Текст книги "Уроки Лагона: Бей или умри"

Глава 6
Вопрос жизни

Восхитительные, непостижимые незнакомцы; находиться рядом с ними – не самый плохой способ скоротать вечность. Нелепое заблуждение: мы часто считаем, что знаем о них всё.

Из свитка «Загадки Лагона»

«Приходить в себя» – кто и когда придумал такое дурацкое, неправильное, бесконечно далеко отстоящее от правды выражение? Гораздо вернее будет «возвращаться к себе». Забавно, однако я осознала это лишь теперь, когда сама проделала немыслимо долгий и трудный путь к забавной девочке по имени Трикси Бланш…

Точнее, попыталась.

На месте её не оказалось, к сожалению. Пришлось довольствоваться той звенящей от остывающей боли тварью, которая заняла пустующую вакансию, благо она носила то же имя.

Я открыла глаза поздним вечером. Солнце давно закатилось, и даже зарево на западе успело померкнуть. Где-то совсем близко пресная вода с жадным шорохом облизывала песчаный берег; подсыхала, делаясь хрупкой и хрусткой, срезанная трава; лениво шелестел длинный свиток, а пальцы, что держали его, источали слабый аромат кофейных ягод…

Какая прекрасная иллюзия.

– Ты здесь, Трикси, – пропело самое невероятное во всём Лагоне – простите, мастер Оро-Ич! – существо. – Наконец-то. Мы почти начали беспокоиться, – лукаво добавило оно.

Ага, как же, будто такое способно на глупые чувства вроде беспокойства.

Переборов приступ слабости, я попыталась перевернуться и обнаружила, что ничего мне не померещилось – и впрямь, лежу на охапке мягкой травы близ небольшого, но явно глубокого озерца с песчаным берегом. А вместо подушки под головой – колени Лао.

– Ох…

Лао провёл пальцами по моему лицу, очерчивая линию скул, и отбросил растрепавшиеся волосы. Звенящая ясность восприятия, способность читать мир через запахи и звуки, постепенно отступала, и я начинала понимать, что она – не часть меня, а случайный подарок. Так сказать, побочный эффект от лекарства. А лекарством был сам Лао – одновременно спокойный и полный той прозрачной, певучей, нечеловеческой радости, которую не то что перенять надолго – почувствовать нелегко, даже эмпату.

– Лучше и не скажешь, – мелодично согласился Лао и улыбнулся. – Не спеши вставать, Трикси. Дай себе немного привыкнуть к миру. Тебя долго не было.

Я послушно замерла. Лежать так лежать, почему бы и нет. Всё равно Тейт…

Изнутри поднялась горькая, жгучая волна. Я резко выдохнула, запрещая себе чувствовать.

Не сейчас.

– Мне казалось… – язык слушался с трудом. – Мне раньше казалось, что истории об эмпатах, умирающих от горя, – это просто сказки. Но в них чуть больше правды, чем я… чем я могу пока вынести.

– Неправда. Можешь, – мягко возразил Лао и сощурился. Сквозь тёмные ресницы, сквозь бледные веки просвечивали вспышки нездешнего, невозможного света – электрические разряды в чёрном небе чужого мира, сила настолько огромная, что её нельзя поместить в рамки добра или зла. Я инстинктивно зажмурилась, а когда рискнула снова посмотреть, то глаза у него вновь стали человеческие. Почти человеческие – зеркало, хотя бы раз отразившее вечность, помнит её всегда. – У тебя в груди сначала разбилось сердце Тейта, а потом и твоё собственное. А ты всё ещё жива. Радуйся, Трикси.

– Жива? Говоришь, как будто это её заслуга, – с изысканным сарказмом заметил кто-то справа. – Впрочем, радуйся, Трикси-кан, разрешаю. Лао не может провести резонанс, но зато может кое-что другое: вновь сделать тебя чистой. А разорвать связь с Тейтом – это для тебя сейчас вопрос жизни и смерти.

Я ушам своим не поверила. Не потому, что услышала что-то особенное – нет, знание о единственном способе выжить с самого начала болталось в подсознании, оставалось только вытащить нужный фрагмент на поверхность и озвучить…

Но, шрах побери, откуда здесь взялся Итасэ? И с какой радости он заботится обо мне?

