Текст книги "Зюльт"

XXXII

^{Кочубей, Мария.}

МАРИЯ. Ты уже оттаял?

КОЧУБЕЙ. Еще не до конца. Мне кажется, что у меня обледенел позвоночник. Такой себе снежный король на пенсии.

МАРИЯ. Я говорила тебе, что зимнее пальто не поможет. Надо было брать американскую куртку. Охотничью. Хочешь, вызовем Берешита?

КОЧУБЕЙ. Берешит нам пока не нужен. С обледенением буду бороться сам. Ты знаешь…

^Часы.

Ты знаешь, я думал, что люди в провинции живут плохо, но никогда не подозревал, что настолько.

МАРИЯ. Чего ж ты там такого увидал?

КОЧУБЕЙ. Панельный дом конца семидесятых. Посреди дома – трещина. В квартире – плюс девять градусов. Люди сидят в старых пыжиковых шапках. Дорог нет вообще. То есть в нашем понимании нет дорог. Одни направления. Направление – и на нем почему-то написано «проспект Ленина».

МАРИЯ. Девять градусов – это хорошая русская весна. Ты же не ходишь теплой весной в пыжиковой шапке. Я не понимаю, зачем сидеть в ней дома. Когда плюс девять.

КОЧУБЕЙ. Я помню, когда был школьником, смотрел всякие фантастические фильмы, американские, где телевизор включался пультом дистанционного управления. А здесь, у них в квартире, я долго искал пульт, чтобы выключить телевизор. И вдруг понял, что пульта нет никакого. Есть старый советский телевизор, «Рубин», 85-го года выпуска. И никакого пульта. Пульт тогда еще не выпускали. Это другая планета, ты понимаешь! Фантастический триллер! Я чувствовал себя капитаном звездолета, потерпевшего крушение.

МАРИЯ. Я не буду спрашивать, зачем ты вообще отправился в это космическое путешествие.

КОЧУБЕЙ. А на обратном пути, когда рейс задерживался уже на семь часов…

МАРИЯ. Ты хоть понимаешь, какой опасности ты себя подвергал? Семь часов в холодном здании без отдыха, без еды!

КОЧУБЕЙ. Я увидел злую волшебницу Бастинду. Из детской книжки. Это была точна она. Я запомнил. Я видел ее на картинке в 59-м году. Ты не помнишь, из какой это книжки?

МАРИЯ. Кажется, «Алиса в Стране чудес». Или какой-то другой. И что Бастинда?

КОЧУБЕЙ. Уборщица. Это была уборщица аэропорта. Ей нужно было помыть пол под жестяным стулом, на котором сидел я. И она заорала страшным голосом: мужчина, встаньте! Встаньте, мужчина! Я не сразу понял, что происходит. Не сообразил, что этим мужчиной обращаются прямо ко мне. Что мужчина – это я. Понимаешь? Я замешкался. И тогда она принялась кричать, что вызовет милицию и меня выведут из здания аэропорта. На мороз. Минус тридцать семь.

^Пауза.

Я смотрел на нее, совершенно завороженный.

МАРИЯ. Сказочная поездка. Ты был в этой накладной бороде?

КОЧУБЕЙ. Конечно. Снимал ее только в квартире. У Сириных. У родителей отца Гавриила. Но безопасность моя была обеспечена и так. Без бороды.

МАРИЯ. С чего ты взял?

КОЧУБЕЙ. Хвост. С первых же минут. Я на такси-копейке. И за мной – черный джип с четырьмя плотными парнями. Наверное, единственный джип во всем городе.

МАРИЯ. Значит, кроме бороды тебя оберегал хвост. Слава Богу! Это не очевидное-невероятное, это в мире животных какое-то.

КОЧУБЕЙ. Может, и так. Волшебница Бастинда снова снилась мне сегодня ночью. Я давно не видывал злых волшебниц.

МАРИЯ. А добрых?

