Текст книги "Он не просил меня ждать. Рассказы"

Сияние

Видеть сияние бабка учила меня лет с пяти. Она совала мне под нос руку и твердила снова и снова:

– Смотри внимательно. Видишь? Как будто лучики по скатерти, небольшие такие?

Я смотрела, но видела только морщинистую кожу и косой шрам чуть выше запястья. Но бабка не сдавалась. И однажды я увидела его – тоненькие иголочки, желтые, как сама бабка Светлана.

Строго говоря, Светлана приходилась мне прабабушкой. Её дочь, моя бабушка, умерла лет 20 назад. Но тогда я об этом не знала.

Светлане было уже лет 80. Она сохранила не только рассудок, но и здоровье. Поэтому мать, занятая моими младшими братьями, доверила моё воспитание ей. До 10 лет именно баба Света заплетала мне жидкие косички, варила кашу на завтрак и водила в школу. А по вечерам учила другому:

– Самое опасное – грязно-синее. Если увидишь такое, лучше с этим человеком и не говори даже. Так или иначе, он постарается сломать твою жизнь… Да и вообще лучше не связывайся с «синими». Мужа и друзей выбирай из тех, у кого увидишь зеленое. Сиреневые, фиолетовые, – они не от мира сего. Их очень мало, и зло они, как правило, причинить неспособны.

– Оранжевые и красные – сильные. С такими будь осторожна. Согнут, растопчут и не заметят. Им только друг с другом хорошо, а другие им не указ. Других они ломают…

– У большинства людей сияние блеклое, почти бесцветное, серое. Эти обыкновенные, не жди от них ничего – ни большого добра, ни особой печали.

– Самое хорошее – тепло-желтое, абрикосовое, розовое. Особенно розовое – ты таких людей не обижай никогда… Беззащитные они.

– Сияние меняется. Вот ты еще маленькая, у тебя сияние розовое. И у друзей твоих всех розовое. А какое оно будет, когда вы вырастете – никто пока не скажет.

– А к старости сияние у всех почти одинаковое. Вот как у меня. Это значит – всё. Скоро уже туда, к нему…

– Ба, а черное сияние бывает?

– Может, и бывает. Только я не видела. Да и тебе не приведи господь. Страх небось…

– А кто тебя научил сияние видеть?

– Меня – моя прабабка. Семейное это у нас…

Потом бабка умерла. Я так и не успела спросить у неё, кто это «он», к которому она все собиралась. Да и вообще на много лет забыла про какое-то там сияние. Тем более что мой дар видеть оказался слабеньким.

И всё-таки иногда я замечала лучики. У моей начальницы они были оранжевыми. У подруги Ланы зелеными. И я почти не удивилась, увидев однажды мерзкий голубоватый отсвет на коже своего мужа, когда он в очередной раз пришел домой в три часа ночи. Вскоре он бросил нас, меня и нашу семимесячную дочку Аньку.

Бабкины слова оправдывались на все сто процентов – «синие» и «голубые» всегда делали мне, да и не только мне, гадости, дружить я старалась с «зелеными», а у начальства обычно замечала легкую «багровость». Цвет, который моя бабка называла «абрикосовым», я заметила только раз – у безногого парня, который просил милостыню возле почты. Я всегда ему подавала, даже если в кошельке оставалась только мелочь на хлеб.

После родов я сильно располнела, да так и не смогла сбросить лишние 10 килограмм. А неудачный брак надолго подорвал веру в собственную привлекательность. Когда Анька пошла ножками, я отдала её в детсад и вернулась на свою прежнюю работу – в библиотеку. Вообще-то я окончила училище культуры, но культура была в глубоком застое, и делать там было нечего. В библиотеке хоть как-то платили. Плюс я подрабатывала тамадой – вела свадьбы и вечеринки. Одна свадьба – половина моей зарплаты библиотекаря. Помогали родители и младшие братья, которые без памяти любили племянницу.

Потом я встретила Димку и снова вышла замуж. Памятуя первый брак, долго присматривалась к будущему спутнику жизни в прямом и переносном смысле. Димка был «зеленым». Когда он наконец-то предложил пожить вместе, для проверки чувств, я с радостью согласилась. При этом искренне недоумевала – что он-то во мне нашел? Высокий, красивый, и зарабатывает хорошо – программист сразу на нескольких предприятиях, в том числе и в библиотеке, по договору.

