Текст книги "Школа Добра и Зла. Падение"

12

Проблема с Мидасом состояла в том, что выглядел он как всегдашник – глаза с поволокой, ангельские кудряшки, – но вот сердце у него было как у отъявленного никогдашника.

Вот почему он попытался сбежать в первую же ночь после прибытия в Школу Добра. Не только потому, что ему совсем не нравилось, что его похитили из дома и что он скучал по жизни в Гавальдоне: прогуливать школу, чтобы поплавать в озере… играть с ручной змеей Бонго… воровать деньги у жителей деревни и покупать на них дорогую обувь…

Нет, самая главная причина, по которой Мидас сбежал из Школы Добра, – она оказалась настоящим адом.

Во-первых, он терпеть не мог девчонок, а в школе их была целая толпа – платья с рюшечками, фруктовые духи, румяна, из-за которых они больше напоминают жутких кукол. Во-вторых, эти дечонки все улыбались ему, потому что он был красивым, а это обычно означало, что мальчик милый и любящий, только вот он был бы очень рад, если бы все девочки разом отсюда исчезли. Впрочем, мальчики тоже были не лучше. После того как Директор Школы представил его классу как первого «читателя», ученика из недавно найденного мира за пределами Бескрайних лесов, всегдашники задразнили его «подделкой» и «уродом». Но Мидас окинул их взглядом холодных как лед глаз, словно они пустое место, а мальчика мало что так же впечатляет, как другой мальчик, который видит его насквозь. К обеду его уже никто не дразнил. Но отвратительного меньше не стало: ужасный стеклянный замок, пропускающий слишком много солнечного света, заносчивые учителя, пышная форма, в которой он чувствовал себя булочкой с кремом, бесконечные «Доброе утро» и «Как у тебя дела?» и разговоры ни о чем во имя вежливости, хотя самым вежливым было бы оставить только что похищенного незнакомца в покое.

Он заставил себя пережить первый день и, едва небо потемнело, сбежал из замка в лес в поисках дороги обратно в Гавальдон… но потом услышал рычание, повсюду вокруг открылись желтые и красные глаза, твари бросились на него, его ноги запутались в лианах, когда он попытался бежать, но затем к нему поспешно прибежал дежурный учитель, кентавр по имени Максим, и увел обратно в школу. На следующее утро Добрый Директор привел его в пустой кабинет декана, предложил чашку травяного чая с медом и несколько засахаренных слив и объяснил, что он не сможет вернуться домой, не погибнув. Либо Мидасу придется отлично учиться в новой школе, либо он станет деревом или грызуном в том самом лесу, через который он только что пытался сбежать.

Или умереть, или превратиться в скунса. Плохие варианты.

Впрочем, остаться в Школе Добрячков – не лучше.

Так что Мидас стал думать, как бы сменить школу. По крайней мере, пока не придумает более удачный план побега.

Разгуливая по пахнущим приторной парфюмерией коридорам Школы Добра между уроками, он вспоминал Злого Директора – того, который схватил его в лесу. Да, он был агрессивным и пугающим… но было что-то в его глазах… ум… энергия… словно он заглянул Мидасу прямо в душу…

– Доброе утро! Как дела? – спросил самый надоедливый мальчик в мире, нарушив его концентрацию.

Остолопа звали Руперт, или Руфус, или еще как-то так. Беспокойный, слишком эмоциональный тип в очках, с трудом державшихся на носу, который все пытался с ним подружиться. Оказывается, последние его несколько друзей сбежали в Нетландию с бывшим деканом Школы Добра. Мидас задумался, не было ли одной из причин желание подальше сбежать от этого одноклассника.

Он повернулся к мальчику:

– А какая она, Школа Зла? Там лучше, чем тут?

Мальчик изумленно уставился на него:

– Нет! Ни в жизнь! Тамошнего директора зовут Рафаль, он заставляет своих учеников спать в обгоревших комнатах на сырых кроватях и носить вместо одежды черные мешки, в которых все чешется, а еще их наказывает в комнате Страха огромный волколак, который их пытает и избивает, а еще десять его лучших учеников сбежали, потому что ненавидят и его, и его школу!

«Пожалуй, лучше не менять школу», – решил Мидас.

Но что тогда делать?

