Текст книги "Социальная философия: учебник для вузов"

В связи с рассмотренной спецификой социологических законов возникает необходимость различать объективные условия, без которых данное историческое событие произойти не может, и субъективный фактор его реализации.

Под объективными условиями имеются в виду те независящие от воли и сознания людей феномены и обстоятельства (прежде всего социально-экономического порядка), которые необходимы для порождения данного исторического явления. Но сами по себе они еще недостаточны. Произойдет данное историческое событие или не произойдет, ускорится его реализация или, напротив, замедлится, зависит от субъективного фактора, проявляющего себя на базе этих объективных условий. Субъективный фактор – это сознательная, целеустремленная деятельность масс, классов, политических партий, отдельных личностей, направленная на изменение, развитие или сохранение объективных условий общественного развития. По своей направленности субъективный фактор может быть соответственно как прогрессивным, так и консервативным и даже реакционным.

Взаимодействие объективных условии и субъективного фактора находит свое выражение в том, что историю творят люди, но творят не по своему произволу, а будучи вписанными в определенные объективные условия.

В структуре субъективного фактора различают в качестве основных организационный и идеологический компоненты. Это значит, что чем организованней выступают люди, чем глубже осознаются ими стоящие задачи и пути их решения, тем плодотворнее их практическая деятельность. Свобода есть познанная необходимость: чем лучше познал человек законы природы и общества, тем свободней он в своей деятельности (разумеется, в рамках общей зависимости от этих законов).

Деятельность субъективного фактора придает законам общественного развития субъектно-объектную природу. Это означает, что данные законы не просто реализуются субъектом после их осознания, но сами включают в свое объективное основание определенные субъективные составляющие.

Следует согласиться с точкой зрения Л.Г.Олеха, акцентировавшем внимание на том обстоятельстве, что социальный закон не обладает «железным характером», что по отношению к нему категорию «необходимость» следует применять предельно корректно, что его специфика состоит в его вероятностном статусе[27]27
  См., например: Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4: История. Философия. Вып. 1. – Волгоград, 1996. – С. 158.


[Закрыть]. Включенность субъективного фактора в исторический процесс позволяет лучше понять причины необратимости самого этого процесса. Реализуя на данном этапе тот или иной закон, люди так видоизменяют объективные общественные условия, что возврат к предшествующему состоянию становится уже невозможным. Становится понятней и более резкое выражение необратимости в сфере общества по сравнению со сферой природы. Ведь если даже о «круговороте веществ в природе» мы не можем говорить без некоторых погрешностей, то от «круговорота в обществе» сразу отдает ненаучностью.

Таким образом, хотя социальные изменения во многих отношениях представляют собой естественно-исторический процесс, последний, в отличие от своего аналога в природе, не исключает активности социального субъекта (более того, предполагает ее) и включает в себя систему выбора. Это имеет самое прямое отношение и к выбору эволюционного или революционного варианта перехода к новой общественно-экономической формации в той или иной конкретно-исторической ситуации.

Здесь напрямую выходим на вопрос о многовариантности исторического развития. Применяемый традиционно в таких случаях термин «альтернативность» представляется нам неточным, ибо в периоды кризиса социальной системы, в так называемых точках бифуркаций возникают, как правило, не два, а большее количество возможных вариантов дальнейшего развития. Вот и сейчас в России налицо три основных варианта на будущее: 1) номенклатурно-мафиозный, и к тому же компрадорский, капитализм; 2) социально-ориентированное общество с многоукладной экономикой; 3) фашистское государство с его монопольным контролем над экономикой.

Трудности теоретического овладения рассмотренным выше парадоксом исторического процесса приводят к тому, что мы зачастую в процессе наших размышлений (а затем и действий) осознанно или неосознанно разводим основополагающие стороны этого парадокса, а затем абсолютизируем одну из них.

И тогда в качестве одного из возможных вариантов «разрешения» парадокса появляется волюнтаризм (от лат. voluntas – воля), объявляющий просто несуществующей одну из сторон парадокса – объективный характер законов общественного развития. По сути дела перед нами феномен субъективно-идеалистического толка, который возводит в абсолют волю субъекта, его свободу и сводит к нулю необходимость, т. е. зависимость деятельности субъекта, ее результатов от объективных законов общественного развития. В истории революционного движения волюнтаристами были народники в России и других странах, эсеры, сегодня таковыми являются различного рода ультралевые, анархистские движения на Западе. Значительные элементы волюнтаризма встречались и до сих пор дают о себе знать в социально-политической практике нашей страны в виде игнорирования объективных условий и попыток волевого, произвольного решения назревших проблем. Так, именно на волевой основе, а не на основе экономической целесообразности, в течение многих десятилетий строились взаимоотношения государства с предприятиями, причем не только с так называемыми «общенародными», но и с колхозно-кооперативными. В результате подрывались условия для нормального производства, научно-технического прогресса и т. д.

