Текст книги "Виноградники в цвете"

Я вдруг начала хохотать. Ну, в самом деле, смешно! За столько лет со мой начали происходить такие забавные ситуации! Начать с того, что я влюбилась в своего студента и мальчик оказался ох, как не прост! И все – началось! Хоть кино снимай! А ведь в двадцать лет я мечтала жить с мужчиной, который будет старше меня минимум лет на десять! И что? Петраков лишь на год меня старше. А Севастьянов, который вообще не знает, что ему от меня надо, младше меня на семь лет! Мы же люди разных поколений! Да, смешно. Севастьянов тоже начал смеяться. Только тихо, закусив губу, почти беззвучно, сотрясаясь телом.

– Прекратите смеяться, Севастьянов, – простонала я сквозь приступы смеха. – Иначе мы сейчас куда-нибудь врежемся. И будем плакать! И куда вы меня везете, черт возьми?

Севастьянов успокоился, закурил сигарету.

– Тут недалеко есть хороший, недорогой бутик.

– Недорогих бутиков не бывает, – я начала успокаиваться.

– Позвольте с вами не согласиться, но бывают, – твердо ответил Севастьянов.

– Просто мы с вами находимся в разных денежных категориях, – я еще всхлипнула пару раз и тоже успокоилась.

– Ерунда. Я не ношу брендовую одежду. Во-первых, я не женщина, чтобы следить за модой, во-вторых, я не собираюсь переплачивать за этот самый бренд. Я ношу то, что удобно. Не на рынке, конечно, одеваюсь, но и вы тоже. Все эти взвинченные цены для тех, у кого комплексы. У меня нет такого комплекса и я вовсе не стремлюсь одеваться в бешено дорогие вещи и считаю это чистой воды идиотизмом. Вообще, что такое мода?

– Идиотизм? – спросила я.

– Точно, – хмыкнул Севастьянов. – Массовое помешательство. Сейчас модно, если мужчина носит розовую рубашку. Но разве я надену розовое? Бред!

– Вы слишком хороший, Севастьянов, чтобы быть богатым. Как у вас это получается?

– А я не богатый. Это мои родители богатые, – улыбнулся Максим.

Это было так мило. Я закусила губу, чтобы улыбаться не так сильно.

– А еще вы добрый. Как вы работаете?

– А в работе я жесткий. Когда нужно. Все-таки подчиненных нужно держать в узде. Потому что попадаются такие, которые начинают хлопать тебя по плечу, расслабляться и ждать прибавки к зарплате, ничего при этом не делая.

– Все ясно. Вы очень интересный мальчик.

– Я совсем не мальчик.

– Ну, да и я не девочка.

– Нет, вы девочка.

– Не нужно, Максим.

– Нет, нужно. Вы похожи на девочку. На озорную девочку. У вас зеленые кошачьи глаза, у вас волосы так мягко вьются, как у маленьких девочек. Потом обычно у детей волосы распрямляются. А у вас – нет. Так и остались. У вас красивые волосы. Я люблю каштановый цвет.

– Что вы говорите, Максим, – прошептала я. – И при чем тут кошачьи глаза? Вообще не понимаю этого выражения, – бормотала я, лишь бы не молчать, потому что когда мы молчали, как-то сгущалась интимность. – Говорят: «Раскосые, как у кошки, глаза». Или даже когда просто говорят «кошачьи глаза», почему-то подразумеваются раскосые. И кто видел раскосых кошек? Ерунда какая-то! У кошек глаза круглые. У меня круглые глаза?

Максим рассмеялся.

– Нет. У вас красивые зеленые глаза и кошачье выражение глаз.

– И какое выражение у кошек? Хищное?

– Это тоже штамп, – усмехнулся Севастьянов. – Кошки не только хищницы. Выражение глаз у них постоянно меняется, как картинки в калейдоскопе. У них такая гамма бесподобных взглядов: милых, забавных, настороженных, разнеженных, умиротворяющих, бешеных, разъяренных, задумчивых, роковых, всех и не перечислить. Вы – кошка, Эльга Сергеевна. Глаза у вас волшебные, волосы мягкие и вообще вы маленькая и нежная.