Мы безоблачно жили втроём, я уже подумывала о том, чтобы завести второго ребенка, а потом…

Потом появилась Ангелина.

Сначала она мне даже понравилась – тихая, вежливая и такая красивая! Я до боли в скулах завидовала её худобе. Сквозь прозрачную кожу можно было увидеть голубые вены, а царственная осанка как будто намекала, что в предках у Гели были как минимум короли. Особенно хороши были печальные серые глаза. На классически прекрасном лице выделялись пятна какого-то чахоточного румянца. Темные волосы Гелька закалывала в простой пучок. И одевалась она просто – джинсы, свитера, мешковатый пуховик…

А спустя пару месяцев Ангелину невзлюбили все бабы в библиотеке. Увидев её хоть раз, мужики как с цепи срывались. Скоро я сама стала свидетельницей неприятной сцены, когда Ванька, муж нашей методистки Наташки буквально молил Гельку, чтобы она позволила ему отвезти её домой. Она молчала, отворачивалась и только вздрогнула нервно, когда он схватил её тонкие пальцы. Я не выдержала – вышла.

Прошло еще две недели. Я уже собиралась домой и вдруг услышала тоненькие воющие звуки. Это Наташка плакала в своём кабинете, уронив голову в колени, руки сцеплены на затылке…

– Что случилось, Наташ?

Спустя полчаса, с помощью пачки бумажных носовых платков и стакана валерьянки, я выяснила, что Ванька подал на развод, потому что:

– Лю-у-убит он Гельку нашу, представляешь? Вот сука! А детей наших он не любит! Меня не любит! Её любит! Так самое главное, знаешь что? Она ведь ему отказала! А он все равно со мной разводится – «не могу, говорит, я с тобой жить больше»… Ну что мне делать дальше? Ведь 15 лет мы прожили вместе, 15 лет! Двоих детей нажили…

И в сердце у меня шевельнулся какой-то неприятный холодок… В тот вечер мне пришлось вызвать такси, чтобы довезти Наташку домой – после всех переживаний я достала из загашника бутылку коньяка. После трёх рюмок она худо-бедно пришла в себя настолько, чтобы уже не рыдать навзрыд, дома, как-никак, дети.

Спустя какое-то время история повторилась, но уже с мужем кадровички. Он, правда, уходить из семьи не стал – Ангелина и ему отказала.

Бабы объявили Гельке бойкот, почти никто с ней не разговаривал. Она еще больше похудела и побледнела. А наваждение продолжалось – в нашем преимущественно женском коллективе за Гелей по пятам ходили поклонники. Когда она курила на заднем крыльце библиотеки, ей всегда находилась компания из представителей мужского пола. Посетители целовали руки и таскали конфеты. Даже мэр города на каком-то мероприятии из дежурной толпы выделил именно её.

Количество слухов, ходивших об Ангелине, превысило всякие разумные пределы. Говорили, что Гелька спит с кем-то из администрации. Да она вообще только и делает, что «спит». С чужими мужьями, с посетителями, чуть ли не с мэром и даже с нашим сантехником Гришкой, который иногда, в числе прочих, стоял с ней на курилке…

Я нервничала, ела булочки и завидовала Ангелине – бывает же такое, худая как щепка, ест что хочет и не полнеет. Мы с ней вроде бы дружили. Оказалось, что она замужем и любит мужа до потери пульса. Но он работает «на вахте», по полгода не бывает дома. Родителей у неё не было – спились. Только полусумасшедшая бабка. Хочется ребенка, но не получается пока. Свекровь нормальная, но, как и всякая свекровь, не очень-то жалует молодую жену. И всё, в общем, как у всех – работа-дом. Мы никогда не говорили только об одном – о том, какое впечатление она производит на мужиков. Но по некоторым её обмолвкам я поняла, что до замужества Геля вела далеко не самый высокоморальный образ жизни. Прошлое выдавало себя бьющей наповал сексуальностью, которую Ангелина никак не могла изжить. А я наблюдала потихоньку – как она двигается, курит, облизывает губы… Улыбается слабо одними губами, смотрит вдруг глаза в глаза, закидывает ногу на ногу – о да, я начинала понимать, что в неё «такого».