Широкое распространение субъективно-идеалистических, волюнтаристских взглядов характерно для исторической науки, причем не только античной и средневековой, но и относящейся к нашему времени. Особый всплеск в этом отношении мы наблюдаем со второй половины XIX в., когда под несомненным влиянием позитивизма появляется ряд школ, отрицающих наличие объективной закономерности в истории. В Германии это – В.Виндельбанд, Г.Риккерт, М.Вебер, Э.Майер, в Англии – Б.Рассел, С.Федерн, Г.Тревельян, А.Тойнби, в Америке – Д.Дьюи, Э.Богардус, Г.Беккер-Чейз. По Арнольду Тойнби, исторические законы – это «гипотезы, которые до сих пор подтверждались»[28]28
  А. Toynbee. A Study of History. Oxford. Univ.press. – Vol. 12. – 1961. – P. 237.


[Закрыть]. Тойнби почти дословно повторяет юмовское отрицание объективной природы причинности, согласно которой общественные события никогда, нигде и ни в чем не повторяются, не воспроизводятся вновь.

Но, впрочем, в таком чистом виде отрицание исторических закономерностей встречается все же редко. Дело в том, что сторонники волюнтаристских концепций тоже вынуждены обращаться к прошлому историческому опыту, «использовать» его для подтверждения своих взглядов на настоящее и прогнозирование будущего. Отрицание исторической закономерности сочетается у них с признанием возможных аналогий в истории. Или, точнее, – отрицание исторической закономерности принимает форму аналогизма. Так, под влиянием известного кантианца Риккерта Эд. Мейер утверждал, что развитие человеческого общества не подчиняется объективным закономерностям, что немыслимо выяснить причины его развития и гибели.

«В течение моих многолетних исторических исследований, – писал он, – мне не удалось открыть ни одного исторического закона, да и в сочинениях других историков мне до сих пор не попадались такие законы. Поэтому я могу смело сказать, что исторические законы существуют только в идеале, в качестве постулатов. Точно также в сфере массовых явлений, например, в экономической истории, нет никаких исторических законов, а есть лишь эмпирические обобщения, выведенные путем аналогии»[29]29
  Мейер Эд. Теоретические и методологические вопросы истории. – СПб., 1904. – С. 30.


[Закрыть]. Отрицание исторической закономерности в форме аналогизма мы встречаем и у крупнейших из ныне здравствующих представителей зарубежной философии истории. (Исключение составляет, пожалуй, только П.Сорокин, выступивший против характерных для идей Риккерта – Дильтея отрицания исторической закономерности и возможности объективной социологии.)

Другой исторически известный вариант теоретического разрешения рассматриваемого парадокса – фатализм (от лат. fatum – рок, судьба), который в отличие от волюнтаризма совершенно исключает момент свободы, свободного выбора субъекта, активную роль деятельностного человека. Уж коль скоро существуют и действуют объективные законы общественного развития, рассуждают фаталисты, то ни о какой активности человека речи быть не может, ему остается пассивно ждать, когда эти законы автоматически возьмут свое. Не оказывались ли на фаталистических позициях мы, уповая на то, что стоит нам волевым решением «обобществить» средства производства – и дальше все пойдет «как по маслу»: на базисе такой «обобществленной» экономики сформируется социалистическое общественное сознание, а заложенные в социализме как системе объективные преимущества реализуются сами собой, автоматически? И это независимо от того, как мы будем действовать – интенсивно, целеустремленно или вразвалку; культурно или по-варварски; со знанием дела или дилетантски.

Фатализм в объяснении исторических событий и исторического процесса в целом – явление весьма распространенное. Причиной фатализма нередко считали неспособность человека познать законы истории. Таких оценок придерживался Л.Н.Толстой: «Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (т. е. тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее»[30]30
  Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. – М., 1980. – Т. 6. – С. 10.


[Закрыть]. Впрочем сам Толстой понимал историю как процесс безличной деятельности народных масс, неприметно и бессознательно ее творящих. «Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодием»[31]31
  Там же. – Т. 7. – С. 19.


