Текст книги "Супер-женщина (сборник)"

– Ах ты, курва старая!

– Да… – Люся потянулась в директорском креслице, – секса у меня теперь море. Но все равно я одна. Тот, которому двадцать пять, вечером едет к маме. А тот, которому тридцать два, к жене.

Тут Люся немножко обхаяла жену, а почему она должна отказываться от маленького женского удовольствия? Поругать жену любовника – милое дело, это ее снова развеселило.

– А мне плевать! Мне нужно жить! Для сына. И для себя. Нужно забить на все, рубить бабло и трахаться в свое удовольствие.

– Молодец! – похлопала я ей. – Завидую тебе, старая шалава.

– А ты не завидуй, ты спроси меня, деточка, давай, спроси: что такое настоящий мужик?

– Ну… Что такое настоящий мужик?

– Послушай тетю, объясняю. Настоящий мужик – это тот, кто приносит. Не уносит, а приносит. Вот и все. Так что сиди на жопе ровно и мужа своего береги!

В ответ я снова запела:

– Hello, Dolly, well, hello, Dolly…

Родная мать мне столько раз не говорила беречь мужа, сколько Люся Натыкач. Пришлось опять надеть наушники, без Армстронга с ней правда очень тяжело разговаривать. К тому же у Люси не было времени, она готовила свою новую контору к большой промышленной выставке. На эту выставку собирался весь бизнес региона, в том числе и Люсин бывший, Вася Натыкач.

В день открытия легендарная Люся появилась на главной аллее выставочного комплекса в сопровождении двух молодых мужчин. Норка до пят развевалась на ней как плащ полководца. Пусть видят все: Люся не сдохла! Люся – звезда!

В руке у нее был знаменитый красный клатч, которым она любила взмахнуть перед носом противника, а теперь помахивала этой сумочкой всем, кого узнавала. Бывшие партнеры, конкуренты, клиенты – все открыли рот, когда увидели Люсю. И каждый про себя подумал: «А я ведь знал, я даже никогда не сомневался, что эта баржа непотопляемая».

На стенде у Люси было полно народа. Кофеек, коньячок, разговоры, в основном про денежки. Старые знакомые вспоминали, конечно, и бывшего мужа Люси, но, к сожалению, фирма его обанкротилась, и о нем давно никто ничего не слышал. Со своим эскортом Люся прошла все павильоны, но мужа нигде не нашла. Господин Натыкач на этом мероприятии не появился.

Домой она вернулась поздно, легла пораньше, чтобы вытянуть и второй, и третий день выставки. К ней пришел сын, улегся рядом и начал читать маме сказочку на ночь. Малыш читал про заводного бегемотика, а Люся клевала носом.

– У бегемотика была заводная лягушка, – вот эту сказочку читал малыш, – она ловила заводных комаров, все они жили под заводным солнцем на заводной планете… И однажды бегемотик подумал: «А что случится, если некому будет завести пружинки?»…

– Так… – Люся вздрогнула, – все, дорогой, – сказала она сыну, – не загоняй меня на ночь.

Она поправила подушку, зевнула, только собралась уснуть, и тут, как говорится, в дверь постучали.

Мадам открыла, хотя в тот вечер никого и не ждала. На пороге стоял ее муж, бывший ее муж Вася. Заросший, седой, исхудавший, помятый. Он импозантно улыбался. А в руке у него был надувной матрас.

Люся мне так и сказала:

– Вот это, дорогая, запиши обязательно. Не забудь, я тебя умоляю: «А в руке у него был надувной матрас…»

Война на кухне

1. В тылу врага

Татьяна, моя новая соседка по даче, два года прожила под одной крышей со свекровью. «В тылу врага» – так она это приключение называла. Свекровь, в свою очередь, обозначила невестку «мой враг номер один». У девчонок были разногласия. Официальное обвинение своей невестке свекровь предъявила вскоре после свадьбы.

– Она плохая! – вот и все, долго маман не думала.

А сын, конечно, за молодую женку заступался.

– Нет, мама, – он даже возражал, и даже вслух, не раз, – нет! Она хорошая!

