Текст книги "Совместный сеанс"

4

Они летели в темноте по какой-то тесной трубе несколько минут, пока впереди не показался свет, и тоннель не закончился. Тоня плюхнулась в мягкий сугроб. Через несколько секунд рядом утонул в снегу отец.

– Где мы? – Фёдор выбрался из сугроба отряхиваясь.

– Понятия не имею, но мы выбрались! – Тоня с трудом разгребла снег и подошла к папе, который стоял на заледеневшей дороге под тусклым фонарём.

– Интересно было бы знать, куда.

Они оглянулись по сторонам. Далеко впереди мерцало огнями какой-то большое здание.

– Идём туда? – предложила Тоня.

– Ну, исследовать темноту точно неохота.

Фёдор пошёл в сторону огней, Тоня посмотрела на сугробы, смятые их падением, никаких тоннелей или отверстия, откуда они могли упасть, рядом не было. Они будто просто свалились с неба. Она рассудила, что лезть назад им всё равно не захотелось бы, поэтому смахнула с себя остатки снега и пошла за папой.

Длинная ледяная трасса вела в сторону огней на горизонте. Через несколько минут они увидели одинокий указатель. Он сообщал, что впереди находится аэропорт. Они переглянулись и пошли дальше. Спустя полчаса Фёдор ощутил, что невероятно замёрз. Он посмотрел на дочь, Тоня шла, обняв себя руками, её челюсть ходила ходуном.

– Не помню, чтобы замерзал во сне.

– У меня иногда бывает, когда осенью забываю закрыть окно перед сном. Но обычно просыпаюсь от холода.

– Почему мы не можем придумать себе одежду? Людей и местности ведь получалось визуализировать.

– Мы просто ещё не пробовали.

Они сосредоточились и через несколько минут наколдовали себе зимние куртки и подходящую обувь. В первые мгновения показалось, что они согрелись, но уже через минуту, обоих вновь пронзил холод.

– Странно, одежда не помогает.

– Может, мы замёрзли там, снаружи?

– Значит, у нас появилась связь с реальностью, это хороший знак, – Фёдор, как мог, пытался подбодрить дочь.

– Или мы просто умираем, – хмыкнула та, дыша на руки, чтобы согреть их.

Казалось, здание аэропорта было не дальше километра. Дорога заняла куда больше времени, чем они ожидали. По ощущениям отец с дочерью шли к нему около трёх часов, хотя оба понимали, что время во сне – понятие относительное. Этот поход выморозил из них все остатки тепла. На подходе к зданию они осмотрелись. Вокруг не было ни души. При этом аэропорт не выглядел заброшенным: горели все огни, по округе разносился мерный гул вылетающих самолётов, хотя ни одного борта в небе видно не было.

Фёдор прошёл к входу с надписью «Международный вылет». Тоня следовала за ним, не помня себя от холода. Двери гостеприимно распахнулись перед ними, и на них пахнуло теплом.

– Наконец-то, – стуча зубами прошелестела Тоня.

Отец взял дочь за руку, и они минули пустой пункт досмотра, прилежно пройдя через ворота металлоискателя. Ни багажа, ни телефонов у них всё равно с собой не было. Тоня выпустила папину руку и подошла к огромному экрану с расписанием рейсов. На нём мелькало множество строк, большинство вылетов задерживалось, какие-то были отменены. Лишь парочка бортов принимала на борт пассажиров.

– Вон вылет в Питер, – кивнула Тоня. – Думаю, нам туда. Ты ведь не собирался в Сыктывкар?

– Ещё есть Петропавловск-Камчатский. Не желаешь осмотреть?

– С меня достаточно приключений на сегодня.

– Ещё в Буэнос-Айрес летят.

– Давай в другой раз? Очень домой хочется.

Они посмотрели номер стойки регистрации и подошли к двадцать третьей. Там неожиданно материализовалась очередь. Отец с дочерью послушно встали в конец.

– Подожди, – Тоня глянула на соседей по вылету. – Это всё ненастоящие люди, видишь?

Пассажиры, обременённые внушительным багажом, действительно постоянно меняли облики и темы бесед.