От удивления я забыла о безусловно полезных рекомендациях Лао и рывком села, дико озираясь. В глазах тут же потемнело, к горлу подкатила тошнота, а Итасэ – в тёмно-сером свободном костюме без рукавов, с тонким серебристым шарфом на острых, как у подростка, плечах, с длиннющим свитком в руках, живой и настоящий – недовольно поморщился, точно до него долетело эхо моих дивных ощущений.

Впрочем, почти наверняка так и было.

– Ты здесь откуда? – Не самый разумный вопрос, но сформулировать точнее я пока не могла, хоть убей. – И… зачем?

– Я здесь отсюда. Читаю поэму, – достаточно вежливо, но непонятно ответил Итасэ и ещё немного прокрутил свиток. – Дрянь. И весьма древняя, надо заметить. Полагаю, в глазах ценителя последнее свойство гораздо важнее каких-то там литературных качеств. Но убивать ради этого? Увольте.

На то, чтобы мысленно прокрутить его слова заново, осознать, сопоставить и сделать выводы, ушло не больше трёх секунд, но ответила я почти через минуту – только потому, что не могла себе поверить:

– Неужели Соул отдал тебе один из свитков, которые достались ему от Эфанги за… за Тейта?

На сей раз удушливую чёрную волну удалось пригасить в самом начале – в немалой степени благодаря тому, что Лао сочувственно положил руку мне на плечо.

– Не совсем. Я его украл, – с убийственным спокойствием признался Итасэ. – Правда, Соул не возражал. Он действительно весьма недоволен Эфангой, Трикси-кан. Я считаю дурным тоном хвалить своего мастера, однако Шаа никогда не делал таких ошибок.

– Лишь потому что мастер Ригуми Шаа – прирождённый наставник, – рассмеялся Лао и обнял меня со спины, притягивая к себе. Я не возражала – держаться прямо всё ещё было нелегко. – В том нет его заслуги. Он просто рождён таким. Как ты рождён правителем, Танеси Тейт – чистой силой, а Трикси – тем прекрасным инструментом, который придаст форму этой силе… и не только этой, но много позже.

– А ты, видимо, всеведущим мудрецом.

– Не мудрецом, а тем, кто тебе нужен, – загадочно возразил ему Лао и опять засмеялся. – И раз сейчас ты нуждаешься в советчике, и я им буду. Пока ты хочешь… Но хватит о нас. Нельзя утомлять Трикси непонятными разговорами.

Тут я испугалась по-настоящему:

– Не вздумайте вот теперь замолчать! Лучше объясните наконец по-нормальному, причём тут Соул, древние поэмы… И как вы вообще влипли в эту историю, кстати?

Итасэ, видимо, надоело изображать искушённого литературного критика, и он небрежно уронил свиток в сырую от росы траву, нисколько не заботясь о его сохранности, а затем обернулся ко мне. Тёмно-серые волосы, лёгкие, как туман, плавно колебались, словно в невесомости.

– Я всегда думал, что ты немного наивна, Трикси-кан, – произнёс он спустя почти полминуты и, кажется, попытался даже смягчить интонации – из милосердия. – Но не догадывался, что настолько. Неужели ты считала, что Соул одной тебе намекнул на грядущие неприятности?

Я нахмурилась:

– Намекнул? Когда мы с ним разговаривали, он выражался более чем ясно…

Полагаю, выражение лица в тот момент у меня было не самое интеллектуальное. Но Итасэ, несмотря на источаемые потоки сарказма и скепсиса, похоже, всё-таки верил в безграничные возможности человеческого разума больше, чем хотел продемонстрировать.

– А ты подумай, Трикси-кан, – очень-очень ласково попросил он. – Хорошо подумай.

Слабость и дурнота никуда не делись; выворачивающая наизнанку боль тоже постоянно маячила на горизонте. Но если б я, родная племянница Эрнана Даймонда, не ответила бы на столь откровенный вызов своим аналитическим способностям, то сгорела бы от стыда – перед собой так точно.

«Вот и посмотри заодно, куда завели тебя логика и рациональность», – шепнул противный голосок, подозрительно похожий на мой собственный. Горло тут же перехватило. Я глубоко вдохнула, отгоняя тоскливые мысли.

Решать проблемы надо поэтапно. Сперва – задачка Итасэ.