– Плохая! И не защищай при мне свою «эту»…

«Эту…» – свекровь всегда морщилась, когда говорила «эту». И всегда указывала пальцем на лестницу, которая вела на второй этаж, в спальню к молодым.

В спальню Татьяна пробиралась короткими перебежками. Прежде чем шагнуть на ступеньку, нужно было обязательно вытянуть шею и заглянуть из прихожей в столовую, чтобы проверить, не сидит ли в засаде маман. Но что вы… Нет! Свекровь у Танечки была не страшной, а скорее смешной. Если в двух словах – просто маленькая женщина. Или «коротышка с тяжелой попой» – так записала Татьяна в своем дневнике. Да, записала. Спустила пар на бумаге, потому что жаловаться на тяжелую роль невестки было некому.

А между прочим, у свекрови, у этой маленькой женщины, жизнь была тоже не сахар. Маленькая женщина была давно разведена, понятно, что растила малыша одна, любила сына, разумеется, возлагала надежды и, ясное дело, мечтала о внуках. Был даже момент, когда она заволновалась, почему ее сын не женится, и подкатила к ребенку с вопросом.

– Сынок, а ты не голубой? – вот так вот с утречка спросила она.

Какие были основания для дерзких эротических фантазий? А никаких. Насмотрелась ток-шоу на Первом канале и впечатлилась. От телика маман не отлипала и поэтому волновалась много по самым разным причинам. Волноваться молча она не умела, гораздо приятнее волноваться вслух.

Если бы сын у нее оказался геем, это, конечно, вдохнуло бы в ее жизнь некоторое разнообразие. Тогда бы сразу начались переживания, походы по психологам, священникам и экстренное сватовство… Но, увы, сын ответил спокойно:

– Нет, мама, я не голубой.

Он давно привык к таким оригинальным поворотам мысли своей любимой мамы и не обиделся. Ни капли. Павлуша, так ласково звала его свекровь, знал, что мать ему не переделать, и ничего от нее не ждал. Ему от мамочки нужно было только одно – чтобы она молчала.

Дело в том, что у маман было одно неприятное свойство… Она освоила простое, но очень эффективное оружие – любила повизжать. Об этом таланте знала вся улица, и Татьяна в своем дневнике сразу поставила метку – «звонкая женщина». Поэтому она и старалась проскочить к себе в комнату незаметно, чтобы лишний раз не наступать на растяжку.

По этой же самой причине, опасаясь звуковой атаки, Павлик долго не спешил знакомить невесту с семьей. Когда маман спросила: «А девушка у тебя есть?» – он улыбнулся загадочно и промолчал.

Девушка была, и более того, уже несколько месяцев Татьяна жила в одном доме с маман. Она приходила незаметно, оставалась на ночь, а утром так же тихо убегала на работу. За три месяца Татьяна ни разу не встретилась со свекровью. Это было не сложно, дом, в котором разместилось семейство, позволял.

Особняк был не маленький, общей площадью триста метров квадратных. Его соорудили в девяностые, в период безалаберных русских строек, когда дома лепили без проектов, исходя из одного соображения – подешевле надыбать кирпич и быстрее вогнать его в дело, пока все деньги не пожрала инфляция.

Дом был серым, его покрыли оцинкованным железом, крышу положили плоско, окна прорезали квадратные, маленькие, так что эта тяжелая архитектура очень напоминала тюрьму. «Дом-тюрьма», – так и обозначила Татьяна жилой объект в дневнике и заодно составила схему расположения сил противника.

На первом этаже – маман и кухня, на втором – они с Павликом, а в другой половине (дом был поделен на две равные части) жила тетя.

Вот тетя как раз и была опасна. «Тетушка ГБ» – так прозвали ее молодые за мутный взгляд и серый офисный костюм. Это она в свое время руководила строительством дома, она же и открыла бизнес, который кормил семью. Все документы, а также кое-какие драгоценности и валюта хранились в сейфе у тети. В отличие от маман, Тетушка ГБ никогда не визжала и лично в атаку не ходила, но все распоряжения к наступлению отдавала она. Это ей пришло в голову заставить Татьяну каждый раз двигать газовую плиту, чтобы вымести оттуда мусор. У нее же возникла чудесная идея перекинуть на Павлика уплату коммунальных услуг. Все это делалось тихо, под соусом благих намерений.