Он снова подумал о Добром Директоре. Тот казался слишком доброжелательным… словно всеми силами хотел всем нравиться…

«А, вот и план», – подумал Мидас. Он будет хорошо учиться в Школе Добра, станет любимцем Директора школы… а потом будет крутить им, как захочет, чтобы добиться своего.

Хорошо учиться оказалось довольно просто.

Он поступил так же, как и любой злой ученик, попавший в Школу Добра.

Начал жульничать.

На уроке истории героев он смухлевал на зачете по географии Бескрайних лесов, притворившись, что поранил запястье, и нарисовав карту леса на торчащем краю бинта, который тайком поднимал, наклонившись над листком. На занятиях лесных групп он смошенничал на зачете по общению с животными – где нужно было успокоить норовистую лошадь, – смазав себе загривок маслом кешью, так что лошадь сразу подошла к нему и начала тыкаться носом ему в шею. На дуэлях он использовал столько грязных приемов и ударов ниже пояса, что победил вообще всех всегдашников – и никто из них не пожаловался на него, чтобы не показаться слабаком. После каждого урока, словно по сигналу, волшебным образом рядом появлялся Добрый Директор, улыбчивый и дружелюбный, поздравлял его с победой или спрашивал, как у него дела, словно тому самому человеку, который похитил его и запретил возвращаться домой, вдруг стало на самом деле не все равно, что с ним. Все идет по плану, подумал Мидас. К концу недели он занял первое место в рейтинге Школы Добра, и Директор школы в очередной раз подошел к нему в коридоре.

– Староста класса Мидас! А ты еще хотел вернуться домой! – воскликнул Райан. Десятки других всегдашников прошли мимо и поздоровались с Директором школы, но Райан не обратил внимания ни на одного из них. Он смотрел только на Мидаса.

Мидас чувствовал, каким жгучим был этот взгляд. Настало время наконец узнать, что же Директор школы хочет от него, и в полной мере этим воспользоваться.

– У меня вопрос, сэр. Почему я старше всех других учеников? – невинно хлопая глазами, спросил Мидас. – Я больше похож на Директора школы, чем на первогодка. Ха-ха.

– А ты умен. Я надеялся, что ты не заметишь, – усмехнулся Райан. – На самом деле… Давай поговорим вот тут.

Райан отвел мальчика на незаметный полутемный балкон:

– В последнее время здесь творится много странного. Всего за несколько месяцев я потерял двух деканов и нескольких лучших всегдашников. Моей вины, конечно же, в этом нет никакой. Ученики и учителя… они уже не такие, как раньше. В них не хватает искры. Не хватает азарта. В учениках Школы Добра должно быть нечто большее, и я искал это уже давно. Что-то свежее, волнующее, от чего появляются бабочки в животе. Что-то вроде… что есть в тебе.

Мидас посмотрел на него. Растрепанные волнистые волосы, которые блестели на солнце, словно драгоценный металл, и глаза цвета океанской синевы, светившиеся, почти как у пресмыкающегося. Да, бессмертная красота, но было в нем что-то дикое: голодный взгляд, словно он сто лет проспал и самые дальние глубины его души пробудились только сейчас. По спине Мидаса побежали мурашки, инстинкты явно подсказывали: «Не доверяй ему».

– Понимаешь, Мидас, в Школе Добра больше нет декана, – продолжил Директор. – У меня нет правой руки, нет человека, которому я могу доверять. Мы, конечно, еще не совсем друзья, но… судя по тому, как ты быстро учишься, через несколько лет ты будешь вполне готов стать деканом. Что думаешь?

У Мидаса сжалось все внутри.

– Я? Декан? Вы мне льстите, сэр.

– Райан. Называй меня Райан. И можно на «ты», – настойчиво сказал Директор школы.

Мидас притворился, что поправляет кружевные рукава формы, и отступил на шаг, в тень.

– А что случилось с предыдущим деканом, кстати? С тем, который сбежал в Нетландию?..

– О, ты слышал об этом? – На лице Райана вдруг проступила неуверенность. – Он не подходил на эту должность. Он в первую очередь был другом моему брату.

– Понимаю. Друг твоего брата, значит. – Мидас помолчал. – Твоего брата трудно забыть.

Райан посуровел, на обеих щеках появились розовые пятна, словно ему отвесили пощечину.

– О чем ты?

– Хм? – простодушно спросил Мидас.