Когда мы с Соулом встретились в первый раз, я была слишком взвинчена, чтобы адекватно оценивать обстановку. Но теперь, по прошествии времени, многое показалось мне странным. Во-первых, реакция: он был ничуть не удивлён, когда его шкодливая «сестричка» заявилась в компании подозрительной незнакомки. Ну, предположим, заочно Соул меня знал, поскольку успел уже понаблюдать издали – и даже сделать кое-какие выводы. Спокойствие можно вообще списать на миролюбивый характер и некоторую рассеянность. Но, так или иначе, визит вежливости потенциальной «добычи» к «охотнику» – отнюдь не рядовое явление. И если Соул был к нему готов… получается, он ожидал чего-то подобного? А уверенно ожидать некое невероятное событие можно только в одном случае – если заранее приложить руку к его осуществлению.

Хорошо, допустим.

Но напрямую он на меня не влиял, это совершенно точно. Никаких внушений – я бы почувствовала. Защититься, возможно, не смогла бы, но совсем не заметить – вряд ли. Значит, действовал косвенно, через кого-то…

Ну, конечно, Орса! Как я сразу не поняла!

– Соул подослал ко мне свою сестру, – вслух подвела я итог размышлениям. Итасэ демонстративно поморщился, пробормотав что-то вроде «ещё немного, и мы бы тут заночевали», но глаза у него вспыхнули – он был доволен. – Зная её характер, он не мог не понимать, что одной оговорки про поединок хватит, чтобы Орса по уши влезла в неприятности. Нас с Тейтом он к тому времени изучил и понял, что девчонке мы вреда не причиним, но нужные выводы сделаем. Правда, мои дедуктивные способности Соул переоценил, – неохотно признала я. – Орсу я отпустила, толком не допросив. И даже после разговора с Лиорой не сразу вспомнила про загадочного «братца» мелкой хулиганки, который намеревался устроить Тейту хорошую трёпку. Догадалась сопоставить две детали головоломки, только когда услышала имя подмастерья Эфанги.

Итасэ со скучающим видом согнул одну ногу и пристроил подбородок на колене. Дослушал меня, выдержал садистскую паузу и лишь потом ответил:

– Неплохо. Но можно было бы понять, что Лиоре он тоже помог выговориться. Сама она за целых семьдесят дней не сумела найти способ предупредить тебя.

На подначивающие интонации я не обратила ни малейшего внимания по двум причинам.

Во-первых, у меня не было ни единой возможности докопаться до того, что Лиора обошла блоки лишь после великодушной подсказки со стороны. Лично я оценивала её способности и умения очень высоко… Хотя дело, скорее всего, было не только и не столько в блоках, сколько в шантаже. Ей нелегко пришлось. Не каждый сможет рискнуть и пойти против воли собственного мастера, поставив на карту жизнь другого близкого человека.

Во-вторых, Итасэ не настолько хорошо контролировал свои мысли и чувства, чтобы скрыть их даже от ослабевшего эмпата. И я прекрасно ощущала, насколько он хочет выложить мне подробности этой «идиотской», по определению Соула, истории. Значит, и мне вполне можно потянуть паузу. Не выдержит – сам расскажет, упрашивать не стану.

Борьба гордости в союзе с мелочной страстью к мучительству против всепоглощающего желания покрасоваться продолжалась недолго, минут восемь. Я даже не успела задремать на плече у Лао, тем более что пока мы говорили, совсем стемнело, и свет теперь исходил лишь от далёких звёзд – и от крошечных золотистых птиц, которые парили над гладью озера.

Красиво…

– Как я уже упоминал, ты была не единственной, кому Соул сделал многозначительный намёк, – произнёс наконец Итасэ с таким лицом, точно делал мне величайшее одолжение. – Пять дней назад он посетил мастерскую Шаа и долго говорил с ним о тебе. Точнее, о твоих способностях и о том, что тебе следовало бы присоединиться к внимающим и поющим. Этого хватило, чтобы догадаться об остальном. Шаа давно предполагал, что мастер Эфанга способен на подлость. Такое уже… случалось, – скривился Итасэ.

Вот так поворот!

Если б Лао не удерживал меня поперёк груди, я бы вскочила:

– Эфанга не в первый раз уводит ученика у Ригуми Шаа?

