Текст книги "Спастись от опасных мужчин"

6

– Никки, верно? Никки Гриффин? Почему бы вам не рассказать мне немного о себе?

– Так, обо мне. Что конкретно?

– Начните с того, с чего вам хочется.

– Звучит как подвох. Как на собеседовании.

– Никакого подвоха нет. Почему бы вам не начать сначала?

– Хорошо. Мы с братом выросли в Болинасе. Мои родители были представителями калифорнийской богемы, по выходным они ездили на музыкальные шоу в концертном зале Филлмор в Сан-Франциско, а на пляже пили красное вино.

– Вы близки со своим братом?

– Я стараюсь заботиться о нем.

– А с родителями вы близки?

– Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом?

– Разумеется. Могу ли я задать вам вопрос, Никки?

– Конечно.

– Как у вас обстоят дела с насилием?

– С насилием?

– Да.

– Ну как-то недавно вечером мне захотелось накостылять обслуживавшему меня официанту.

– Официанту? Почему?

– Я заказала мартини[9]9
  Имеется в виду не марка вермута, а коктейль с вермутом.


[Закрыть], а он принес его с водкой.

– С водкой? И это стало для вас проблемой?

– Джин. Если кто-то заказывает мартини, его надо делать с джином. В этом и состоял его косяк. Не с водкой. С джином.

– Но вы этого не сделали.

– Не ударила его? Нет. Просто попросила принести мартини с джином. В любом случае, говоря это, я, в общем-то, шутила… насчет того, чтобы накостылять ему.

– Рада это слышать.

– Но мне этого хотелось. Вроде как… немного. Водка… Боже…

– А вы много пьете, Никки?

– Почему вы решили задать мне этот вопрос?

– Это всего лишь вопрос – выпивка, знаете ли, может стать стимулом к другим вещам.

– Другим вещам?

– Например, к импульсивному поведению разного рода.

– Послушайте, девяносто девять процентов времени я вовсе не считаю себя импульсивной.

– Быть может, нам следует поговорить об остающемся проценте?

– Я вовсе не хочу показаться вам невежливой, но можно ли мне сейчас уйти?

– Мы можем закончить наш сеанс раньше, почему бы и нет. Увидимся на следующей неделе в это же время?

– Конечно. На следующей неделе. В это же время.

– И вот еще что, Никки.

– Да?

– Постарайтесь вести себя хорошо.

* * *

Я вышла на яркое послеполуденное солнце, сощурилась и надела солнцезащитные очки «Рей Бэн Авиатор». Достала из сумочки блеск для губ и ощутила его цитрусовый вкус. Моя психотерапевт работала с пациентами в своем доме в Северном Беркли. Она была одета в повседневном стиле: синие джинсы и выцветший свитер. Мы сидели в ее гостиной: я на кушетке, она в своем кресле. Рабочий стол, украшенный рисунками ее внучат, сделанными цветными карандашами. Вытершийся персидский ковер на паркетном полу, высокий книжный шкаф, полный книг, написанных как психологами с известными именами, так и другими авторами, фамилий которых я не знала. Мне нравилась эта обстановка. Обжитой дом лучше, чем плиточные полы, и анкеты в папках-планшетах лучше для вещей такого рода – для психотерапии. Снаружи на проезжей части поднимались пологие асфальтовые волны – лежачие полицейские, призванные ограничивать скорость. По обеим сторонам тихих улиц стояли живописные дома. Слышался звук работающего садового секатора. Зажиточный и безопасный район. Близился конец сентября, и воздух был приятен.

Я сняла с запястья резинку для волос и уложила волосы в узел, затем надела мотоциклетный шлем. Мощный двигатель мотоцикла загудел, и этот звук наполнил мои уши, несмотря на толстую подкладку шлема. Я не стала застегивать молнию на своей куртке, чтобы чувствовать ветер. Щелчком включила первую скорость, сняла руку со сцепления, выехала на улицу и направила мотоцикл на юг, в сторону Окленда.

Предстояла работа.

* * *

Голая задница мужчины была цвета сельдереева корня.

Я навела перекрестие окуляра прямо на его спину.

Щелк.

Сделала несколько фотографий – благодаря мощному зум-объективу фотоаппарата ощущение было такое, словно этот мужчина находится всего в нескольких футах от меня, а не в квартире на втором этаже дома, стоящего на противоположной стороне улицы. В поле зрения видоискателя показалась женщина, на ней были только бюстгальтер и трусики. На вид ей казалось лет сорок, так что она была лет на двадцать моложе мужчины. Судя по ее телу, она немало времени проводила в тренажерном зале. Они обнялись. Его рука погладила белокурый затылок женщины.

