Текст книги "Супер-женщина (сборник)"

Норковая шуба

Вот сейчас закрываю глаза и слышу знакомый голос: «Да чтоб ты сдохла! Подавись своими раками!» И на душе у меня сразу лето, и я вспоминаю запах южного рынка, там пахнет рыбой, чесноком, землей от молодой картошки… Я слышу чаек над азовскими лиманами и вижу, как поправляет шляпу легендарная Люся Натыкач.

О, люди!.. Как она визжала на колхозном рынке, когда торговка раками дерзнула ее обсчитать… Да, да, не прячьтесь и книжечку не закрывайте. Я вас предупреждала: живучие бабенки очень часто бывают противны. Ну и что? Все равно я скучаю по Люсе и сама не могу понять – почему.

1

После развода легендарная Люся Натыкач осталась одна в пустой квартире. Бывший муж забрал всю мебель и, к моему огорчению, прихватил из кухни белый кожаный диван. А я любила покурить на том диване, когда Люся варила свой кофе.

Черт его знает, как она там мухлевала в старой медной турке, но кофе у нее получался самый лучший. Я никогда не пыталась ее переплюнуть, а потому иногда сворачивала с дороги и заезжала к Люсе на чашечку.

Многие, конечно, меня не понимали.

– Как ты можешь с ней общаться? – спрашивали наши общие знакомые. – Люся невыносима. Как только ты выйдешь из ее квартиры, она сразу же выльет на тебя ведро помоев!

– Ведро помоев… – Этой ерунды я не боялась. – Ведро помоев – это мелочь по сравнению с чашкой хорошего кофе.

Кстати, про Люсин развод я узнала не сразу. Она скрывала этот факт сколько могла. А что вы хотели? Чтобы легендарная Люся взяла и призналась: «Да, господа, меня бросил муж. Импозантный Вася Натыкач променял легендарную Люсю на овцу-секретаршу»?

Нет, девушки, вы не знаете Люсю. Норка до пят, маникюрчик со стразами, причесон из салона, леопард, каблуки… Два телефона, на каждом клиенты. Одной рукой Люся с вами здоровается, другой рукой считает ваши деньги.

Она приехала с Украины «с голой жопой», открыла с мужем бизнес и за три года купила квартиру в самом модном таунхаусе. Поэтому никто не мог поверить, что история с разводом у нее всерьез.

– Да что вы? Быть не может! – все так и говорили. – Боевыми танками не бросаются!

В общем, пока у Люси оставались какие-то деньги, она сидела в своей пустой квартире одна, как мышь.

А раньше да… Раньше у Люси крутилось много народу, друзей-подруг она цепляла с легкостью, и все к ней забегали выпить кофейку, посплетничать… Но, правда, иногда случалось, что выскакивали они с ее кухоньки как ошпаренные. Люся, когда была во всем блеске славы, ни одну лахудру просто так не отпустила, а каждой прямо указала на ее несовершенство.

Куме своей она взяла и брякнула: «А кто тебя просил рожать от этого идиота?»

Бухгалтерше урезала больничный и заявила: «Не ной мне про свое здоровье! Ты посмотри, какая ты кобыла. Живешь в свое удовольствие, ни ребенка, ни котенка. С чего у тебя болит голова?»

Соседку тоже научила жизни: «Не сомневайся даже, изменяет он тебе, еще как изменяет. Куда ты вышла в этом платье? В этом платье надо идти в огород и полоть картошку».

И прочее в таком же духе, под волшебный аромат баварского шоколада.

Девушки обижались. Все, кроме меня. Я люблю черный юмор, и к тому же меня спасали наушники с музыкой. Люся варит кофе – а я курю и слушаю джаз.

– Ты посадила всех себе на шею! И муж тебя гоняет, «подай да принеси», и сын растет такой же! А ты как собачонка бегаешь между ними с подносом…

Не помню точно, что-то в этом духе Люся говорила. А впрочем, разве Люся это говорила? Может быть, она просто слышала мой внутренний голос? Поэтому я и не дергалась, тяну кофеек и киваю:

– Let my people go!