– Ты не знаешь моего брата. – Слова полились из Райана таким потоком, что он начал даже запинаться. – Все з-з-знают, что я лучший из братьев. Рафаль боится, что я смогу хорошо справиться и без него. Вот почему он не хочет, чтобы я мог кому-то еще доверять. Он считает меня своей собственностью. Ревнует. Он бы даже этого разговора не одобрил, если бы знал о нем. Наверное, даже отправил бы тебя домой. Между мной и Рафалем что-то не так. Что-то потерялось. Вот почему я выбрал тебя. Вот почему принес сюда. Мне нужен кто-то на моей стороне. Кто-то, кто меня не предаст. Мне нужен… как там это слово…

– Друг? – вставил Мидас.

Райан вздохнул с облегчением:

– Да. Друг.

Они посмотрели друг другу в глаза. Повисла тишина.

– М-м… у меня урок, – сказал мальчик.

– О. Да, конечно, – промямлил Райан и отошел в сторону. Мидас поспешно прошел мимо него, Директор выглядел явно встревоженным.

И тут Мидас остановился и, развернувшись, тепло и по-дружески помахал Райану рукой.

Директор школы расплылся в яркой улыбке и тоже помахал ему.

Мидас подавил смешок.

Вернуться домой будет легче, чем он думал.

Тем вечером он улыбался и кивал, лишь бы пережить пытку – ужин с Руфиусом в столовой всегдашников, – отлично понимая, что Добрый Директор следит за ним от учительского стола. Мидас сел у окна, притворяясь, что ему очень нравится рулет с брокколи и брюквой (тут что, картошку с рыбой вообще не дают?!) и что он увлечен разговором с Руфиусом (мальчик перечислял все новые рецепты блюд, которые, как он настаивал, они обязательно должны приготовить вместе; Мидас бы с удовольствием сунул в печку самого Руфиуса). На самом деле все это время он смотрел в окно, разглядывая мост в Школу Зла, рассчитывая, за какими камнями и в каких тенях прятаться, чтобы перейти его незамеченным…

Но затем он увидел в отражении недовольный взгляд Райана.

Мидас поспешно перевел взгляд обратно на Руфиуса и продолжил кивать, слушая чушь, которую тот нес. Мидас посмотрел на учительский стол через плечо Руфиуса, но Добрый Директор смеялся над чем-то с коллегами, словно взгляд, который Мидас увидел в оконном стекле, был просто миражом.

Той ночью Мидас лег в кровать, дождался, пока его соседи по комнате не уснут (он не удосужился даже выучить их имен – только помнил, что один храпит, а другой скрипит зубами). Вскоре храп и скрип зубов действительно заполнили комнату, и Мидас выскользнул из комнаты, спустился по лестнице и вышел из боковой двери за́мка, ведущей к мосту между школами. Его пижама развевалась на ветру, лунный серп освещал его, словно софит, но он торопливо бежал к Школе Зла. Черные башни блестели, как зубы в распахнутой пасти…

БАМ!

Он во что-то врезался и рухнул на землю.

Ничего не понимая, он посмотрел наверх и увидел собственное отражение, одетое в такую же синюю пижаму. Отражение ухмылялось ему.

Добро с добром,

Зло со злом,

Иди в свою башню, или достанется поделом.

Мидас поднялся на ноги и шагнул вперед, но снова врезался в невидимый барьер, в котором сидело его отражение.

– Немедленно покинь Мост-на-Полпути, – приказало отражение.

– Мне нужно поговорить со Злым Директором, – потребовал в ответ Мидас. Он ощупывал и простукивал барьер, ища хоть какой-то способ обойти его.

– Безмозглый олух, – ответило отражение. – Всегдашникам нельзя говорить со Злым Директором.

– Я не всегдашник, – настаивал Мидас. – И мне нужна его помощь.

– Тогда иди к своему Директору.

– В этом-то и проблема. Мне нужно поговорить со Злым Директором о его брате.

Отражение напряглось, его улыбка исчезла.

– А что с его братом?

Мидас пристально посмотрел в свои собственные глаза:

– Рядом с ним я не чувствую себя в безопасности.

Глаза отражения блеснули зеленым, словно сработало заклинание.

– Директор школы Рафаль будет ждать тебя в башне Коварства, в комнате 66.