Щелк. Щелк-щелк-щелк.

Я смотрела через зум-объектив, как его пальцы расстегивают бюстгальтер.

Щелк. Щелк.

Пройдя от окна к кровати, они пропали из моего поля зрения. Что ж, ладно. Я положила громоздкий фотоаппарат в рюкзак и двинулась по улице, чтобы какое-то время обождать. Найдя закусочную, купила кофе и номер «Сан-Франциско-кроникл». Заголовки в газете были такие же, как всегда, и большая их часть сообщала о чем-то плохом. Резко идущие вверх цены на жилье, новый запуск ракет Северной Кореей, нарушения прав человека на Ближнем Востоке. В разделе «В США и в мире» был помещен нечеткий снимок кудрявого мужчины, у которого не хватало одного верхнего зуба, врезанный в сделанную сверху фотографию черного пластикового мешка с трупом, огороженного желтой полицейской пластиковой лентой. Судя по подписи под фотографиями, это был Шериф Эссам, известный блогер, который решил спрыгнуть с крыши тридцатиэтажного здания в Каире как раз во время опубликования им в Интернете сенсационного сюжета о нарушениях прав человека правительством Египта. Каирская полиция рассматривала его смерть как очевидное самоубийство. Я отодвинула газету в сторону. Мир вообще весьма мрачное место. Не слишком оригинальная мысль, часто приходившая мне в голову. Наверное, из-за работы.

Если учесть характер моих занятий, неудивительно, что в основном я вижу людей не с самой лучшей их стороны.

Лучшая сторона, как же! Я встала со своего стула. Даже самые страстные из пар остаются вместе лишь до поры до времени.

Когда мужчина и женщина вышли из квартиры, зум-объектив опять показал мне их с абсолютной четкостью. На нем был темно-синий костюм в мелкую полоску, и он выглядел как преуспевающий юрист, коим и являлся. Она была одета в джинсы и футболку, с влажными растрепанными волосами. Лица раскраснелись. Они явно были рады, что их связь остается тайной. Он наклонился, чтобы поцеловать ее.

Щелк-щелк-щелк.

Меня всегда удивляло, как несложно застукать тех, кто заводит интрижку на стороне. Свидания в квартирах и припаркованных машинах. Уверенность в том, что уж они-то маскируются умно. У меня никогда не было подобной тайной интрижки, но, возможно, именно то, что им приходится таиться, и дает этим парочкам острые ощущения. Осознание недозволенности своей связи. Шпионские игры. Необходимость скрывать свои отношения, встречаться в мотелях. Некоторые из них вели себя осторожнее, чем эти двое, и их труднее было сфотографировать вместе. Но мне это удавалось всегда. Нескончаемый процесс ожидания, изучение привычек, обычного распорядка дня и предпочтений – это было нипочем, но мне не нравилось то, что вообще приходится вторгаться в их частную жизнь. Этот странный вуайеризм, созерцание и фотографирование интимных сцен между мужчинами и женщинами, женщинами и женщинами, мужчинами и мужчинами, нередко в откровенных позах, недвусмысленно говорящих о том, что они совершают половой акт. Людям свойственно заводить любовные связи на стороне. Вероятно, некоторые из них заслуживают прощения. А иные, вероятно, нет.

Но работа есть работа, и я делаю ее, если есть время. Поразительно, насколько неизменны привычки у большинства людей. Наблюдение за ними в течение недели или двух рассказывает мне о них почти все. Где они едят, где работают, где делают покупки. Иногда мои нанимательницы уже имеют на руках уличающие электронные письма, либо текстовые сообщения, либо иные доказательства. У других же есть только смутные подозрения, выливающиеся в конце концов в непреодолимое желание выяснить правду. Иногда оказывается, что никакой измены нет. А иногда она имеет место. За ведение наблюдения с целью обнаружения измен я всегда выставляю счета. В отличие от тех услуг, которые я оказываю женщинам в убежищах для жертв домашнего насилия. Измена – это одно, а когда ты загнана в угол, когда тебе угрожают, когда тебя бьют – это совсем другое.

Эти женщины заслуживают, чтобы их защищали бесплатно.

Я смотрела, как мужчина садится в серебристый «Мерседес S550». У машины был престижный оригинальный номерной знак, сделанный по заказу владельца, – LAW1981[10]10
  Law – закон, право (англ.).