– И сама ты лахудра, – продолжала она, подставляя мне блюдце под чашку, – и муж у тебя свинья! Как-то была у вас, вижу – полотенце упало. А твой перешагнул и чешет, как будто так и надо! Он и не думал наклониться и поднять! Зачем ему? Он знает: сейчас ты вскочишь и все за ним подберешь! А я смотрю и думаю: «Да хоть бы ты, зараза, навернулся на этом полотенце!»

Я с ней была согласна на сто процентов, поэтому не спорила. Пью кофе и тихонько напеваю:

– Let my people go!

– Ты слышишь, что я говорю? – стыдила Люся. – Посадила на шею и пляшешь!

Я вытягивала ножки на белом чудесном диване и слушала музыку. А если вдруг у нас и начинались диалоги, так это не я отвечала Люсе, это мой внутренний голос ей отвечал.

– Эх, Люся! Мне проще десять раз поднять одно и то же полотенце, чем воспитывать взрослого человека!

– Ага, поэтому он у тебя и рот открыть не успевает, а ты уже с ложкой стоишь! Только руку мужик протянул, а ты ему: «Чайку извольте, господин».

– Люся, дорогая, – мой внутренний голос пытался меня оправдать, – а что нам остается? Таких, как мы с тобой, на улице полно. Женщины в наше время гроша не стоят, бабья в России навалом. А таких, как наши мужики, еще пойти и поискать. Он выйдет сейчас на дорогу, только руку поднимет – и все, подберут!

– Овца ты, – это уже не голос мой, это Люся лично от себя добавляла, – учишь, учишь тебя – все об стенку горох. Ты – женщина! Ты – звезда! И нечего ходить к нему с подносом, как служанка…

А я опять ей:

– Let my people go!

Со мной, конечно, спорили. Никто не понимал, за что я Люсю полюбила. А вот за это, за то, что однажды она сказала всем, четко и громко: «Я – звезда!», влезла на высокий пенек, и никто ее с этого пенька не скинул.

Хотя, конечно, лишний раз гостеприимством злоупотреблять не хотелось. Поэтому некоторое время мы с Люсей не виделись, примерно с полгодика. И вдруг однажды утром она мне позвонила.

2

Люся не сказала ни слова и даже не поздоровалась, а сразу заплакала в трубку. Я спрашиваю: «Что случилось?» – она не отвечает, только продолжает выть.

– Хочешь, приеду? Попьем кофейку…

– Приезжай. – Она высморкалась. – Только у меня нет кофе. И сигареты кончились.

Я все купила и прикатила к ней. Когда она открыла дверь, я не узнала Люсю, она была похожа на труп после тяжелой болезни.

Похудела очень сильно, на ней болтались спортивные брюки, которые еще сезон назад были на ней в обтяг. И постарела, рожа стала серой, щеки повисли, согнулись плечи…

Я пыталась не удивляться, но эта стервь заметила мой приоткрытый рот.

– Что? Страшная я стала?

– Да нет, не очень.

– Не падай только, – сказала она и выключила свет в прихожей. – Мы с Васей развелись.

Тут же с размахом Люся открыла шкаф. Шкаф, который раньше был набит ее шмотками, теперь был пуст.

– Все забрал! – сообщила она со злостью. – Даже шубу мою!

– И норку твою забрал! А норку зачем?

– Новой бабе своей! Этот урод недоношенный утащил мою норку своей новой бабе! Чтоб она в ней сгорела, сволочь!

Шубы не было, а без нее и сапоги на шпильке, и перчатки лайковые, и платье под леопарда превратились в дешевую бутафорию. Люся выходила на улицу в спортивном костюме. Ей, в общем, и некуда было выходить, кроме детской площадки.

Я направилась в кухню, Люся поставила турку на огонь, показала мне пустой холодильник и закричала:

– Бизнес прихапал! Машину забрал! Квартира у нас с ним в доле! Так он еще трясет меня, чтоб я скорее продавала! А ты все выкобениваешься! Мужику своему нервы мотаешь! Вот садись и посмотри, как оно живется после развода!

– О господи! – Я огляделась. Я искала белый кожаный диван.

– Дивана нет! Всю мебель вывез, сволочь.

– О, мама дорогая! – Тут даже я разволновалась. – Какой хороший был диванчик!

– А тебе все скучно! Книжки свои дурацкие пишешь! А вот не дай тебе бог оказаться в такой же жопе! Тогда я посмотрю, что ты мне там напишешь… Про любовь!

