Текст книги "Князь Довмонт. Литва, немцы и русичи в борьбе за Балтику"

Часть вторая. Русский рубеж

Глава 1. Новгородцы и крестоносцы

Разумеется, нальшанский князь не случайно бежал именно во Псков. Здесь так же, как и в Полоцке, не было русской общины в чистом виде. Эти земли населяли балты, затем сюда пришли кривичи, широко расселившиеся на просторах Восточной Европы. Кривичи создали Полоцкое и Смоленское княжества, их поселения доходили до междуречья Оки и Волги, то есть это племя поучаствовало в этногенезе великороссов. Расселились они и на Псковщине, но дальше на север проникнуть не смогли. К середине VIII века произошло переселение на Ильмень и Ладогу славянских родов из Южной Балтии. Это были полабские и, может быть, поморские славяне, разделенные на множество мелких субэтносов. Кашубы и бодричи, стодоряне и гаволяне, руги и варины – выходцы из этих племен селились на южном берегу Ладожского озера, а потом продвигались к Ильменю. Прибыв на новое место, они забыли прежние племенные названия и получили известность как словене. Ничего необычного в этом нет. Этносы, переселяясь в новое место, часто забывают субэтнические названия и принимают свое исконное имя. То есть «держатся корней», чтобы сохранить идентичность. Это и случилось с балтийскими славянами.

Как явствует из текста Повести временных лет, словен покорили какие-то варяги. Кто скрывался под этим именем, неясно. Во всяком случае, не шведы, не датчане и не норвежцы («не свеи, не англяне и не урмане», как поясняют в один голос все изестные науке летописные списки). Затем произошло восстание против варягов, словене освободились, после чего призвали другую, конкурирующую варяжскую группировку с Рюриком во главе и наняли ее на службу. Однако Рюрик захватил власть в Приладожье. Он выстроил для себя крепостцу, где хранил добычу, и назвал ее Новгород. Через некоторое время в Ладоге вспыхнуло восстание славян под предводительством Вадима Храброго. Оно было жестоко подавлено с помощью теперь уже скандинавских наемников, которых возглавил колдун по имени Хельги, известный в летописях под именем Олега Вещего. При каких обстоятельствах Рюрик сошел со сцены, нам неизвестно. Может, был убит по приказу Хельги, который стал править в качестве опекуна при его сыне. Или – умер естественной смертью (точный год неизвестен, ибо приведенная летописцем дата крайне сомнительна).

В Северной Руси возникло двоевластие. Это напоминает отчасти институт сёгуната в Японии, отчасти – диктатуру кардиналов при первых Бурбонах во Франции, когда одного «колдуна» – кардинала Ришелье – сменяет другой: Мазарини. Анализ летописей позволяет вычленить трех «Олегов», управлявших от имени князей. Хельги – это не имя, а титул жреца-правителя.

Первый «Олег» добился больших успехов: подчинил белозерских финнов и племена, жившие по реке Великой, то есть земли позднейшего Пскова. Но вот что интересно. Исследования классика советской археологии В. В. Седова показывают, что на землях Псковщины в то время преобладали балтские захоронения. То есть в этом районе имело место взаимопроникновение балтов и кривичей. Сходная ситуация – в Полоцке. Славяне лидируют, балты подчиняются, но нет ни ига, ни взаимных претензий, ни следов сражений и грабежа. Перед нами чистейший симбиоз. Два этноса симпатичны друг другу и образуют нечто вроде конфедерации.

Во времена первого «Олега» центром области вокруг реки Великой был Изборск. Затем славяне основывают Плесков, или Псков. Первое упоминание о нем содержится в Лаврентьевской летописи под 903 годом и связано с женитьбой некоего князя Игоря, которого хронист называет сыном Рюрика. Или, переводя на современный русский, «в год 6411 (903 год), когда Игорь вырос, то сопровождал Олега и слушал его, и привели ему жену из Пскова, именем Елена». Елена – это христианское имя небезызвестной княгини Ольги. Летописец называет ее псковитянкой, но сильно путает. Княгиня родилась лет на двадцать позже этой даты. Да и принадлежала, скорее всего, к числу родственников Хельги, то есть была хотя бы наполовину скандинавкой. Важно другое: Псков уже существует в первые годы X века, а Псковская земля входит в состав Руси. Славяне-кривичи занимают родовые поселки, которые постепенно превращаются в города, а протолитовцы-балты живут в деревнях и подчиняются кривичам. Но если перед нами «литовский» или, во всяком случае, балтский край, становится понятно, почему Довмонт бежал именно сюда, а не в Смоленск, Владимир-Волынский или Туров.