Говорил он это, как пел Песню песней. Не хуже, чем у Соломона. Никто мне раньше ничего подобного не говорил. Даже Он. Даже Он…

– Чушь… – пробормотала я. – Я вовсе не нежная, – брякнула я и покраснела. – В смысле… далеко не всегда… Прекратите, Максим, вы вгоняете меня в краску. И вообще, что вы себе позволяете?

– Позволяю сказать красивой, удивительной женщине, что она – красивая и удивительная женщина.

Похоже, Севастьянов ко мне не равнодушен. Очень. Или просто ему не терпится соблазнить меня. Очень.

– Куда мы едем? – резко спросила я.

– В бутик, – спокойно ответил Севастьянов.

– Ах, да… а зачем?

– Я куплю вам платье.

– Зачем?

– Вы же свое порвали.

– Вы здесь с какой стороны?

– Со стороны водителя.

– Что?

– Как вы собираетесь идти домой? В рваном платье? Хотите опять объясняться со своим мужем?

Севастьянов остановил машину.

– Я быстро.

И он ушел. А я сидела, как оглушенная. Что происходит? Стоит только наладиться нашим отношениям с Петраковым, как появляется этот «восторженный юноша» и все ставит с ног на голову. Когда зазвонил мой телефон, я вздрогнула. Посмотрела на дисплей. Петраков. О, нет! Сколько сейчас? А я еще не дома! И ужин не готов! Я осторожно сказала в трубку:

– Да, мишутка…

– Заинька, ты не сердишься? – залебезил Петраков.

– Ты опаздываешь? – догадалась я.

– Ну, лисенок, не сердись, ты же понимаешь, пятница. Знаешь, не готовь сегодня ничего. Давай я сам закажу еду в ресторане. Как ты на это смотришь, кисонька?

И чего это Петраков так юлит? У самого, небось, все рыло в пуху! Я так и спросила.

– Чего юлишь, Петраков? Рыло в пуху?

– Ну, зайка! Какое рыло! Какой пух! Пятница у нас на работе! Аврал!

– Вот – вот, как пятница, у тебя аврал! Не врешь ли ты мне, котик?

– Сейчас еще часик, и я приеду.

– Ладно, дома поговорим.

Я выключила связь. Не успела я толком ничего обдумать, как снова зазвонил телефон. На этот раз звонила Ирка.

– Да, Ир.

– Ты куда пропала, Казакова? Затрахалась, что ли? Что там у тебя?

– Сижу в машине у Севастьянова в равном платье.

– Мать моя – женщина! – восхитилась Ирка. – Быстрая ты, однако, газель!

– Это не то, о чем ты думаешь, Ир!

– А платье кто порвал? Петраков? Из ревности!

– Ир! Дай мне сказать!

– Так говори!

– Я сама платье порвала.

– Мать моя…

– Да подожди ты! – оборвала я стоны Ирки. – Выходила из машины, прищемила подол и порвала. Теперь Севастьянов пошел покупать мне новое платье. Надо же в приличном виде домой вернуться.

– А как ты у него в машине-то оказалась, кокетка?

– Он ждал меня после занятий. Предложил подвезти. И еще пригласил меня завтра в ресторан, на Хэллоуин.

– И ты, конечно, пойдешь, – утвердительно сказала Ирка.

– Конечно. К тому же, Петраков завтра едет на рыбалку. И ты была права, он дал мне свободу в обмен на свою.

– На вечер в ресторане с Севастьяновым?

– Не хохми, Ир. И вообще, может, Петраков мне тоже изменяет.

– Все может быть, – согласилась Ирка. – Кстати, ты опять в своих чулках «Возьми меня страстно»? – поинтересовалась она.

– Ир!