Люся открыла пакетик с баварским шоколадом, который я принесла, понюхала кофе и опять зарыдала, на этот раз тише, все-таки мой визит ее обрадовал. А я курила, сидя на табуретке, и молчала. Что я могла сказать бедной Люсе? Не знаю, я включила свой плеер.

Hello, Dolly, well, hello, Dolly…

Рядом заплакал Люсин ребенок, он увидел, что мать ревет, и тоже начал с ней за компанию.

– Ну хватит! – крикнула ему Люся. – Сколько можно выть? Ты мне еще будешь нервы мотать!

Малыш смотрел мультфильмы в той комнате, которая раньше была просторной гостиной. Пустой она казалась еще больше, из мебели там остался матрас, два стула и тумбочка под телик.

В этот раз я задержалась у Люси немного дольше обычного, она мне рассказала кучу интересного про раздел имущества, про адвокатов, которых ее супруг перекупил всех сразу с потрохами, про то, как легко, оказывается, умыкнуть у жены семейный бизнес… Все это время ребенок ныл: «Где папа, где папа?» Я кое-как терпела, наушники спасали, не выдержала Люся.

– Сейчас придет твой папа! Сейчас вломится, и будем его с ментами провожать!

Вот тут я и свинтила. Пообещала заезжать, оставила немного денег.

– Когда отдам – не знаю, – сказала Люся. – Алиментов нет. Живем на его подачки.

Я быстренько зашнуровала свои ботиночки. Спешила, разумеется, мне не хотелось встретиться с Люсиным бывшим.

Само собой, она меня спросила насчет работы:

– Поговори там с мужем, пусть возьмет меня в маркетинг. Мне все равно, какая должность, я пойду простым менеджером…

Каким еще простым менеджером? Люся была известной солисткой, а это означало, что, как только она войдет в наш офис, тут же выяснится, что все мы идиоты, работать не умеем, начнутся склоки, и это, безусловно, отразится на моей семейной жизни. Поэтому я ответила сразу:

– Да нет у нас вакансий, ты же знаешь… Но мужу я скажу…

– Давай я позвоню ему сама! – настаивала Люся. – Скажи, что я к нему заеду!

Она мне что-то говорила, но я была уже в ботинках и в наушниках. «Hello, Dolly, well, hello, Dolly…

It’s so nice to have you back where you belong».

А что вы от меня хотите? В моем сердце еще не умолкли звонкие песни из Люсиного репертуара: «Я научу вас работать! Вы у меня узнаете, что такое продажи!»

Все знакомые из бизнеса, которых у Люси было немало, ответили ей точно так же, как я: вакансий нет. Тогда она решила искать работу в городе, но в городе работы тоже не было. Какая может быть работа для бабы за сорок, которая привыкла командовать? Кого волнует, что у нее был бизнес? Это только пугает кадровиков, все ищут исполнителей, бывшая звезда – самое худшее, что можно приобрести на рынке труда. Тем временем счета за коммуналку приходили, долги росли, ребенку пришлось оставить занятия английским и танцами, а в кадровых агентствах первым делом спрашивали: «Ваш возраст?»

– Сорок три! Сорок три! – рыдала Люся, но все равно почти каждый день выезжала на собеседования.

Соседи видели ее на остановке с сыном. На жаре и под дождем она стояла там и вместе со старухами ждала трамвай. Обитатели таунхауса проезжали мимо, потому что в нашем южном трафике некогда смотреть по сторонам. Но иногда подвозили, а потом вспоминали Люсину красную тачку… Как на виду всего двора с нее срывали покрывало, как брызгали шампанским и как потом, когда супруг забрал авто, Люся визжала с балкона…

Забыть супругов Натыкач было сложно. После развода они дрались в своей общей квартире каждое полнолуние. Среди ночи приезжала полиция, соседям тоже приходилось вставать, идти понятыми… Народ устал, все ждали, когда же, наконец, Люся согласится продать квартиру и свалит куда-нибудь подальше, в хрущевку, а лучше на родину, в маленький городишко под Харьковом.

3

Время от времени она мне позванивала, иногда рассказывала про свои сражения за алименты и квартиру, но чаще просто ревела в трубку.