Итасэ передёрнуло от отвращения, однако он промолчал. Ответил вместо него Лао:

– Не только у него. Эфанга любит одарённых красивых женщин и редкости. Он радуется, когда заполучает то или другое, а ты одновременно и сильный маг, и диковинка, Трикси. Все его подмастерья – краденые. Тичедори училась у мастеров тварей, Яраси Тэн он увёл из мастерской Таппы, там она считалась одной из лучших. Патачи Ласса когда-то была любимицей мастера Сафиры Акки, Таннэн – искусница.

– А Соул – гениальный испепелитель, и он тоже перешёл к Эфанге от другого мастера, – вздохнула я. – Правда, он не красивая женщина, но кого это волнует… Можешь не продолжать, принцип я уяснила.

– История Соула сложней и печальней, – возразил вдруг Лао – и умолк, явно не желая развивать тему.

Настаивать я не стала, благо вопросов у меня ещё оставалось предостаточно.

– Значит, Соул намекнул Ригуми Шаа на слишком активный интерес Эфанги к нам с Тейтом. Допускаю, хорошо. Интересно только, как после такого предупреждения поединок вообще состоялся.

Итасэ протянул руку; несколько золотистых сияющих птиц, что кувыркались над тёмной гладью воды свернули и закружились над ним. И одна, самая маленькая, села на запястье. Острые коготки проткнули кожу, и выступили капли крови – тягучие, остро пахнущие железом, тёмные, солоноватые…

Я прерывисто выдохнула и отсекла себя от восприятия Лао.

Хватит с меня чудес, пожалуй.

– Шаа никогда не вмешивается грубо, – внезапно заговорил Итасэ, и выражение его лица смягчилось, стало мечтательным. – Он считает, что ученики взрослеют только тогда, когда сами справляются с бедами. Учитель не должен бесконечно оберегать их от всякой боли, от любых трудностей. Но обман и подлость Шаа презирает. Если бы ты ушла к Эфанге сама, он бы тебя отпустил. Если бы ты хоть раз подумала об этом… Однако ты желала остаться с Шаа, и он не мог бы позволить никому обращаться с тобой как с игрушкой. Это было бы… некрасиво. Поэтому он послал меня. Если бы Тейт проиграл, Трикси-кан… – Итасэ искоса взглянул на меня; в его тёмных, как ночное озеро, глазах жили тысячи пылающих золотистых птиц. – Я бы вызвал Соула. Не из-за добычи. А потому что он оскорбил ученицу Ригуми Шаа, и я, подмастерье, не смог оставаться в стороне… Потому что он оскорбил моего друга Трикси Бланш.

В горле образовался комок.

– Спа… спасибо.

– Не стоит, – дёрнул он плечом неопределённо. Птица испугалась и вспорхнула с запястья, оставив на память глубокие царапины. – Ты и сама справилась не хуже.

Вот это был удар в самое сердце.

– Не справилась.

– Справилась, – шёпотом возразил Лао, обжигая дыханием. Загибаться от боли, когда нечто непостижимое в прямом смысле дышит тебе в затылок – непростая задача. Наверное, только поэтому я и сумела взять себя в руки – в который раз за вечер. – Потому что вы выжили. Это главное. Смерть – единственная непоправимая ошибка. Но ты жива, и он жив, а значит, всё можно исправить.

С ответом я замешкалась – никак не могла выровнять дыхание. И лишь спустя полминуты вспомнила о биокинезе.

Вскоре стало значительно легче. Всё-таки непостижимое непостижимым, магия магией, а правят примитивным человеческим организмом гормоны.

– Я не понимаю, – вырвалось у меня, хотя начинать с жалоб я не собиралась. – Что вообще произошло? Почему моё вмешательство причинило ему такую боль? Я эмпат, я чувствую, что он не лгал и не преувеличивал, его это действительно подкосило… Разбило ему сердце, вот правда. Но почему?

Итасэ вытянул ноги; теперь волны с энтузиазмом вылизывали не только прибрежную полосу, но и его пятки.

– Если тебя это успокоит, я тоже не понимаю, – задумчиво произнёс он наконец. – Танеси Тейт всегда был одержим силой. Но он не похож на человека, который совершенно не способен принять чужую помощь.

– Тейт часто ищет союзников, – согласился Лао. – Но кое в чём ты ошибаешься, Ран. Он не одержим силой. Он и есть сила.