– Все ясно. Понимаю теперь, почему Севастьянов пригласил тебя в ресторан! – захохотала Ирка.

– Зря смеешься, – обиделась я. – Севастьянов сначала пригласил меня в ресторан, а потом, когда я выходила из машины, я порвала подол. На мне было платье, которое мне Петраков подарил на восьмое марта, помнишь? Оно обтягивает до бедер, а дальше идут воланы. Дурацкое, конечно, платье, но для лекции в институте сгодится. Ир, словом, вот эти-то воланы и оторвались…

– Вау! – воскликнула Ирка. – Мне жаль мальчика – суворовца! Увидеть такое зрелище! Ты хоть прикрылась чем-нибудь?

– А чем?

– Ну, своими воланами, к примеру… эгей, Казакова? Ты где? Как слышишь? Прием!

– Ирка! Мои воланы в его бардачке!

– А ты в чем вообще? В пальто?

– В короткой куртке, до талии, красной, помнишь?

– Отпад… – простонала Ирка. – Ну, держись, Казакова. Вы что, оба потеряли голову? Или вы оба нарочно?

– Что делать, Ир? – вдруг заволновалась я.

– Брать его штурмом! – заржала Ирка. – А если он тебя будет штурмом брать, – расслабиться и получить наслаждение!

– Ой, вон он, кажется, идет! – вскрикнула я.

– Все, я отключаюсь, позвони потом, расскажешь, я буду сгорать от нетерпения услышать все! – Протараторила в трубку Ирка и отключилась.

Я убрала телефон. Эх, узнаю прежнюю Ирку. Давно мы не делились с ней такими подробностями! А тут! А я? А что я?

Севастьянов сел в машину и протянул мне пакет.

– Переодевайтесь.

Я достала из фирменного пакета платье. Это было маленькое, черное вечернее платье. Шикарное. Оно сядет мне прямо по фигуре. Вот только носить это платье нужно без бюстгальтера, потому что спина будет открыта. И молния сзади, низко, без посторонней помощи не застегнешь. Я хмыкнула. Севастьянов специально выбрал такое платье? И мне что, снимать свой бюстгальтер? Нет уж, так надену. Ага, а домой приду, сниму куртку, и Петраков расхохочется. Стоп! А что скажет Петраков? А что? Я не могу себе платье купить? Могу, еще как могу. Он – на рыбалку, он задерживается, а я обиделась и порадовала себя – купила платье. Но тогда придется снимать бюстгальтер!

Тут Севастьянов тронул машину. Я удивленно на него взглянула.

– Боюсь, тут слишком освещенная улица, чтобы переодеваться. Сейчас заедем в укромное, темное местечко.

Я покраснела. Что тут скажешь? Надо же попасть в такой переплет! За что боролись, на то и напоролись. Вот как это называется. Наконец, Севастьянов остановил машину. И тут я сообразила: а стекла – то затонированы! Зачем он ехал в укромный уголок? И я совсем очумела. Ничего не соображаю. Воланами даже не прикрылась. Сижу, можно сказать, нагишом. Почти в стиле «ню». Перед двадцатилетним мальчишкой!

– Можете переодеваться. Я отвернусь. Стекла в машине черные, но, думаю, переодеваться вам будет удобнее в укромном месте, чем посреди шумной улицы.

– Да, наверное, – согласилась я. А я все время его в чем-то подозреваю!

Севастьянов отвернулся. Включил погромче радио. Закурил. Что ж. Приступим. «Чем безнадежней, тем как-то проще»… Я скинула куртку, вылезла из своего, так сказать, полу-платья, сняла бюстгальтер, быстро надела то, что мне купил Максим. И потом еще долго извивалась на сидении, чтобы надеть это платье, как полагается. Я положила свое порванное платье и бюстгальтер в фирменный пакет. Вот только молнию я сама не застегну. Я глубоко вздохнула. Так же глубоко выдохнула. Максим как раз затушил сигарету.

