Текст книги "Зюльт"

КОЧУБЕЙ. Охрана мне не подчинялась. У них свои порядки, ты же знаешь.

ГОЦЛИБЕРДАН. А потом – ты пытался орать на меня. Дескать, зачем отключили свет, гребаные распиздяи, я, мол, так не приказывал, я просил только долги проверить, и то чтоб не больно. И я мог сказать тебе, что ты брешешь, паскуда, я же все отработал, как ты сказал, а ты обоссался перед Ельциным – и теперь… Но я ничего такого не сделал. Я стоял навытяжку, по стойке «смирно». Во фрунт, можно сказать, стоял. Потому что знал: мы делаем одно великое дело. Дело русского либерализма. И вождь этого дела – ты. Других нет. И не будет, ибо невозможно. Значит, если прикажешь тебе хуй сосать – буду сосать. Не причмокивая.

КОЧУБЕЙ. Как ты грубо говоришь, Гоц. Я не должен выслушивать такие грубости.

ГОЦЛИБЕРДАН. Разве это грубо? Грубо будет на Страшном суде. Когда подойдет к тебе какой-нибудь апостол Петр и ткнет твою пастозную рожу в блевотину на профессорском диване. И скажет: что за сукаблянах ты в кабинете профессора наблевал, скотина? Знаешь, кто такой апостол Петр? Тебе твой Сирин успел рассказать? Мордатый такой, как Ельцин, только с бородой. И вечно со связкой ключей от амбарных замков.

КОЧУБЕЙ. Гоц. Пожалуйста, Гоц. Я не переношу таких разговоров.

ГОЦЛИБЕРДАН. Ты очень нежный, я знаю. Не больше двух бутылок виски в одни руки. На пять часов линейной дистанции. Москва, Дублин, далее навсегда. «Улисса»-то осилил ты, наконец?

^{Выстрел.}

Никаким не покаянием ты занимаешься, христианнейший ты мой. А пиаром. Знаешь, что такое пиар? Тоже на пэ, но совсем другое слово. Ты всю жизнь обожал пиар. А тут тебя забывать начали, вот ты и решил. 27 реформаторских ошибок, ебаный в рот. Ты и остров этот гребаного плотника купить решил, чтобы стать как Наполеон. Такой Наполеон lights, понимаешь. И чтобы все журналисты говорили: вот, удалился в изгнание император либеральных реформ, создатель русской демократии. Нам всем обещает полмира, а только Россию – себе.

КОЧУБЕЙ. Я хотел купить остров, потому что он – далеко.

^Пауза.

И туда очень трудно доехать. Просто так доехать.

ГОЦЛИБЕРДАН. Или мы не помним, отчего ты в премьеры так рвался?

КОЧУБЕЙ. Помним. Я рвался в премьеры, чтобы удержать жену.

ГОЦЛИБЕРДАН. Ну и как – удержал?

КОЧУБЕЙ. Что ты имеешь в виду?

ГОЦЛИБЕРДАН. Я ничего не имею в виду. Я тебя прямым текстом спрашиваю – ты жену удержал, мудила?

^{Вглядываются.}

И еще одним словом на пэ ты занимаешься, Игоряша. Нет, не то, что ты подумал. Гораздо интеллигентнее. Предательство. Тоже на пэ. Предаешь людей, которые пятнадцать лет с тобой носились как с писаной торбой. Нет. Двадцать лет. Двадцать пять лет носились! С первых дней нашей преговеннейшей лаборатории. Тебя бы в болоте давно утопить, так нет – машины, охраны, конференции, офшорные кубышки. Чтобы ноги не замерзли у нашего бога-отца, чтобы лысина не запотела. Шелковым платочком сопельки подберем.

^{Яростно.}

И что нам за это? Говно, которое ты рассказываешь в «Нью-Йорк таймс»? Ты – на Святого Плотника, а мы – в наше русское говно?

КОЧУБЕЙ. Ты и правда думаешь, что я предаю вас?

ГОЦЛИБЕРДАН. Нет, блядь, ты щедро благодаришь нас за долгие годы любви и заботы. А ты вообще для кого стараешься? Ты перед этим быдлом выслужиться хочешь?

КОЧУБЕЙ. Перед каким быдлом, Гоц?

ГОЦЛИБЕРДАН. Перед народом русским, богоносцем, еби его в душу мать. Ты народу хочешь сказать, что ты весь из себя покаянный, а мы из ослиной мочи придуманы?

^{Затмение.}

Так знай же: народу ты со своим покаянием абсолютно по хую. Ты к ним будешь свои розовые губки в трубочку тянуть, а они – отрыгнут тебе в лаборантское твое лицо рябину на коньяке, и только перевернутся на другой бок. Ты знаешь, когда этот народ бывает счастлив? Когда у него хуй в жопе. Чей-то чужой стальной хуй. По самое не балуйся. И главное – никогда этот хуй из жопы не вынимать. Чтобы быдло это наглость не потеряло. А таких, как ты, оно миллиард переварило, и еще полтора переварит.