Исподтишка я следила за Димкой, когда он появлялся у нас в библиотеке. Вроде бы все как обычно. На некоторое время становилось легче. Пока я не заметила, что они курят вместе, и еще раз, и еще…

И я возненавидела Ангелину от души, так что не могла даже разговаривать с ней. Слава богу, она этого не заметила – конец года, завал… Потом успокоилась. Вроде бы Димка не падал перед ней на колени и не собирался уходить из семьи.

После новогодних каникул Гелька нашла меня в архиве.

– У тебя нет иголки? – спросила она. – У меня тут кофточка порвалась сбоку.

Я молча достала иглу, она стянула через голову бледно-зеленый свитерок и сгорбилась над швом. В архиве всегда было сумрачно – наша директриса Марья Петровна, женщина с внешностью и повадками бульдога, экономила на освещении. Я посмотрела на худенькие плечи «роковой женщины». Бюстгальтер она не носила. Очень хотелось воткнуть в эту гладкую спину что-нибудь острое – вот шило, например, лежит на краешке стола, и чтоб убить эту гадину, чтоб не плакал больше никто, не мучался…

Вдруг, первый раз в жизни, я увидела розовое сияние – розовое, как полоска рассвета над морем. Такой отсвет я до сих пор видела только у своей Аньки, когда первый раз приложила её к груди в роддоме, и у других новорожденных.

Геля подняла на меня свои чудные глаза. В один миг я почувствовала все…

… девчушка, за которой по пятам гонятся дети с криками «Гелька, твои родители алкаши!». Девочка, которую дергают за косы все мальчишки в классе. Подросток, которого валит на диван потный толстяк. Едва сформировавшаяся девушка крутит пируэты вокруг шеста. Руки, губы, глаза. Годы жизни, в которой не меняются декорации, только мужчина рядом. Лихорадка после очередного аборта. Убежать из этого кошмара, скрыться, спрятаться. Но «это» остаётся с тобой навсегда, как проклятие. Всегда губы, руки, глаза. Похоть и ненависть. Магдалина, вечная жертва…

Она отвернулась, чтобы одеться.

На следующий день Ангелина не вышла на работу. Оказалось, что еще две недели назад она написала заявление «по собственному». Когда я сказала об этом Димке, он промычал что-то невнятное, и по его глазам я поняла, что мой муж, витающий в облаках, Ангелину не запомнил.

«Проститутку Гельку, которая за три месяца работы умудрилась перетрахать всех мужиков в округе», еще долго вспоминали на пьянках по поводу 8 марта и Нового года.

Я родила Димке мальчика, назвали Виталиком. Сколько я не всматривалась в его кожу – сияния не было. И больше я никогда не видела сияния.

Лучший ДР в Твоей жизни

И не забудь поздравить с днём рожденья меня.

Я буду слишком рада!.. «НС»

Солнце в этот день светило очень ярко – так, что с пробуждением исчезла куда-то та страшная днерожденческая депрессия, которая мучила его долгие годы. Он зажмурился, когда лучи упали на лицо сквозь щель в неплотно задернутых шторах. Потянулся всем своим гибким, красивым, натренированным телом. Не глядя, протянул руку к телефону, который урчал на тумбочке возле кровати.

Отметил с удовлетворением, что уже как минимум два человека вспомнили про его день рождения: «Два непрочитанных сообщения». Узнать, кто именно, не успел – раздался звонок.

– Да, мамочка! И я тебя поздравляю! И я тебя очень-очень люблю, мамочка!

Небрежно бросил телефон на пол, пошлепал босыми ногами в душ. Уже готовясь выйти, вспомнил про сообщения. Незнакомый номер… Странно. Второй незнакомый номер, и снова пафосные слова поздравлений… Автоматически отправил в оба адреса краткое «Спасибо», недоумевая, кто бы это мог быть…

Вышел на остановку перед домом, блаженно подставил лицо солнечным лучам, улыбнулся счастливо прекрасному дню… Снова раздался звонок.