– Максим, пожалуйста, застегните мне платье. Я не справлюсь.

Севастьянов повернулся, посмотрел на меня. Я отвернулась. По радио заиграла медленная мелодия. Мне захотелось расхохотаться. Это все нервы, конечно. Но когда Максим положил свои руки на мою спину… смеяться мне совершенно расхотелось. Руки у него были большие, теплые и прикасался он ко мне так нежно… И молнию застегивал так бережно и осторожно, и казалось, очень долго. Нет, не лапал, отнюдь. Но сначала он долго убирал мои волосы и его пальцы касались моей шеи. Потом Севастьянов долго разглаживал невидимые складочки на моем платье. Потом долго искал молнию. Словом, находил применение своим рукам. И руки он потом не убрал. Наглец. Но я молчала.

– У вас такая нежная кожа, – тихо сказал он.

Банальная фраза. Даже пошлая. Но как он это сказал!..

Я повернула к нему голову. Он медленно наклонился к моему лицу. Дотронулся губами до моих губ. Отстранился и тихо сказал: «Извините». Я не отвернула головы: «Ничего». Тогда Севастьянов снова наклонился ко мне. И осторожно меня поцеловал. Боже, боже, боже! Как давно меня никто так не целовал! Как давно меня вообще никто не целовал! Как давно никто не дотрагивался губами до моих губ. Как давно это не вызывало во мне бурю эмоций…

Мы живем с Петраковым давно и так же давно страстно не целуемся. Так, просто чмоки. Ах! Как меня целовал Максим! Так нежно, будто боялся, что я растаю. Ах! Какие у него губы! И руки его сильнее сдавили мои плечи. И поцелуй его стал более настойчивым… И тут сзади нам кто-то просигналил. Мы отпрянули друг от друга, как ошпаренные. Максим резко тронул машину и поехал. Заливалось радио. А мы молчали. А что говорить? И тут у меня зазвонил телефон. Опять. Что за день сегодня такой? Хотя, нет, день был как день, но вот вечер… Это снова звонил Петраков. Мне вспомнился стишок: «У меня зазвонил телефон. Алло. Кто говорит? Это слон»…

– Да, Лева, – тихо сказала я в трубку.

– Милая, любимая, зайка! – заистерил Петраков. – Не сердись! Не убивай меня! Хочешь купить себе новое платье?

– Уже.

– Что?

– Лева, что случилось?

– Послушай, кисонька, можно я поеду завтра на рыбалку от Витьки?

– Ты у него?

– Нет, мы тут все, в баре, Витька, Ромка, Серега, выпили пару кружек пивка, а завтра вставать рано…

– А как же…

– Удочка есть, с нами еще Миха раньше ездил, так он перевелся на работу в Питер, а удочку оставил.

– Ладно.

– Разрешаешь? – взвизгнул Петраков. – Зайка любимая! Я приеду в воскресенье. Да?

– Да. Но я буду у себя дома.

– Хорошо. Я заглажу свою вину. Обещаю тебе. Чмок, чмок, кисонька, пока, любимая моя. – Петраков отключился.

Я улыбнулась. Вот взрослый, состоявшийся мужчина, начальник компьютерного отдела, но как рыбалка – просто детский сад! И ведь Петраков много не пьет – просто не может, и любит только пиво. Ему просто нравится ловить рыбу. Он потом с гордостью варит свою мелочевку. Кстати, уха у него получается отменная! Я так не умею.

– Муж звонил? – ровно спросил Севастьянов, когда я убрала телефон.

– Да.

– Все в порядке?

– Все в порядке.

И тут телефон зазвонил у Севастьянова.

– Да, – ответил он. – Да? Хорошо. Пока.

– А вам кто звонит? Жена? – улыбнулась я.

– Нет. У меня никого нет.

– Почему? Не может быть! – Кажется, я перестала стесняться.

– Всякое может быть. Так получилось. Расстались полгода назад.