– Обычный сон! – с надеждой в голосе определил Фёдор. – Может, тогда нам не ждать в очереди?

Тоня радостно закивала и подошла к стойке, протягивая работнику авиакомпании появившиеся в руке паспорта. Тот кивнул, поприветствовав их на незнакомом языке, и уставился в паспорта.

– Хал сатусафир иилаа Русия? – спросил он.

Фёдор с Тоней переглянулись.

– Раша, – кивнула она.

Сотрудник поджал губы и прищурился. Затем, вернув Фёдору паспорта, на чистом русском ответил:

– Вам нужно купить валюту. Иначе мы не можем допустить вас на рейс.

– Какую валюту? – удивился Фёдор.

– Юани, конечно, – поражённо ответил сотрудник.

– Зачем?

– Это правила авиакомпании. Нужно обменять эквивалент ста долларов, вы можете сделать это в кассе, – мужчина указал подбородком в сторону обменников в дальнем углу зала.

– Ясно, – вздохнул Фёдор, забирая паспорта.

Они протиснулись через разросшуюся толпу к банковским кассам. Там тоже была не слишком обнадёживающая очередь. Тоня без промедления выхватила у отца паспорта и подошла прямо к окошечку, растолкав возмущённых, силящихся держать лицо, людей.

– Нам, пожалуйста, эквивалент ста долларов в юанях, – выпалила она.

– Чем будете рассчитываться? – спросила утомлённая женщина с выжженными химией волосами.

– Рублями, – уверенно ответила Тоня.

– Ну-у, – протянула кассирша. – Тогда вам в соседнее окно.

Там, как и ожидалось, очередь приняла вовсе неприличные масштабы. На этот раз, чтобы пройти к окошку, Тоне потребовались все, оставшиеся после затянувшейся ночи, силы.

– Сто долларов в юанях, плачу рублями, – она обрушилась на стойку обменника.

– Хорошо, заполните вот эту анкету. Вам на одного?

– На двоих.

– Тогда вот вам две.

Тоня взяла протянутые бумаги и с трудом высвободилась из напирающей толпы. Едва волоча ноги, она подошла к ожидавшему её отцу, и они вместе уставились в анкеты. В каждой было подколото не меньше двадцати листов, испещрённых чудаковатыми вопросами, начиная от имени и фамилии, заканчивая абсолютно нечитаемыми строками.

– Это безумие, – в отчаянии констатировал Фёдор.

– Слушай, я заполню наши имена и отдам так. Всё равно расшифровать эти прыгающие буквы нет никакой возможности. К тому же напротив всех этих вопросов нет звёздочек, значит, они необязательны.

– Давай, – отец сполз по стене на пол.

Тоня примостилась рядом и, подложив паспорта под анкеты, коротко заполнила самые важные данные. Когда с писаниной было покончено, она вновь протиснулась через столпотворение к окошечку, чтобы отдать документы. К огромному сожалению беснующейся толпы, там стояла табличка перерыва. Готовая к такому повороту, Тоня метнулась в соседнее окно, протягивая бумаги. Женщины с химией там уже не было, но прыщавый подросток, мрачно смотревший на Тоню из-за стойки, на удивление безразлично обменял анкеты на аккуратные купюры. Были ли это юани, евро или йены, понять было невозможно. Но Тоня с лёгким сердцем забрала деньги и устремилась к отцу.

– Бежим на паспортный контроль!

И они побежали. Внезапно аэропорт из строгого пустынного здания превратился в кишащий людьми торговый центр, и определить, куда именно нужно идти, было невозможно. Навигация оказалась бесполезной: как только они находили указание на паспортный контроль, двери оказывались закрытыми, лестницы обрывались не начавшись. Единственным плюсом их суетливых поисков было ощущение приятного тепла. Бегая по аэропорту, оба согрелись, Тоня даже скинула на ходу свой тёплый пуховик. Фёдор же нёс своё армейское шерстяное пальто бережно перекинутым через руку, боясь ненароком за что-то зацепиться.

