связи с ней, точно знать, каким образом данная организация вступает в правоотношения, как она несет ответственность и пр. Тем самым обеспечивается стабильность и предсказуемость гражданского оборота. Корпоративный механизм включает в себя структуру органов управления, а она, в свою очередь, имеет определяющее значение для выбора организационно-правовой формы коллективной предпринимательской деятельности. Потому нецелесообразно определение корпоративного механизма отдавать на усмотрение самим корпорациям и ее участникам. В Концепции развития корпоративного законодательства[72]72
  Одобрена Советом по конкурентоспособности и предпринимательству при Правительстве Российской Федерации 10 февраля 2006 г.


[Закрыть] подчеркивается необходимость гибкого подхода к выбору структуры органов управления, однако максимум (лимит) этой гибкости выражается в том, что законодательно предлагается закрепить несколько типов корпоративных механизмов с возможностью выбора из имеющихся вариантов. О предоставлении в этой части свободы участникам оборота речь не ведется.

2. Прозрачность означает, что все действия и решения каждого из органов потенциально известны участникам корпорации. Это обеспечивается целым рядом мероприятий:

• отчеты перед органами управления. Каждый орган управления, за исключением общего собрания, отчитывается перед другим органом управления;

• протоколирование всех действий и решений органов управления;

• предоставление протоколов органов управления по требованию участников, ревизионной комиссии;

• фиксация структуры и компетенции органов управления в учредительных документах и установленное законодательством требование о государственной регистрации всех изменений учредительных документов делает эти сведения общедоступными;

• для акционерных обществ дополнительным обеспечением прозрачности корпоративного механизма является обязательная публикация в сети Интернет на сайте корпорации внутренних документов корпорации, большая часть которых посвящена именно корпоративному механизму (порядку работы отдельных органов управления и взаимодействию между ними).

3. Приоритет интересов корпорации (обоснованных общей целью – миссией корпорации) над индивидуальными интересами акционеров (участников). Именно признание такого приоритета позволяет говорить о возможности принятия решений большинством голосов, а не единогласно, то есть допускать возможность распространения последствий общего решения и для участников, голосовавших против такого решения.

4. Соответствие объема прав участия в корпорации размеру вклада в уставный капитал. Как уже отмечалось, при управлении корпорацией большее влияние имеют и должны иметь те участники, которые внесли больше имущества, то есть чей риск потерь в связи с участием в корпорации больше.

Наличие у корпораций некой особой системы управления, обладающей специфическими признаками, отмечалось в литературе, хотя и не называлось корпоративным механизмом. В частности, Д. И. Дедов выделил особые принципы корпоративного права, которые положены в основу содержания и методов регулирования корпоративных отношений. Сделанная им квалификация приведенных черт корпоративного устройства в качестве принципов корпоративного права представляется ошибочной, поскольку, не являясь предметом самостоятельной отрасли права, корпоративные отношения не могут регулироваться с применением некой особой, специфичной системой принципов, к тому же содержательно приведенные Д. И. Дедовым черты не соответствуют уровню, необходимому для принципов права. Полагаю, что выделенные нами черты являются содержательными характеристиками корпоративного механизма, и именно в таком качестве они рассматриваются в настоящей работе.