Древнерусское государство было довольно рыхлой федерацией, окраины которой тянули к независимости. Один из сыновей Владимира Красное Солнышко, Судислав, оторвал от Руси Псков и вокняжился там (1015–1036). Возможно, это произошло еще в 1014 году, когда новгородский Ярослав Мудрый восстал против своего отца Владимира. Тогда Владимир в свою очередь направил Судислава во Псков, считавшийся «пригородом» Новгорода (то есть подчиненным местом), и тем самым ослабил мятежников. В 1015 году Владимир Красное Солнышко умер, его сыновья от разных жен стали претендовать на верховную власть, и началась свара. Кроме них в усобице принял участие племянник/пасынок Владимира – Святополк.

После двух междоусобных войн Святополк потерпел поражение и погиб где-то в Карпатах. Возможно, Ярослав Мудрый подослал к нему убийц. Большая часть сыновей Владимира также погибла или поумирала. Тогда против Ярослава выступил его брат Мстислав Тмутараканский, выиграл третью междоусобную войну, после чего Русскую землю поделили четверо князей: в Чернигове княжил брат Ярослава Мудрого – Мстислав, в Минске – племянник Брячислав, в Киеве – сам Ярослав Мудрый, во Пскове – еще один брат Судислав, права которого явно оговорили особо. Судислав расширял границы за счет финских племен в сторону Эстонии, а братья его не трогали.

В 1036 году Мстислав умирает бездетным, Ярослав присоединяет всю восточную половину Руси с Черниговом, Муромом, Тмутараканью. И тотчас нападает на Псков: обязательств по отношению к Судиславу больше нет. Псковичи терпят поражение, город захвачен, Русь ненадолго объединилась. Заметим, что нападения на Минск в то же время не было. Ярослав ненавидел именно Судислава и никого больше. Возможно, злопамятный Ярослав невзлюбил его как «предателя», расколовшего Новгородчину.

Судислава заточили в тюрьму. Он провел в заключении много лет и был отпущен на свободу лишь в 1059 году сыновьями Ярослава после страшных клятв не домогаться власти. Несчастный был пострижен в монахи и умер в 1063 году.

Что касается Ярослава, то он принял под свою власть не только Псков, но и эстов. К западу от Чудского озера князь заложил город Юрьев, названный в честь святого Георгия (Юрий – христианское имя Ярослава). Сейчас это эстонский Тарту.

Городские общины русских городов постепенно добивались самостоятельности и права избирать князей себе по вкусу. Этот порядок получил ошибочное название «феодальная республика» и вошел в учебники. В действительности перед нами самоуправление городской общины, где феодалов не было.

Новгород стал первым, где утвердился такой порядок. Считается, что это произошло в 1136 году, когда община выступила против князя Всеволода, сына Мстислава Великого. Эпизод был яркий, но его значение сильно преувеличено. Перед нами – лишь часть процесса ослабления княжеской власти и усиления городских общин на Руси.

Сама Новгородская земля не была монолитна. В Господине Великом Новгороде постоянно боролись представители разных партий, приверженцы смоленских, черниговских, суздальских князей. Эти князья время от времени возводили своих ставленников на новгородский стол. С другой стороны, за независимость боролись «пригороды» – например, Ладога и Псков. Они управлялись посадниками, назначавшимися из Новгорода. Однако общинам хотелось большей свободы и независимости. Поэтому уже в XIII веке мы видим, что Псков нет-нет да и получает собственных князей. Пускай это всего лишь полководцы; перед нами – первый шаг к обособлению.

Ситуацию осложняли внешнеполитические события. Когда окреп Псков, уже началась борьба за Прибалтику с немцами.

В 1207 году между орденом меченосцев и архиепископом Рижским возник первый конфликт. Рыцари претендовали на часть захваченных земель, то есть стремились обособиться как обычные феодалы. После некоторых споров и при посредничестве папы римского был произведен раздел Ливонии. По разделу Братья Меча получили земли ливов и южную часть Латгалии. Это были пограничные с русскими земли, и рыцари с энтузиазмом начали войну на границах. Цель провозглашалась благородная: окрестить варваров…

Псковская община контролировала другую часть Латгалии – обширную область Талаву к северу от Риги; эта область мешала немцам проникать в Эстонию, ибо находилась у них на пути. Во главе Талавы стоял старейшина Талибальд, или Таливалдис. Возможно, он не обладал даже княжеским титулом. К востоку находилась еще одна латгальская область, Атзеле, которую псковичи звали Чудь Очела и также считали своей данницей. Местные балты ладили с псковичами и даже принимали православие, что автоматически делало их своими, русскими. Пришельцы-рыцари какое-то время не трогали эти области, а пытались обходить стороной, что продолжалось, впрочем, недолго.