В конце концов они каким-то чудом оказались у нужного выхода. Разумеется, посадка была уже окончена. Стюардесса печально покачала головой и, разведя руками, сказала:

– Можете успеть, разве что если побежите по взлётке.

Фёдор с дочерью даже не подумали медлить, и заметив открывающиеся ангарные ворота, разверзшиеся на месте аккуратного выхода к телескопическому трапу, метнулись наружу.

Их снова встретил лютый холод, он обжёг лицо и руки, как только они выбежали из здания аэропорта. Стараясь не отвлекаться на ранящий мороз, папа с дочкой устремились к единственному борту, стоявшему на взлётной полосе. Они изо всех сил передвигали ноги, стараясь успеть на самолёт, который уже запустил двигатели. Но стоило им приблизиться, как металл борта пробили глубокие вмятины, и их единственную надежду скомкало, точно бумажную модель. Не осталось ни носа, ни хвоста, ни крыльев, лишь зияющая чернота входа с опускающимся трапом. Оттуда, точно король, приветствующий толпу, вышел Постоянный Учитель, довольно салютуя им открытой рукой.

– Не может быть, – закричала Тоня, резко останавливаясь.

Фёдор схватил дочь в объятия, не давая ей двигаться вперёд по инерции.

– Как он нас нашёл? – она заплакала.

– Тише, мы вырвемся. Это наш сон!

– А если нет?

– Нас двое, а он один!

Учитель спустился с трапа и неспешно подошёл к парочке, удовлетворённо кивая.

– Не вышло? – посмеиваясь, спросил он, не ожидая ответа. – Не удивительно. Это мой мир. Вы лишь мои пешки. Я ещё думаю, как вас расставить. Но хочу вас порадовать! Большинство ваших коллег уже нашли своё место в моей реальности. Вы ведь заметили?

– Что? – с вызовом крикнул Фёдор.

– Вы не могли не заметить, – Учитель выжидающе посмотрел на отца с дочерью. – Ваши коллеги. Их ведь стало намного меньше, когда вы ушли. Да? Куда подевалась женщина, крошащая мою итальянскую плитку? Куда делся сумасшедший, пытающийся разбить голову о бронированное стекло окна? А тот парень в феске, почему вы больше его не встретили? Неужели вы не поняли? Вы правда думали, что мои гостиные не имеют конца? Это всего-то пара десятков залов. Спящих пока не так уже много. Зашедших в сеанс прошлой ночью не больше трёх сотен. Мелочь. Разминка. Зато все они нашли свой идеальный сценарий. Вернее, сериал. Такой, что не скучно смотреть. Не уверен, насколько их хватит. Надеюсь, хотя бы лет на десять. Хотя сегодня всё чаще практикуют эвтаназию, мало кто поддерживает кому своих близких. Счета, знаете ли.

– Какого чёрта ты тут творишь? – неразборчиво прорыдала Тоня. – Что ты за хрен?

– О, как невежливо! – воскликнул Постоянный. – Чему вас учили родители, юная леди? Будь вы моей ученицей, я бил бы вас по губам.

– Отвечай! – прогремел Фёдор.

– Ах, ясно-ясно. Яблоко от яблоньки. Совершенно необязательно так кричать. У меня отменный слух. Особенно здесь. Я слышу все ваши помыслы, слышу ваши мелкие мыслишки. Я долго тренировался, у меня были годы!

– Ты из корпорации?

– Господь с вами, – отмахнулся Учитель. – Они сами не ведают, что творят.

Он поджал губы, покачал головой, сложил руки на груди и смущённо улыбнулся:

– Ну ладно, так и быть. Я уже пару раз рассказывал свою историю, почему не повторить? В любом случае вы всё забудете, погружённые в свои сны.

Пустая, пронизанная холодом взлётная полоса сменилась маленькой комнатой с широким столом, прогибающимся под кипами тетрадей. Крошечная настольная лампа едва справлялась с темнотой. Учитель разместился в глубоком кресле за столом и развёл руками, приглашая гостей занять свои места напротив на жёстких низких табуретках по ту сторону его импровизированной кафедры.

– Присаживайтесь, чаю?

