Книга: История культуры Санкт-Петербурга - Соломон Волков

Очень советую всем, кто интересуется историей культуры. Мне книга напомнила работы Алекса Росса из Нью-Йоркера, в частности "The rest is noise".

Это был один из характерных парадоксов революционной эпохи, что голодный и холодный Петроград тех лет кишел начинающими поэтами.

Я купила и прочитала с огромным интересом и удовольствием все книги Соломона Волкова, но именно "История культуры Санкт-Петербурга" (с основания до наших дней) вызвала у меня какой-то особый восторг.

Возможно, это связано с тем, что мои детство и юность прошли в Ленинграде, а теперь, сидя в Тель-Авиве, я могу только ностальгировать по этому прекрасному городу. О как же я любила Питер, исходила его пешком вдоль и поперек, изучала историю города, его культуру, писала сочинения про декабристов, про Пушкина, про Достоевского...

А эти школьные экскурсии по местам Достоевского, Пушкина, Гоголя, кружки в Эрмитаже и много-много другого.

Но это ведь не о себе я хотела рассказать, а о замечательной книге.

Да, кстати, возможно такое мое восторженное отношение к рассказу и теориям Волкова (а ведь он строит в своем труде определенные теории), связано еще с тем, что я просто без ума от "Петербурга" Андрея Белого.

Меня как-то один знакомый спросил, чем меня так поразил "Петербург", я долго пыталась сформулировать, и надеюсь, что частично у меня это получилось, но до мастерства Волкова вот в этом отрывке мне было ой как далеко:

Авантюрный сюжет романа Белого - охота революционеров-террористов за важным петербургским чиновником - лишь повод для взрыва фантастических ситуаций, блистящих описаний и мистических теорий. .. На читателя обрушивается литературный шквал огромной силы и темперамента. Белый применяет в своем произведении иронию, гротеск, пафос, пародию... Он виртуозно использует весь арсенал средств, накопленный его предшественниками Гоголем и Достоевским, и создает совершенно новые эффекты, смешивая страшное, смешное и трагическое в неповторимой манере и с помощью языковых фокусов, о которых Евгений Замятин справедливо заметил, что они соотносятся с русским языком так же, как язык "Улисса" с английским.

А еще я очень люблю Ахматову, Бродского, Брюсова, Гумилева... Люблю литературу, музыку, балет, изобразительное искусство...

А Волков сумел не просто рассказать обо всех и всем, но еще и умно показать связи, параллели, направления, влияния... Как же это интересно!

В "Вальсе-фантазии" - этой высокой петербургской поэме о любви, тоске и страдании - содержатся и эмоциональная интенсивность, и плавные мелодические изгибы и взлеты, и виртуозная "серебряная" оркестровка вальсовых откровений Чайковского (а позднее и Глазунова), но в классически ясной, гармонически уравновешенной форме. Глинка мог бы повторить вслед за Пушкиным: "Печаль моя светла..." Это петербургская эротика - густая, но сдержанная. Недаром в Петербурге (как и в Лондоне) в аристократических домах девушка не могла пойти вальсировать без специального разрешения старших. Петербург адаптировал европейский вальс, "упрятав" его открытую греховность вглубь; Глинка сделал следующий шаг, придав эротическому томлению почти спиритуальный оттенок, то есть предвосхитив на полвека один из основных мотивов ранней поэзии Анны Ахматовой.

Петербургская музыка 19 века, вслед за литературой, оказала также сильное влияние на европейскую и мировую культуру. Русское изобразительное искусство 19 века об этом и мечтать не могло.

О любимом Набокове и гениальном Стравинском:

Как художники, как модернисты с петербургскими корнями, Набоков и Стравинский имеют много общего. Их роднит блестящая театральность их произведений, принципиальная парадоксальность творческого мышления, любовь и умение играть моделями (литературными - у Набокова, музыкальными - у Стравинского), а также неискоренимая склонность к иронии и гротеску.

О прекрасной книге воспоминаний Набокова, "Другие берега" ( в английском варианте "Speak, Memory")

В "Speak, Memory", набоковском шедевре, писатель специально акцентирует роль художников ""Мира искусства"" - Добужинского, Бенуа - в создании того стилизованного облика "модернистского" Петербурга, который Набоков, в свою очередь, намерен был выгравировать в сознании американского читателя. Главные темы этой автобиографии - память, судьба, свобода и возможность/невозможность выбора; главная загадка - природа и сущность времени. Почти при каждом повороте повествования Набоков так или иначе касается темы Петербурга, становящейся, таким образом, одним из лейтмотивов книги.

Очень много о начале 20 века, периоде, которым я очень интересуюсь, о любимом модернизме, его истоках...

Даже если не соглашаться со всеми выводами и теориями Волкова, даже если не видеть всех связей и параллелей, которые видел он, эта книга очень интересна и содержательна, умно и хорошо написана, и легко и с удовольствием читается.