[Закрыть]. Мне не слишком-то нравятся автомобили, но было очевидно, что это классная тачка. Крыша ее была хищно изогнута, как будто весь корпус машины изготовился к рывку вперед.

«Мерседес» отъехал, а женщина вернулась обратно в квартиру.

На другом конце квартала рядом с закусочной я приметила телефон-автомат. Бросила в него несколько монет и набрала номер. Женский голос ответил:

– Алло?

– Бренда, это Никки.

Последовала пауза. Женщина на другом конце телефонной линии готовилась к тому, что ей предстояло узнать. Что-то вроде получения результатов лабораторных анализов от своего лечащего врача.

– Привет, Никки. Есть новости?

– Почему бы нам не встретиться и не попить кофе?

8

Ей надо было ехать из Сан-Франциско на восточное побережье Залива, так что я предложила ей встретиться в маленькой кофейне, находящейся рядом с висячим мостом между Сан-Франциско и Оклендом, недалеко от дома того самого Роберта Харриса, которому я не так давно нанесла визит. Тамошняя вывеска гласила: «Кофе у Залива», что соответствовало действительности – здесь подавали кофе и рядом находился Залив. Это был промышленный район, и проходящая здесь дорога была основательно разбита после того, как по ней многие годы ездили фуры, направляющиеся в Оклендский порт. Некоторые районы Окленда быстро стали уютными и безопасными, в других же этот процесс либо еще не начался, либо затянулся.

Бренда Джонсон была модно одетой миловидной женщиной лет пятидесяти. У нее были уложенные в салоне волосы цвета меда и ухоженные руки с маникюром. На ней были замшевые сапоги и куртка «Барберри», доходящая до середины бедра, с красиво и модно завязанным поясом. Она оглядела маленькое кафе с таким тревожным видом, будто ожидала, что плохая новость, которую ей предстояло узнать, была напечатана прямо в здешнем меню. Мне опять пришла в голову аналогия с ожиданием результатов лабораторных анализов.

– Плачу за кофе, – сказала я. – Что будете?

Она моргнула и посмотрела на меня:

– Капучино, если есть. А если нет, то со сливками и сахаром. Спасибо, Никки.

– Сейчас вернусь. Можем расположиться на открытом воздухе.

Подойдя к стойке, я сделала заказ хорошенькой черноволосой девушке лет двадцати пяти:

– Можете приготовить капучино?

Она кивнула:

– Конечно.

У нее была стройная фигура, карие глаза и мелкие белые зубы. На ее правой скуле красовалось выцветшее желто-коричневое потемнение, похожее на большое родимое пятно. От нее пахло сигаретами и духами «Томми Герл», теми самыми, которыми я душилась в старшей школе.

– Тогда один капучино и большую порцию черного кофе без сахара.

Она протянула мне пластиковые чашки с кофе, не накрыв их крышками, и несколько капель вылились через края на рукав моей куртки.

– Ох, простите, – сказала она.

Вид у нее при этом был отнюдь не такой, словно ей просто немного жаль, а такой, будто она пролила не чуточку кофе на куртку клиентки, а два миллиона баррелей нефти в бухту, полную выдр. Я заметила на ее худом предплечье татуировку в виде розы с длинным изогнутым стеблем. Казалось, шипы этого стебля намертво припечатываются к ее коже.

– Ничего страшного, – сказала я. – Не берите в голову.

– Разрешите?

Она схватила бумажное полотенце и неловко промокнула мой рукав.

– Сожалею, – повторила она. – Я такая идиотка.

– Да ладно вам, – благодушно сказала я. – Это же пустяки. Я серьезно.

– Просто… у меня сегодня ужасный день. Но это, конечно же, не ваша проблема.

– Я могу вам чем-то помочь?

Она покачала головой с таким видом, будто ее удивила глупость этого вопроса.

– Со мной все будет в порядке. Спасибо, что не наорали. Вы не поверите, какими иногда бывают люди.

– Напротив, очень даже поверю.

Эта желтоватая отметина на ее лице. Если присмотреться, она вовсе не походила на родимое пятно. Скорее у нее был вид побледневшего синяка от удара. Девушка перехватила мой взгляд и словно съежилась, уйдя в себя. Она то и дело отрывала от бумажного полотенца, которое сжимала в руке, маленькие кусочки, и они сыпались на стойку словно то усиливающийся, то ослабевающий снегопад.

– Со мной все будет в порядке, – повторила она.

– Я Никки, – сказала я. – А как зовут тебя?

– Зои, – робко ответила она.