[Закрыть]. Отсюда толстовский вывод о бесплодности деятельности выдающейся личности, способной только дать свое имя событиям, и некорректируемом ходе истории, поскольку она складывается из непроизвольных действий миллионов. Парадоксально, но эту же неспособность познать законы истории Толстой связывал со свободой (как и с фатализмом). В истории – отмечал он – нет ни грана свободы: то, что известно нам, мы называем законами необходимости; то, что неизвестно, – свободой[32]32
  См. там же. – С. 352.


[Закрыть].

Иными словами, Толстой не связывал историю ни с необходимостью (фатальностью), ни со свободой (волюнтаризмом). История для него некий живой, событийный поток, принципиально неклассифицируемый, не подлежащий научному осмыслению как уникальный временной ряд. Таким подходом Толстой резко отрывался от всех предшествующих историософских схем, подчас предваряя философские идеи XX в.

Отношение к случайности в историографии и социальной философии встречается разное – от ее полного отрицания у Демокрита, Спинозы, Гоббса, французских материалистов XVIII в. до провозглашения истории простой игрой случайностей у старших французских просветителей, в особенности у Вольтера.

Между тем исторический опыт на каждом шагу убеждает нас, что общественной жизни, как и всему окружающему нас миру, присуще диалектическое взаимопроникновение необходимого и случайного: они слиты воедино в каждом феномене и процессе. Мы, кстати, уже имели возможность увидеть это при анализе антропогенеза.

Откуда же берутся случайности в общественной жизни? Какую функцию они выполняют?

Случайность нередко выступает как форма проявления исторической необходимости. Воспользуемся примером, приведенным в свое время В.Г.Белинским. Выход к морю, указывает он, был исторически необходим для дальнейшего развития России. А вот тот факт, что Петру I удалось впервые выйти к Балтийскому морю в районе устья Невы, а не на другом участке Балтики, с точки зрения той же самой необходимости является случайным. Короче говоря, сложись военные действия несколько иначе – незачем было бы строить Петербург, и столицей страны могли стать Ревель (нынешний Таллин) или Рига[33]33
  См.: Белинский В.Г. Собр. соч.: В 3 т. – М., 1948. – Т. 3. – С. 648.


[Закрыть].

Случайность часто появляется в точке пересечения процессов, каждый из которых имеет необходимый характер. Великие географические открытия по праву можно рассматривать как необходимое следствие исторического развития средневековой Европы. Необходимым был и процесс развития народов Америки и Индии. А вот в точке пересечения этих двух необходимых процессов мы получаем явление явно случайное: появление европейских мореплавателей на берегах Америки и Индии отнюдь не вытекало из процесса развития этих стран.

Момент случайности вносится в исторические события и деятельностью человека, имеющего, как мы видели, право на выбор. Знакомые с историей России, очевидно, помнят трагические повороты Семилетней войны, внезапное изменение ее хода после смерти Елизаветы Петровны (1761): Петр III, давний поклонник Фридриха II, немедленно заключил с ним мир, что оказало существенное воздействие на всю расстановку политических сил в Европе.

Анализируя причины исторического движения общества, Г.В.Плеханов указывал, что влияние общих и особенных причин дополняется в этом движении действием причин единичных, т. е. личных особенностей общественных деятелей и других «случайностей», благодаря которым события получают индивидуальную физиономию. «Единичные причины, – указывал он, – не могут произвести коренных изменений в действии общих и особенных причин, которыми к тому же обусловливаются направление и пределы влияния единичных причин. Но все-таки несомненно, что история имела бы другую физиономию, если бы влиявшие на нее единичные причины были заменены другими причинами того же порядка»[34]34
  Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. – М., 1956. – Т. 2. – С. 332.


[Закрыть].

Наряду с истиной (тезис о влиянии единичного, случайного) это высказывание содержит и традиционное вплоть до последнего времени дискриминационное отношение к случайности: ведь случайность остается непаритетной необходимости – она может быть лишь ее формой либо дополнением к необходимости. Между тем достижения современной науки позволяют понять, что по фундаментальности своей роли случайность не уступает необходимости.