КОЧУБЕЙ. Добрую я вижу каждый день.

^Пауза.

Я не знаю, что делал бы без тебя, Марфуша.

МАРИЯ. Без меня ты все так же стал бы премьер-министром. Проводил бы реформы. А потом вышел бы в отставку. Сидел бы на даче. И жалел бы русский народ. Разве нет?

КОЧУБЕЙ. Нет, конечно нет. Я никогда не стал бы премьер-министром. Может, устроился бы шефом протокола в наше посольство в Ирландии. И спился бы потихоньку. Шефы протокола часто спиваются. Работа такая. И разве я жалею русский народ?

МАРИЯ. А что же ты делаешь? К чему все эти разговоры про трещину и «Рубин»? Я, правда, не знаю, живет в Якутии русский народ или он там называется по-другому. Но ты явно хочешь сказать, что в чем-то виноват перед ними. Это такой интеллигентский закидон мальчика из хорошей партийной семьи. А ты ни в чем перед ними не виноват. Они всегда жили с трещиной и «Рубином». И с направлениями вместо дорог. Пока из-за тебя не узнали, что можно жить по-другому. Можно-то можно, а как – непонятно. Вот они и злятся.

^Пауза.

Но мы ни в чем не виноваты.

КОЧУБЕЙ. Ты точно ни в чем ни виновата, Марфуша.

МАРИЯ. Это тебе покойный отец говорил?

КОЧУБЕЙ. С Тамерлан Пурушевичем не все в порядке?

МАРИЯ. Это тебе твой покойный поп говорил?

КОЧУБЕЙ. И он тоже. Это многие говорят.

МАРИЯ. Многие. Господи.

^Вздох.

Я не хотела тебя нервировать но придется. Звонила Надя. Пока тебя не было. Сказала, что с тобой нет прямой связи.

КОЧУБЕЙ. Там, на другой планете, наши мобильные телефоны не работают.

МАРИЯ. Она еще раз сказала, что если ты будешь настаивать на захоронении чужого покойника в вашем склепе на Новодевичьем, она устроит публичный скандал.

КОЧУБЕЙ. Так и сказала?

МАРИЯ. Так и сказала.

КОЧУБЕЙ. А как она устроит публичный скандал?

МАРИЯ. Она не сказала.

КОЧУБЕЙ. Она не сказала. Может, опубликует открытое письмо отцу в «Комсомольской правде».

МАРИЯ. Не смешно, Игорек. Это, конечно, не совсем ни мое дело. Или совсем не мое. Я в вашем фамильном склепе пока еще не лежу. Но там все на взводе. Надя полностью обработала Тамерлана Пурушевича. Он тебе еще не звонил?

КОЧУБЕЙ. Нет. Не звонил. Что у него с шейкой матки?

МАРИЯ. Шейкой бедра, а не матки. У него ушиб шейки бедра. К твоему отцу ты мог бы относиться и повнимательней.

КОЧУБЕЙ. Мог бы. Я ко всем мог бы относиться повнимательней. Пока они живы. Ты права, моя дорогая.

^{Обнимает ее.}

КОЧУБЕЙ. Я виноват в том, что не сплю с тобой. Полгода уже. Даже больше. Я исправлюсь.

МАРИЯ. Ой, перестань, Игорь.

КОЧУБЕЙ. Я постараюсь. В моем возрасте это все не так-то просто. И Берешит тут не поможет. Тут нужно особое усилие воли.

МАРИЯ. Что нужно?!

КОЧУБЕЙ. Извини, я опять сказал бестактность. Этот дом с трещиной посередине никак не выходит из головы.

МАРИЯ. В этой трещине для тебя точно есть что-то эротическое.

КОЧУБЕЙ. Кто его знает. Я же не читал Фрейда. А если бы прочитал, то, может, и понял бы, в чем эротизм той самой якутской трещины. Кстати, мне привезли «Улисса»?

МАРИЯ. Привезли. Вчера.