Отражение исчезло. Мидас протянул руку – и ни на что не наткнулся. Барьер исчез. Вздохнув с облегчением, он бросился бежать со всех ног. В сердце росла надежда на скорое возвращение домой.

Но он не знал, что за ним кто-то наблюдает.

Глубоко в тени, на другом конце Моста-на-Полпути.

Фигура, стиснутые зубы и блестящие глаза которой блестели в темноте.

Фигура стояла на стороне Добра, пока Мидас не добежал до замка Зла. Только потом она вышла на свет и медленно пошла по мосту вслед за ним.

13

Аладдин протер глаза скованными руками. Сначала его лучший друг Гефест. Потом его подруга. Оба они погибли буквально за несколько минут.

Их с Крюком, обвязанных одной веревкой, тащили по каменистой тропинке, ночной ветер взъерошивал перья на их шортиках. Пленников вели к Пещере Каннибалов.

У Аладдина текло из носа, он с трудом сдерживал всхлипы. «Не отпускай», – умоляла она. Он обещал спасти ее. Он держал ее изо всех сил, пока Джеймс не оторвал его от нее. А теперь ему предстоит жить с воспоминанием: любовь всей его жизни летит в пасть чудовища и изумленно смотрит на него, потому что он нарушил клятву. Он хныкал все громче, но Ботик и остальные двое Потерянных мальчишек не ругали его. Лица конвоиров был сочувствующими, словно они только играли в суровых парней и смерть Кимы стала ударом и для них. Аладдин, игнорируя взгляды Джеймса, полностью ушел в себя, стал жалкой тенью под ночным небом. Когда-то он был одиночкой из Шазабы, гоняясь за славой, а не за дружбой. А теперь понял почему. Если он действительно привязывается всем сердцем, то привязывается слишком сильно. Больше он такой ошибки не повторит.

Джеймс, со своей стороны, смотрел на произошедшее совсем по-другому.

Какого черта?

Он спас Аладдина от чудовища – и тот даже спасибо ему не сказал? А он-то думал, что Ладди – это его первый настоящий друг! Аладдин однажды признался ему, что не смог найти друзей в своем пустынном царстве, потому что слишком старался сделать себе имя в Бескрайних лесах. Джеймсу были близки его чувства: он не смог найти друзей в Блэкпуле, потому что хотел только одного: избавиться от наследия прежних Крюков-неудачников. И, конечно же, он думал, что мальчишка теперь будет верен прежде всего ему, а не девчонке, которую подцепил в школе. Особенно после того, как он спас Аладдина из лап смерти! Он сердито смотрел на Аладдина, но Аладдин все ныл и ныл, словно Джеймс вообще не должен был его спасать. Крюк раздраженно дернул его за перья, торчавшие сзади. Вот почему он предпочитает не сближаться ни с кем. Ни мальчики, ни девочки не уважают его так, как он этого заслуживает. Заводить друзей бесполезно, рассуждал он. Они в любом случае тебя разочаруют. Лучше просто использовать других для достижения своих целей. Как капитан использует команду. Как Рафаль однажды использовал его самого. Он уже тогда должен был все понять… Аладдин громко всхлипнул. Джеймс обернулся к нему.

– Знаешь, простого «спасибо» было бы вполне достаточно! – прошипел Крюк.

– За что? – прошептал в ответ Аладдин. – Ты что, не мог использовать магию Райана? Не мог использовать магию чародея, чтобы спасти ее?

– Я же сказал тебе, что не знаю, как ее контролировать!

– Лучше бы я умер с ней, чем жил сейчас без нее!

– Ну, у тебя уже скоро будет шанс умереть! – резко ответил Джеймс.

Аладдин проследил за его взглядом и увидел пещеру впереди, из которой шел дым цвета крови. Страх на мгновение вытеснил горе.

– Чего бы хотела Кима? Чего бы хотел Гефест? – тихо спросил Джеймс, чтобы не услышали мальчишки Питера. – Они бы сказали тебе сдаться и обливаться слезами? Или сражаться дальше?

Аладдин протер глаза и глубоко вдохнул.

– Как нам драться с каннибалом?