– Долго…

– Как сказать… Три месяца пролетели. А потом – бизнес, учеба…

«Я», – подумала я. И снова улыбнулась. Максим остановил машину недалеко от моего дома.

– Значит, завтра? На Хэллоуин? – Максим пристально посмотрел на меня.

– Да.

– Давайте в восемь, вдруг я задержусь.

– Хорошо, давайте в восемь. Я обещала, я приду. Я действительно очень хочу увидеть ваш ресторан.

– Спасибо.

– О… Максим, будьте добры, верните мне оторванный подол, я подошью, платье жалко.

– Я сам подошью.

– А вы шьете? – съязвила я, надевая куртку.

– Нет. Я отдам в ателье. – Не смутился Севастьянов.

– Ну при чем тут вы? Не морочьте мне голову. Сама справлюсь.

Максим отдал мне подол, я положила его в тот же фирменный пакет. Открыла дверцу.

– Я вам помогу! – воскликнул Максим.

– Не стоит! – Я рассмеялась, вышла из машины, закрыла дверцу. Помахала Севастьянову. Он кивнул головой и медленно поехал. А я пошла домой. Со мной что-то творилось. И это что-то требовало выхода.

Я позвонила Сусанне. А в голове все билось: «Максим поцеловал меня! Поцеловал! Ох, как он меня целовал!»… Как давно я так не целовалась? Давно. Очень давно. В первый раз я так умирала от поцелуев, когда меня целовал Он…

– Да, Эля, – тут же ответила Сусанна.

– Сусанна, хочешь ко мне в гости?

– Хочу. А что, есть повод?

– Настроение.

– Не вопрос. Сейчас буду. У меня тоже настроение.

Пока я ждала Сусанну, позвонила Ирка. Я ей пока не рассказывала про Сусанну. А вдруг ревновать будет? Сусанна-то тоже психолог.

– Да, Ир.

– Что за тон, Казакова? – заорала Ирка. – Не трахнулась! – явно расстроилась она. – Но, судя по тону, уже помяли! – она расхохоталась.

– Мы целовались. Это было прекрасно.

И я все рассказала Ирке. Даже про рыбалку Петракова.

– Просто судьба, Ир. Она выложила карты так, что никуда я не денусь от Севастьянова.

– Судьбу всегда можно переиграть, – категорично возразила Ирка.

– Как?

– В твоем случае, к примеру, не надо было целоваться с Севастьяновым. Ведь могла бы не целоваться?

– Могла бы, – согласилась я.

– Вот. А можешь не пойти с ним в ресторан и не начинать никаких отношений, какие бы карты не выпадали. Ведь можешь?

– Могу. Но не буду. И завтра к нему в ресторан приду. Я хочу его. Ужасно его хочу. Ир, я никого и никогда так не хотела. Только Его… Понимаешь?.. А тут… Это наваждение какое-то. И как он сегодня целовал меня! Начал так осторожно, нежно, а потом все более настойчиво… и тут какая-то машина дурацкая просигналила, будь она не ладна!.. Ир, давай я тебе сама позвоню, завтра или в воскресенье…

– Я фигею над тобой, Казакова!

– Я тоже.

– Ну и фиг с тобой. Отговаривать я тебя не собираюсь.

– Отговаривать? С ума сошла? А кто говорил: «Трахайся на здоровье»? – возмутилась я.

– Да я и сейчас так говорю. Все, отбой.

Я уже хотела убрать телефон, как он пискнул. Пришло сообщение. Но какое!..

 
«Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана!»
 

Каков наглец! Как это прекрасно, что Севастьянов такой наглец! Соблазняй меня, мальчик! Ты даже не представляешь, как я к тебе тянусь!..

Глава 11

Перед рестораном мы пили с Сусанной на моей кухне кофе.

– Сто лет не была в ресторане! Да я с удовольствием! Мужа хочу найти, – говорила Сусанна. – Почему я думаю, что найду его на работе? Может, как раз, в ресторане?