КОЧУБЕЙ. Наконец-то я его прочитаю. Впервые как любовь. Если бы с тобой, Марфуша, уехали тогда в Ирландию, то жили бы среди вечной зелени и вели бы сексуальную жизнь до самой до старости.

МАРИЯ. Еще. Звонили из Института биохимии Баха. Так и сказали: биохимии Баха. Через три дня заканчивается срок аренды ячейки. Просили продлить. Или отказаться?

КОЧУБЕЙ. Какой ячейки?

МАРИЯ. Ты меня спрашиваешь, какой ячейки? Наверное, той самой, где лежит труп.

КОЧУБЕЙ. Труп!

МАРИЯ. Они просили срочно продлить. Иначе труп будет отправлен в переработку.

КОЧУБЕЙ. Я тотчас же попрошу. Дай мне записную книжку, если тебе не сложно.

МАРИЯ. Перезвони сначала Наде, сделай милость. Она сейчас в таком состоянии, что может взорваться в любой момент.

КОЧУБЕЙ. Я перезвоню Наде. Тем более что я все придумал. Не нужно тревожить фамильный склеп на Новодевичьем. Мы сделаем все по-другому.

МАРИЯ. Мы – это кто?

КОЧУБЕЙ. Мы – это мы с тобой.

^{Порыв ветра.}

МАРИЯ. Что значит мы с тобой? Я надеюсь, ты не будешь хоронить его под окнами нашей спальни?!

КОЧУБЕЙ. Нет-нет, совсем по-другому. Я надумал. Я даже решил. Ты же помнишь, что я имею склонность к смелым решениям. Со времен либеральных реформ. Я возьму часть денег, которые должен мне Боря. Не все, но часть. Надо, чтобы он оставался мне должен. Обязательно надо. И на ту часть, которую я возьму, мы купим остров в Атлантическом океане. Я уже присмотрел остров. Он называется остров Святого Плотника.

МАРИЯ. Что мы купим?

КОЧУБЕЙ. Остров. Двадцать семь морских миль от Святой Елены. Каботажных миль. Как у них принято говорить. Видно Святую Елену в солнечную погоду. Остров частный, он уже продается. Стоит всего десять миллионов долларов. С постройками, с садами, с садовником и пастбищем для овец.

МАРИЯ. Овец будем завозить отсюда?

КОЧУБЕЙ. Овец возьмем на Святой Елене. Где был Наполеон. Ты помнишь?

МАРИЯ. Ты сейчас серьезно?

КОЧУБЕЙ. Я совсем серьезно. На острове Святого Плотника нет аэропорта. Никто не сможет нам мешать. Мы проведем там последнюю половину жизни. Наймем хорошего садовника и пастуха для овец.

МАРИЯ. Много ли у тебя осталось этих половин, Игоряша?

КОЧУБЕЙ. Это тропики. Наполеон, кажется, умер от тропического климата. А мне он очень даже нравится.

МАРИЯ. Это после Якутии. Не думаю, что тропики подходят для твоей гипертонии.

КОЧУБЕЙ. Если даже раньше не подходили – они потом подойдут. Мы построим там дом. Который понравится тебе. А на другом конце острова сделаем общую усыпальницу. Гробницу. Там и будет лежать тело. Которое сейчас заморожено в Институте Баха.

МАРИЯ. Своего дедушку, Героя Советского Союза, ты тоже туда перевезешь?

КОЧУБЕЙ. Мы перевезем. Все вместе. Мы с тобой. Наденьке не надо будет ни о чем беспокоиться.

МАРИЯ. Пусть будет остров. Уже и то хорошо, что скандал с Новодевичьим может закончиться.

КОЧУБЕЙ. Если ты думаешь, что на острове мы останемся совсем одни, это не так. Вовсе не так. Мы купим большой океанский катер. И при каждом удобном случае сможем ездить на Святую Елену. Туда и будут прилетать наши друзья. Там есть аэропорт. Небольшой, но есть. И супермаркет, и большая почта с Интернетом и телеграфом.