Уладив внутренние дела и получив гарантии на собственность еще не захваченных прибалтийских земель, меченосцы приступили к завоеваниям. На эстонской сцене появился новый деятель – монах-воин Бертольд, которого местные рыцари выбрали комтуром, то есть командором. Они захватили деревянную крепость племени вендов, назвали ее Венден и перестроили в мощный замок. С тех пор она стала опорой для завоеваний рыцарей в Ливонии. Пройдет время, и Венден сделается столицей Ливонского ордена.

Бертольд придрался к тому, что часть латгалов страдает от набегов эстов из области Унгавния. Собственно, это были даже не набеги, а деревенская вражда с драками, но для Бертольда последний факт значения не имел. Ему требовался повод. Предприимчивый комтур выступил в роли защитника обездоленных, а вот русские сделать этого не смогли. Бертольд собрал немецкий отряд, присоединил к нему вспомогательные части латгалов (летов) и начал завоевание Эстонии. В 1209 году немцы дошли до эстонского замка Оденпе – Медвежья Голова.

Активность Бертольда напугала даже епископа Риги Альберта фон Буксгевдена. Епископ знал, что эсты находятся в зависимости от Господина Великого Новгорода, и опасался получить нового врага. Состоялись переговоры, на которых стороны заключили мир и демаркировали границы. Эта тактика усыпила бдительность северных русских общин, которые больше занимались выяснением отношений между собой, чем расширением границ и противостоянием немцам. То есть на первом этапе борьбы за Балтику мы видим такую же беспечность со стороны новгородцев и псковичей, как прежде – со стороны Владимира Полоцкого. Русичи сперва дали врагу закрепиться, а уж потом начали борьбу, но немцы оказались столь сильны, что нашим предкам пришлось обороняться, а не атаковать. А ведь если бы люди, принимавшие решения, не вынашивали свои «хитрые планы», а действовали решительно, всё могло быть иначе. Можно сколь угодно ссылаться на обстоятельства, сложность ситуации, оправдывать бездарных политиков, но факты говорят о другом. Когда Александр Невский собрал дружину и обрел волю к сопротивлению, он остановил натиск шведов и немцев, увенчав свои кампании двумя победами – на Неве и на Чудском озере. Когда герой нашей книги – Довмонт – сделался псковским князем, он бил немцев, как хотел. Следовательно, дело не в недостатке сил и не в сложной политической ситуации. Дело – в наличии воли к сопротивлению. Либо она есть, либо нет. Не заметить врага всегда проще, чем совершить усилие и выйти на бой. Не все наши предки смогли совершить такое усилие. За эту недальновидность пришлось расплатиться десятками тысяч жизней и утратой земель. Но, к счастью, поражения были не окончательными.

Тем временем часть летов, как мы видели, перешла на сторону немцев, чтобы рассчитаться с эстами за обиды. Уже в 1210 году комтур Бертольд фон Венден повел их в набег на Медвежью Голову – Оденпе. Деревянный эстонский замок был взят и разграблен, а те мужчины-эсты, которые не успели попрятаться, перебиты. Женщин победители щадили, превращая в пленниц. Восстановленный город Оденпе стал немецким данником.

Бертольд вернулся с богатой добычей. Его подвиги признал даже епископ Альберт. Тем более что события показали: с Новгородом можно не считаться, как и с Полоцком.

Сами эсты, однако, активизировались: напали на Венден и безуспешно пытались овладеть замком. К Бертольду пришли подкрепления, эсты отступили, заманили врага в засаду на переправе через речку Имеру и нанесли поражение. Немцы ответили новым походом, ради которого объединились силы меченосцев и рижского епископа. В 1211 году они взяли замок эстов Вильянди и переименовали в Феллин. Обе стороны вели войну без пощады. Немцы, разумеется, рисовали себя благородными воинами, а эстов – бездушными варварами, которые жарят пленных заживо или удушают, предварительно вырезав на спине знак креста. Но тевтоны убивали пленных не менее жестоко. Сожжение еретиков или язычников на кострах как раз входило в моду в тогдашней Европе и становилось одним из неотъемлемых атрибутов западной цивилизации.