В пролете между этажами они столкнулись нос к носу. Татьяна шарахнулась. Сухая женщина с длинным, всегда недовольным лицом и вправду могла испугать. Много лет она лечилась от неизвестного хронического заболевания, кажется, у нее болела печень, и это придавало ее лицу оттенок праведного страдания. Тетя считала, что тянет одна и дом, и двор, и агентство грузоперевозок. В свою фирму она пристроила сестру и племянника, поэтому считала, что все вокруг ей должны. «Мне все должны» – это было написано у нее на лбу, и такую же запись Татьяна скопировала в дневник.

Она поздоровалась с тетей и наконец-то попала в свою спальню. И тут нужно было обязательно закрыть дверь плотно, потому что в доме практиковался активный шпионаж. Главной лазутчицей была бабушка, Татьяна с Павликом так и прозвали старушку: «Бабушка-Штирлиц», это прозвище тоже осталось в дневнике.

Старушка жила на одной половине с тетей, в маленькой комнате, из которой незаметно выползала во двор, якобы для того, чтобы кормить кур. Несколько наседок кудахтали в сарае, старушка с ними разговаривала, в основном о погоде, забирала из соломы теплые яйца, и это служило ей надежным прикрытием.

Бабушка-Штирлиц недавно отметила восемьдесят лет, в силу возраста она умело прикидывалась слепой и глухой, однако регулярно доносила в штаб обо всех передвижениях противника. Когда о существовании Татьяны под крышей дома-тюрьмы еще никто не догадывался, именно Бабушка-Штирлиц заметила, что в спальне у внука ночует девушка.

Молодых рассекретили жарким летом, два года назад. Тетя и мама были на службе, поэтому Павлик привел невесту для беспрепятственных наслаждений. В столовой ребятишки чудесно пообедали холодной окрошкой, инкогнито искупались в ванной и, спасаясь от жары, открыли окна своей комнаты, полагая, что бабушка спит.

Но бабушка не спала, в самое пекло она дежурила на огороде, искусно делая вид, что собирает жучков с картошки, которая, кстати, никогда не вырастала. И жучки, и картошка тоже были прикрытием, на самом деле Бабушка-Штирлиц секла.

Она услышала подозрительные крики из спальни внука, бросила банку с жуками и мигом прискакала на второй этаж. Шагов ее никто не слышал, мягкие войлочные тапочки давали ей возможность подкрадываться незаметно. Дверь заскрипела, и в последнюю секунду Татьяна успела спрятаться под одеяло.

– Кто здесь? – спросила бабушка. – Кто здесь кричит?

– Никто, – ответил внучок, не вставая, разумеется, с постели.

Тогда старушка шагнула ближе.

– Нет, я слышала, тут кричали. Я думала, тебя убивают.

– Иди к себе, бабуля, – отмахнулся он, – все в порядке, никто меня не убивает.

Бабушка поправила очки, беспардонно потянула одеяло и внимательно посмотрела на Татьяну, как будто перед ней была не голая девушка, а неодушевленный предмет.

– Здравствуйте, – улыбнулась молодка.

В тот же вечер на теткиной половине прошло совещание. Маман, конечно, сразу впечатлилась и начала переживать.

– Проститутка! – заявила она. – Ночь переспит и убегает. И кто она после этого? Проститутка!

Она повторяла это словечко вдохновенно, с растяжкой на «с», «прос-с-ститутка». Благодаря телевидению маман потеряла и без того невысокую чувствительность к гадостям. При этом она гордилась, что никогда в своей жизни не ругалась матом. Но, честное слово, уж лучше бы она ругалась.

– Кобель! – Вот так она прокомментировала новый статус сына. – Кобель! Я это вижу. Однозначно! Скажу, чтоб духу ее не было! Нам тут проститутка не нужна!

Маман предлагала одно – завизжать и прогнать молодуху, дабы проверить серьезность намерений.

– Если любит нашего мальчика, – прослезилась она, – потерпит. А сбежит – туда ей и дорога, прос-с-ститутке!