– Если ты знаешь ответ, то просто скажи. Многозначительные намёки хороши только для…

Для кого хороши многозначительные намёки, я так и не узнала, потому что меня внезапно осенило.

«Только верь мне».

«Я тебе верю».

– Доверие, – хрипло произнесла я. Итасэ замолчал на полуслове. – Нет, я и раньше видела, что у него пунктик на доверии. Один раз он меня чуть не утопил, чтобы я прониклась…

– А что, разве утопленники начинают безгранично доверять своему убийце? Или это чувство беспомощности заставляет жертву проникнуться к мучителю симпатией? – сдержанно удивился Итасэ. – Не знал. Надо как-нибудь попробовать.

Ирония и вежливый интерес в его интонациях были замешаны в таких совершенных пропорциях, что даже я оценила – не выдержала и улыбнулась, несмотря на то что на душе по-прежнему шрахи скребли.

– Самое смешное, что в действиях Тейта был смысл, это правда работало. Есть определённые тонкости, конечно, и в основе там лежит один несложный психологический приём… Неважно. Важно, что Тейт никогда от меня ничего не требовал, кроме одного – доверия. Он повторял это с нашей первой встречи, когда только вытащил меня из логова свободных, и мы даже не были толком знакомы. Собственно, мы и сейчас толком не знакомы, – добавила я с горечью. – И я начинаю понимать это. Шрах, а ведь всё случилось именно поэтому: я совершенно не знаю Тейта, а он – меня. Мы до сих пор довольствовались теми жалкими огрызками друг друга, которые называются «здесь и сейчас». А у нас есть прошлое, и оно определяет многое… Больше, чем хотелось бы.

Кажется, я не сказала ничего особенного – банальности, очевидные вещи. Итасэ половину пропустил мимо ушей, пытаясь вновь подманить сияющую крохотную птицу. Но Лао вдруг вспыхнул от радости – резко, жутко и ослепительно, как молния.

– Хорошо, что ты об этом задумалась, Трикси, – безмятежно рассмеялся он и подул мне в затылок; стало щекотно, и дурные мысли отступили. – Вы действительно пока ещё незнакомцы, но твоей вины в том нет. Тейт никого не пускает в своё прошлое, а тех обрывков, что известны всем, слишком мало. Даже я не знаю ничего наверняка. Многое чувствую, да… Но не знаю. И подсказать могу немного. Только одно имя – Ингиза.

С озера налетел порыв холодного ветра, и я поёжилась. То ли от неожиданности, то ли от озноба…

– Я уже слышала его.

– Ингиза – ученик мастера Лагона, – вмешался внезапно Итасэ. – Вблизи я видел его однажды, когда только… когда только пришёл в Лагон. Ингиза был не подмастерьем, но чем-то большим. Самый сильный, самый талантливый, лучший – так о нём говорили. А потом вдруг начали говорить как о предателе.

– Говорили? – эхом откликнулась я. – Он что, умер?

Идиотский вопрос. Собственно, ответ я уже знала, но почему-то очень боялась, что его озвучат – и одновременно хотела этого.

– Можно сказать и так. – Впервые на моей памяти Итасэ испытывал неловкость. – Но ходили слухи… Тебе лучше спросить у кого-нибудь, кто знает лучше. Девять лет назад я не интересовался никем, кроме себя.

Лао просто промолчал; но мне не нужны были подсказки. А я вспомнила Тейта – и обжигающие образы, которые таились в бездне его разума.

Океан бесцветного огня.

Череп, осыпающийся пеплом.

Опалённые мальчишеские ладони.

«Верь мне»…

Фрагменты головоломки никак не желали складываться в цельную картину, но часть истории я уже могла прочитать.

– Тейт убил его, верно?

– Так говорили, – ответил Лао очень-очень мягко, словно боялся спугнуть правду. – Я не знаю, так ли это. Но многие верят. Сперва те, кто силён, но неразумен и горд, испытывали его. Тейт был вынужден сражаться и убивать – тогда, когда нуждался в помощи и в близости сильнее всего. Он выжил. И потому теперь одни его боятся, а другие верят глупой игре.

– «Худший ученик»? – предположила я со вздохом.

– Да, – подтвердил Лао тихо.

Так вот зачем ломать комедию… Если выбирать между «чудовищем» и «посмешищем», то предпочтительней второе. Гордое звание могущественного клоуна, по крайней мере, не обрекает на одиночество и ненависть.