– Спасибо, любимая, – говорил он в трубку, бережно прикрывая рукой динамик, одновременно – прикуривая сигарету, – Спасибо, любовь моя. Конечно, ты самая первая поздравила меня. Конечно. Я люблю тебя, девочка моя. Я очень-очень тебя люблю…

Осекся, подавился сигаретным дымом. Над дорогой был растянут огромный баннер. Смутно знакомые смеющиеся глаза, лицо, утопающее в цветах… «С днём рождения, любимый!». Ух ты! Имя. Его имя. Кто? Кто… Но кто?.. Это не Её глаза…

Внимание переключилось на растерянный голос в трубке:

– Алло, алло, ты меня слышишь? С тобой все в порядке? Алло! Алло!

– Да. Да, слышу. Все в порядке. Я перезвоню… Прости, любовь моя… Я… перезвоню.

И снова уставился на баннер. Пока не почувствовал нежное вибрирование телефона в ладони.

– Да! – С днём рождения, солнышко!

– Кто это? – Не узнаешь? Это же твоя подружка Аня, Аня из Хабаровска! – Какая Аня? – Как, ты меня не помнишь?.. Пока милый девичий голосок изливал на него сладострастные воспоминания о незабываемой ночи, он все рассматривал глаза на баннере. Опомнившись, нырнул в общественный транспорт. Отключил звонок, так и не удосужившись ответить девушке.

… Пока он ехал на работу, телефон звонил, не переставая. Он успевал только фиксировать глазами незнакомые номера. Пару раз пробовал взять трубку. И тут же отключал, не силах выдержать пламенных излияний, которыми сыпали незнакомые дамы.

На проходной его встретил долговязый юноша в синей фирменной куртке. Сунул под нос бланки:

– Распишитесь, пожалуйста…

– Вы ни с кем меня не перепутали, – начал он было, но увидел свою фамилию, написанную небрежным женским почерком. Стал расписываться, краем глаза отмечая в руках у юноши толстую пачку бланков и конвертов, украшенных эмблемами скоростной почты.

«Что же это такое творится-то, а?» – подумал ошеломленно.

– Вы – новая звезда? – без обиняков спросил юноша.

– Звезда? – хотелось материться. – Ну, наверное. Не знаю. Вон как красиво вас поздравляют… – почтальон мотнул подбородком куда-то в сторону выхода. – Красиво? – Да вы что, не заметили? Ну вы даёте. Признайтесь честно, вы кем работаете? В кино? Или на телевидении? Вы в какой программе снимаетесь, я посмотрю обязательно!

Пока он мотал головой, пытаясь понять, не сон ли это, юноша исчез в дверях, вручив ему пакет.

Он вышел следом.

С огромного плаката на него призывно смотрели три полуобнаженные красотки. «С днём рождения!!!».

– Эх, парень, завидую тебе. Хорошо, видать, девчонки отдохнули. – Прохожий, толстый мужик с банкой пива в руках, причмокнул губами и с нескрываемым интересом уставился ниже ремня на джинсах. Где-то позади негромко заржал охранник.

Он дернулся было, не зная, кому врезать первому – охраннику или прохожему. Но сдержался и пошел прямиком в свой офис, на ходу распечатывая конверты, роняя открытки, рассматривая только подписи…

Незнакомые. Неизвестные. Имена, фамилии… Штемпеля, города. Вся Россия что ли решила его поздравить? То страстные, то чувственные слова. Нежные, пылкие, смешливые…

Почтовые ящики были забиты e-mail’ми. Уже понимая, что к чему, он безжалостно удалял их, не читая. Усыпил ICQ, потому что и там преследовали его неизвестные «проздравители». А вскоре пришлось отключить и телефон. После незнакомых ему принялись названивать знакомые, «радуя» расспросами о сюрпризах. Кто-то видел плакаты. Кто-то обратил внимание на баннер. Мама услышала песню, которую какая-то девушка заказала ему на радио. На её вопрос он ответил почти спокойно:

– Мам, я не знаю, кто это мог быть. Я не знаком с этой Ирой-как-её-там. Давай, я вечером зайду, и ты мне все расскажешь. Ладно?..

Швырнул трубку, и, презирая себя за ложь, попросил секретаршу говорить всем звонящим, что его нет на работе.

– А где вы?… – слабо мявкнула секретарша. – Умер!.. – он перестал себя сдерживать. «Вот дура», – подумал было, успокаиваясь и закуривая очередную сигарету. Снова раздался звонок внутреннего телефона.

– Да?.. – Вам тут… – Что?!? – Цветы принесли… и коробки какие-то…

Он вскочил с места, понимая, что ему вряд ли удастся сегодня поработать.