МАРИЯ. Осталось только, чтобы друзья собрались на Святую Елену. Это Франция?

КОЧУБЕЙ. Это Англия. Великобритания. Теперь я точно знаю, что это Англия. Раньше не знал, а теперь вот знаю.

^{Запах зимних цветов.}

МАРИЯ. Откуда ты знаешь?

КОЧУБЕЙ. Это пока секрет. Не от тебя, а просто чтобы не сглазить.

^Пауза.

Ты давно видела Гоца?

МАРИЯ. Вчера. На даче у Порохова. Туда привезли «Джоконду». Частная выставка. На две недели.

КОЧУБЕЙ. Ты мне не сказала?

МАРИЯ. Ты не хотел слушать.

КОЧУБЕЙ. Почему ты так думаешь?

МАРИЯ. Ты давно не хочешь меня слушать.

КОЧУБЕЙ. Я именно сейчас хочу тебя слушать. Я, может быть, тоже поехал бы к Порохову. Посмотреть на «Джоконду».

МАРИЯ. Я в это не верю. Там кишели молодые девки из модельных агентств.

КОЧУБЕЙ. Ни одна из них не может сравниться с «Джокондой». Это точно. Но и Джоконда не может сравниться с женщиной, из-за которой я стал премьер-министром.

МАРИЯ. Этот текст не идет тебе, Игоряша.

КОЧУБЕЙ. Кто знает. Мы как раз договорились с отцом Гавриилом. Обсудить этот текст.

^{Громкий стук цинкового ведра о швабру уборщицы (в аэропорту Нерюнгри).}

МАРИЯ. С кем вы договорились?

КОЧУБЕЙ. С отцом Гавриилом. Я разве не докладывал тебе, что он жив?

МАРИЯ. Как жив? Ты сейчас слышишь то, что сам говоришь?

КОЧУБЕЙ. Они убили другого человека. По ошибке. Киллер не знал отца Гавриила в лицо. Вот и…

МАРИЯ. А кто они?

^Пауза.

КОЧУБЕЙ. Они? Ты сказала «они»?

МАРИЯ. Это ты сказал «они». Ты сказал: они убили. Кто «они»?

КОЧУБЕЙ. Ах, они. Они – это наши, моя дорогая.

МАРИЯ. Ты имеешь в виду кагэбэшников?

КОЧУБЕЙ. Нет. Наших. Наших.

МАРИЯ. Каких еще наших? Убили же исламские экстремисты. Из-за гастарбайтеров. Это доказано.

КОЧУБЕЙ. Убили наши. То есть мои друзья. Которых ты можешь встретить в доме Джоконды на выставке «Порохова».

МАРИЯ. По-моему, ты заговариваешься, Игоряша. Ты здорово заговариваешься. Я вызову Берешита. На завтра же выпишу.

КОЧУБЕЙ. Я с удовольствием выпью с Берешитом. Там, в отцовском серванте…

^Пауза.

Там, в отцовском серванте, есть черногорский «Амаро». «Амаро Монтенегро». Берешит его обожает.

МАРИЯ. Это уже не безобидно, Игоряша. Ты уверен, что собираешься встречаться с живым Сириным?

КОЧУБЕЙ. Конечно. Наши просто не знают, что он жив. Они думают, что отделались от него. А это – не так.

МАРИЯ. Мне надо срочно ехать, Игорь. Ты понимаешь?

^{Ярость.}

Туберкулезные дети ждут моих подарков. Наших подарков. Ты понимаешь?!

КОЧУБЕЙ. Я ничего не понимаю про туберкулезных детей. Но я про них помню. Поезжай, Марфуша. Сейчас же. Тотчас же поезжай.