– Надо быть умными и найти его слабое место, – прошептал Джеймс. – Правда, я даже не представляю, в чем их слабость. Каждый раз, когда Пэн брал в плен папиных пиратов, он отправлял их к Луото Бахти, и больше их никто никогда не видел. Когда я спросил о нем папу, тот только ответил: «Человек, о лице которого нельзя говорить». Если бы я только мог призвать магию Райана…

– Эй, тихо! – прикрикнул Ботик и пнул Крюка под зад.

Похоже, сочувствие закончилось.

Пещера Каннибалов находилась на самой высокой скале, высившейся над Свирепым морем на самой дальней оконечности Нетландии. Над входом в пещеру висела гирлянда из человеческих черепов. Перевернутые факелы, сделанные из сплетенных веток, трещали с обеих сторон, освещая, словно горящие кусты, вход в логово Луото Бахти.

Ботик достал нож и разрезал путы пленников.

– Он ждет вас, – сказал прихвостень Пэна, глумливо улыбаясь.

Аладдин заглянул в заполненный красным дымом коридор… пятна крови на стенах… повсюду разбросаны кости…

Он повернулся, готовясь бежать.

Пропавшие мальчишки перекрыли выход из пещеры и выхватили ножи.

– Мы будем ждать, пока Луото не разберется с вами, – сказал Ботик.

– Разберет вас на мелкие кусочки. Дошло? – насмешливо добавил другой мальчишка.

– Понятно, почему у вас нет подружек, – парировал Аладдин.

Крюк схватил Аладдина за руку. Он смотрел прямо вперед:

– Пойдем.

Джеймс повел его вперед. Сердце Аладдина сжалось. В Шазабе самыми страшными существами были песчаные кобры и иногда залетавшие бродячие ястребы. Каннибалы, насколько он знал, не водились даже в самых худших никогдашних королевствах. Люди, которые едят других людей, жили только в страшных историях, которые рассказывали самым маленьким детишкам, чтобы испугать их и заставить вступить на тот или иной путь. Но сейчас он шел прямо в объятия вполне настоящего каннибала. Аладдин представил себе восьмифутового гиганта с костью, продетой в нос, и кривыми зубами. Как такого победить?

Они ушли в пещеру так далеко, что уже не видели и не слышали Пропавших мальчишек. Огромная черная крыса пробежала мимо, и Аладдин с испуга чуть не запрыгнул на руки Джеймсу. Вскоре красный свет стал еще ярче, воздух – сырым и соленым, дорожка привела их к кривой спиральной лестнице. Они медленно пошли вниз, не видя, что их там ждет, ступеньки исчезали в пустой черноте, но в конце концов они все же спустились до конца.

Два бассейна, из которых поднимался красный туман, обрамляли каменную площадку, похожую на сцену. За бассейнами раскинулся огромный грот, камень в форме черепа, казалось, наблюдал за ними. Словно по сигналу, бассейны начали пузыриться. Аладдин широко раскрыл глаза, увидев, как на поверхность всплыла целая тысяча рыб, маленьких, блестящих и золотистых, шлепая пухлыми губками.

«Золотые рыбки?» – подумал он…

Они одновременно открыли пасти и начали щелкать зазубренными зубами.

На этот раз уже Джеймс чуть не запрыгнул на руки Аладдину.

А потом изо рта грота-черепа на площадку между бассейнами вышел…

…очень красивый мужчина.

Высокий, широкоплечий, с золотистой кожей, с волнистыми светлыми волосами, голубыми глазами, квадратным носом и небольшой щетиной. Он был одет в тунику, на руках белые перчатки.

Джеймс пораженно покачал головой:

– Ты – это он?

Незнакомец улыбнулся… и снял с себя лицо, словно кожуру, потянув за края.

Под ним оказалось другое лицо.

Лицо старого пирата со стеклянным глазом, пышной бородой и татуировкой со скрещенными костями на щеке.

Аладдин вздрогнул и сильнее сжал руку Джеймса, но, прежде чем они успели понять, что происходит, незнакомец снял и это лицо – под ним оказался румяный подросток, тот сорвал с себя лицо и стал мальчиком еще меньше, и это лицо тоже исчезло, уступив место худому, коричневому, словно орех, человеку с прилизанными черными волосами, узкими глазами, сморщенным лбом и приподнятыми уголками губ. Он щелкнул каблуками и запел скрипучим голосом, пританцовывая:

 
Луото Бахти меня зовут!
Мальчишек на ужин ко мне ведут!
Всех без остатка я пожираю,
Только на память лицо оставляю!
 