– Не советую, – ляпнула я.

– Почему? – уперлась в меня своим цыганским взглядом Сусанна.

– Ну, в ресторане, в основном, собираются либо тусовщики, либо богатые бездельники, или неудачники, или, совсем уж караул, денежные алкоголики.

– Смешно, – ровно сказала Сусанна. – Не понимаю, как можно быть алкоголиком с деньгами? Их ведь заработать нужно.

– Бывают ведь запойные, – пожала я плечами.

– Это которые зарабатывают, чтобы потом пропить?

– Ну, вроде того.

Мы немного помолчали.

– А чем плох муж – богатый бездельник? Ведь богатый же. Свободный.

– Типа, свободный художник? – Хохотнула я. – Сусанна, ты хоть и психолог, но в мужиках не разбираешься! – Я напомнила себе подругу Ирку, но остановиться не могла. – Свободный художник – это неудачник или лентяй, или и то и другое сразу. И это скорее всего. А богатый бездельник никогда не будет с тобой жить, ведь он тратит деньги богатых родителей!

– А зачем мы тогда пойдем в ресторан? – удивилась Сусанна.

Я рассмеялась. В принципе, чужие поступки, мотивы, поведение, всегда можно прокомментировать, не будучи психологом. А вот свои собственные… Вот Сусанна – психолог, а толку что? Вызубрила теорию и выдает ее на лекциях. В своих порывах стать хозяйкой салона магии и найти хорошего мужа – она самая обычная женщина, без всяких основ психологии.

– Понимаешь, Сусанна, – начала объяснять я, – в ресторан ведь могут ходить вполне обычные люди, как мы. Или даже богатые. Или даже бедные. Или просто хорошие. Или просто когда грустно. Или весело. Просто знакомясь в ресторане, есть вероятность промахнуться и выбрать себе в качестве мужа какого-нибудь альфонсика, бездельника или алкоголика, ясно?

Сусанна вздохнула.

– Ясно. Просто у меня комплекс провинциалки. Мои родители приехали в Москву, когда мне было двенадцать лет и я прекрасно знаю, как относятся к провинциалам, тем более, с цыганскими корнями.

– И откуда ты родом? Ты мне этого не говорила, – удивилась я.

– Не говорила, потому что стеснялась.

– Чего? Что не захочу дружить с провинциалкой? Чушь.

– Я татарка, – прошептала Сусанна. – Но православная! – горячо воскликнула она.

– Да пошла ты! Думаешь, я оскорблюсь? Дружба – это понятие интернациональное. Хотя, какая, блин, из тебя татарка! Как и цыганка, впрочем. Как и из меня, русской, католичка. А я католичка…

– Почему? – улыбнулась Сусанна.

Я отмахнулась от вопроса рукой и пожала плечами. Откуда я знаю, почему? Так получилось! Бабушка меня так и не крестила. Наверное, она просто перестала верить в бога после того, как потеряла дочь. А мне всегда хотелось кому-то принадлежать. Как маме. Или как папе. А раз мамы не было, да и отца, фактически, тоже, я выбрала бога. Но не православного, который дал мне такого равнодушного отца и лишил меня мамы… Может, поэтому я стала католичкой… Хотя, не верю я во все это. И тогда не верила. Главное было – просто принадлежать…

Говорить об этом ни Сусанне, ни кому либо другому не хотелось. Я решила перевести разговор.

– Кстати, Сусанна, как твои родители сюда подались?

Сусанна меня поняла. Когда-то она спросила меня о родителях и я коротко ответила, что сирота. Сусанна поняла, что на эту тему я говорить не хочу. И она не говорит со мной об этом.

– Моя бабушка жила в Москве, была замужем за москвичом. А когда мне исполнилось двенадцать, она настояла, чтобы мои родители переехали сюда. К тому времени у нее муж умер, ей было одиноко. И еще она говорила, что у меня здесь будет больше возможностей. И как видишь, оказалась права. Теперь я преподаватель психологии в одном из Московских ВУЗов!