На столе появились стаканы с подстаканниками, пышущими паром от крепкого чая. Фёдор с Тоней остались стоять, держась за руки и не думая садиться.

– Как знаете, – с досадой протянул Постоянный и начал свой рассказ. – Думаю, сейчас мне лет восемьдесят. Плюс-минус. Постоянно теряюсь в датах, вы знаете, в этом пространстве сложно с арифметикой. Я родился в сорок втором. Лучшее время, чтобы родиться в России, неправда ли? Но я не жалуюсь, я почти ничего не помню из военных времён. Моя семья с Урала. Здесь мы справлялись иначе, знаете ли. Ну, это не так важно. Едва ли вы хотите разобрать мою биографию на кирпичики, – с лёгкой ностальгической улыбкой он потёр подбородок, будто подыскивая наилучшее начало для своей истории. – Я угодил в кому зимой. По глупости, конечно, но никто не застрахован. Шёл после второй смены, я ведь учитель литературы, думаю, вы поняли. Занимался с отстающими, освободился поздно. Гололёд, трасса, зимний вечер. Я не мастер поэзии, да и ситуация не поэтичная. Последним помню, как ухаю с тротуара на проезжую часть. В это время было мало машин, но мне повезло. Это моё последнее воспоминание, яркие фары, пронзающие ночь. Потом я очнулся здесь. В пространстве вариаций. Я не могу выйти наружу и узнать, кто подключил меня к вашей системе, но это лучший подарок! – Учитель взял один из стаканов, насыпал туда изрядно сахара и громко, с наслаждением хлебнул. – Я попал в миры спящих. Ваши маленькие личные пыточные, куда вы добровольно уходите засыпая. Я поговорил с некоторыми и узнал о новой технологии, подающей большие надежды. Очевидно, я оказался в некоторой экспериментальной группе, скажем, коматозников. Мы ведь не можем пожаловаться или отказаться. Вот нас и подключили. И это стало нашим спасением.

– Вашим? – прохрипела Тоня. – Сколько вас?

– О, я встретил всего шестеро таких, как я. Но подозреваю, что нас больше. Скорее всего, большинство ограничивается пространством собственных фантазий. Но это ведь скучно, разве нет?

Фёдор с Тоней молча буравили Постоянного взглядом.

– Конечно. Скука, надо сказать, смертная. А сны, даже эти рабочие лабиринты – уже путешествие. Когда они нашли новые группы, я понял, что могу развернуться во весь рост. Ведь ваши родственные, интимные сны очень прочны. Они почти никогда резко не обрываются и дают доступ ко всему подсознанию. Можно вытащить всё что угодно! Вы ведь этого так и не поняли, не нащупали, не научились. Это нормально, у вас нет сноровки. Я долго блуждал по закоулкам собственного сознания. Боролся с желанием очнуться, примирялся со своей камерой. Этот мир ведь шире реальности, вы уже ощутили? Здесь возможно всё. Это измерение играет по вашим правилам, как вы до сих пор не научились им управлять?

Учитель отставил стакан и снял очки. Достал из кармана пиджака носовой платок и принялся тщательно протирать стёкла, сосредоточенно кивая.

– Нужно узнать его имя, – шепнул дочери Фёдор.

Она удивлённо посмотрела на него, но решила не отвлекаться на уточнения. Тоня боялась, что тот мог их услышать.

– Зачем вам моё имя? – Постоянный поднял на них глаза, сорвав ещё не сформировавшееся опасение из осторожных мыслей папы с дочкой.

– Это будет честно, – стараясь звучать уверенно, ответил Фёдор. – Ты сказал, что знаешь о нас всё.

– Справедливо, – пожал плечами Учитель. – Меня зовут Пётр Архипович. Как я уже сказал, я учитель литературы. Нахожусь в глубокой коме последние тридцать лет.

– Фамилия? – Фёдор свёл брови.

– Зачем вам? Напишете на меня докладную? – Постоянный мелко захихикал. – Что ж, удачи. Фамилия моя весьма банальна, Петров.

– Петров Пётр Архипович?

– Да, родители не блистали склонностью к созиданию. Счастье, что отца звали не Петром.