 
Луото Бахти – к услугам твоим,
Вечно угрюм я и неукротим,
Из этой пещеры выхода нет:
Я – это ты, а тебя больше нет!
 
 
Луото Бахти голодный всегда,
Никто от меня еще не убегал!
Поздно рыдать, ты – мой новый улов.
Перца щепотка, и ужин готов!
 

Он сделал пируэт и подбежал поближе, чтобы разглядеть разодетых в перья мальчиков.

– Два маленьких павлина, – проворковал он. – Отличный ужин.

Палец Аладдина зажегся, и он вытянул его вперед, словно волшебную палочку.

– Ни шагу больше, ты… ты… урод.

– О, всегдашник. Ла-ди-да! – пропел Луото Бахти, стоя в нескольких футах от ребят. – Первокурсник, судя по тому, как дрожит твой палец. Ну, давай. Удиви меня.

Аладдин взмахнул пальцем и направил его на меняющего лица каннибала, молясь, чтобы сработало хоть какое-нибудь заклинание…

Палец засветился ярче – а потом погас.

– Мой герой, – проворчал Джеймс, покосившись на него. Он повернулся к людоеду.

– Тебе запрещено нас трогать, – твердо сказал Крюк. – Приказ Питера Пэна.

– К сожалению, Питера здесь нет, – ответил Луото Бахти, ходя кругами вокруг Джеймса. – Но кое-кто, кого ты знал, здесь побывал.

Он сорвал с себя лицо и превратился в темноволосого человека с сине-стальными глазами, густыми бровями и усами, соединявшимися с длинной заостренной бородкой.

Судя по тому, как побелел Крюк, Аладдин понял, что это лицо могло принадлежать лишь одному человеку.

– Справедливости ради, я не ел твоего папеньку, – заверил его Луото Бахти прежним лукавым голосом. – Прошлый Пэн поразил его копьем в бою и подарил мне его лицо. Новый Пэн тоже так делает. Присылает мне свежее мясо, а я за это не ем ни его, ни его гадких мальчишек. Потому что, знаешь, я вполне мог бы это сделать. Я вечно голоден, и в этом как раз и проблема. Когда-то меня вполне устраивала и другая жизнь. Но потом я стал беспокоен… мне хотелось чего-то другого… Теперь прежний я совсем не радует нового меня.

Он заметил пробегавшую мимо черную крысу и пинком отшвырнул ее в один из пузырящихся бассейнов. Рыбки-убийцы тут же налетели на нее и под пронзительные крики грызуна утащили его под воду. Через мгновение они выплюнули нарезанное идеальными кубиками филе, которое приземлилось прямо на ладонь Луото Бахти.

– Я уже с трудом вспоминаю, каким я был, – проговорил он, с восхищением разглядывая мясо.

Крюк позеленел. Эта грязная, злобная мерзость… надевшая лицо отца… отца, который верил в правила, принципы и хороший тон…

Луото Бахти бросил крысятину обратно рыбкам.

– Мои милые маленькие пупсики. Они отдают мне самые лучшие кусочки, а все остальное забирают. О, видели бы вы, какие замечательные пирожки, похлебки и фрикасе они готовят из мальчишек вроде вас. Но вы, конечно, ничего не увидите, потому что сами будете в этой похлебке. – Он ухмыльнулся Крюку лицом другого Крюка. – Ну что, кто первый? Ты или твой друг?

А потом его улыбка исчезла. Он подозрительно принюхался, затем сорвал с себя лицо Крюка-старшего. Под ним оказалось лицо тощего мальчика с ужасно длинным носом и здоровенными ноздрями. Он принюхался еще тщательнее.

– Здесь что-то есть, – сказал Луото Бахти. Он сорвал с себя и это лицо, и появилось лицо мальчика постарше с еще более длинным носом. Он оглядел грот. – Что-то, чего раньше здесь не было…

Аладдин посмотрел на Джеймса. Вот он, шанс сбежать. Но Крюк смотрел не на него, его отвлекло странное ощущение… пробуждение магии Райана внутри. Чем больше Луото Бахти принюхивался, тем сильнее билась душа Райана в груди Крюка – странный, бесформенный голод, словно Добрый Директор и каннибал были как-то связаны. Джеймс встрепенулся, обнадеженный, ожидая, что магия Райана наконец-то проявит себя и поможет ему, как в прошлый раз… но она снова уснула так же быстро, как и появилась, внутри снова стало холодно. Ничего не понимавший Джеймс повернулся к Аладдину.