Возможно, какой-то смысл в подобной акции и был, но Тетушка ГБ наложила вето на все карательные мероприятия. Она смотрела на два шага вперед. На подворье была куча работы: картошка криво-косо, но колосилась, подходило время ее выкапывать, газон опять же кто-то должен был косить, курятник нужно чистить, теплицу ремонтировать, забор красить… Как человек рациональный, Тетушка ГБ понимала: мужчина – это ресурс, в данном случае трудовой, в ситуации открытого конфликта хитрый враг может сманить за собой ценную рабочую единицу. Чтобы этого не произошло, Тетушка ГБ предложила:

– Мы должны пойти на уступки. И встретить с распростертыми объятьями.

– Кого? – артачилась маман. – Эту прос-с-ститутку?

Ей кое-что объяснили. Оказывается, еще со времен Древнего Рима известно: всякий раб должен быть удовлетворен в своих основных потребностях, иначе он сорвется на бунт или побег.

– Забыли, – напомнила тетя, – как он дернул от нас в Америку?

Да, однажды дом-тюрьма уже остался без помощника. Сразу после университета Павлик уехал в Калифорнию по студенческой трудовой программе. Семейство ожидало, что поездка продлится только одно лето. Тетя одолжила денег, Павлик обещал поработать на конвейере с пиццей и вернуться к сентябрю. И вдруг Тетушка ГБ получает от него валютный перевод, а сам он сообщает по телефону, что в Штатах ему понравилось, что он нашел работу и квартиру, что хочет покататься по стране… Все это затянулось на три года.

С родимой мамой Павлик беседовал по скайпу, это было очень удобно. Если вдруг маман начинала активно переживать, связь тут же портилась и сын прекращал разговор. Маман просила, чтобы он «совсем-то уж не отключался», материнскому сердцу было достаточно видеть зелененький огонек и статус – «в сети». Но не тете! Тете этого было недостаточно, она как раз тогда решила построить новую теплицу. И началась агитация.

– Трудиться нужно на благо русской земли, – говорила тетя.

Павлик напомнил, что собственные тетушкины дети живут и трудятся в Голландии. На это Тетушка ГБ отреагировала точно:

– Недоглядела я, не справилась. Один ты у нас помощник остался, Павлуша…

– Возвращайся, сынок, – визжала маман, – мы без тебя истосковались!

Короче говоря, переживали. И Павлик вернулся, по собственному желанию. В Америке он понял, что для полного счастья ему нужна своя, русская девушка. Поэтому в доме появилась Татьяна.

Превозмогая душевную боль, свекровь натянула добрую материнскую улыбку, она ее подсмотрела у одной актрисы в сериале на телеканале «Россия», и в полночь вышла к столу. Молодые пили чай с жареными тостами, маман никто не ждал, поэтому Павлуша вздрогнул, а маленькая женщина держала улыбку и между делом принюхивалась.

Маман заметила, что «эта» уже воспользовалась ее новым тостером. Без спроса, что было самое обидное. «Нет бы подошли, – переживала она, – спросили: “Мама! Милая! Родная! Можно мы возьмем твой тостер?” А я бы им сказала: “Да! Конечно! Возьми, Павлуша”». И так ей захотелось включить сирену: «А-а-а! Кто взял мой новый тостер?..» Сдержалась. Сказала, как учила ставка:

– Дети! Хватит вам уже прятаться! Танечка, дочка… В добрый путь!.. Ой! Нет… Добро пожаловать! Живи у нас!

Маман распахнула объятья и, кстати говоря, предупредила сразу:

– Я человек доброжелательный. Придираться по пустякам не буду.

За спиной у маман с хлебом-солью стояла Бабушка-Штирлиц. Тетушка ГБ протянула руку невестке.

– Добрый вечер, дорогая… – она приподняла подбородок, чтобы ей подсказали имя, – добрый вечер, дорогая Таня. Рады видеть тебя в нашем просторном доме. Надеюсь, с уборкой ты справишься.

После этого приветствия тетушка обратилась к племяннику:

– Ну… Раз вы теперь такие взрослые… Коммуналка пополам!

Танечка улыбнулась. Тостик жареный так и застрял у нее где-то на полдороге, зато теперь она была официально признана обитателем дома-тюрьмы.