КОЧУБЕЙ. Гоц! Ты неправ, ты совершенно неправ, но я сейчас не могу тебе ответить. Берешит говорит, у меня предынсультное состояние.

ГОЦЛИБЕРДАН. Врешь, как всегда. Набиваешься на жалость. Берешит говорит, есть угроза инсульта, если не сменишь образ жизни. За два месяца не сменишь. А предынсультного состояния нет никакого. Это ты щас придумал, чтобы я над тобой сжалился. Я ж тебя знаю. Двадцать пять лет знаю, Игоряша.

^{Обнимает Кочубея.}

И я сжалюсь, сжалюсь над тобой. Ведь ты мой друг, мой светоч, мой учитель. 25 лет! Наша дружба стара, как русский либерализм. Если б не ты, я уехал бы в Израиль, и стал бы водителем грузовика, и меня убило арабской пулей. Или палестинские мальчишки камнями бы закидали. На базаре в солнечный день. А так я – уважаемый человек. Здесь, в России. Не такой уважаемый, как ты, но все-таки. И когда все ебнется – а ебнется все обязательно – для меня останется место. Место диджея в доме для престарелых. И все это благодаря тебе, Игорюня. Если бы не ты, никогда в богадельнях не устраивали бы дискотек.

^{Целует Кочубея в губы.}

Ты – мой самый любимый, гигант и гений. Только не надо никакого покаяния. Я прошу, я умоляю тебя. Всей силой моей любви. Никто не любил тебя эти двадцать пять лет так, как я. А покаяние – это блажь, минутная слабость. Это все из страха перед инсультом. Помнишь, ты мне говорил еще в комнате отдыха, там, в правительстве – вот, разобьет меня инсульт, и кому буду нужен? Ни слова, ни строчки.

КОЧУБЕЙ. Вот, разобьет меня инсульт, и кому буду нужен? Ни слова, ни строчки.

ТОЛЬ. Адриатика вылечит тебя. Тебе же всегда она нравилась. Адриатика. Помнишь саммит на Корфу? Прозрачно-голубая вода, и ты, такой весь внезапно повзрослевший, в молочно-кремовом – от Кардена. На верхней палубе яхты греческого премьера.

^Пауза.

КОЧУБЕЙ. Какое это страшное место!

ГОЦЛИБЕРДАН. А?

КОЧУБЕЙ. Какое это страшное место!

ГОЦЛИБЕРДАН. Ты про Россию, надеюсь? Ничего такого уж страшного. Да, страшновато. Но не совсем страшно. С нормальными деньгами протянуть можно.

^Пауза.

Или ты про свою деревню Большие Сумерки?

КОЧУБЕЙ. От инсульта надо скрываться далеко. Это я правда знаю.

ГОЦЛИБЕРДАН. Вот и славненько. Если ты хочешь полететь в Гондурас, к убитому архиепископу Марадьяге, мы можем попросить у Борьки космический корабль. Звездолет, еб твою мать. С проверенным экипажем. Хочешь, мы попросим?

КОЧУБЕЙ. Попросим? Зачем?

ГОЦЛИБЕРДАН. Не хочешь – не попросим. Мне пора, Игорюня. Время. Дела. У меня же нет славы гения, чтобы хуячить весь день на диване. Будь умницей. Не совершай лишнего. Ты все равно не умеешь. Ты же вот хотел приют собачий в Серебряном Бору сварганить?

КОЧУБЕЙ. Хотел.

ГОЦЛИБЕРДАН. И что же – ни тпру ни ну?

^{Кочубей оглядывается на Гоцлибердана.}

Потому что ты не умеешь. Не надо тебе и пробовать. Если хочешь, купим тебе целые Фолклендские острова и свезем туда всех бездомных собак. Со всей Вселенной. Сто миллионов собак. Нет. Сто миллиардов собак. Боря оплатит. Я знаю, как его хорошо попросить.

КОЧУБЕЙ. Мальвинские острова? Не шути над ними, Гоц. Пожалуйста.

ГОЦЛИБЕРДАН. Над собаками? Их отстреливать надо, а не вышучивать. Андрюшка Полевой был двадцать семь раз прав. Я не знаю, зачем ты его заложил. Ему теперь визу в Америку, говорят, не дают. А с другой стороны – на хуя Андрюшке в Америку! Что там Америка у него не видела.

^{Поднимается во весь рост.}

Здоровеньки булы, господин основатель! Не забывайте меня. Я скоро вернусь.

^{Уходит.}

^{Возвращается.}

Да, Игорь. Я совсем забыл напомнить. В Онкоцентре тогда человек двадцать сдохло. Три – в операционных, и еще типа семнадцать – в реанимации. Из-за отключения света. Я еще бабло возил, чтоб они не кипежевали. Ну, не они, а родственники, конечно. Мертвецы-то не кипежуют. Помощник премьера самолично бабло развозил. Совковым объедкам всяким. Маршальским детям на Толстого и цековским внукам на Грановского. Всем развез. Все успокоились.