Но, шрах, это всё началось девять лет назад!.. Сколько тогда было Тейту, одиннадцать? Сущий ребёнок. Возможно, жуткая бездна в разуме Тейта появилась именно тогда. И росла с тех пор, медленно пожирая его.

– Мне нужно поговорить с Тейтом. Извиниться и… и узнать, что случилось с Ингизой, – я сглотнула. Опять навалилась болезненная слабость.

А что, если он не станет со мной разговаривать? Отвернётся, как от кучи мусора, и уйдёт? А что, если мы теперь никогда…

– Не получится, Трикси-кан, – с редким для него искренним сочувствием посмотрел на меня Итасэ. – Танеси Тейт два дня назад покинул Лагон.

– Так, стоп. – Мозг у меня отказывался обрабатывать информацию. – Два дня? Но ведь поединок был вчера?

– Ты три дня лежала как мёртвая, Трикси.

Объяснять никто ничего не стал, но этого и не требовалось. Три дня я провалялась без чувств, а Тейт… Тейт не пришёл ко мне. Он просто сбежал.

И надо бы разозлиться, но почему так больно?

– Саара Ан Локен решила покинуть своего мастера, Фарангет, – продолжил тем временем Итасэ. – Фарангет поставила условие: совершить трёхлетнее странствие по горам, забраться как можно дальше на север и вернуться живой. Локен отправилась не одна, с ней ушли не меньше десятка сильных учеников. Я не представляю, о чём с ней говорил Танеси Тейт, но она позволила ему присоединиться. Я мог бы догнать их, если бы знал, куда идти… Но не знаю.

Он говорил ещё что-то, но я не слушала – просто не могла слышать.

Три года!.. И Тейт может вообще не вернуться… Из-за меня? Это я виновата? Что же теперь делать?

Кажется, последний вопрос я произнесла вслух, потому что Лао сказал:

– Сейчас – спать. Ты ещё слаба, Трикси.

Несколько месяцев назад подобный совет почти наверняка вывел бы меня из себя, но в Лагоне я научилась многому. В том числе – правильно оценивать свои силы. Мне действительно отчаянно требовался отдых – не полное боли забытьё, а покой. И не где-то в тёмном пустом доме, где нет Тейта, а здесь, рядом… с друзьями?

Пожалуй, так.

Я не сдамся. И сломить себя не позволю. Лао прав: необратима только смерть. А значит, я ещё поборюсь.

– Спасибо… – Благодарно улыбнуться было сложнее, чем поднять любимую штангу Тони, но я как-то справилась. – Мне правда это нужно. И здесь хорошее место. Вы тут часто бываете, да?

Лао рассмеялся, мелодично и необидно. Итасэ тоже, чуть погодя, словно выдержав суровую битву с чувством собственного достоинства. Я что, села в лужу?..

– Это «хорошее место» – мой дом, Трикси, – объяснил Лао наконец и обвёл рукой тёмное озеро, сияющих крохотных птиц, песчаный берег, высокие травы.

Я так растерялась, что на целую секунду даже забыла о Тейте.

– Прямо здесь? А если идёт дождь?

– Если идёт дождь, то я мокну, – серьёзно ответил Лао. А Итасэ добавил ворчливо:

– Живёт Лао действительно здесь, о, да. Скромно, дико и со вкусом. Но под озером есть огромная пещера с сокровищами. И с горячими источниками, если тебя это интересует, Трикси-кан.

От удивления я не нашла ничего лучше, чем спросить Лао:

– А зачем тебе сокровища?

– Так положено, – фыркнул он и взъерошил мне волосы на затылке. – А теперь спи.

И я послушно уснула.

Хорошая штука – биокинез.

Мне снилось, что я – огненная птица, попавшая в силки. Нити прочные, разорвать не выйдет, и к тому же одно неосторожное движение – и явится по мою душу охотник, и тогда свисти не свисти – всё пропало. Распутывать ловушку следовало аккуратно, не торопясь. Жаль, что клюв и крылья мало для этого подходили…

Но потом, откуда ни возьмись, налетели стаи таких же огненных птиц – и стали мне помогать. И минуты не прошло, как силки растянулись и спали. Птицы же взмыли в изумрудное небо, и одна из них, самая большая, шестикрылая, была ужасно похожа на Шекки.