Спустя еще час он, с внешне невозмутимым лицом, просил таксиста: – Друг, переключи на какой-нибудь другой канал, а? Взволнованный женский голос, который страстно признавался ему в любви и желал всего самого наилучшего на волнах «Динамит-FM», умолк на полуслове.

Он поехал было в ближайший парк. Но и там было радио. А когда включил телефон, sms-ки посыпались, как из ведра.

Незнакомые женские голоса настигли его даже в кабаке, куда он, устав от одинокого блуждания по городу, забрел хлопнуть «стописят» коньяку. Вдруг какая-то девушка бросилась ему на шею:

– Поздравляю!

Он с трудом расцепил её руки и бросился вон…

– Куда ты? Вернись! Я люблю тебя! – летел вслед взволнованный крик…

У родителей он не смог пробыть больше часа. Отец только смущенно похмыкивал, опустив глаза, мать смотрела на своего первенца встревожено и печально. Слава богу, не было дома двух младших братьев – близнецов и оторв. Вот кто смеялся бы…

Он не рискнул спросить, что еще произошло в этот день. Родители вручили ему подарок и он побрел домой, отказавшись от праздничного ужина, чувствуя, что голова раскалывается на куски. На пороге квартиры нашел мятый букет и какие-то ленты, пнул ногой…

«Кто же? Ну кто?» – билось в голове. В памяти мелькали женские лица, голоса, смех. – «Света? Нет… Маша? Да она забыла давно про меня, наверное… Настя? Эта слишком глупа. Верка? Не может быть. У Таньки денег не хватило бы на эту авантюру…».

После очередной попытки включить телефон он так сильно сжал его в руке, что на пол посыпались какие-то детальки. Кто-то сильно барабанил в дверь. Он не открыл, тупо сидя на кровати и слушая любимую ритмичную музыку. Налил себе еще «стописят». И снова, и снова. Сигареты-алкоголь-сигареты… Попытка отвлечься с помощью компьютерной игры успеха не принесла. Он чувствовал себя зверем, загнанным в угол…

«Кто? Кто?».

… Телефон валялся, раздавленный, на ковре, но ему все чудились звонки. Он подходил к окну, выглядывал в залитый лунным светом пустой двор многоэтажки… И снова наливал, и снова пил. На смену бешенству пришли глухое раздражение, обида и тоска… Ему уже не хотелось ехать к любимой девушке, как это планировалось изначально. Ничего не хотелось.

«Кто? Кто?».

В двери шкреблись, судя по всему – холеными коготками. Синхроном он услышал женский смех. Целая толпа девушек смеялась искренне и безудержно.

Он открыл так быстро, как только смог. Но почувствовал только смешанный запах духов. Шумел отъезжающий лифт. Он устало прислонился к косяку двери.

За стеной мелодично звонили часы, отсчитывая полночь. День рождения закончился.

Мобильный

Он прошел так близко, что почувствовал запах духов, слабый и нежный. Она испуганно дернулась, увидев светлую тень в сумраке ночной улицы. Было уже поздно; часа два ночи, не меньше. Он шел как-то неловко, с заведенной вперед рукой, но она не успела этого заметить и осознать. Он развернулся – вдруг. В руке была тяжелая старинная кочерга.

Жертва упала, не вскрикнув. Луна сквозь листву бросала блики на уже мертвое лицо. Может быть, девушка была не слишком красива при жизни – но сейчас, в этом призрачном лунном сиянии, она была прекрасна. Он постоял несколько секунд, потом нагнулся и ловко снял кольца с теплых рук. Чуть призадумался над серьгой, блестевшей сквозь волосы, – но не снял, побрезговал. Её сумочку он кинул в специально припасенный пакет, туда же попала кочерга и золотые побрякушки. Ушел не торопясь.

Загулявшая парочка обнаружила тело примерно через час после убийства. Они так часто целовались, что увидели её в последний момент: еще шаг, и… Она глухо вскрикнула от неожиданности, увидев темную лужицу под головой, он, заикаясь, вызвал милицию по своему мобильному. Тело перегораживало тротуар, так что пройти мимо можно было б только очень осторожно, прижавшись к забору. А можно было обойти его по дороге – но это никому не пришло в голову. Милиция приехала быстро, а до этого они стояли обнявшись, глядя в другую сторону, и он чувствовал дрожь её тела. В городе было тихо, только брехали далеко собаки.