^Пауза.

Хотя двадцать человек – это разве много? Двадцать человек ежедневно умирают в Нижнем Нечерноземье от автомобильных катастроф. Ежедневно. И никто никогда больше не знает про эти 20 человек. И никаких денег им не развозит. И в газетах не пишут. В Интернете не сообщают. И Ельцин никому не звонит. Даже мертвый Ельцин никому не звонит. А тут – всего лишь 20 человек во имя вождя либеральных реформ. Какая, в сущности, хуйня!

^Пауза.

Держись, Игорь. Да хранит тебя Господь от этих глубин!

^{Окончательно.}

XLV

^{Кочубей.}

КОЧУБЕЙ. Ноэми! Ноэми, это ты? Привет, моя дорогая. Как ты? Да, я тоже ничего. Скоро уезжаем. Да, надолго. На остров. Юг Атлантики. Атлантический океан. Слышала такой? Как? Все вместе. Мы с женой и ты. Втроем? Разве ты не хочешь на юг Атлантического океана. Там такой отдых. Такие массажи. Фитнес. Как ты любишь. Я книжку «Улисс» дочитал. Буду тебе пересказывать. На ночь почитаю. Жена? Какая жена? Моя жена. Она не против. Она даже за. Она давно хотела уехать из Москвы. С папой? Зачем тебе с папой? Разве я тебе не вместо папы? Да, неудобно. Я согласен. Посоветуйся, конечно. Там очень хороший климат. Погода, то есть, хорошая. Лучше, чем в Гондурасе. Одни только птицы, яркие, как канарейки. И еще цветы невероятные. Название какое-то длинное, на «а». Я вроде забыл сейчас. Но в Интернете обязательно посмотрю. Недели через две. Три. Ты успеешь посоветоваться. Обязательно успеешь. Но я не про то. Там мне машину подарили. На 55 лет. В прошлом году. На юбилей. Министерство экономики подарило. Точно помню, как называется: «Астон Мартин Рапид». Что? Не спортивная? А какая? Как? «Грантуризмо»? Ого-го, какие слова ты знаешь. Даже в книжке «Улисс» их нет. Так вот. Я хотел тебе ее подарить. Мне-то не нужно – я машину-то не вожу. Новая. Конечно. Новая. Ненадеванная, так сказать. Пробег – ноль. Так, кажется, правильно говорить. Нет, ну что ты! В теплом гараже стояла. Там у меня, дома, на подземной стоянке. На Малой Потемкинской. На ходу полностью. Видишь, как ты умеешь задавать правильные вопросы. Это очень пригодится у нас на острове. В Южной Атлантике. «Грантуризмо»! Кто бы мог подумать! К тебе подъедет мой помощник. Антон Хлебородов. Молодой, приличный парень такой. Из Школы Тициана. Художник. Он оформит доверенность. И машину тоже передаст. Он аккуратно водит. Не поцарапает. Убили? Кого убили? Да нет, вроде. Все живы. Живы будем – не помрем, как говорится. Я дам Антону твой телефон. Думай об острове, пожалуйста. Думай побыстрее. Без твоих танцев я там умру от тоски. Нет, просто заболею сначала. От тоски. Умру – потом. «Астон Мартин Рапид». Да, как раз «Рапид». Прощай, мое солнышко. Нет, я хотел сказать – до свиданья. До свиданья, мое солнышко. Скоро увидимся. Скоро увидимся. Еще до заката. Может быть. Как скажешь. Завтра. Я позвоню.

XLVI

^{Толь, Дедушкин, Гоцлибердан.}

ТОЛЬ. Начинай, Гоц. Время ограниченно.

ГОЦЛИБЕРДАН. Время ограничено только вечностью, друзья мои.

ТОЛЬ. Гоц!

ГОЦЛИБЕРДАН. Ладно, ладно, сразу быка за рога. Нам стало достоверно известно, в чем причина проблем Игоря Тамерланыча Кочубея. Проблем, которые мы все вынуждены в последнее время с глубоким прискорбием наблюдать.

ДЕДУШКИН. И в чем же?

ТОЛЬ. Да, в чем же?

ГОЦЛИБЕРДАН. Игорь Тамерланыч попал в героиновую зависимость.

ДЕДУШКИН. Простите, Гоценька, это наркотики? Я не очень разбираюсь…

ГОЦЛИБЕРДАН. Да, именно так. Премьер-министр Кочубей увлекся наркотиками героиновой группы. И не по своей воле увлекся, как уже очевидно.

ДЕДУШКИН. А по чьей же? По чьей же?

ТОЛЬ. Да, по чьей же?

ГОЦЛИБЕРДАН. По воле группы бывших и нынешних сотрудников КГБ, взявших в его плотное кольцо.

ДЕДУШКИН. КГБ? Да что вы говорите?

ТОЛЬ. КГБ? Ты уверен, Гоц?