– А это не та ли бабушка, которая обучила тебя цыганским фокусам? – усмехнулась я.

– Ты не думай, что я наврала тебе с три короба. Это правда! – горячо сказала Сусанна.

– Я ничего такого и не думаю. С чего тебе мне врать?

– Вот именно! И бабушка – именно та.

– Слушай, а ты с родителями живешь?

– Нет, мы на родине жилье продали. Теперь и у родителей, и у меня по однокомнатной квартире, – гордо сказала Сусанна.

– Идем в ресторан?

– Хорошо! Идем в ресторан! В какой?

– Пойдем в «Черепаху». Хочется ведь посмотреть, что за ресторан имеется у собственного студента.

– Конечно! Сама сгораю от любопытства!

– Только я переоденусь.

– Зачем? У тебя шикарное платье.

– Знаю. Но я хочу сиреневое. У меня такое настроение.

– Говорят, когда человек выбирает сиреневый цвет, он хочет любви.

– А я и хочу!

Ресторан и в самом деле напоминал черепаху. Он был сделан в форме купола и весь светился бледно – зелеными, неоновыми огнями. И в самом деле – черепаший панцирь. А по панцирю шли мелкие, бледно-голубые буковки, как и на визитке: «От заката до рассвета, грустите вместе с нами, если вам грустно!». И все. Вывески с названием не было. Видимо, это было такой изюминкой: зачем нужно писать название, если и так понятно, что это черепаха? И только когда попадаешь внутрь, впереди, перед входом в зал, почти на потолке, светились зеленые буквы: «Черепаха». Я смотрела на все это и безумно любила Максима Севастьянова. Гардероб находился в маленьком, полукруглом закутке и я подумала, что, наверно, по задумке Максима, это и есть сама черепашья голова.

Прежде чем сесть с Сусанной за стол, мы пошли осматривать ресторан. Он состоял из двух этажей, залы были круглыми, вместо окон были просторные лоджии, под потолком раскачивались люстры в форме кувшинок, по стенам вились искусственные водоросли, а на водорослях сидели маленькие улиточки, тоже искусственные. Круглые столики были накрыты изумрудными скатертями, в центре стояла свеча. Залы тонули в полутьме, играла тихая, медленная музыка, а я подумала, что попала в настоящий черепаший рай. Сусанна тоже была в восторге и свою радость она выражала бурно, хотя и старалась сдерживаться.

Мы поднялись на второй этаж и сели за столик. Нам сразу же принесли меню. Официанты здесь ходили в белых рубахах и зеленых брюках, а официантки в длинных зеленых платьях. У официантов на рубахе была выткана маленькая черепашка, а у официанток на руках красовались браслеты с искусственными кувшинками. Меню было красочным: на страницах были нарисованы разные рыбы. Если быстро перелистывать папку, казалось, что проплывает косяк морских обитателей.

– Просто невероятно! – верещала Сусанна, – Это просто восторг! Это самый лучший ресторан, в котором мне доводилось быть!

– Сусанна, пожалуйста, потише, – сказала я. – Посмотри, какие здесь все спокойные. И музыка тихая, я боюсь, что ты ее перекричишь и нас выставят вон.

– Хорошо, хорошо, – зашептала Сусанна. – Знаешь, а может, в таком ресторане как раз и нужно искать себе мужа? Здесь все так прекрасно!

– Конечно, здесь могут находиться прекрасные, вечно грустные алкоголики, – ответила я.

– Да ну тебя, – хихикнула Сусанна.

Мы стали изучать меню. Сусанна сказала:

– Обычное меню.

– Что ты имеешь в виду? – обиделась я за Севастьянова.

– Я думала, здесь будет представлено меню из морских обитателей. Ну, там, разная рыба, устрицы, креветки, каракатицы, осьминоги…

Я поежилась. А Сусанна продолжала:

– Или, как я думала, это будет вегетарианское меню.