– Какой абсурд, – пробормотала я и проснулась.

За ночь озеро никуда не делось. А вот красивые золотистые птицы то ли разлетелись, то ли попрятались с рассветом. Задержалась одна-единственная: спрятав голову под крыло, она задремала на плече Итасэ, который безмятежно спал, окунув босые ноги в озеро. Тонкий серебристый шарф укрывал его, как чудовищная перепутанная паутина. Лао сидел чуть поодаль и смотрел на Итасэ… нет, не как брат, а, скорее, как сестра, которая настолько старше, что может сойти за мать.

– Так ты мужчина или женщина? – вырвалось у меня.

Сразу же накатил стыд – ведь ясно уже, что Лао не человек, для него человеческая форма в целом и категория пола в частности – условность, глупо спрашивать, глупо, всё равно что задавать такой вопрос морю, ветру или горе…

К счастью, Лао не рассердился.

– Не знаю, – беспечно ответил он. – Мне всё равно, а Ран ещё не определился. Если хочешь, спустись вниз, Трикси, – и он указал на темнеющий в земле проём под развесистым деревом кижу. – Там правда есть горячие источники.

Приглашение я приняла с радостью – и второе, позавтракать вместе, тоже. Чувство страшной потери никуда не делось, но притупилось; можно было думать о Тейте – и не сходить с ума. И даже, страшно признаться, строить планы на будущее.

– Что собираешься делать, Трикси-кан? – поинтересовался Итасэ с деланым равнодушием, когда пиалы с шергой опустели.

– Навещу Соула и поговорю, – ответила я, не задумываясь, благо план действий составила загодя. – И не смотри так, я не рехнулась. Во-первых, найти Тейта – полдела. Я пока не знаю, как с ним объясниться. А во‑вторых, история Ингизы… У меня такое чувство, что я должна обязательно понять, что там случилось. Хотя бы общепринятую версию раскопать, а уж её-то Соул знать должен, хотя бы в силу возраста. Вот разберусь – и брошусь в погоню.

– Полагаешь, что в твоих силах разыскать Танеси Тейта в горах? – спросил Итасэ откровенно скептически.

Что ж, спасибо хотя бы за честность.

– У меня есть идеи, скажем так. Кстати, а вон тот свиток тебе точно не нужен?

– О, если бы я придумал, куда приспособить эту в высшей степени бесполезную вещь, то, разумеется, тут же поделился с тобой радостью открытия.

На том и разошлись.

Самое интересное, что насчёт идеи я почти не слукавила. Давешний сон действительно навёл меня на мысль… Если Шекки остался в Лагоне – может и выгореть.

Разыскать Соула оказалось куда проще, чем можно было предположить. Практически наудачу я сунулась к тому холму, где мы впервые встретились – и не прогадала. Зияющая и отчётливо любопытная пустота в ментальном пространстве ясно говорила о том, что хозяин дома. И что он бодрствует – немаловажное дополнение, потому что ни один разговор, начинающийся с несвоевременного пробуждения, к добру не приводит.

– Ты ничего не потерял? – взмахнула я свитком вместо приветствия.

Соул вскинулся, резво разгребая бардак вокруг себя – тубусы, пустые пиалы, огрызки лепёшек – и улыбнулся:

– Кое-кого потерял. Но не ожидал увидеть тебя так скоро.

– Ты же обещал мне разговор, – пожала я плечами.

– Да, точно… Рад, что ты цела.

Это было очень искреннее и отвратительно понимающее «рад, что ты цела». Он видел, что произошло с Тейтом – и со мной, но разбрасываться обвинениями и нотациями не собирался. А жаль… Может, после десятка-другого упрёков я бы взбодрилась, начала бы огрызаться, а после сотни вообще догадалась бы свалить вину на Эфангу.

– Всё относительно, – философски ответила я и села рядом с ним, подогнув под себя ноги. – Тебе не сильно досталось от мастера?

Соул прилёг, опираясь на локоть, и выражение лица у него стало… сложное.

– Мы поговорили. И определили некоторые границы, раз и навсегда. Мастер Эфанга помнит старые времена, иногда ему непросто, и я это понимаю. Свитки, к сожалению, всё же пришлось вернуть, но не беда – я успел дочитать.