Отец многозначительно посмотрел на дочь, она кивнула, стараясь не озвучивать догадку в своём сознании, едва её нащупав.

Юлия вздрогнула, поняв, что задремала. Она всё ещё сидела в кресле. Был одиннадцатый час вечера. Она проспала больше двух часов. Группа медиков попрощалась с ней несколько часов назад, оставив приборы подключёнными. Разговорчивый обещал, что они вернутся утром, а пока все данные поступали в их узловой центр. Если произойдут перемены, они непременно заметят. Подруга Тони писала Юле, что переночует у подруги, и будет следить за её состоянием. Это слабо успокаивало, и она решила, что поедет к дочери первым же утренним поездом, оставив мужа на попечение брату.

Посчитав в уме потерянное время, Юлия проверила мужа. Фёдор по-прежнему сладко спал. Однако теперь румянец сошёл с его лица. Пора было менять капельницу. Она достала новый пакет из кейса, оставленного медиками, и распаковывала его, чтобы заменить пустой.

– Петров Пётр Архипович, – повторил Фёдор.

– Петров Пётр Архипочив, – эхом прошептала Тоня.

– Да, всё верно, – настороженно кивнул Учитель.

– Петров Пётр Архипович, – с вызовом произнёс отец.

– Петров Пётр Архипович, – громче сказала дочь.

– Петров Пётр Архипович, – на перебой заговорили они, заглушая вопросы Постоянного.

Они повторяли его имя, как магическую мантру, будто это могло что-то изменить. Где-то в подсознании разгоралась надежда, что, даже если Учитель и не проснётся, это хотя бы ослабит его силу. Произносили скороговорку вновь и вновь, чувствуя, как пересыхает во рту, но не останавливаясь.

– Замолчите! – кричал Постоянный, вскочив из-за стола и пытаясь колотить их пухлыми тетрадями. – Прекратите! Что вы делаете?

– Петров Пётр Архипович, – продолжало разноситься по тесной тёмной комнатке.

– Петров Пётр Архипович, – говорил Фёдор, щупая стену и ведя за собой дочь по периметру узкого помещения в поисках области, ведущей в лабиринт гостиных.

– Петров Пётр Архипович, – в унисон вторила ему Тоня, поняв затею отца и стуча свободной рукой по стенам.

– Петров Пётр Архипович, – выкрикнул Фёдор, вывалившись из темницы учителя, и мельком увидел Юльку, она скорбно сидела возле него, держа мужа за руку.

Это придало ему сил. Они с Тоней оказались на полу гостиной. Их окружила жидкая толпа коллег. Все они уже были растрёпаны, никто не веселился и не пытался напиться.

– Петров Пётр Архипович, – повторила Тоня, глядя в глаза отчаявшейся девушке, что они встретили на входе в лабиринт.

– Петров Пётр Архипович, – сказал Фёдор пожилому мужчине, поднимаясь и помогая дочери встать на ноги.

Люди в толпе закивали и медленно начали заклинать ту же самую мантру. Тоня не поняла, знали ли их сокамерники об этом несовершенстве сеансов, или просто хватались за соломинку, но всё больше людей начали повторять имя Постоянного.

– Петров Пётр Архипович, – раздался нестройный хор голосов.

Свет в гостиной начал мигать. Вдруг из стены вышел Учитель, вдвое выше, чем люди, декламировавшие его имя. Его очки сверкали отражениями красных ламп, лоб блестел от пота. Он что-то неразборчиво кричал, наступая на толпу.

– Петров Пётр Архипович, – не страшась, повторял десяток ртов, передавая заклинание по цепочке в соседние залы.

Постоянный выхватил из внутреннего кармана тетрадь и раскрыл её, судорожно листая страницы.

– Вы все у меня пожалеете! – шипел он, заглушённый многоголосием жертв.

– Петров Пётр Архипович, – всё громче кричал Фёдор, следя, как изворачивался и уменьшался Учитель.

Тот достал из кармана красную ручку и начал что-то править в клеточках своей тетрадки.

– Пожалеете! – взвизгнул он, занеся руку над тетрадью.