– Задумки задумками, но ресторанный бизнес – это жестко. Может, сюда и ходят грустить, но никак не по рыбам и животным. Когда люди грустят, им все равно до флоры и фауны. Все-таки это ресторан и грустные люди любят поесть. Думаю, Севастьянов не хотел терять своих клиентов из-за вегетарианства или рыбного меню. – Я все это говорила и была абсолютно уверена, что это так. Я чувствовала Севастьянова, все его мысли и идеи – словно были моими мыслями и идеями.

– Да, наверное, ты права, – согласилась Сусанна.

Мы заказали форель с овощами и белого сухого вина. Цены были приемлемы, еда вкусной, а вино – просто превосходным. Через час я сказала:

– Сусанна, не обижайся, но у меня завтра одно важное дело и сидеть я здесь больше не могу.

– Я должна тебе погадать! – вдруг воскликнула Сусанна. – Прямо сейчас.

И в самом деле. Почему бы нет? Вдруг Сусанна в самом деле что-нибудь умеет. И я согласилась. Мы расплатились и поехали в салон Сусанны.

Квартира на первом этаже, которую Сусанна снимала под офис, отвечала всем канонам подобных заведений. Полумрак, на стенах нарисованные значки, хрустальный шар на круглом столе и Сусанна в длинном темном платье, волосы спрятаны под платком. Она подвела свои глаза так, что они казались огромными и бездонными. Словом, даже на меня, которая знала, что к чему, это произвело нужное воздействие. Я села за стол напротив Сусанны, а она стала раскидывать мне карты. Делала она это мастерски. Быстро. Карты так и летали у нее в руках. Потом Сусанна вдруг замерла. Взглянула на меня.

– Что? – испугалась я. – Все так плохо?

– У тебя в молодости было сильное потрясение. Сильная любовь.

– Сусанна, пожалуйста, прошу тебя, – тихо сказала я. – Давай не будем о моем прошлом. Это прошло.

– Хорошо. – Сусанна вздохнула, снова потасовала карты. – Ну, слушай… Есть у тебя старый король, вы оба очень привязаны друг к другу, – заговорила Сусанна низким голосом, а я вздрогнула. – И вижу тебя рядом с молодым королем. Между вами страсть дикая, тянет вас друг к другу, словно магнитами. Оба короля тебя ждут. – Сусанна замолчала.

– Ну! – В нетерпении воскликнула я. – И с кем я останусь?

– Оба короля тебя ждут. – Повторила Сусанна. – Тебе решать.

– И все? – Разочарованно спросила я.

– Карты только рассказывают о том, что есть. Что будет – это твое право. Если ты чего-то захочешь, ты это исполнишь. Все остальное о картах – байки. – Ответила Сусанна. – По крайней мере, в твоей жизни сейчас ничего не ясно и если ты не решишь сама, к кому из королей лежит твое сердце, приди к картам попозже, возможно, они будут знать, как дело обстоит.

Я закурила. Сусанна сняла с головы платок и своим обычным голосом спросила:

– Может, ты мне все расскажешь? Как подруге. И как психологу. Может, я тебе помогу каким-нибудь советом?

Я пожала плечами.

– Но ведь карты не врут.

Я снова пожала плечами.

– У тебя есть еще кто-то, кроме Петракова?

– Это-то я и хотела узнать.

– Приходи через неделю. Придешь?

– Приду. – Ответила я.

Сусанна рассмеялась.

– Мы с тобой ненормальные! Приперлись сюда среди ночи, а я еще переоделась в цыганку! Игры, как в подростковом возрасте!

– Точно!

Я тоже рассмеялась. А когда мы успокоились, все же спросила:

– Но по поводу гадания – это все правда?

– Ну, конечно! Я же сказала, – карты не врут!

Мы взяли такси и разъехались по домам, довольные друг другом. Только я пришла домой, тут же рухнула на диван и уснула в своем сиреневом платье.