ГОЦЛИБЕРДАН. Не я уверен. Мы все уверены. Потому что это непреложный факт. Библейский факт, можно сказать.

ТОЛЬ. Ты сказал лишнее слово, Гоц.

ГОЦЛИБЕРДАН. Я больше не буду, Борис Алексеевич.

ДЕДУШКИН. А откуда пришли эти работники КГБ?

ГОЦЛИБЕРДАН. Они никуда и не уходили. Следили за Игорем все эти годы. И когда поняли, что он скучает, и тоскует, и может быть, даже ностальгирует по дням своей великой власти над одной восьмой частью суши, взяли его в оборот.

^{Очень маленькая пауза.}

Подсадили на героин. Как мальчишку!..

ДЕДУШКИН. Страшные вещи вы говорите, Гоценька. Правильно я делал, что никогда с этими кагэбэшниками не связывался. Я помню, когда я еще ездил на аспирантскую практику в Энгельс, лето было очень жаркое…

ТОЛЬ. А зачем бывшие и нынешние сотрудники КГБ так поступили, Гоц?

ГОЦЛИБЕРДАН. Разумеется, чтобы манипулировать Игорем Кочубеем и управлять им. Подталкивать его на вопиющие высказывания и непредсказуемые поступки.

ТОЛЬ. Им это удалось?

ГОЦЛИБЕРДАН. Им это почти удалось. Игорь Тамерланович, которого мы все считали, и все еще считаем, и вполне справедливо считаем, и полностью справедливо считаем подлинным богом русского либерализма, стал забываться и заговариваться. Он попытался публично осудить наше общее прошлое и сказал обо всех присутствующих немало обидных, причем – подчеркиваю! – необоснованно обидных слов.

ДЕДУШКИН. И обо мне он тоже что-то сказал?

ГОЦЛИБЕРДАН. Конечно. В интервью новозеландскому радио «Голос Пастора» он назвал профессора Дедушкина старым мелочным жуликом. Правда, тут же поправился и назвал профессора мелочным жуликом солидного возраста.

ДЕДУШКИН. Игорь Тамерланч такое сказал?!

ГОЦЛИБЕРДАН. Вы не слушаете радио «Голос Пастора», профессор?

ДЕДУШКИН. Признаться, я свой радиоприемник хороший, за двадцать тысяч долларов, который мне кабардинские товарищи подарили, Танечке отдал. Дочке моей отдал. Ей нужнее. Она слушает ценовые прогнозы. Цены на медь там, на алюминий. Она же работает на кафедре случайных цен, вы знаете, ребята. А в машине водитель всегда музыку включает. «Европу Плюс» или там что-то еще. А мне неудобно просить его переключить. Он молодой, у него вся жизнь впереди. А мне-то что…

ГОЦЛИБЕРДАН. То есть вы никогда не просили вашего водителя включить вам новозеландское радио «Голос Пастора»?

ДЕДУШКИН. Никогда, Гоценька. Совсем никогда.

ТОЛЬ. Ладно. Что дальше?

ГОЦЛИБЕРДАН. Эти сотрудники КГБ, движимые стремлением отомстить всем либералам и уничтожить либеральное движение в России, подослали к Игорю двух агентов. Первым был псевдосвященник Гавриил Сирин. Вторым – национал-большевик, люмпен Антон Хлебородов. Оба передавали Игорю средства героиновой группы и помогали делать инъекции.

ДЕДУШКИН. Как это чудовищно!

ТОЛЬ. Дальше!

ГОЦЛИБЕРДАН. По мере времени обоих агентов убрали. У кагэбэшников принято убирать агентов, когда они перестают быть нужными.

ДЕДУШКИН. Как это правильно, мальчики, что мы с вами так никогда и не стали агентами КГБ!

ТОЛЬ. И теперь?

ГОЦЛИБЕРДАН. И теперь они шантажируют Игоря. Они говорят, что больше не дадут ему ни одной дозы наркотика, если он не осуществит покаяние. Полное и безоговорочное покаяние.

ДЕДУШКИН. О чем покаяние, Гоценька?

ТОЛЬ. В чем покаяние, Гоц?

ГОЦЛИБЕРДАН. Дорогие коллеги, во всем. Во всем, что мы делали и делаем под руководством Игоря Кочубея.

^{Страшный кашель.}

ТОЛЬ. И что Игорь?

ГОЦЛИБЕРДАН. У Игоря осталось два выхода. Первый – пойти на условия кагэбэшников и покаяться. Но Игорь – мужественный человек. Мы все его давно знаем. Он умеет быть смелым до потери инстинкта самосохранения. Он не хочет каяться.

ДЕДУШКИН. Что же он будет делать? Кагэбэшники же убьют его. Я их знаю. Точнее, знал когда-то по старой работе. Они уничтожат его. Они ужасные люди.

ТОЛЬ. Что же будет делать Игорь?