– Прости, я опять тебе вою, – говорила она, – но у меня никого нет! Я одна! Целый день сижу одна в этой проклятой квартире! Слово некому сказать!

– Да ладно, – отвечаю ей, – реви. Я все равно белье глажу.

– Была сегодня в магазине. Ты представляешь, килограмм моркови – пятьдесят рублей!

– Это в вашем блатном магазине. – Я знала ее магазинчик под домом. – На рынке двадцать пять.

– А я ж не в курсе! Я же раньше не смотрела на цены! У меня Вася всегда за покупками ездил! Я ж на работе весь день! Откуда мне знать, что почем? Гречка – восемьдесят! Форель… – она заплакала опять, – все, про форель забыли. Хотела сына рыбкой покормить, какая, к черту, рыбка? Сидит вон, курицу жует. А у меня одна овсянка! И суп гороховый. Ой, мама дорогая! За что мне это все? За что? Пришла, сварила супчик и реву. Тебе уже, наверно, надоело это слушать…

Меня не напрягали Люсины рыдания, в наушниках у меня был Армстронг. Иногда я ей подпевала:

– …аnd I think to myself what a wonderful world…

– Все в игрушки играешь! – задиралась она. – Играйся, играйся, пока у тебя есть такой муж! Тебе-то хорошо, ты знаешь, он тебя голодной не оставит! А чего ж с таким-то мужем книжонки не писать? А я потратила десять лет! Десять лет потратила на эту скотину! От одного идиота ушла, думала, ну хоть с этим жить буду. А ни фига! Опять вляпалась! Мамочка моя родная! И почему мне так не везет?

Откуда же мне было знать, почему Люсе не везет? Я ничего ей не отвечала, не выражала ни малейшего сочувствия, не давала никаких идиотских советов… Я пела песенки.

– Yes, I think to myself what a wonderful world…

Мой телефон лежал на гладилке, или на кухонном столе, или на полочке в ванной, я делала свои дела, а Люся, нарыдавшись, отключалась. В такой ситуации никому не нужно было говорить «пока», нас обеих такой расклад устраивал.

Поначалу Люся звонила не только мне, другим подружкам тоже. Вот они ее слушали внимательно и утешали.

– Не реви, – они ей говорили, – нужно надеяться на лучшее.

– На какое лучшее? Мне сорок три! Я без копейки в чужом городе! С ребенком, никому не нужная… На какое лучшее мне надеяться? И эта тварь еще все время ходит, кидает мне свои гроши вонючие, а потом еще и в морду мне дает! И я терплю! Потому что мне нечем кормить сына! А эта сучка у него беременная, разожралась вся как корова. А я скелет! Во мне осталось сорок два килограмма!

– Продавай хату и разъезжайся с ним, – советовали опытные женщины. – Переедешь, и фиг он тебя найдет.

– Куда я перееду? В хрущевку?

– И что, что в хрущевку? А нервы? Про здоровье подумай…

– Нет! В хрущевку ни за что! Я нажилась в хрущевках! Сама пойди и поживи в этой халупе!

Все хотели увидеть Люсю в хрущевке, ей так казалось. А может быть, и правда в прежние времена норковая шуба, красная тачка и наглая морда в модных очках раздражали массовку, которую она вокруг себя собрала. И даже теперь, когда Люся сидела голодной, ей все еще не могли простить тот высокий пенек, на который она взгромоздилась.

– Да, Люське тяжело… – обсуждали подружки, – а потому что жить привыкла на широкую ногу! Икорка, тортик, жратва из ресторана, отпуск на море, коттедж в «эквалиптах»…

– Вчера звонит и просит: «Одолжи мне денег, я куплю кровать». Звезда какая! А на полу поспать слабо?

– А мне вчера звонит и воет. «Что воешь?» – говорю. Опять от этой твари в морду получила. Он к ней как ни придет – так драка. В морду получила, че ж ей делать? Сидит и воет.

Ох, боже мой! Как быстро все забыли, что у легендарной Люси пуленепробиваемая морда. И это грустно и практически печально, но удержаться от мелкого женского злорадства девушки не смогли. Многим хотелось вернуть этой стерве старый должок.