Согласно синергетике, когда на систему, находящуюся в сильно неравновесном состоянии, действуют расшатывающие ее колебания (флуктуации), наступает критический момент – система достигает точки бифуркации, о которой выше уже шла речь. И в этой же точке принципиально невозможно предсказать, в какое состояние перейдет система. Здесь вступает в права господства случайность. Она подталкивает то, что остается от системы, на новый путь развития, а после того, как путь (один из многих возможных) выбран, вновь вступает в силу необходимость – и так до следующей точки бифуркации, то есть до общего кризиса системы[35]35
  См.: Пригожий И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. – М., 1986. – С. 28–33.


[Закрыть].

Фундаментальная роль случайности проявляется еще в одном чрезвычайно важном аспекте, о котором тоже уже шла речь – в явлении необратимости, характеризующем большинство процессов общественного развития.

* * *

Когда лет двадцать пять назад в стране появились первые серьезные исследования по проблемам человека и его деятельности, а затем начался и самый настоящий бум литературы в этой области, многим он показался очередной модой: пресытимся, и мода пройдет. Но на поверку выяснилось, что интерес к этой проблематике вполне закономерен и нарастал по мере того, как все больше заходила в тупик наша социальная действительность. Яснее и яснее становилось, что все зависит от нашей деятельности, от ее интенсивности, от нашего профессионализма, от уровня нашей культуры (производственной, моральной, политической и т. д.). Теперь, видно, настало время из этой истины делать практические выводы.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ

1. Каковы характерные черты общественной практики?

2. В чем проявляется несводимость социального к биологическому?

3. Возможно ли сопряжение установки «иметь» и установки «быть» в смысложизненной позиции личности?

4. Почему подавляющее большинство процессов общественного развития носит необратимый характер?

5. Понятны ли Вам основные тезисы волюнтаризма и фатализма? Что бы Вы могли возразить на них?

6. В каком смысле можно говорить о фундаментальной роли случайности в историческом процессе?

Глава третья
ОБЩЕСТВО КАК СИСТЕМА

1. Общественные отношения

В социальной философии издавна идет поиск элементарной «клеточки» социальной системы, т. е. такого «простейшего образования», с анализа которого было бы правомерно начинать исследование системы в целом. Иными словами, философы и социологи давно ищут нечто аналогичное физическому атому или биологической клетке. Такой поиск несомненно оправдан. Но как осуществить его, с чего начать, что взять за основу, а что за критерий. Результатом поисков и исследований были различные предложения. Например, «социальный атом», сконструированный основоположником социометрии Я.Морено, который определял его как совокупность индивида и тех лиц, с которыми он эмоционально контактирует в каждый данный момент. Сразу же бросаются в глаза два существенных конструктивных порока «социального атома» – во-первых, его мимолетность, лимитированность «данным моментом», и во-вторых, сведение всех взаимодействий между индивидами только к духовным, а последних только к эмоциональным.

Если придерживаться исторического подхода, то в качестве такой «клеточки» в социальной философии последовательно выступали индивид (хотя изолированный индивид отнюдь не представляет собой социальное явление), семья (явление на самом деле весьма сложное в структурном отношении), «самое примитивное, недифференцированное общество» (но даже самое древнее из них – родовую общину – нельзя считать простейшим образованием) и уже упоминавшийся «социальный атом».

Однако социальная философия пробовала себя не только в этих тупиковых направлениях. В середине XIX в., а затем в XX в. нашлись два течения, сумевшие прорваться к истине. Мы имеем в виду школу Карла Маркса и школу Питирима Сорокина. Первый из них во главу угла поставил общественные связи и складывающиеся на их основе отношения между людьми, противопоставив их в качестве «клеточки» обособленному индивиду. «Общество не состоит из индивидов, а выражает сумму тех связей и отношений, в которых эти индивиды находятся друг к другу»[36]36
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 46. – Ч. I. – С. 214.


[Закрыть] – делает вывод Маркс. Оставив в стороне то, что различает две школы, мы обнаруживаем в принципе такой же подход у Сорокина. Индивид или даже миллион изолированных индивидов не составляют социального явления, не говоря уже о его простейшем образовании. «Индивид представляет собой лишь физический, биологический или психологический феномен»[37]37
  Сорокин Питирим. Человек. Цивилизация. Общество. – М., 1992. – С. 190.


[Закрыть] – таков вывод Сорокина, а социальные связи и отношения обозначены у него как «значимое человеческое взаимодействие» и провозглашены в качестве «родового социального явления», т. е. такого общего для всех социокультурных явлений свойства, с которого и должно начинаться изучение структурного аспекта социума.