2. Разведка боем

Пристреливаться начали сразу, в первое же утро. На рассвете в спальню к молодым постучали, и строгий голос объявил:

– Дети, вставайте! Вам пора заниматься гигиеной.

Никто не дернулся – в воскресный день, когда хотелось отоспаться перед работой.

– Дети, – колотилась маман, – срочно в душ и к столу! Будем завтракать!

Это была мелкая провокация, на нее отвечать не стали. Танечка с мужем покорно вышли на построение.

На кухне вовсю жарилась картошка на сале, с яичницей, с лучком. Маман любила завтракать серьезно. И в этом пункте они с невесткой сразу не сошлись характерами. Танечка оказалась сторонницей здоровой пищи, она взялась готовить к завтраку обычный пионерский салатик из зеленых листьев.

– Ты его неправильно моешь, – сказала маман, – нужно тщательно промыть каждый листик, потом залить водой и держишь так минут пятнадцать, пока не всплывут червячки…

Татьяна сразу уловила: червячки – вымышленная угроза. Но пререкаться она не стала, а молча промыла каждый лист салата. Тогда маман шмальнула еще разочек. Она достала из кухонного ящика пакет, обычный пластиковый пакет из супермаркета, который Танечка туда швырнула.

– Пакеты занимают много места, – сказала мама, – смотри, дитя мое, как нужно складывать пакетики!

Ловким движением руки она свернула пакет в компактную трубочку. Танечка с интересом пронаблюдала этот мастер-класс и весело подмигнула мужу:

– Круто!

– Сейчас научит резать лук, – предупредил он ее.

Лук – дело тонкое, свекровь отобрала у молодухи ножик и посекла в мелкую труху все колечки, нарезанные для салата.

– А теперь это нужно обдать кипятком, – заявила она, – чтоб оно не горчило.

К столу спустилась Тетушка ГБ, из курятника явилась Бабушка-Штирлиц с новой партией теплых яиц.

– Все в сборе, – кивнула удовлетворенно тетка и объявила: – Сегодня у нас генеральная уборка! Татьяна моет ванны, Павлуша – на газон!

В общем, начались армейские учения. Татьяна понимала, что эти необузданные тетки сейчас ей объясняют, кто у них в доме салага, а кто реальная альфа-самка. И к счастью, все эти пакетики, лучок и червячки – все эти мелочи ее ни капли не интересовали. У девушки была серьезная цель.

– Мы должны сбежать из этого дома! – вот что она придумала.

– Из города тоже. – Павлик был согласен двумя руками.

Дом-тюрьма никого не устраивал. И город-муравейник тоже. Ежедневные пробки, мелкая грызня в магазинах, серый офис, заваленный бумагами, – все это напрягало. Да, со временем люди привыкают и отказываются замечать: «А что уж тут такого страшного!»

– Нормальный человек, – рассуждала Татьяна, – имеет потребность вдыхать чистый воздух, а не это фуфло, которым мы дышим.

– И ни в коем случае не торчать целый день на работе! – дополнял ее Павел.

Павлуша в теткиной конторе тосковал, он давно задумал убежать со склада агентства грузоперевозок, на который она его засадила.

– «Работа! Работа! Иди на работу! Ты должен думать о работе! Ты должен целыми днями сидеть и пялиться в поганый комп!» «КамАЗы» гудят, солярой воняет… И я еще должен делать вид, что все это мне нравится! Можно подумать, что эта зарплата что-то изменит в нашей жизни…

– Да, – соглашалась Танечка. – Зарабатывает только тот, кто эксплуатирует. Остальные получают жалованье.

По вечерам в своей спальне ребятишки смотрели фильмы про далекие страны и размышляли, куда бы смотаться.

Мир огромен – это Павлик понял в Америке, жить можно по-разному. На побег молодые копили деньги, поэтому снимать квартиру не хотелось, а значит, маман со всеми ее закидонами нужно было терпеть.

Татьяна старалась. Мыла плинтус за плитой, чистила ванны, полоскала салатные листочки и сворачивала пакеты в трубочку, но пороховая бочка все-таки рванула.

3. Свекровь атакует

Однажды вечером маман почувствовала себя плохо. Она увидела букет, который Павлик подарил Татьяне, и после этого ей поплохело.