Кума утешила, дала деньжонок и по-братски ей сказала:

– А что ты хотела? Ты сама его проводила к той бабе. Вечно лезла вперед, вечно ты умная была… А мужик, понимаешь, не хочет быть дураком, мужик хочет найти себе такую дуру, рядом с которой он всегда будет умный!

Бухгалтерша заходила, конвертик принесла для сына. Заметила у Люси седые волосы, жалела искренне:

– Да, выглядишь ты плохо, врать не буду. А что ты думала? Что будешь вечно молодая? При бизнесе-то можно, конечно. И косметолог у тебя, и парикмахер был, и по врачам чуть что… Но ничего, немножко потерпи, все-таки не девочка уже, пятый десяток…

Соседка принесла оладушков, очень вкусные были оладушки. Пекла для Люси как для себя и приласкала заодно:

– Держала ты его, держала на коротком поводке, а все равно сорвался. А ты что думала: всем мужики изменяют, а тебе нет? Э-хе-хех, дорогая… Тут хоть в халате, хоть в леопарде ходи, а мужики все в лес смотрят.

Люся жевала оладьи и рыдала. Конечно, смотреть на это было неприятно. И слушать ее телефонный вой тоже было неприятно. Представьте, вы готовите цыпленка на ужин своему семейству, кинули его в духовку, ждете мужа с работы, стараетесь глазенки подрисовать, детеныша умыть, все посещения криминальные в компе на всякий случай стерли, настроились на тихий семейный вечерок, и вдруг звонит Люся и воет вам в трубку. И трубку, естественно, хочется бросить, потому что вам неинтересно на ночь глядя слушать про жестокое обращение с бывшими женами.

Все Люсины подруги одновременно обнаружили, что страшно счастливы – по сравнению с Люсей. Оказалось, что у них прекрасные мужья, уютные дома-квартиры, всем хватает денег, и возраст – отнюдь, и отпуск на море маячит… Кстати, вы еще не решили, куда рванете отдохнуть?

В общем, трубки брать перестали. Но я снимала, потому что мне по барабану чужое горе. Я понимала: Люся рыдает – потому что ей нужно свое отрыдать, не поплачешь – не поедешь. Так что мне эти слезы были до лампочки, я Люсю слушала как блюз.

– Ты знаешь, сколько стоят детские ботинки? – решила она меня однажды удивить. – Дороже, чем мои туфли!

А я ей подпевала:

– Оnly you-u-u-u…

Люся смотрела на импортные ортопедические ботинки. Она пришла в тот же самый магазин, где еще вчера ее облизывали как хорошую клиентку. Там к ней сначала кинулись, начали предлагать приличную обувь. И как только она сказала «денег нет», ее сразу же бросили. В следующий визит она в этой лавочке была уже не любимой покупательницей, а овцой, из тех, что ходят «просто посмотреть».

Привыкать к новой жизни, без денег, очень трудно. Я это понимала, кто спорит? Раньше Люсю не парило, какая сумма лежит у нее в кошельке. Она не знала, сколько стоит хлеб, сколько молоко, она вообще не ходила в магазины, а тут вдруг увидела ценники. Ей показалось, что она многое в этой жизни пропустила. Копейки, которые она получала в качестве алиментов, не предусматривали шопинг.

Без денег оказалось страшно. Без денег можно просто окочуриться на улице. Элементарно: не на что взять такси, стоишь на солнцепеке, ждешь маршрутку, и тут вдруг хвать тебя о землю. И никто не подойдет, у нас не любят приближаться к тем, кто упал.

Без денег оказалось скучно. Зоопарк стоит четыре сотни, аквапарк – тысячу, кино и мороженое дешевле дома, перед теликом. Люся крутила ребенку одни и те же мультики. Пацан смотрел «Тачки» и не канючил. Она лежала рядом на матрасе, и в голове у нее не было ни одной перспективной идеи. Как выплывать – неизвестно.

Она смотрела в белый потолок, где вместо люстры висела голая лампочка. Хотела поплакать, но вдруг поняла, что слез у нее не осталось. А это значит, что стадия отчаяния была пройдена верным курсом.

4

И как вы думаете, что Люся сделала? Куда подалась? Церковь… Кто сказал «церковь» – тому конфетку. Да, безусловно, такие истории без церкви не обходятся.