Это было время «смоленской гегемонии» на Руси. Мы уже видели, что смоленские князья пытались захватить Полоцк. Они господствовали в Киеве и старой земле древлян. Более того, утвердили одного из представителей своего рода в Великом Новгороде и таким образом контролировали весь торговый путь «из варяг в греки»; во всяком случае, ту его часть, что проходила по территории Руси.

Звали новгородского правителя из «смоленских» Мстислав Удатный (1209–1215, 1216–1218). Его характер и политическую программу принято критиковать. В этом солидарны классики русской исторической науки Н. М. Карамзин и С. М. Соловьев. Они любуются героизмом и отвагой Мстислава, но оба считают его слишком легкомысленным. Для Соловьева Удатный – вообще олицетворение антигосударственного начала, это человек, находившийся в плену родовых традиций и оттого терпевший поражение в столкновениях с новым, государственным порядком. Но сия умозрительная схема не выдерживает критики, потому что никакой государственной традиции еще не было. Мстислав обладал несомненным полководческим талантом, но в то же время был блестящим дипломатом. Он умел договариваться с половцами и финнами, вел тонкую политику в отношении других русских князей, умел лавировать между разными партиями в русских общинах Новгорода, Смоленска и даже Галича. А самое главное, что необходимо поставить ему в заслугу, – Мстислав освободит Галич от власти венгров в тот момент, когда католики практически завоюют и дезинтегрируют Западную Русь. Подробно мы рассказывали об этом в биографии Даниила Галицкого. К слову, Мстислав Удатный приходился дедом с материнской стороны Александру Невскому. Не от него ли унаследовал Александр полководческий талант и личную храбрость?

Неизвестно, как глубоко понимал Мстислав опасность вторжения Запада на Русь. Впервые он столкнулся с западными рыцарями на земле Прибалтики, когда стал князем Великого Новгорода. Узнав о набеге Бертольда на Медвежью Голову, Мстислав счел это покушением на интересы возглавляемой им общины. Князь вооружил новгородские рати и отправился брать Оденпе, который, как мы говорили выше, стал данником меченосцев. Согласно хронике Генриха Латвийского, это произошло в 1210 году, по новгородским же летописям – в 1212-м. В Псковской летописи значится под этим годом: «Ходи Мстислав Мстиславович… на Чудь, рекомую Торму, с Новгородцы и Плесковичи, и много плениша ихъ; потом же князь на зиму ходи с Новгородци к Чюдцкому городу, к Медвежей Голове, и села их попустошиша, и подступиша под город, и поклонишася Чюдь князю, и дань с них взят».

Ссылка на Псковскую летопись требует небольшого пояснения. Псковских летописей существует несколько, они изданы в Полном собрании русских летописей и представлены в библиографии к данной книге. Однако мы пользовались в основном тем вариантом псковского летописания, который опубликовал в 1837 году отдельным изданием известный русский историк М. П. Погодин (1800–1875). Впоследствии она выпущена в составе Полного собрания русских летописей уже как Первая Псковская. В библиографии мы даем ссылки на оба издания для удобства читателя: он может выбрать любой удобный вариант для сверки текста.

Ссылки в нашем тексте просто на «Псковскую летопись» означают публикацию Погодина. Те единичные случаи, где потребовалось уточнение, оговариваются особо. «Сказание о Довмонте», как известно, представлено во Второй Псковской летописи и идет в тексте сразу после «Сказания об Александре Невском», вслед за этим начинается стандартное летописное изложение событий с XI века. Но мы предпочли работать с более поздним вариантом «Сказания», изданным в серии «Памятники литературы Древней Руси» с хорошим комментарием и переводом. Небольшой недостаток публикации – лишь в том, что переводчики пишут слово «Бог» в соответствии с тогдашними советскими нормами со строчной буквы, и мы, естественно, в цитатах воспроизводим именно такое написание. В остальном издание и перевод безупречны. А теперь вернемся к рассказу.

Мстислав Удатный вновь покорил эстов, условился о выплате ими дани и повернул назад. Немцы тотчас вернулись и в свою очередь обложили данью многострадальную общину Оденпе, так как не соглашались терять завоевания. То было уже серьезное заявление на земельную собственность, а не мелкое недоразумение.