Это были мелкие нежные розочки, и как назло, целая охапка. Букет забыли в столовой, а сами молодые были в спальне, они всегда были в спальне. «А нет бы спустились, – переживала свекровь, – что уж, так тяжело? Спуститься к мамочке и вместе посмотреть мои любимые сериалы?» Ей было скучно, поэтому она решила, что букет забыли не случайно, а умышленно. И, разумеется, это сделала невестка, чтобы вывести ее из равновесия.

Маман старалась не смотреть на цветы, она включила телевизор. Ей нравились истеричные ток-шоу на Первом, когда народ ругался, она сразу румянилась и добрела. Сериалы, снятые по забубенным женским романам, ей тоже очень нравились, особенно если в этих сериалах есть несчастная любовь, или смертельная болезнь, или детей из детдома вдруг разлучили… А больше всего маман вставляли новости, и особенно экстренные выпуски. Катаклизмы, войны, теракты, эпидемии, землетрясения, крушения самолетов, нападение акул на людей – от этого она тащилась.

– А у нас во Владивостоке наводнение! – сообщала она молодым.

– И чему ты радуешься?

Павлик не мог уяснить, что чужие страдания, к тому же виртуальные, – такая доступная наркота для одинокой женщины, как сигаретка, и не «посодют», и вроде кайфанула. Все это чудесно совмещалось с вечерней молитвой.

В тот вечер, когда ребята оставили в столовой букет, не помог даже телевизор. Вместе с аудиторией Первого канала маман старалась вникнуть, что заставило мужчину взять родную дочь на руки и вместе с ней броситься под поезд, но букет отвлекал. Он кричал… Букет ей кричал. «Смотри! – кричал букетик. – Этой дарят цветы, а тебе уже нет!»

А тут еще Бабушка-Штирлиц пришвартовалась в кресле и, аккуратно сложив ручки на животе, кивнула в сторону лестницы:

– Шампанское пьют.

– Раньше он мне цветы приносил, – вздохнула маман, – с первой стипендии принес, на Восьмое марта поздравлял… А теперь все этой, – она тоже кивнула на лестницу, – все этой будет таскать.

И вдруг Павлуша спустился, и сердце материнское затрепетало. Сын вышел почти голый, халат распахнулся, пот на груди блестел, и сразу было видно, что про мамочку родную он не думал.

– Что отмечаете? – спросила его мамочка.

А этот шмуль, который двадцать лет назад ходил под стол пешком и в троллейбусе, засыпая у мамочки на коленках, тянулся ручонками в сиськи, аж до пяти с лишним лет!.. Этот поганец неблагодарный как ни в чем не бывало ей сообщает:

– Расписались сегодня.

Павлик улыбнулся отвратительной счастливой улыбкой, взял из холодильника бутылку минералки и тут же развернулся, чтобы пойти назад, в спальню к «этой». Сердце материнское такого не вынесло.

– Что? – завизжала маленькая женщина. – Вы расписались?! Без меня!

Павлик вздрогнул, маман зарыдала.

– Что ж вы матери-то ничего не сказали-и-и-и-и… Сволочи вы после этого-о-о-о-о…

– Я хотел сказать, – сразу начал оправдываться Павлик. – Сейчас Таня спустится, мы вместе скажем. Мы торт купили, смотри, в холодильнике торт. Мама?

– Я не хочу ее видеть! – визжала маман. – Не хочу видеть эту! Она плохая!

«Плохая» спустилась, растрепанная и румяная, она была особенно красивой, непростительно юной, из постели выскочила только что и голяком, в одном халате, не постыдилась явиться на глаза свекрови.

– Это ты все решила! Ты отвела его в загс! Почему у меня не спросили?

Татьяна легкомысленно ответила:

– Да? Разве мы должны кого-то спрашивать?