Люся пришла в тот же храм, где они с мужем крестили своего младенца. Тогда супруги Натыкач решили, что это будет не очень хорошо – омывать наследника в одной купели с другими детьми, и заказали храм, как ресторан.

Теперь она пришла сюда без денег, просто привела ребенка в воскресную школу, чтобы он хоть немножко потусил там с батюшкой. Мальчику нужен мужчина, вы понимаете. В саду одни бабы, на детской площадке то же самое… А батюшка был колоритный, поп из казачьего полка.

Он Люсю узнал. Еще бы, раньше она моталась по храму как электровеник в своей норковой шубе, ей нужно было приложиться оперативно и к той иконе, и к этой. Иногда приходилось кого-нибудь немножко пододвинуть, толкнуть нечаянно и тут же ответить: «Ну что вы, женщина, вам тут не рынок…» Священник спросил, как дела. Но, слава богу, Люся поняла, что слез и подробностей не надо. Она свою проблему изложила кратко:

– У меня все было. И я все потеряла.

– Что именно ты потеряла? – попросил уточнить священник.

Люся задумалась. И правда, что она потеряла? Ребенок с ней, сама жива-здорова. Деньги – да, деньги она потеряла, но как тут быть? Не говорить же батюшке про деньги. И Люся брякнула:

– Я потеряла счастье.

Священник засмеялся и показал своей огромной мужичьей лапой на казино, как раз напротив храма.

– За счастьем, женщина, идите вон туда вон. А тут у нас работа. Посторонитесь, не заслоняйте людям проход.

Люся нашла местечко у дверей и оттуда наблюдала за народом. После года в пустой квартире все люди оказались хорошими. Даже дворничиха, на которую раньше Люся спускала собак, тоже была ничего себе тетка. Она прекрасно знала все Люсины долги за коммуналку, поэтому взяла и рассказала ей без всяких выдрипонов, где можно купить дешевых субпродуктов и за копейки накормить семью. Таким нехитрым образом, можно сказать путем социального воздержания, Люся допетрила: люди хороши тем, что они есть. Она мне так и говорила:

– Слава богу, хоть ты у меня осталась. Смотри, не дергай никуда. Держись за своего. А то ты, дура страшная, смотаешься, и с кем я тут останусь?

– Summertime… – напевала я.

– И не вздумай даже! А то я не на месте вся после этих твоих книжонок. Брось дурью маяться, о муже думай. Вот как с подносом бегала к нему – так и бегай дальше.

Как всегда, не вовремя у Люси заболел зуб. И если раньше такую мелочь она сносила стойко, то теперь зубная боль довела ее до трясучки. В приличную клинику обращаться было не на что, пришлось идти на удаление в районную поликлинику.

Уставшая, беззубая, больная баба, сорок четвертый год, сорок два килограмма, сидит в одной очереди со старухами – вот такие она подвела итоги. А в телефончике светились СМС от бывшего мужа: «Ты никому не нужна, ты старая и страшная! Ты сдохнешь, а сына я заберу!»

Люся усмехнулась и отпечатала ему спокойно: «Может, и правда, сдохну». В таком состоянии она отправилась на Украину, в родимый городишко, продавать родительский дом.

5

Люся приезжала на родину каждый год. Обычно все друзья и знакомые были очень рады ее видеть, потому что приезжала она с мужем, с деньгами, вся в духах, с полной сумкой подарков. Она вываливала из машины, ругалась на украинскую таможню – и начинались застолья. То у одних друзей, то у других. Но теперь, когда Люся прикатила одна, ее учтиво встретили, отпили чаю в старом Люсином доме, а к себе пускать не спешили. Потому что опасно. Это раньше Люся была сытая баба при муже, а теперь она голодная разведенка, что ей и объяснили прямым текстом:

– Никто не хочет лишний головняк.

– Так я и кинулась на ваших мужиков!

Люся обиделась. На родине она тоже осталась одна. Люся сдала ребенка тетке и пошла убираться в доме, готовить его к срочной продаже.

Подушки, тряпки – все пропахло сыростью, обои кое-как еще держались, Люся их клеила в старинные года, еще до развода с первым мужем.

– Он у меня был мент, – рассказала она мне, – больной на всю голову! Стрелял в меня из пистолета. Три пули выпустил.