А когда опустил, отчаянно кричавшая девушка, что они встретили на входе, испарилась. Толпа на мгновение затихла, но через секунду продолжила с нараставшей силой повторять имя злодея, всё теснее беря его в кольцо.

– Ты пожалеешь, – рявкнул Учитель, и седовласый мужчина исчез.

Толпа не прекращала скандировать.

– И ты пожалеешь! – просвистел Постоянный, и ещё один спящий схлопнулся.

Юлия повесила новый пакет на стойку капельницы и прикрепила к нему прозрачный провод. Вдруг ей показалась, что она что-то слышит. Она обернулась, в комнате было пусто. Однако чуть слышный шорох не пропадал. Юля опустила глаза на мужа и увидела, что он едва заметно шевелил губами. Она присела на колени и прислушалась.

«Птптхч», – шелестел Фёдор.

– Петров Пётр Архипович, – кричала Тоня, срывая голос.

Её крик сливался с ритмом толпы, и в этом была сила. Все они, как зрители на стадионе, стали одной волной. И эта волна приняла угрожающую форму. Учитель всё уменьшался. Ручка выпала из его рук, и пока он искал её среди ног теснивших его людей, кто-то вырвал из его рук тетрадь.

Внезапно Тоня увидела, как сквозь разъярённую толпу проглядывает тусклый свет. Она присмотрелась. На фоне тёплого пятна вырисовалась фигура с пышными кудрявыми волосами. Тоня не поверила своим глазам, это была её подруга. Она закричала громче, и картинка начала проступать всё чётче, пока не стала ярче заполненной людьми гостиной.

– Петров Пётр Архипович, – попробовала повторить она, но ничего не вышло.

Губы были, будто склеены, на груди словно сложили стопку кирпичей. Глаза тоже были прикрыты, поэтому свою комнату она видела размытой. Но подругу она узнала, та сидела на краю кровати и смотрела в телефон. Холодный свет вырисовывал её острый профиль на фоне мерцающего света ночника.

– Ппппп, – Тоня вновь попыталась подчинить себе губы, но ничего не вышло.

После третьей попытки ей всё же удалось дёрнуться, и подруга вздрогнула, посмотрев на неё. Увидев, что Тоня не спит, она застучала пальцами по экрану и пересела ближе к ней.

– Тоня! Тоня, я здесь! Ты меня слышишь?

– Птп, – губы Тони едва дёрнулись.

– Это сонный паралич, всё в порядке, я здесь! Продолжай, я тебя слушаю.

В половине одиннадцатого на экране телефона Юлии высветилось сразу несколько сообщений. Одно было от подруги дочери, сообщавшей, что Тоня частично пришла в себя. Второе пришло от Ко Куна. Тот писал, что примерно в одно время сотня спящих стала подавать признаки осмысленного сознания. У части из них диагностировали сонный паралич. Все они повторяли одни и те же звуки, которые команда разработчиков подхватила для расшифровки.

В спальнях, гостиничных номерах и больничных палатах люди склонились над спящими, пытаясь понять, что же те говорили. Потребовалось совсем немного времени, чтобы разрозненные звуки и сигналы, считываемые сферами, сложились в распознанное имя.

«Петров Пётр Архипович», – определила юная кореянка-разработчица, учившая русский по эксцентричной прихоти читать Достоевского в оригинале.

Имя разошлось по сети Корпорации. Этой ночью не спал никто из сотрудников, поэтому куратор небольшой экспериментальной группы пациентов, находившихся в глубокой коме, мгновенно понял, о ком шла речь. Ему потребовалось пятнадцать минут, чтобы передать в частную клинику в Челябинске просьбу об отключении пациента от сферы Корпорации. К одиннадцати часам по Москве и часу ночи по местному времени пожилая медсестра, сетовавшая на причуды правления в такой поздний час, зашла в палату к своему давнему пациенту, её любимому учителю. Она смахнула с его лба длинные седые волосы, мягко улыбнулась и, склонившись над сухой безжизненной фигурой старика, аккуратно вынула наушник из старческого уха. Сфера на ночном столике мигнула и перешла в спящий режим, засияв приятным голубым светом.