После этого маман покраснела и начала задыхаться. Она это делала очень натурально, входила в роль молниеносно, слезу пускала с легкостью, ей удавалось изобразить даже судороги в ногах. Артистизм ее питался убежденностью, она была уверена, что по всем важным вопросам сын должен обращаться сначала к маме, и прежде всего к маме! Для нее такой расклад был естественным, бедная маленькая женщина не могла понять, как же можно иначе, ведь сын был главным мужчиной в ее жизни, и в обмен на такой эксклюзив она хотела гарантий. Мама тоже должна быть главной женщиной в его жизни! Все вопросы решать нужно с мамой, а «эту» ставить в известность по итогам голосования.

– Вы должны были со мной посоветоваться! – колотила она по стенке ногами.

– Почему? – не оценила юмор невестка.

– Потому что я мать! – Свекровь схватилась за сердце. – Сыночек! Как же я мечтала про твою свадьбу!

– Мы отказались от свадьбы, потому что у нас нет денег, – объясняла Татьяна, – и вас мы просить не стали, потому что не хотели, чтобы вы тратились.

– Молчи! Я тебя насквозь вижу! Блудливая девица! Мне люди про тебя все, все рассказали! В загс повела! Не захотела жить гражданским браком, прос-с-ситутка!

– Мама! – Павлик смог крикнуть только это, мамин тезис достоин был стать афоризмом.

– Пошел ты к черту! – замахала на него маман. – Кобель! Лучше меня не заводи!

Танечка была слишком молода и редко бывала в театрах, поэтому в такой драматический момент домашней постановки она начала задавать лишние вопросы.

– У вас претензии ко мне, зачем вы орете на сына?

– Это ты во всем виновата! Ты специально все подстроила, чтобы нас поссорить!

– Ничего подобного! Я вам не враг!

Татьяна вытащила из холодильника торт, поставила его на стол и подняла руки.

– Я не хочу войны! Я – за мир!

Именно так она и сказала: «Я – за мир!» Это было ее программное заявление, и она занесла его в дневник.

Но какой там мир! Если маленькая женщина хочет стрелять, она стрелять обязательно будет. Рикошета она не боится, потому что у нее есть щиты: благие намерения и бронированное материнское сердце.

– Зачем ты к нам вообще пришла? – кричала маман на невестку. – Тебе что, жить негде?

– Я пришла дать вам волю! – Татьяна подмигнула мужу и отправилась наверх, в спальню.

– Букет забери свой… поганый… Что ты мне его под нос поставила!

Фонтаны слез и крики «Вы меня убили!» не прекращались до самой ночи. После реплики «Сердце! Мне плохо с сердцем!» вызвали «Скорую». Кардиограмму сняли тут же, но никакой тахикардии, никакой ишемии у маленькой женщины не нашли.

Татьяне было интересно: откуда у нее такой театральный талант? Оказалось, передался по наследству. В роду маман визжали все: визжала мать ее, Старушка Штирлиц, и бабушка покойная визжала будь здоров, только тетка пошла в другую родню. Тетушка ГБ выросла молчаливой и расчетливой, как мужик. Она смекнула сразу, что под эти вопли, конечно, когда они утихнут, стоит протолкнуть одну идейку. Старая оцинковка на крыше выглядела не очень, и тетка давно задумала положить черепицу. Она была уверена, что чувство вины, которое испытывает Павлик каждый раз, когда мать во гневе, поможет ему скинуться в общий котел без малейших возражений. Так что, пока маман визжала, тетка спокойно уплетала чудесный свадебный тортик.

Тетушка ГБ была абсолютно права. Чувство вины ложилось на душу Павлику легко, как мыло в мыльницу, как зубная щетка в законный стаканчик. Он понимал, что мать ведет себя неэстетично, но все равно ее жалел.

Родители развелись, когда ему было семь лет. Мать дала сыну свою девичью фамилию и увезла его из Запорожья в Россию. Несколько лет им пришлось скитаться по съемным углам. В первое время она работала санитаркой в детской больнице, ей разрешили там жить вместе с ребенком, так что Павлуша ночевал в ординаторской вместе с мамой, а днем играл с больными детьми. Детей выписывали, они уезжали, и никаких постоянных друзей, кроме мамы, у него не было.

Эту детскую близость он и сейчас не забыл и поэтому обнял свою звонкую мать, поцеловал в макушку, и только после этого ее ладошка перестала дергаться в его руке.

– Раньше ты со мной разговаривал, – застонала она, – неужели ты не мог купить мамочке хотя бы один цветочек?