– За что?

– Да говорю же! Ненормальный был.

От выстрелов остались дырки на стене, чуть выше Люсиной головы. Муж пальнул, когда выяснил, что у Люси нашелся любовник.

– Ножи в меня бросал, – смеялась она, – три ножа – ни один не попал!

От ножей тоже остались дырки – на ковре, возле кресла, на уровне Люсиных плеч.

О! Вы бы видели, с какой самодовольной мордой Люся все это вспоминала…

– Какая я была… – она блаженно улыбалась, – такая же овца, как ты. Он в меня стреляет, ножи бросает, душить меня кидается… А я!.. В тот же вечер!.. Ноги в руки – и на речку, любовь крутить. Молодая была, тридцать лет. Эх, мама родная! Верните мне сейчас хоть на денечек мой тридцатник!

Вернуть тридцатник оказалось не так уж и сложно. Телефон с пыльным диском стоял на полированной тумбочке, все тот же старый телефон, с которого она звонила своему любовнику. И номер не забыла, и голос узнала сразу, и мужчина ответил спокойно, как будто они расстались только вчера:

– Ты приехала?

– Да, у меня две недели.

– Тогда скорее, жду на нашем месте.

И Люся вскочила! Раскрасила потускневшую рожу, влезла на каблуки, и тут же эти каблуки раскидала, натянула кроссовки и побежала на речку.

Ох, как она бегала к нему на свидания! Люся вставала в пять утра, собирала на огороде клубнику, потом летела на рынок, сдавала ягоды торговцам. С рынка она прибегала в собес… Ах! Вы же не знаете… Когда-то Люся работала в собесе, дружила со старушками. В конце рабочего дня она рулила сюда, на стройку, вот в этот самый дом, который они с матерью, как две кобылы, вытягивали на себе. К вечеру ноги у нее отваливались, руки немели, потому что ведрушки с раствором она сама подавала каменщику… Но! После этого Люся пулей неслась в летний душ, в ту деревянную коробку с баком, которая до сих пор стояла во дворе. Люся смывала с себя известку, и, как только темнело, мадам выходила из дома в короткой юбке, на каблуках, с губами и с глазами. Она неслась на речку. Там было дерево, огромная ветла, а под ветлой ее ждала машина.

– И в этой тачке мы трахались полночи! – Люся сияла, когда вспоминала об этом. – Вот что я вытворяла! Вот какая я была! Не то что ты!

– La cucaracha, la cucaracha…

– А ты все пишешь глупости для пионеров. Послушай тетю! Я тебе расскажу про любовь…

Люся спала пять часов в день, но, видимо, ее любовник туго заводил пружинку, и с утра она летала по городу, и успевала сделать все дела до темноты, а мужу своему врала, что будто бы она на речке ловит рыбу с подружками из собеса.

– А он же ненормальный! На всю голову! – всегда уточняла она. – Взял и проследил за мной. Смотрю – едет на велике, псих ненормальный! Сам длинный, велик маленький… Где он взял его? Не знаю. На песке он этот велик бросил, цепь снял и на меня несется, машет цепью… «Убью, – кричит, – сейчас всех поубиваю!» А мы в тот день и правда, слава богу, с девчонками сидели, чего-то отмечали… А ему плевать, у него как полнолуние – так обострение было. Я тебе точно говорю, луна на нас влияет, я же в собесе работала: как полнолуние – так все ненормальные идут вереницей. А у меня как полнолуние – так любовь, и не могу ничего с собой поделать. Звонит – и я к нему бегу. Муж бесится… «А, ладно, – думаю, – убьет так убьет». Один раз чуть не задушил, еле вырвалась от него. Вот после этого пошла и на развод подала.

– А этот, – спросила я, – тот крендель, с которым ты мутила?

– Я не мутила! У меня любовь была, сумасшедшая. А он мне говорит: «Подожди еще два года, у меня дочка школу закончит, тогда я уйду от жены». А я ему: «Зачем ждать? Мне тоже рожать уже пора». А он дрожит, аж плачет… И что ты думаешь? Тут раз – его жена вторым беременная. Ну, я тогда взяла и замуж вышла, Натыкач меня сманил. Говорит: «Поедем в Россию, у нас там будет все. Что ты сидишь в своем собесе? Бросай ты этот дом, он ничего не стоит…» Совратил он меня перспективами.