ГОЦЛИБЕРДАН. Игорь приготовил ампулу с ядом. Абсолютно современный яд, разработанный учеными нашей Корпорации. Лабораторией счастливой старости. Действует за несколько часов. Шесть часов или семь, точнее забыл. Вызывает отек легкого. Смерть – и никаких внешних признаков отравления. Вскрытие покажет, что Игорь скоропостижно скончался от отека легкого.

ТОЛЬ. Ты хочешь сказать, Гоц, что Игорь готов покончить с собой?

^{Легкая пауза.}

ГОЦЛИБЕРДАН. Видите ли, коллеги. Игорь не просто готов. Вы же знаете его твердый, непреклонный характер. Мы все знаем его твердый, непреклонный характер. Не случайно этот человек спас страну от голода и гражданской войны. Точнее, мы все под его руководством спасли страну от голода и гражданской войны. Если на четвертый день, отсчитывая от нынешнего, Игорь не получит от кагэбэшников очередную дозу препаратов героиновой группы, он примет яд. Ничего иного. Простите меня.

ДЕДУШКИН. Мальчики, какой ужас! Я такого ужаса со сталинских времен не слыхивал. Если вы мне позволите, я не буду рассказывать ни Танечке, ни Алисочке, внучке моей. И супруге ничего говорить не стану. Они сентиментальные женщины, они не сразу переживут.

ТОЛЬ. Скажи, Гоц. Всему, что ты рассказал, есть документальное подтверждение?

ГОЦЛИБЕРДАН. Безусловно. Двадцать семь часов аудио-и видеозаписей.

ТОЛЬ. Законным ли путем получены эти записи?

ГОЦЛИБЕРДАН. Несомненно. Только законным путем. На основании решения местечкового военного суда гуманитарного округа Большие Сумерки.

^{Разглядывают.}

ТОЛЬ. Прежде всего. Я хочу сказать, прежде, чем перейти к конкретике, мы должны ответить на главный принципиальный вопрос.

ГОЦЛИБЕРДАН. Я согласен, Борис Алексеевич. Мне представляется, вы должны его сформулировать.

ДЕДУШКИН. Я припоминаю нашу лабораторию. Марксистско-ленинскую, середина восьмидесятых. Как в тумане все. В бумаге из-под любительской колбасы. С такими пятнами жирными, помните. Меня все жена бранила, что я пальцами от колбасы брал академические записки. Боренька блестяще умел формулировать вопросы. Превосходно умел. Игорь все больше отвечал, а вот Боря, Боря – вопросы!..

ТОЛЬ. Спасибо, коллеги. Вопрос стоит так: готовы ли мы вмешаться в жизнь и судьбу нашего товарища в этот критический момент?

ГОЦЛИБЕРДАН. Действительно. Не ответив на этот вопрос, мы не можем двигаться дальше.

ТОЛЬ. Что ты думаешь, Гоц?

ГОЦЛИБЕРДАН. Я думаю, история, характер и природа наших отношений с Игорем исключают возможность, чтобы мы не вмешались в его жизнь и судьбу в этот критический момент.

ТОЛЬ. Я тоже так думаю. Считайте, друзья, что я уже дал ответ.

ГОЦЛИБЕРДАН. Теперь вы, профессор.

ДЕДУШКИН. Что-что?

ТОЛЬ. Нам хотелось бы услышать вашу точку зрения, профессор. Что вы думаете по главному принципиальному вопросу?

ДЕДУШКИН. Вы же знаете, друзья мои. Я гуманитарий. Стопроцентный советский гуманитарий. Мне сложно отвечать на такие вопросы.

ТОЛЬ. Но это уже вопрос сугубо гуманитарный. Не так ли, Гоц?

ГОЦЛИБЕРДАН. Сугубо гуманитарный. И даже сугубо советский. Кафедра социалистической морали. Третий курс. Второй семестр?

ДЕДУШКИН. Что я должен ответить, мои дорогие?

ТОЛЬ. «Должны» – это не очень правильное слово.

ГОЦЛИБЕРДАН. Модальность неправильная.

ТОЛЬ. Мы хотели бы, чтобы вы дали нам ответ на главный принципиальный вопрос.

ДЕДУШКИН. А разве вы, Боренька, уже не ответили на него?

ТОЛЬ. Я ответил.

ГОЦЛИБЕРДАН. И я ответил.

ТОЛЬ. Мы с Гоцем ответили. Теперь нам важен ваш ответ.

ДЕДУШКИН. Мой ответ?

ГОЦЛИБЕРДАН. Ваша точка зрения, профессор. Вы же наш учитель. Наша теоретическая опора. Куда же мы без вас.

ДЕДУШКИН. Бог с вами, ребята, какая я опора? У вас давно совсем другие опоры, гораздо прочнее, чем старый ДЕДУШКИН.

ТОЛЬ. Евгений Волкович! У вас есть позиция по данному вопросу?

ДЕДУШКИН. Простите, Боренька, по какому вопросу?

ТОЛЬ. Ну, по этому. По главному. Ты помнишь, Гоц, как он формулируется? Он длинный довольно, этот вопрос.