– Хорошо, – произнесла я, просто чтобы не молчать. Задать вопрос было нелегко. – Слушай… Ты знаешь, кто такой Ингиза?

Окончание фразы утонуло в шорохе и шелесте – налетел ветер, положил траву у подножья холма, растрепал листья, сдул белый шарф у меня с головы и бросил его на колени к Соулу. Небо потемнело, и стало холоднее. И некстати вспомнился наш дурацкий диалог с Лао.

«А если идёт дождь?»

«Если идёт дождь, то я мокну».

Действительно, чего уж проще…

– Я много чего знаю об Ингизе, – наконец произнёс Соул, когда пауза уже неприлично затянулась. – В основном потому, что мы почти ровесники. Точнее, были ровесниками. Молодые ученики с неохотой о нём говорят – наверно, оттого что лучше помнят его конец, а умер Ингиза очень скверно. Правда, такие смерти в чести у хороших поэтов, но он-то был далёк от искусства, как никто иной. Ингиза любил жизнь, и она отвечала ему взаимностью… Что ты хочешь знать?

Я растерялась. Соул меланхолично скатывал мой шарф, словно важнее занятия на свете не существовало, и не понукал меня даже взглядом. Из ополовиненной пиалы с шергой пялилась черноглазая девчонка, на которую свалилось несколько больше, чем она могла вынести – и сохранить при этом ясную голову.

– Боюсь, тебе неприятно будет это услышать, но меня интересует именно его смерть.

– Догадываюсь почему, – вздохнул Соул и отложил наполовину свёрнутый шарф. – Но от небольшой предыстории ты не отвертишься. Это важно. Просто для того, чтобы понять, почему сначала он был кумиром, а потом стал тем, чьё имя даже произносить-то неловко… Если коротко, Ингиза родился в одном из свободных кланов.

– Погоди, – я нахмурилась, припоминая. – Но вроде бы вы с ними воюете? Я так поняла, что за связь со свободными по головке не погладят даже уважаемого мастера? Аринга, например… – тут я запоздало прикусила язык. Мало ли, вдруг это секрет? С нас, конечно, никто не брал подписку о неразглашении…

– Я знаю о мастере Аринге Китассе, – положил конец моим волнениям Соул. – Такие новости обычно доводят до сведения всех учеников и подмастерьев, желают они того или нет. И мастера, разумеется, тоже в курсе. Самое страшное преступление Аринги – не связь со свободными, а убийство доверившихся. Она предала собственных учеников. А вообще свободные время от времени появляются в Лагоне – обычно дети побочных ветвей. Бегут сюда от отчаяния, самые умные и талантливые, а значит, хорошо осознающие, что ждёт их дома. Конечно, они предпочитают не распространяться о своём происхождении, потому что слишком много вокруг желающих отыграться за свои потери и за страх на условно беззащитной жертве… Но Ингиза был особенным. Его растили как наследника, надежду клана. И в Лагон он вошёл с гордо задранным носом, уверенный в своём праве быть здесь. С порога Ингиза заявил, что желает говорить с «самым главным в этой дыре» и передать ему знания – якобы именно те, которых не хватает Лагону для полного счастья и процветания.

Только угодив коленом в пиалу с шергой, я поняла, насколько увлеклась рассказом.

– И что дальше?

– Ну, ты же видела Оро-Ича, Трикси, – усмехнулся Соул. – Он, как ни в чём не бывало, вылез из какой-то щели, приобнял Ингизу щупальцем и сообщил, что будет очень рад, прямо-таки счастлив научиться чему-то новому. А с мастером Лагона обычно не спорят, даже заносчивые маленькие… гхм. Так Ингиза остался среди нас. И за пятьдесят лет его успели полюбить – из бывших врагов и чудовищ выходят лучшие кумиры. Официально он считался гостем, неофициально… Поговаривали, что он был личным учеником мастера Оро-Ича. Большая редкость – последним, кого он действительно учил, был Ригуми Шаа. Но Ригуми – гений совершенно особого рода, творец невозможного, великий художник. А Ингиза… у него был иной талант. Ему всё давалось легко. И, что важнее, Оро-Ич многое ему доверял – и возню с трудными учениками, и таинственные задания на побережье, всю эту дурную политику. Естественно, когда у мастера Оро-Ича появился Танеси Тейт, рядом тут же возник Ингиза.