Она говорила с легким южноамериканским акцентом. Но я не бы смогла определить, из какой она страны. Того поверхностного знания испанского, которое осталось у меня со времен учебы в старшей школы, было для этого явно недостаточно.

– Мы с тобой могли бы поговорить, – предложила я. – Если тебе вдруг захочется. Иногда бывает здорово, если есть кто-то, с кем можно поговорить.

Зои смущенно покраснела и молча закивала.

Я взяла в руки обе пластиковые чашки.

– Я работаю в книжном магазине на Телеграф-авеню. – Я протянула ей свою визитную карточку. – У нас проходят собрания женщин, что-то вроде клуба книголюбов. Следующее состоится в пятницу во второй половине дня. Возможно, тебе захочется зайти.

Она снова залилась краской и отвела взгляд.

– Я уже не помню, когда в последний раз читала нормальную книгу. Я даже не закончила старшую школу. В таком клубе я пришлась бы не ко двору.

– Тебя ждет сюрприз. Вполне возможно, что ты там придешься очень даже ко двору.

Она взяла у меня карточку так осторожно, словно та была сделана из тончайшего очень хрупкого стекла, и положила ее в тесный карман своих джинсов.

– Я подумаю. – К этому времени она уже изорвала бумажное полотенце в мелкие клочки, и ими была обсыпана вся стойка.

Я порывисто накрыла ее руку своей и слегка сжала ее.

– У многих из посещающих эти собрания женщин тоже бывали в жизни плохие дни. Подумай об этом.

* * *

Меньше чем в квартале от кофейни находился небольшой городской парк. Здесь на качелях качался мальчик в красной курточке, а две девочки играли в классики. С асфальта, вихрясь в лучах послеполуденного солнца, поднимались в воздух частички цветного мелка. Сверху доносился гул бесчисленных автомобилей, проезжающих по имеющим форму петель серым эстакадам автострад. Неподалеку виднелся Бэй-бридж, мост через Залив, соединяющий Окленд с Сан-Франциско.

– У вашего мужа есть связь на стороне, – сказала я.

Это было плохое начало, но у разговоров о таких вещах просто не бывает хороших начал:

Бренда прижала руки к губам:

– Боже! Вы в этом уверены?

Я подумала о мужчине и женщине, которых я видела в окне.

– Да, уверена.

– Не могу в это поверить. – Она запустила руку в волосы. – Мне казалось, я сошла с ума. Я надеялась, что сошла. То есть я сделала все те безумные вещи, которые творят женщины, подозревающие своих мужей в измене. Скопировала ключ от его офиса, как будто намеревалась ворваться в него и застукать их, когда они будут заниматься сексом на столе. Осматривала его одежду в поисках сама не знаю чего – следов губной помады или случайно зацепившейся серьги. Наняла вас…

Она засмеялась. Так мог бы засмеяться человек, вдруг осознавший, что проехал пять часов, случайно свернув на север, в то время как ему надо было поворачивать на юг.

– Но потом… потом ты понимаешь, что это не сумасшествие. И в каком-то смысле это даже хуже, чем потеря рассудка.

Бренда поставила свой кофе на землю.

– Он юрист, вечно делающий какую-то сверхсекретную работу для всех этих дурацких фирм, которые создают программное обеспечение, и к тому же относящийся к ней так, будто от этого зависит безопасность страны. Он вечно либо в разъездах, либо остается в своем офисе до поздней ночи. И теперь я даже не знаю, не лгал ли он мне все время также и об этом…

Мне было ее жаль. Мужья, имеющие связь на стороне, прибегают ко всем обычным в таких случаях формам обмана, никогда по-настоящему не задумываясь над тем, что из-за этого их жены могут почувствовать себя так, словно они попали в «Записки сумасшедшего» Гоголя.

– Вы не делали ничего необычного, – сказала я. – Вы имели право знать правду.

– Так кто же она?

Я ответила не сразу. Опасно выкладывать всю информацию в один присест. Я поняла это еще с самого начала. Узнав, что ее муж спит со своей секретаршей, одна моя клиентка явилась в его офис, судя по всему, будучи совершенно спокойной, болтая и улыбаясь, а потом вдруг ударила секретаршу своего мужа по голове здоровенным дыроколом. Час спустя, когда за ней пришли полицейские, они обнаружили ее в постели, она пила розовое вино и смотрела повтор серий «Анатомии страсти». Ей предъявили избиение с отягчающими обстоятельствами, и она едва избежала обвинения.

Так что теперь я вела себя осторожно и не вываливала на клиенток слишком много информации сразу.