ДЕДУШКИН. Вот видите! С моей память уже не до длинных вопросов. Пока отвечаешь на первую половину, забываешь вторую.

^{Глядят вверх.}

Или наоборот. Пока смотришь на вторую, забываешь первую.

^Пауза.

ТОЛЬ. Ты можешь повторить вопрос, Гоц?

ДЕДУШКИН. Для профессора?

ТОЛЬ. Конечно. Для профессора.

ДЕДУШКИН. Я и вправду не расслышал вопрос, ребята. Старые уши. Барабанные перепонки уже негибкие. Когда-то бабушка моя, со Среднего Поволжья, ничего почти не слышала. Я хотел ее спросить, где в буфете ежевиковое варенье, так по пять раз спрашивать приходилось. А теперь вот сам…

ГОЦЛИБЕРДАН. Ежевичное.

ДЕДУШКИН. Что вы сказали, Гоценька?

ГОЦЛИБЕРДАН. Варенье не ежевиковое, а ежевичное. Так по-русски называется.

ДЕДУШКИН. Ох, чего только как по-русски не называется.

ТОЛЬ. Я так и не понял, Гоц, почему ты не повторяешь вопрос? Мы ждем. У нас мало времени.

ГОЦЛИБЕРДАН. Скоро вечность, господа. А вопрос звучит так…

ДЕДУШКИН. Впрочем, не надо, Гоценька. Не утруждайте себя. Не тратьте время на старика. Борис Алексеевич же ответил на вопрос.

ГОЦЛИБЕРДАН. Ответил.

ТОЛЬ. Я ответил. Но нам хотелось бы услышать ваше мнение.

ДЕДУШКИН. Мое мнение состоит в том, что этот вопрос – целиком в вашей компетенции. Я не вправе оспаривать ваш ответ, даже если б и хотел это сделать.

ТОЛЬ. А вы хотели бы это сделать?

ДЕДУШКИН. Нет-нет, что вы, я не хотел бы этого делать.

ГОЦЛИБЕРДАН. А почему вы не хотели бы этого делать?

ДЕДУШКИН. Я привык доверять вам, мальчики. С той нашей лаборатории еще привык.

ГОЦЛИБЕРДАН. Значит ли это, что ваш ответ совпадает с ответом Бориса?

ДЕДУШКИН. Простите, Гоценька, а какой был ответ Бориса?

ГОЦЛИБЕРДАН. Ответ Бориса был, что типа да, вмешаемся в жизнь и судьбу.

^Пауза.

В критической ситуации.

ДЕДУШКИН. Наверное. Я думаю, процентов на восемьдесят.

ТОЛЬ. А остальные двадцать? Евгений Волкович?

ДЕДУШКИН. Двадцать? Зачем двадцать?

^Пауза.

Вы знаете, моя тетя, Оксана Эрнестовна Энгельгардт, она жила на даче под Саратовом, и там крыжовник был неописуемый, красно-зеленый в трещинках, говорила такую фразу: из меня делается двадцать. Так и говорила: из меня делается двадцать! Если ей что-то не нравилось, так и говорила.

ГОЦЛИБЕРДАН. Вы не готовы подтвердить, что согласны с ответом Бориса на сто процентов?

ДЕДУШКИН. Почему не готов? Вы сказали не готов?

ГОЦЛИБЕРДАН. Тогда вы готовы подтвердить, что согласны с ответом Бориса на сто процентов?

ДЕДУШКИН. Вы знаете, я всегда ценил умение Бориса отвечать на сто процентов. До конца. Ведь потому Игорь Тамерланч и доверил ему ключевой пост в правительстве. До конца.

ТОЛЬ. Мы сейчас какой вопрос обсуждаем, коллеги?

ГОЦЛИБЕРДАН. Главный. И принципиальный.

ТОЛЬ. И ваш ответ на него, профессор?

ДЕДУШКИН. Разве я для вас профессор? Давно уж не профессор!..

ТОЛЬ. Почему вдруг? Мы вас чем-то обидели?

ГОЦЛИБЕРДАН. Вас, дорогой вы наш?

ДЕДУШКИН. Ну что вы, что вы. Вы просто уже намного ученей и образованнее меня. Если я профессор, то вы – академики. А разве академик станет называть профессора профессором?

ГОЦЛИБЕРДАН. Как вы думаете, Борис Алексеевич, академик станет называть профессора профессором?

^{Тяжкая пауза.}

ТОЛЬ. Евгений Волкович.

ДЕДУШКИН. Да, Боренька.

ТОЛЬ. Я все забывал вам сказать.

ДЕДУШКИН. Ну что вы, Боренька. У вас же шикарная память. Роскошная. Как «Зил-117» какой-нибудь. Помните, был такой брежневский лимузин?

ГОЦЛИБЕРДАН. Карбюраторный, еби его в сраку.

ДЕДУШКИН. Как-как-как-как-как?…

ТОЛЬ. Гоц!

^{Перевод духа.}

Евгений Волкович, я недавно говорил с президентом.