^{Расслабленность.}

XXXIII

^{Дедушкин.}

ДЕДУШКИН. Машенька, Мария Игнатьевна!.. Дорогая. Да. Я вас не отвлекаю. У вас найдется буквально полторы минуточки? А то вы так заняты. Я каждый раз полчаса переживаю, прежде чем набрать ваш номер. Вот, думаю, старик отвлекает женщину от важных дел. Да. Танечка, бумага. Спасибо вам огромное. Но я сейчас по-другому. Тут дело совершенно другого сорта. Скандальное дело, опасное, я бы даже сказал. Ваш супруг. Игорь Тамерланч. Вошел в контакт с моей бывшей свояченицей. Или кумой, я не знаю, как это точно называется. Я гуманитарий. Технические термины сложны для меня. Очень. Короче говоря, это мать моего бывшего зятя. Юры. Георгия Кравченко. Ужасно неприятный был тип. Учитель физкультуры из провинции. Устроился в Плехановский преподавателем физкультуры. Вы можете себе представить? Без культуры, без образования. Мы с мамой говорили Танечке, что с ним не надо связываться. Но она, к сожалению, связалась. Счастье, что детей не было. Они разошлись, когда этого Георгия посадили. Тогда так можно было. При советской власти. Если муж в тюрьме, жена могла развестись сама. Без согласия мужа. Мы так и сделали. Слава Богу. Танечка нас тогда послушала. Но у Юры была мать. Собственно, она и есть. Я о ней и говорю. Извините, я волнуюсь немного. Потому что случай чрезвычайный. Этой матери уже за восемьдесят. Я вам больше скажу: ей под девяносто. Она лет на десять старше меня. Живет в Брянске. Всю жизнь живет в Брянске. Вы представляете себе Брянск. Слава Богу, что не представляете. Это образцовая глушь. Если есть на свете образцовая глушь, то это Брянск. Там невозможно жить. Она работала там педагогом. Школьным учителем. Литературы. Морочила головы нашим детям. Про молодую гвардию и как закалялась сталь. Детям, которых мы с Игорем Тамерланчем потом переучивали. Да, разумеется. Брянским детям. Обманывала детей. Я к ней в Брянск ездил. В восемьдесят первом году! Вы можете себя представить. Брянск, да еще тридцать лет назад. В грязном поезде. Там даже чай подавали в треснувшем подстаканнике. А от проводника воняло так… Даже учитель физкультуры в Якутии так не воняет. Да, я знаю. Знаю, увы. Ох. И я говорил этой женщине – ее зовут Вера Остаповна. Я говорил: Вера Остаповна, скажите вашему сыну, чтобы он оставил мою дочь в покое. Ведь он погубит ее. Дочь профессора Дедушкина не может выйти за брянского преподавателя физвоспитания. К тому же диссидента и врага советской власти. Действительно, смешно. Где советская власть – а где брянское физвоспитание. Но эта баба, тетка эта, страшная она какая-то, как русская провинция, сказала мне: у них любовь, мол, не вмешивайтесь. Любовь! Вы можете себе представить, какая там любовь! К нашей квартире на Малом Каретном и даче в Болшеве. Любовь. Чтобы войти в приличную семью и оттуда иметь прикрытие. Любовь. И вот теперь эта Вера Остаповна звонит разным людям в Москву и говорит, что ее в Брянске выселили из квартиры. А она якобы ветеран войны. А на самом деле – никакой не ветеран. У нее удостоверение подложное. Ненастоящее. Она просто спала с секретарем райкома. Во время войны. И он подарил ей удостоверение. На именины. Она всегда рассказывает, когда выпьет. Это Юра Кравченко передавал. Он всегда пересказывал, когда выпьет. Скабрезные истории. Эта старуха многим звонила. Танечке пыталась звонить. Мне. Танечке, к счастью, не дозвонилась. А я ей строго сказал: Вера Остаповна, если вы не перестанете нашу семью беспокоить, я напишу заявление в милицию. И вот эта женщина приехала на поезде в Москву и уже 3 дня живет в гостинице «Будапешт».