– Петров Пётр Архипович, – последний раз прогремела толпа.

Учитель исчез. Вместе с ним начали рассыпаться и гостиные, теряя изящные портреты кисти Модильяни, яркие настенные ковры и итальянскую чёрно-белую плитку. На мгновение окружившая спящих пустота замерла, и они посмотрели друг другу в глаза, обескураженные и счастливые в общем порыве бегства. А потом тьма взорвалась, разбросав их по своим мирам.

В один миг сотни спящих пришли в себя. Проснулись даже те, кого Учитель распределил по своим внутренним индивидуальным сеансам.

Тоня в слезах обнимала подругу, державшую её за руку всё то время, пока она не могла выговорить проклятое имя. Фёдор лежал в объятьях жены, пытаясь собраться с мыслями. Как только привычное восприятие вернулось, он попросил жену связаться с дочерью.

– У нас получилось! – сквозь слёзы радовалась Тоня, включив видео-чат с родителями.

– Получилось, – глотая облегчение, кивал Фёдор.

– Как тебе пришло это в голову?

– Не знаю. Сначала я надеялся, что он, как хозяин сна проснётся. А когда не вышло, я понял, что это работает, но как-то иначе. Он слабел. Потом где-то на периферии зрения я как будто увидел маму.

– Ты понял, что это сонный паралич!

– Вроде того. Нужно было как-то подать сигнал наружу. Вдвоём мы бы не справились. Ко Куна говорил, все мы как-то связаны. Хоть он и не понимал как, это сработало. Сознания сотни спящих оказались мощнее этого коматозника.

– Думаешь, он ещё жив? – всхлипнула Тоня.

– Честно говоря, мне всё равно. Пусть хоть сдохнет, урод!

Уставшая медсестра подоткнула одеяло на койке любимого учителя и аккуратно сложила наушник и сферу в коробку производителя. Видимо, произошёл какой-то сбой, думала она, надеясь, что Корпорация всё починит, и она вновь сможет наблюдать за переливами снов учителя в переменчивом мерцании сферы. Если же его вычеркнут из программы, он ещё некоторое время сможет пролежать в дорогой клинике, где она работала. Но уже в декабре придётся перевести его в городскую больницу. У оставшихся одноклассников теперь не находилось достаточно денег, чтобы обеспечивать любимому учителю хорошее место для грёз в коме. Но об эвтаназии не могло быть и речи. Разве можно лишить жизни того, кто привил им любовь к высокой литературе и дал смелость записывать собственные фантазии? Она хоть и не стала известной писательницей, всё равно время от времени записывала самые интересные сны, превращая их в фантасмагорические рассказы.

Отец с дочерью пришли в себя и не теряя времени составили подробный отчёт о пережитом. Несмотря на очередные заверения Ко Куна об укреплённой безопасности совместных сеансов, они решили сделать перерыв в погружениях. Фёдор пообещал себе дождаться, пока технология станет отработанной, прежде чем доставать сферу. Тоню уговаривать не пришлось, она выбросила устройства через час после пробуждения. Хоть ей и нравилось непредсказуемое повествование совместных сновидений, она согласилась отказаться от экспериментов. Но уже через месяц, получив новую посылку от корпорации, с интересом прочла описание.

В большой коробке были упакованы простыня и подушка, испещрённые датчиками для считывания сигналов сна не только мозга, но и тела. На этот раз сеанс был изолирован, а целью был дизайн сновидений. Устраиваясь на постели, укрытой новым постельным, можно было записывать свои сны, а позже из сохранённых мазков монтировать осмысленные приключения, которые могли посмотреть все желающие. Тоня перечитала договор несколько раз, посоветовалась с настороженными родителями и приняла новую должность, параллельно уйдя со скучной и мучительной работы рядовым дизайнером по брендингу. Её ждала новая карьера. Путь дизайнера сновидений.

Посвящается моим родителям Светлане и Андрею и любимому мужу Роману. Спасибо вам, что так благосклонно позволяете мне спать до полудня, чтобы пережить все эти невероятные приключения.

Октябрь-ноябрь 2023.