ДЕДУШКИН. С президентом?

ТОЛЬ. Да, с президентом. С нашим президентом. И я его прямо спросил: кто мог бы возглавить Академию рыночной экономики, если столь любимый всеми нами Евгений Волкович захочет сосредоточиться на заслуженном отдыхе. На давно заслуженном отдыхе.

ДЕДУШКИН. Вы его спросили? Или президент вас спросил?

ТОЛЬ. Я его спросил. Прямо спросил.

ДЕДУШКИН. И что же президент?

ТОЛЬ. Президент ответил мне: я считаю…

ДЕДУШКИН. Вы считаете?

ТОЛЬ. Президент ответил мне, что он считает. Президент считает, что следующим главой Академии рыночной экономики должна стать Татьяна Евгеньевна Дедушкина. И только она.

ДЕДУШКИН. Он так считает?

ТОЛЬ. Он так считает.

ГОЦЛИБЕРДАН. Профессор, а разве она Дедушкина? Я думал, она Альтшулер или там Шилкопер. У Изьки-то ейного какая фамилия? Он у нас на курсе был главный преферансист. Полфакультета, сука, обобрал. Потом ему чечены так рожу начистили…

ТОЛЬ. Гоц!

ДЕДУШКИН. Нет, Танечка – Дедушкина, как я. То есть как жена моя, женского народа. Они с Изечкой не разводились, просто он сам ушел. Но бумаги-то все на Дедушкину. На старую фамилию. Дипломы все. Дедушкина она.

^Пауза.

А президент сказал, он сам предложит Татьяну Евгеньевну? Танечку мою?

ТОЛЬ. Президент сказал, что вмешиваться в дела независимого учебного заведения не имеет права.

ДЕДУШКИН. Не имеет?…

ТОЛЬ. По Конституции – не имеет.

ГОЦЛИБЕРДАН. И по закону.

ТОЛЬ. И по закону – не имеет.

ДЕДУШКИН. Не имеет? Как же не имеет?

ТОЛЬ. Но морально и профессионально очень хочет, чтобы Татьяна Евгеньевна Дедушкина возглавила Академию. И в ближайшее же время пошлет всем все необходимые сигналы.

ГОЦЛИБЕРДАН. Земля-земля, кто я.

ДЕДУШКИН. Так и сказал?

ТОЛЬ. Так и сказал.

^{Маленькая пауза.}

ДЕДУШКИН. Я всегда был уверен, что наш президент – человек выдающийся. Еще когда увидел его в игорном доме лет семнадцать назад.

ТОЛЬ. Где увидели?

ДЕДУШКИН. В игорном доме. Казино, это, кажется, так теперь называется. Иду мимо столов, любуюсь молодежью. И вдруг – проницательный взгляд такой, как будто насквозь меня пронзил. Я поднимаю глаза – молодой мальчик, лет двадцати пяти, прекрасный как…

ГОЦЛИБЕРДАН. Прекрасный, как мертвый принц.

ДЕДУШКИН. Вот-вот, Гоценька, вы очень хорошо придумали. Даже, скорее, как спящий красавец. Черненький, кучерявый такой. Нет, не очень кучерявый, а только слегка. Я ему сразу сказал: вы так проницательно смотрите, молодой человек, что точно станете президентом.

ГОЦЛИБЕРДАН. Так и сказали?

ДЕДУШКИН. Так и сказал.

^{Еще пауза.}

Ребята, если вас интересует мое мнение, я точно считаю, что мы должны помочь Игорю Тамерланчу. Вмешаться, как вы сказали, в его жизнь и судьбу. В критической ситуации. Разве не так?

ТОЛЬ. Все так, профессор. Я знал, что мы можем на вас положиться.

^{Скромное подобие грома.}

ДЕДУШКИН. Да что вы, Боренька. Это я теперь должен на вас полагаться. Конечно, конечно. Только Танечка справится с этим страшным хозяйством. 22 объекта только в России. 147 000 квадратных метров. Филиал в Лондоне. Филиал в Женеве. Сейчас думаем еще в Лас-Вегасе филиал открывать. Взяли пансионат в Сочи. Построили на Новой Риге, где был военный городок. Нельзя все это бросить. Она же очень терпеливая у меня. Усидчивая. Она все перетерпит. Только диссертацию мы пока не закончили. Докторскую. Не закончили. Хотели к весне, но не получается. Просто так происходит, по правде сказать, что Танечка попивает. С тех пор, как Изечка ушел, попивает. Они не развелись, он просто так ушел. Тяжело ей. Дом, работа. Кафедра случайных цен. Внучка наша, Алисочка. Хотим вырастить, чтобы никому не стыдно. Но мы докторскую закончим. Обязательно. К лету теперь закончим. Надо только, чтобы президент не забыл послать всем все сигналы. Не забыл чтобы. Честное слово. Я так думаю.

ТОЛЬ. Гоц!

ГОЦЛИБЕРДАН. Да, Борис Алексеевич.