^Пауза.

^{Порыв грома.}

Это все Игорь Тамерланч ей оплатил. Она ему дозвонилась. Он, конечно. Больше некому. Не могла же она сама взять билет на поезд. У нее нет денег. Ни копейки. Она педагог на пенсии. Понимаете? Откуда поезд. У нее на мыло нет денег. От нее воняет, как от того проводника. Нет. Это даже по телефону слышно. Честное слово. И вот Игорь Тамерланч взялся ей помогать. Она его уговорила. Охмурила. Адская старуха. У нее и квартира-то была ненастоящая. Тоже, небось, спала с начальником ЖЭКа. При советской власти. Он ей почему-то стал помогать. А это скандал. Машенька, Мария Игнатьевна. Это выльется в огромный скандал. Не дай Бог, она выйдет из «Будапешта» и начнет побираться на улице. Там, на Петровке, нищих много. Она примется просить вместе с ними. Подаяние. Она способна, я знаю. Очень подлая женщина. Тетка. Настоящая провинциальная тетка. Малокультурная и подлая. Под девяносто лет. Лет на десять. Как будет выглядеть тогда Игорь Тамерланч. Как он будет чувствовать себя. Еще попадет в газеты. Машенька, я вас просто умоляю. Это надо остановить. Обратно в Брянск. При первой же возможности. Плацкарта. Недорого там. Только не хватало нам этой Веры Остаповны. И забыть. Ко всем нашим шелковым платьям. Так моя бабушка говорила. Я вас побеспокою. Завтра же. Побеспокою. Это скандал. Пожалуйста. На коленях умоляю. Мария Игнатьевна. Пожалуйста. Пожалуйста!!!

^{Темнота/тьма.}

XXXIV

^{Толь, Гоцлибердан.}

ГОЦЛИБЕРДАН. Кажется, наш Тамерланыч совсем ебнулся головой.

ТОЛЬ. Что там еще?

ГОЦЛИБЕРДАН. По его версии, оказывается, поп жив.

ТОЛЬ. Какой поп? Тот самый?

ГОЦЛИБЕРДАН. А какой же, ебать-молотить? Сирин. Из Нерюнгрей.

ТОЛЬ. Как он может быть жив?

ГОЦЛИБЕРДАН. Тамерланыч уверяет, что должен с ним встретиться. На днях. Или раньше.

ТОЛЬ. А по телефону?

ГОЦЛИБЕРДАН. По телефону – ничего. Глухо.

ТОЛЬ. Он мог завести себе другой телефон?

ГОЦЛИБЕРДАН. Машка с охраной ни хуя не знают. Машка говорит, если бы купил телефон, она бы нашла. Прятать он не умеет.

ТОЛЬ. Понятно. Теоретически хотя бы он может быть жив?

ГОЦЛИБЕРДАН. Теоретически? Это вопрос к твоему Андрюшке.

^Пауза.

^{Смотрят в зал.}

ТОЛЬ. Почему моему и почему Андрюшке?

ГОЦЛИБЕРДАН. Ну, там разные люди работают по-разному. Некоторые ошибаются. Хотят убить, например, тещу, а убивают жену. Масса примеров есть. Почитайте желтую прессу, мой повелитель.

ТОЛЬ. Кто ошибается – я тебе скажу. Тот ошибается, кто вместо зажигательной смеси бросает на дачу Кочубея бутылку паленой водки. И думает, что от водки все загорится.

^Гнев.

Вот кто ошибается.

ГОЦЛИБЕРДАН. Половину денег мы отозвали.

ТОЛЬ. Дело не в деньгах. Веранда не сгорела, а должна была сгореть, Гоц. А ты мне обещал, что не слажаешь.

ГОЦЛИБЕРДАН. Что поделаешь – какая страна, такие и фашисты. Либеральную дачу поджечь не могут.