В это время Мстислав столкнулся с изменой в собственных рядах. Его предал родной брат Владимир, которого Удатный поставил во главе «плесковичей», то есть псковичей.

Нужно понимать, что постоянного «места работы» у большинства тогдашних русских князей не было. Они не имели вотчин, а перемещались из княжества в княжество согласно сложной процедуре наследования, в ходе конфликтов или политических интриг.

Мстислав Удатный одно время правил Торопецким княжеством на Смоленщине, затем сменил «рабочее место». Торопец достался его брату Владимиру. Город был окружен прусским племенем голядь. Следовательно, Владимир был среди литвы своим человеком. В Псковской летописи в статье под 1213 годом его вообще называют «литвином», и это не позднейшая ошибка летописца, а замечание человека, хорошо знавшего этнические особенности региона.

Оговоримся: было бы неверно считать Владимира духовным братом Миндовга или Товтивила. Последние были частью литовско-русского мира, а Владимир – русско-литовского.

Из Торопца Владимир перешел работать на Псковщину (модернизированный оборот хорошо отражает суть явления). В современных списках князей Пскова можно найти упоминание, что Владимир правит городом с 1195 года, но эти сведения нужно признать недостоверными. Он стал князем в 1209 году, когда смолянам удалось возвести на новгородский стол Мстислава Удатного. Но уже до этого, в 1208 году, Владимир вместе с новгородцами отражает набег литвы. Какой литвы, откуда, почему? Очевидно, за этим конфликтом стоял Владимир Полоцкий – автор «хитрого плана» по сдаче немцам части балтийских земель. Полоцкий «хитропланщик» вел агрессивную политику в отношении смолян и новгородцев, а о борьбе за Прибалтику беспокоился мало. Он-то, надо полагать, и натравил своих литовских подданных на Торопец и новгородские окраины. Смоляне и новгородцы отбились, после чего князем Господина Великого Новгорода сделался Мстислав Удатный. Тогда он и посадил своего брата во Псков. Еще одна причина назначения: Псковскую землю населяли балты, как и Торопецкую волость. А с балтами Владимир умел ладить. Тогда же Мстислав передал ему в управление новгородский пригород Великие Луки – форпост против Полоцка.

В 1210 году Владимир вместе с братом участвует в походе на Медвежью Голову. Но затем происходит нечто странное. Уже в 1211 году Владимир становится союзником крестоносцев и скрепляет дружбу браком. Князь отдает свою дочь за немецкого аристократа Теодориха – брата епископа Риги Адальберта. Эта политика выходила далеко за рамки традиционной морали и поведения смоленских князей.

Интересно, действовал Владимир Псковский самостоятельно или под влиянием части общины? Скорее – последнее, хотя поддерживали это решение далеко не все.

Платой за уступки было обещание немцев не трогать владения псковичей в Латгалии и отступиться от Талавы. А это были обширные и, как видно, богатые земли. Затем, решалась проблема противостояния летов/латгалов и эстов. Коль скоро русичи не могли предотвратить уход летов в немецкие дружины для борьбы с эстами, они сами присоединились к этим дружинам. Комбинация была еще более тонкой, чем замыслы полоцкого «хитропланщика».

Кроме того, Владимир Псковский, договариваясь с немцами, думал обезопасить себя со стороны Полоцкого княжества и аукшайтов. То есть формально он выполнил наказ Мстислава Удатного защитить рубежи и попутно решил несколько проблем, стоявших перед русскими в Прибалтике. Но какой ценой?

С Владимиром Псковским епископ Рижский заключил мир. Владимир выступил на помощь немцам для захвата эстонских земель. Немцы теперь свободно проходили через Талаву и округляли границы за счет эстов.

Всё это противоречило интересам и Новгорода, и Пскова. То есть Владимир Псковский оказался еще более близорук, чем его полоцкий коллега.

Здравомыслящий и прагматичный Мстислав Удатный счел поведение брата изменой, и его точку зрения поддержала большая часть псковичей. Едва Владимир вернулся из совместного с немцами похода, как горожане «показали ему путь», то есть выгнали с княжеского стола. «Русские во Пскове возмутились против своего короля Владимира, потому что он отдал дочь свою замуж за брата епископа Рижского, и изгнали его из города со всей дружиной. Он бежал к королю полоцкому, но мало нашел у него утешения и отправился со своими людьми в Ригу, где и был с почетом принят зятем своим и дружиной епископа», – пишет Генрих Латвийский. Так Владимир перехитрил сам себя.