Но юный вор не сводил глаз с бассейнов с рыбками. Ибо пока Луото Бахти принюхивался, его маленькие «пупсики» исчезали под водой. Сердце Аладдина забилось быстрее, когда бассейн опустел, став совершенно прозрачным, и он увидел, почему рыбки исчезли…

– Я пойду первым, – выпалил Аладдин.

Каннибал повернулся к нему, но мальчик уже разбежался, пронесся мимо него на каменной площадке и нырнул прямо в бассейн.

Крюк удивленно вскрикнул, когда его друг исчез под пузырьками. Луото Бахти тем временем радостно захлопал в ладоши и заглянул в дымящийся бассейн, ожидая, что сейчас Аладдина подадут ему как в лучшем ресторане, а в подарок он получит еще и новое лицо. И в самом деле – из бассейна кое-кто выскочил и приземлился, блестящий и мокрый, на площадке прямо перед каннибалом.

Только вот это был не Аладдин.

Это была принцесса Кима.

Джеймс моргнул, совершенно уверенный, что умер и видит странный сон. Он своими глазами видел, как девочку съели – а сейчас она одета в тогу из пальмовых листьев, держит в руках целый гербарий, волосы завиты в тугие кудряшки и покрыты глазурью из ярко-розовой росы.

Луото Бахти сорвал с себя лицо и превратился в страшного пирата с щеками, изборожденными шрамами, косматой бородой и налитыми кровью глазами.

– Ты еще кто? – прорычал он.

– А ты как думаешь? – спросила Кима, качнув бедрами. – Я Принцесса фей, и я пришла, чтобы исполнить твои желания. Это ведь колодец желаний, правильно?

– Ни в коем случае… – замахал руками каннибал.

– Тем не менее ты пожелал истинной любви, – продолжила Кима.

– Я? – фыркнул Луото Бахти, и из большой ноздри вылетела сопля. – Ты ошибаешься, бесполезная девчонка. А теперь уходи, а не то…

– Вот, здесь все сказано, – ответила Кима и начала копаться в своей стопке листьев, пока не нашла нужный. – Луото Бахти. Поклялся в вечной любви и нарушил клятву. Ему хотелось большего. Больше жизни, больше власти. И неважно, сколько людей он для этого съест. Теперь его душе нет покоя, и он прячет свое настоящее лицо под тысячей других… хотя на самом деле он желает быть с той, которая когда-то любила его таким, какой он есть. Это ведь ты?

Каннибал покраснел.

Где-то внутри Крюка снова пошевелилась душа Райана.

– Нет. – Луото Бахти выплюнул это слово, ощерив почерневшие зубы. – Нет!

Он бросился на принцессу…

Из бассейна вынырнуло огромное, розовое, склизкое тело, раскрыв огромную пасть, и выплюнуло на каннибала тысячу голодных рыб. Рыбы сожрали лицо Луото Бахти, потом следующее лицо, и следующее, а он беспомощно размахивал руками и пытался отпугнуть их ужасными криками, и в конце концов все его лица исчезли, а все рыбки умерли. Остался лишь измученный рогатый тролль, бессильно осевший на полу грота.

Он медленно поднял голову и посмотрел на розовую ингертроллиху, выбравшуюся из бассейна.

– Ига? – прошептал тролль.

– Я ждала тебя шестьдесят лет, Луото, – тихо ответила Ига. – Одна, под землей, словно лежала в могиле. Ждала, пока ты придешь за мной.

Луото покачал головой, краснея от стыда:

– Я так жаждал чего-то большего. Но все равно оставался недоволен. Скольких бы я ни съел…

Он поднял голову, его лицо было высохшим и сморщенным.

– С тобой я никогда не чувствовал себя голодным и пустым. Я не должен был уходить от тебя. Пожалуйста, будь снова со мной, Ига. Мы сможем жить так, как раньше.

Ига уставилась на него, все ее тело напряглось, словно что-то тянуло ее к нему. Но затем ее взгляд стал совершенно спокойным.