ТОЛЬ. Не говори так, как будто ты ни при чем.

ГОЦЛИБЕРДАН. К перепутанному попу – точно ни при чем.

ТОЛЬ. Ты убедил меня влезть в это дело!

ГОЦЛИБЕРДАН. В это дело нас всех втравил Тамерланыч. Я ему попа не подсовывал.

^{Почему-то молчат.}

ТОЛЬ. Нет. Поп не может быть жив. Это мистификация. Игорь нас мистифицирует.

^Пауза.

Церковь официально признала, что Сирин мертв. Значит – мертв. В деле есть справка о смерти?

ГОЦЛИБЕРДАН. Что ты меня спрашиваешь. Копия лежит у тебя в сейфе.

ТОЛЬ. Я спрашиваю тебя потому, что ты должен отвечать!

^{Звук удара чайной ложки о котелок.}

Мы проведем расследование. Мы все выясним. Никому не позволено делать из нас идиотов. Даже Игорю Кочубею. Не позволено. Ты уже видел его доклад?

ГОЦЛИБЕРДАН. Видел. Через полчаса будет у тебя. Курьер уже выехал.

ТОЛЬ. Что там?

ГОЦЛИБЕРДАН. К счастью, на этот раз ничего.

ТОЛЬ. Что значит ничего?

ГОЦЛИБЕРДАН. Обычная либеральная галиматья. Старые игориные благоглупости. Называется «Содержательное обновление либерализма в условиях всемирного кризиса».

ТОЛЬ. Какой вывод?

ГОЦЛИБЕРДАН. Все было заебись, а будет еще лучше.

ТОЛЬ. Про ошибки?

ГОЦЛИБЕРДАН. Ничего.

ТОЛЬ. Что значит ничего?!

ГОЦЛИБЕРДАН. Ничего – значит ни хуя, совсем ни хуя. Ни единого слова. Мы не ошибались. Либерализм спас страну от голода, холода и гражданской войны. Все, как положено.

ТОЛЬ. Ой, слава тебе Господи.

^Пауза.

Даже не верится. Он сам писал?

ГОЦЛИБЕРДАН. Сам.

ТОЛЬ. Почему знаешь? Проверял?

ГОЦЛИБЕРДАН. Машка точно говорит, что сам писал. И потом – видна рука. Его причмокивающая рука. Жуткие банальности с особо важным видом пророка.

ТОЛЬ. Нормально. Все нормально. Ты не думаешь, что он может подменить доклад? В последний момент?

ГОЦЛИБЕРДАН. Исключено.

ТОЛЬ. Почему?

ГОЦЛИБЕРДАН. Во-первых, осталось четыре дня. Он не успеет написать новый доклад. Он слишком медленно работает.

ТОЛЬ. А во-вторых?

ГОЦЛИБЕРДАН. Во-вторых, там же будет премьер, руководитель администрации. А Игорь боится начальства. И всегда боялся. Ты помнишь, как он потел по дороге в кабинет Ельцина? Ему Ельцин как-то тогда сказал: вы ко мне прямо как из бани, Игорь Тамерланыч. Мокрый весь.

ТОЛЬ. Короче.

ГОЦЛИБЕРДАН. Он испугается бунтовать при начальстве. С нами он может выкидывать всякие фокусы. Голодных старух подкармливать. Но не там. И не с ними.

ТОЛЬ. Не с ними?

ГОЦЛИБЕРДАН. Не с теми.

ТОЛЬ. Следи за ним, Гоц. Актовый день должен все показать. Что Кочубей жив и возвращается в норму.

ГОЦЛИБЕРДАН. Еще как жив!

ТОЛЬ. Что про нацбола?

ГОЦЛИБЕРДАН. Ты меня спрашиваешь? Ты поручил Андрюшке.

ТОЛЬ. Пока, стало быть, ничего.

^{Суетливые действия.}

^{Ничего. Пока. Ничего.}