Она вцепилась ему в плечо и плакала долго, долго, долго, лишь бы не отпускать своего мальчика в спальню к «этой».

4. Дипломатические ошибки

А в это время в спальне на втором этаже Татьяна разрабатывала план побега. Она просматривала сайты недвижимости и каждый раз удивлялась.

– Страна огромная, а места нету! У меня такое ощущение, что весь мир превратился в дикую риелторскую контору. Все спекулируют жильем. Откуда эти цены? Груда кирпича не может стоить двадцати лет жизни! Только рабы согласны платить за ипотеку!

– Танечка… – попросил ее муж. – Пожалуйста, не провоцируй маму. Потерпи еще немножко… Ты знаешь, я не выношу скандалов.

Молодуха обещала быть кроткой как голубка и мудрой как змея. Утром на завтрак она пожарила картошку на сале, червячков в салате истребила и лук кипятком обдала. Маман как ни в чем не бывало смотрела свою любимую программу «Здоровье» и конспектировала советы ведущей. Вид у нее был просветленный, видимо, всю ночь она молилась.

– Сядь, – сказала она невестке, – посмотри со мной Елену Малышеву.

Это была любимая ведущая маман. «Пять признаков рака, которые женщины не замечают» – об этом была передача. И все пять признаков маман у себя тут же нашла.

– Вздутие живота! Признак рака! Кто бы мог подумать! Ох, боже, твоя воля, нужно срочно обследоваться!

– Успокойтесь, – сказала Татьяна, – вы вчера полкастрюли борща усадили…

В общем, пришлось дружить. А для дружбы, как известно, нужны совместные мероприятия. И тут идею снова подала маман.

– Ребята, собирайтесь, – сказала она, – сейчас поедем проверяться на глисты!

Здоровье было у маман второй топовой темой после катаклизмов. Народная медицина, чудесные биодобавки и прочее, вплоть до уринотерапии. В этом сезоне на пике моды оказалась тема глистов, поэтому маман была в восторге, когда нашла очередного лекаря, специалиста по паразитам.

– Мы все утопаем в глистах, – вводила она в курс, – вот у нас и нервы ни к черту. А этот врач что делает? Становишься к нему на сеточку железную голыми ногами, он тебе в руки дает два электрода, пускает ток… И у него в компьютере все сразу видно! Он тебе тут же расскажет, какие у тебя глисты и сколько их!

Глистов проверили, чего не сделаешь для мамы. Но пить лекарство отказались. Она купила у шарлатана обычную глину, один килограмм, и заплатила за нее сто евро. Лекарь называл свою глину уникальной, и маман ему верила, она всегда охотно верила любому человеку со стороны.

– Ну все, Павлуша, – сказала она, – теперь мы спасены!

– Сто евро! Мама? За кусок глины!

– Ну и что? Это же я на всех купила, все будем пить, все будем чистыми.

И тут Татьяна учудила. Взяла и брякнула:

– Я не буду пить эту глину. У меня нет глистов.

Павлик тоже головой не подумал и отказался от лечения. Маман на них смотрела как маленькая девочка, которую не взяли в хоровод.

Эх, молодость, молодость… Неужели так трудно им было выпить глины целебной, хоть по глоточку? Но нет, не уважили маму, испортили дружбу. И свекровь, конечно, снова в слезы и визжать:

– Сынок! Ты видишь? Она же хочет твоей смерти! Она нас всех угробит!

Павлик засюсюкал с опозданием: «Мама! Что ты такое говоришь?», но протаранить эту броню было невозможно. «Она плохая!» – и хоть убейся. Маман не принимала возражений, так что невестка оставалась ее врагом номер один. А врагом номер два стала кошка.

Заводить животных в доме-тюрьме было строжайше запрещено. Маман страдала аллергией и была уверена, что сын ее тоже не переносит кошачью шерсть. Танечка рискнула, протащила в дом персидского котенка, и молодые спрятали его у себя в спальне. Забыли, глупые, что Бабушка-Штирлиц не дремлет.

– Кто тут мяукает? – сунула старушка нос в спальню.

– Иди, иди к себе, бабуля. Никто тут не мяукает…