… Убийца зашел в свой дом. После того, как полгода назад умерла мать, он остался один. Кочерга полетела в угол, куда-то за шкаф. Он зажег свет, задернул грязные занавески (бесполезная мера предосторожности – двор надежно защищал высокий забор, а вдоль забора много лет назад была посажена колючая живая изгородь) и жадно распотрошил добычу. На стол летели документы убитой девушки, ключи, какие-то квитанции, духи (он узнал этот запах), губная помада, бумажные носовые платочки. А – вот же кошелек. Там оказалось довольно много денег, в пересчете на вторую национальную валюту – долларов сто. Средняя зарплата среднего жителя среднего городка. Для него это была большая сумма. «Небось, с ночной подработки шла» – он неприятно ухмыльнулся. Все в тот же пакетик он аккуратно сложил всё, кроме ценностей – денег и золота. Оставил еще маленький розовый телефончик, его ведь тоже можно продать, он даже знал кому. Завалился спать.

Проснулся утром от негромкой трели. А… телефон на столе. Протянул руку, нажал какую-то кнопку. На экранчике неожиданно высветилось сообщение.

«Dobroe ytro! Ya lublu tebya, o4en, o4en» И подпись – Кирилл.

Он положил телефон на стол и снова заснул.

В этот день он не выходил из дома. То и дело звонил розовый мобильный телефон. Он брал его в руки. «Мама» – на экране приятное лицо немолодой женщины. «Роман» – уставший мужчина лет 40. «Шеф» – седой круглолицый мужик. Жизнь поинтересней телевизора. Он держал аппаратик в руках, ожидая очередного звонка, и думал о чём-то. Он смутно понимал, чем ему это грозит – но не мог удержаться и выкинуть телефон, или хотя бы сим-карту.

… Позже соседи разошлись в мнениях. Одни называли его приятным молодым человеком. «Ой, всегда поздоровается, улыбнётся» – частила старушка из дома напротив. Другие утверждали, что и занимался он бог знает чем, никто не знал – то ли учится, то ли работает, и вообще всегда был «странный». Особенно после того, как мать умерла.

Смс-ки от Кирилла шли каждый час. «Gde ti sei4as? Ya edy na raboty» – информировал он мертвую. «Ti vispalas ili opyat prospala? Wef ne rygalsya? Esli 4to, waluisya, kotenok». После обеда сообщения стали тревожными.

«Po4emy ti mol4iw? Na 4to obidelas?» … «Mowet, y tebya dengi na s4ety zakon4ilis? Ya lublu tebya»

А он всё ждал, когда незнакомый ему Кирилл позвонит, чтоб увидеть его. Номер телефона показался ему странным, не местным, видимо Кирилл находился сейчас где-то очень далеко и знать ничего не мог. В этом городе, судя по всему, уже к вечеру стало известно, что она умерла. Звонки прекратились. Остались только сообщения:

«Kotenok, ska) l (i xot 4to-nibyd, ne mol4i» … «Ya ywe ni4ego ne ponimau. TbI zabolela?».

Кирилл позвонил после 11. Ничем не примечательное лицо, разве что глаза ярко-голубые. Сам не зная почему, убийца нажал кнопку и услышал его голос, чуть задыхающийся: – Алло! Ну наконец-то, я так волновался… Что слу… Тут же нажал другую кнопку. Отбой. Потом выключил телефон. Пошел во двор и спалил пакет вместе со всяким сором, который уже давно пора было сжечь.

На следующий день он опять никуда не пошел, спал. И читал сообщения от Кирилла. Он даже иногда слушал его голос – слушал и молчал. Ничего не мог с собой поделать. Часто брал розовый телефон в руки – подолгу рассматривал, изучал. Нашел его фотографию, а также десятки других фото, в том числе убитой девушки. Она была хорошенькая.

Последние сообщения были однотипными:

«Ya lublu tebya» … «Ya lublu tebya» … «Ya lublu tebya, milaya…».

Он думал про себя как-то путано: «Черт, неужели ни кто не может сказать ему – этому Кириллу? А может, у него совсем крыша поехала?».

Вечером в ворота постучали громко и требовательно. Он понял: за ним пришли, и даже не стал прятать телефон.