Итак, в обеих концепциях «клеточка» общества усматривается в общественных связях, взаимодействиях, отношениях.

В предыдущей главе были рассмотрены проблемы человека и его деятельности. Именно в ходе своей деятельности человек вступает в разновидные и многомерные отношения с себе подобными, причем будучи порождены деятельностью, эти отношения, в свою очередь, являются ее необходимой общественной формой. Любое взаимодействие людей как общественных существ, по необходимости принимает общественный характер.

Надо сразу же оговориться, что понятие «общественные отношения» в литературе встречается в двух смыслах: в широком, когда имеются в виду все, любые отношения между людьми, поскольку они складываются и реализуются в обществе (в том числе и межличностные, даже интимные отношения), и в узком, когда под ними понимаются только отношения между большими социальными группами, имеющие непосредственно общественный характер (производственные, межклассовые и внутриклассовые, международные и внутриполитические, межнациональные, экологические и т. д.). Впрочем, в двух смыслах употребляется в литературе и понятие «социальное» – как все общественное и как относящееся только к одной из сфер общественного, к социальной сфере (социальное обеспечение, напр.).

В данной главе понятие «общественные отношения» будет употребляться в своем узком смысле, и тогда правомерно следующее определение: общественные отношения суть многообразные формы взаимодействия и взаимосвязи, возникающие в процессе деятельности между большими социальными группами, а также внутри них. И поскольку человек включен в каждую из этих групп (этнос, класс, слой внутри класса, сообщество граждан одного государства и т. д.), он выступает в качестве универсального субъектного элемента, или точнее – со-субъекта, ибо каждая такая группа есть совокупность индивидов.

Таким образом, с полным правом можно сказать, что человек выступает творцом своих собственных общественных отношений. Однако это – творение особого рода. Занимаясь необходимой для поддержания жизни и ее обустройства деятельностью, люди с такой же объективной необходимостью вступают в отношения между собой, «производят» их. Созидание отношений довольно специфично и сплошь и рядом служит наглядным подтверждением принципа «не ведаю, что творю». Как существа сознательные, люди осознают свои потребности, ставят перед собой конкретные цели, создают идеальную модель желаемого результата и в большинстве случаев его достигают: иначе ни о каком общественном прогрессе нельзя было бы говорить. Но это преобладающее совпадение цели и результата касается в основном содержательной стороны человеческой деятельности, у нас же сейчас речь идет о стороне формальной, поскольку общественные отношения, как об этом уже сказано выше, суть необходимая форма нашей деятельности. Осознавая, предугадывая содержательные результаты своей деятельности, люди в то же время, как правило, не могут предвидеть вызванную этой деятельностью эволюцию (а иногда и самую настоящую революцию) своих общественных отношений.

Происходит это, во-первых, потому, что каждое новое поколение застает уже сложившуюся систему общественных отношений, отражающую уровень развития технико-технологического базиса и степень овладения природой, меру цивилизованности общества, состояние его культуры и психологии. Понятно, что каждый конкретный тип общественных отношений зависит от перечисленных факторов в большей или меньшей степени.

Во-вторых, решая повседневную задачу «на минимум и максимум» в экономике (минимум затрат и максимум производительности труда), совершенствуя другие компоненты общественной жизни, люди тем самым порождают такую эволюцию своих общественных отношений, которая с самого начала выходит из-под их контроля. Яркую иллюстрацию к этой закономерности дает история Японии Нового времени. Япония долго сопротивлялась всяческим попыткам извне навязать ей заморский образ жизни. Ни расширение торговли традиционными товарами, ни военные демарши, ни миссионерство не помогли европейцам и американцам в осуществлении их планов вовлечения Японии в, как бы мы сейчас сказали, «единый цивилизационный поток». Троянским конем, позволившим взять эту крепость, оказалась новая техника и технология, в ввозе которой в страну японцы не видели ничего зазорного и опасного. В действительности же внедрение новой техники и технологии вылилось в промышленный переворот со всеми вытекающими из него последствиями – принципиальными изменениями производственных, социальных, семейных отношений.

Подводя итоги рассмотрению природы общественных отношений, можно сделать вывод: общественные отношения представляют собой объективную реальность, независимую от воли и сознания людей, производящих и воспроизводящих их в процессе своей деятельности. Объективный же характер их позволяет лучше понять уже анализировавшийся тезис, согласно которому человек в сущности своей есть совокупность (т. е. отражение) соответствующих общественных отношений.