– Нет, – только и ответила она.

Ее возлюбленный был поражен.

– Но… но между нами ничего не изменилось!

Ига грустно улыбнулась:

– Я изменилась.

Она повернулась к Киме, и принцесса улыбнулась ей в ответ. Что-то проснулось и в ее сердце.

Крюк схватил Киму за руку.

– Уходим! – шепнул он и потянул ее к лестнице.

– Подожди! Где Аладдин? – спросила она. – Я спрятала его в…

Челюсти Иги раскрылись, и из ее рта выполз Аладдин. Его перья были перепачканы в слизи, он тяжело дышал и выглядел так, словно сейчас умрет.

– Джеймс… знаешь, в чем разница между… нами и Кимой? Она не только пережила все это… и придумала план, как нас выручить… но и до сих пор при этом пахнет цветами…

Он рухнул в лужу слизи.

Кима криво улыбнулась Джеймсу.

Через мгновение они уже бежали обратно к выходу из пещеры. Крюк зажал нос, чтобы хоть как-то приглушить отвратительный запах от Аладдина, а Аладдин так крепко сжимал руку Кимы, что она буквально чувствовала, как у нее немеют пальцы.

– Больше никогда тебя не отпущу, – пообещал ей Аладдин.

Кима задумалась о троллях, которых они оставили в пещере.

– Мне кажется, нам всем нужно начать все сначала, – пробормотала она, обращаясь больше к себе.

Аладдин замедлил шаг и отпустил ее руку.

– Что это значит?

– Это значит, что мы должны вернуться в школу, упросить Доброго Директора принять нас обратно, ну а дальше уже как получится, – быстро ответила Кима, прибавляя шаг. – Но сначала нам нужно сбежать с этого острова, даже если до следующего нам придется добираться вплавь.

– Мы никуда отсюда не уйдем, пока не узнаем, куда Пэн уплыл на моем корабле! – рявкнул Джеймс.

– Да всем плевать на твой корабль! Нам нужно выжить! – ответила она.

Аладдин взглянул на Киму:

– Только не говори, что нам нужно расстаться…

Джеймс резко остановился, и Аладдин с Кимой врезались прямо в него.

У входа в пещеру Ботик играл с двумя Пропавшими мальчишками в шарики на большом камне. Мальчики подняли головы и прислушались, на их шеях светились серебряные звезды. Взгляд фиолетовых глаз Ботика прорезал тьму.

– Их разве не должны были съесть? – спросил один из мальчишек.

– Добро так просто не сожрешь, – ответил Аладдин. – Дошло?

Потерянные мальчишки тут же вскочили на ноги и сорвали с пояса кинжалы. Они ворвались в пещеру. Джеймс, Кима и Аладдин были слишком потрясены, чтобы двинуться с места, и их вот-вот должны были пустить на мясо…

Сзади вдруг прилетели лианы и захлестнули Потерянных мальчишек за ноги. Они рухнули на пол, и их тут же потащило назад, грудью по каменистой дорожке. Их вытянули из пещеры и скинули со скалы прямо в море, сопроводив семикратным улюлюканьем.

Крюк и его друзья, моргая, посмотрели в сторону выхода.

Из темноты к ним вышел некто – высокий, в сапогах и широкополой шляпе.

– Готов вернуть свой корабль, Джеймс? – послышался знакомый голос.

В свете факелов появился Капитан Пиратов.

А за ним – Гефест и девять никогдашников, обвязанные лианами вокруг пояса.

Увидев Гефеста, Аладдин схватился за сердце, словно не мог вынести такого счастья. Джеймс покачал головой:

– Мой корабль? Как?

– Так же, как мы сбежали с горящего «Буканьера», – ответил Капитан Пиратов. – Питер совершил ошибку – он отправил на разведку фею…

Капитан Пиратов поднял на вытянутой руке холщовый мешок размером с ботинок. Внутри копошилось что-то крохотное и пронзительно верещало. Капитан шлепнул по мешочку ладонью, и верещание стало еще громче; через отверстия в ткани вылетели клубы радужной пыли и поплыли в сторону Крюка.

Джеймс выпятил грудь, когда пыль покрыла его бледную кожу. Ноги его оторвались от земли, он распростер руки, словно крылья, взлетая все выше и выше, и в конце концов ударился головой о потолок пещеры.