– Персональный тренер, – сказала я наконец. – Из тренажерного зала, в который он ходит.

– Вот сукин сын! Я договорилась о том, чтобы этому потерявшему форму ублюдку предоставили индивидуальный пакет фитнес-услуг, чтобы он не умер от инфаркта в шестьдесят пять, как его отец. А теперь он трахает эту свою персональную тренершу!

Я накрыла ее руку своей, в который раз осознавая, что невозможно заранее предугадать, какие именно эмоции могут вызвать те или иные слова.

– Понимаю. Такое неприятно узнать.

Это было неотъемлемой частью моей работы. В таких случаях невозможно ограничиться ролью простой вестницы. Ведь ты даешь информацию, которая часто круто меняет весь дальнейший жизненный путь той, кому она сообщена. Психотерапевты, подруги, члены семьи – в конце концов мои клиентки обращаются к ним. Но в самом начале… В самом начале у них есть только я.

Бренда вскочила и попыталась сорвать с себя куртку. Узел, которым был завязан ее пояс, никак не развязывался, и в конце концов, выругавшись, она швырнула куртку на тротуар. Ее обнаженные руки оказались в отличной форме, но душевное состояние было ужасным, голос дрожал от гнева.

– Я доберусь до этого сукина сына. Мало ему не покажется. Можете доказать факт измены?

Сверху послышался металлический скрежет проезжающего скоростного поезда. В основном железнодорожные пути проходят под землей, но в том месте, где сидели мы, они на небольшом участке шли по эстакаде, прежде чем уйти вниз, чтобы соединить Окленд с Сан-Франциско. Я подождала, когда шум утихнет.

– Да, у меня есть фотографии.

– Я хочу их увидеть.

– Они будут у вас через день или два.

– Я желаю видеть их сейчас!

– Обещаю, скоро они будут у вас.

Снова пришли мысли о женщине, ударившей пассию своего мужа дыроколом по голове. Я намеренно выжидала некоторое время между сообщением об измене и предоставлением соответствующих фотографий. Фотографии могли чрезмерно накалить страсти.

Она ходила туда-сюда, стараясь сдерживать шаг. Одна из девочек, играющих в классики, с любопытством смотрела на нее.

– Мы сейчас же поедем к ним, к нему и его шлюхе, и преподадим им хороший урок!

– Может быть, вам лучше было бы сесть?

– Я не в том настроении, чтобы сидеть, – резко сказала Бренда. – Я слышала, что о вас говорят. Ведь вас мне порекомендовала моя племянница, помните? Та, что работает в «Лучшем будущем», убежище для женщин – жертв домашнего насилия. Мне нужно, чтобы вы преподали моему мужу урок. И мне все равно, сколько это будет стоить. Я заплачу. Разве не этим вы занимаетесь?

– Я понимаю, вы возмущены. Но я не могу этого сделать.

– Мне нужно…

– Бренда, послушайте.

Она уловила перемену в моем тоне и присмирела.

– Я не занимаюсь наказанием неверных мужей, – уже мягче продолжила я. – Предоставьте эпизоды с разборками такого рода тем, кто занимается созданием мыльных опер. Такие разговоры, как тот, который завели вы, добром не кончаются. Вам сейчас нужно выпить чего-нибудь покрепче, принять холодный душ и найти себе хорошего адвоката, специализирующегося на разводах.

– Но как женщина женщине, Никки… вы просто должны мне помочь.

– Это вам не поможет. Честное слово. Вы получите кратковременное, преходящее удовлетворение, но зато на вас обружится множество долговременных проблем. Поверьте, вам будет лучше последовать моему совету.

Бренда медленно нагнулась и подняла с тротуара свою куртку. Девочки, игравшие в классики, ушли, качели были пусты. Розовый маникюр Бренды начал отслаиваться, на ногтях показались ненакрашенные пятна, а под глазами у нее появились темные круги.

– Простите, – сказала она. – Я не собиралась впадать в такой гнев. – Она потерла руками голову, помассировала виски. – Последнее время плохо сплю.

– Гнев – это нормально. Я вас понимаю.

– Думаю, да. – Ее голос звучал устало. – Мне надо возвращаться домой.

Я сжала ее руку:

– Вы справитесь.

Пять минут спустя я уже ехала в сторону Беркли. Мне надо было завершить кое-какие дела в книжном магазине, а после я подумывала сходить в кино и полакомиться китайской едой. Субботние дни надо проводить спокойно.

Тогда я еще не знала, что мне предстоит знакомство с Грегом Ганном.