ТОЛЬ. У нас есть план помощи нашему другу?

ГОЦЛИБЕРДАН. У нас есть три варианта помощи нашему другу.

ТОЛЬ. Почему три варианта? Я же просил тебя разработать план.

ГОЦЛИБЕРДАН. Это и есть план. Он разработан в трех вариантах.

ТОЛЬ. И все три варианта предполагают помощь нашему другу в этот критический момент?

ГОЦЛИБЕРДАН. Все три варианта предполагают помощь в этот критический момент.

ТОЛЬ. Хорошо. Переходи к изложению.

^{Перед собой.}

ТОЛЬ. Вы не очень простудились, профессор?

ДЕДУШКИН. Что вы, Боренька, я совсем почти не простудился! В моем возрасте ни за что нельзя простужаться. Ангина, знаете ли, а потом и мгновенная смерть.

ГОЦЛИБЕРДАН. Отек легкого?

ДЕДУШКИН. Да, отек легкого. Или что еще бывает похлеще.

ГОЦЛИБЕРДАН. Итак, на основании поручения президента Корпорации вечной жизни господина Толя Бэ А перехожу к изложению.

^Пауза.

Вариант первый: предложить нашему другу Игорю наши собственные препараты героиновой группы. Вместо тех, что дают ему бывшие и нынешние сотрудники КГБ. Тогда они больше не смогут им манипулировать, а манипулировать им сможем только мы.

ТОЛЬ. Мы хотим им манипулировать?

ГОЦЛИБЕРДАН. Нет, мы не хотим им манипулировать.

ТОЛЬ. Это правильно. Игорь наш друг, и манипулировать им было бы с нашей точки зрения морально необоснованно.

ДЕДУШКИН. Я вот и хотел сказать – ни в коем случае нельзя манипулировать Игорем Тамерланчем. Я это понял еще у нас в лаборатории, когда…

ТОЛЬ. А есть ли у нас собственные препараты героиновой группы?

ГОЦЛИБЕРДАН. Да, у нас есть собственные препараты героиновой группы. Их выпускает компания «Героин России» – дочернее предприятие Корпорации вечной жизни.

ТОЛЬ. Мы уверены в качестве этих препаратов?

ГОЦЛИБЕРДАН. Мы уверены в качестве этих препаратов. По силе воздействия наша продукция примерно на 20 процентов превосходит средства, которые предоставляют Игорю бывшие и нынешние сотрудники КГБ. Нашему другу Игорю средства которые предоставляют.

ТОЛЬ. Если мы передадим Игорю препараты героиновой группы, будет ли это соответствовать федеральному законодательству?

ГОЦЛИБЕРДАН. Если мы передадим нашему другу Игорю…

ДЕДУШКИН. Вот-вот, тут очень важно подчеркнуть, что он наш друг. Чтобы ни у кого не было никаких сомнений. Ни малейших.

ГОЦЛИБЕРДАН. Это не будет соответствовать федеральному законодательству. Федеральное законодательство не предусматривает возможности передавать препараты героиновой группы бывшим премьер-министрам страны.

ТОЛЬ. Значит, мы можем передать Игорю…

ДЕДУШКИН. Нашему другу Игорю. Другу Игорю Тамерланчу!

ТОЛЬ. Препараты только с нарушением закона.

ГОЦЛИБЕРДАН. Выходит так. Только с нарушением закона. Правда, с легким нарушением. Ничего тяжелого. Обычное нарушение закона. Как принято у нас в России.

ТОЛЬ. Я не знаю, как принято у вас России.

ДЕДУШКИН. О, у нас в России!..

ТОЛЬ. Но я никогда не соглашусь на то, чтобы мы своими действиями или бездействием нарушили закон. Даже в мелочах. Даже ради нашего друга Игоря.

ГОЦЛИБЕРДАН. Признаться, и меня всегда несколько коробит от перспективы нарушить закон. Даже в мелочах.

ТОЛЬ. А вы что думаете, профессор?

ДЕДУШКИН. Вы знаете, если я дожил до 77 лет и меня все еще окружают молодые люди, то потому, что никогда не нарушал закон. Я, когда читаю первокурсникам лекцию, 1 сентября, всегда говорю им: вы юные, талантливые, прекрасные, у вас все впереди, растите, расцветайте, делайте вообще все, что хотите, только прошу вас, умоляю вас, заклинаю вас, мои дорогие: никогда не нарушайте закон! Никогда!

ГОЦЛИБЕРДАН. Ибо я пришел подтвердить каждую букву из закона. А совсем не то, что вы могли подумать.

ТОЛЬ. Итак, Гоц, первый вариант отпадает. Потому что мы не можем нарушать закон. И не хотим нарушать закон. Какой у нас второй вариант?

ГОЦЛИБЕРДАН. Второй вариант у нас – излечение Игоря от наркотической зависимости. В клинике.

ДЕДУШКИН. Блестящий вариант, по-моему. Блестящий. Только Гоценька мог такое придумать.