– La cucaracha, la cucaracha…

– А этот плакал. Мы с ним всю ночь протрахались перед моей свадьбой как черти. А утром сели вместе – и давай рыдать…

Вот к этому, зареванному, Люся снова побежала на свидание. И опять под ветлой стояла машина…

– О, что там было! Что там было… – качала головой она и на меня смотрела как на маленькую девочку, – как он набросился… Боже мой! Две недели! Две недели не могли друг от друга оторваться… Я с ним лежу и думаю: «Да как же я жила все эти годы? В кого я превратилась? Больная стала на всю голову. Все бизнес, бизнес… Клиенты, трактора, бабло… А мне на самом деле что нужно было? Мне нужно, чтобы я вот так вот с ним лежала и лежала…»

– А он? Опять рыдать?

– Да, – Люся засмеялась, – опять мне говорит: «Подожди два года, младшей только десять. А я ему: «Нет, дорогой. Мне скоро сорок пять. Я бы и рада подождать, но у меня теперь год за два».

Дом Люся продала, как все прочее, она сделала это быстро и выгодно. Деньги с того домишки она получила небольшие, но сумма помогла ей продержаться. И кстати… Как, вы думаете, она потратила эти деньги? Думаете, что она рассчиталась с бывшим и переехала из таунхауса? Или, может быть, заныкала деньжонки на черный день? А ничего подобного. Первым делом Люся купила себе машину, в кредит, но точно такую же, как была. Потом, опять же в кредит, она купила норковую шубу до пят. После этого Люся сходила в салон красоты, освежила морденку и прогулялась по магазинам. Она купила себе костюм приятного, на удивление, серого оттенка. Во все это Люся облачилась, повязала на шею красный шелковый платок и покатила искать работу.

6

Решительным шагом она вломилась на завод промышленных вентиляторов, где срочно требовался помощник директора. Это была как раз та должность, которая ей подходила.

– Сколько вам лет? – спросила очередная мымра в отделе кадров.

– Девушка, – Люся положила к ней на стол свой знаменитый красный клатч, – не тратьте время, ни мое, ни ваше. Я пришла говорить с директором.

Директор оказался милым стариканом. Он сам не ожидал, что жизнь не вечна и что в один прекрасный день ему потребуется помощник. Директор мечтал передать свой престол наследникам, но просчитался. Его сын катался по территории на квадроцикле, а дочка до обеда изображала бурную деятельность, а потом бросала дела и улетала в неизвестном направлении. В общем, Люся явилась вовремя.

Слава богу, в этот раз она не стала орать, как обычно: «Я вам сделаю продажи! Я порву ваших конкурентов!»

– Мне сорок четыре. Будет скоро, – сообщила она директору. – Если это для вас не принципиально, ставьте задачу, я могу начать сегодня.

Люся была готова к отказу. Сдохнуть и отдать ребенка мужу она тоже была готова. Как говорят известные самураи, она была мертвой, и это ей помогло. Люся получила должность директора по развитию и начала наводить порядок.

Между делом уволила секретаршу, Люся не любила блондинок для интерьера. На КПП возле шефа села сама, спасала директора от праздных нытиков, а допускала к телу только после оглашения темы. Кофе тоже варила и заодно научила работать всех в отделе маркетинга. За год Люся стала правой рукой своего нового шефа и начала зарабатывать. Вот тут ей захотелось похвалиться. И тогда она мне позвонила.

Когда я услышала сытое кошачье «Аллёу», мне даже захотелось снять наушники. Я сразу поняла: сейчас Люся начнет рассказывать про бурный секс.

– Времени нет, все пашем, пашем… – замяукала она, – но что я тебе сейчас расскажу…

– Представляю…

– У меня теперь два мальчика…

– Да что ты… – я примерно это и ожидала от нее услышать. – Поздравляю.

– Н-да… Одному тридцать два, женат, в командировке закадрила. Любит меня невозможно. Второму двадцать пять, малыш, бегает за мной как теленок. И оба у меня в отделе. Сейчас проводила совещание, они сидят рядышком и смотрят на меня влюбленными глазами. А я улыбаюсь – то одному, то другому.