Текст книги "Двадцатое июля"

Гостевые апартаменты представляли собой настоящий лабиринт внутри железобетонного саркофага. От входной двери человек сразу попадал в «шлюз», коридор с бронированными дверьми, и круглосуточно дежурившей личной охраной фюрера. Дальше шёл первый поперечный коридор, в котором располагались жилые помещения: спальни секретарш, адъютантов, самого Гитлера, его врача. Следующий «шлюз» вёл к комнатам адъютантов и ординарцев. От них зигзагообразные ходы уходили к столовой, залу совещаний, библиотеке.

Гитлер без всякого оптимизма осмотрел предложенное помещение: потолок, стены, пол: всё руки неизвестных мастеров отделали деревом, на полу расстелили ковры, всюду горело освещение. И всё-таки, что-то внушало неприятные чувства.

– Вентиляция хорошо работает?

– Да, мой фюрер. – Линге показал на трубы под потолком. – Через кислородные шланги к нам сюда постоянно поступает свежий чистый воздух.

– Кислородные шланги? – Гитлер резво повернулся к адъютанту. – А где находятся баллоны? Надеюсь не за этой стенкой?

– Никак нет, мой фюрер. Они спрятаны в отдельном специальном помещении в пятистах метрах от нас.

Гитлер немного успокоился. Ещё не хватало, чтобы они взорвались вместе с кислородными баллонами.

Линге протёр лоб платком. В последнее время общаться с фюрером становилось всё более и более невыносимо. Подозрительность и мнительностьсть вождя нации приняли просто потрясающие размеры. Он везде видел врагов и предателей. Страхи накладывались на заболевания физического плана, что ещё более угнетало фюрера, и, как результат, его окружение.

Гитлера долго просили перенести ставку в Восточную Пруссию. Первым заговорил про отремонтированный укреплённый центр Адольф Хойзингер, генерал – лейтенант, представитель сухопутных войск в генеральном штабе. Но Гитлер противился. Предчувствия не давали ему покоя. Он не мог объяснить, что с ним происходит, но каждой клеткой своего тщедушнрго тела ощущал: в «Волчье логово» ему ехать не стоит. Он стал придумывать разные предлоги, лишь бы оттянуть поездку на Восточный фронт. Да и Ева Браун, его секретарь и подруга, не хотела отпускать «своего Ади» из «Бергхофена». Как она утверждала, из опасения, будто с фюрером вдруг произойдёт несчастный случай, а она будет находиться вдалеке от него. Однако, фюрера на фронте ждали, а потому, Хойзингеру пришлось подключить к уговорам своего боевого товарища, Рудольфа Шмундта, генерал – лейтенанта, начальника управления сухопутных войск. Наконец, после продолжительных и настойчивых уговоров, Гитлер сдался.

В самолёте Линге опасался, что канцлеру станет плохо. Тот сидел в мягком, кожаном кресле, закутавшись в плед, из которого выглядывала одна голова, и, не отрываясь, смотрел в одну точку в обшивке самолёта. Взгляд обречённого, – отчего то подумал Линге. И вздрогнул. Такие мысли не должны посещать голову члена НСДАП и СС. Фюрер рядом, значит всё в порядке. Самолёт приземлился без проблем. Фюрер, несколько успокоенный спокойным полётом и мягкой посадкой, спустился по трапу, ответил на приветствие встречающих. Только тогда, впервые за день, на лице Гитлера появилось нечто, напоминающее улыбку. Линге потряс вид патрона до глубины души.

Рейхсканцлер прошёл в предоставленную комнату. Камердинер хотел, было, проследовать следом, но Гитлер остановил его:

– Я хочу отдохнуть.

– Но мой фюрер, вас ждут…

– Двадцать минут, Гейнц. Всего, двадцать минут.

Гитлер вошёл внутрь небольшой комнаты, в которой находились постель, с мягким валиком вдоль стены, небольшой походный столик с настольной лампой, два стула, полка для бумаг, кресло. На стенах висели репродукции его любимых картин.

Шаркающей походкой фюрер направился к столику.

На людях Адольф Гитлер изо всех сил старался казаться мужественным арийцем: не волочил ногу, пытался выглядеть волевым, подтянутым. Но, когда он оставался наедине с собой, тело тут же начинало вести себя просто предательски. Левая рука постоянно сотрясалась в нервных конвульсиях. Нога, раненая в первую мировую, отказывалась слушаться. Желудок предательски выдавал себя, испуская газы. По этой причине Гитлер старался употреблять пищу как можно менее калорийную, и в небольших количествах. И, как можно чаще, пребывать в одиночестве.

На столик заботливая рука адьютанта положила любимую книгу рейхсканцлера. ЕГО книгу. В кожаном чёрном переплёте. С тиснением из чистого золота, с выбитыми по центру, опять же, из чистого золота, буквами в готическом шрифте: АДОЛЬФ ГИТЛЕР. МОЯ БОРЬБА.

Основатель третьего рейха дрожащей рукой открыл шедевр, перевернул несколько страниц и прочитал:

«Поздним летом 1920 года наш партийный флаг впервые увидел свет. Он превосходно подходил к нашему молодому движению. Он был нов и молод, как само наше национал – социалистическое движение. Новое, невиданное дотоле, знамя оказало могучее агитационное влияние.

Это был действительно символ! Перед нами не только сочетание всех красок, которые мы так горячо любили в своё время. Перед нами также яркое олицетворение идеалов и стремлений нашего нового движения. Красный цвет олицетворяет социальные идеи, заложенные в нашем движении. Белый цвет – идею национализма. Мотыгообразный крест – миссию борьбы за победу арийцев и вместе с тем за победу творческого труда, который испокон веков был антисемитским и антисемитским и останется.

Спустя два года, когда наши дружины разрослись и охватывали уже много тысяч штурмовиков, возникла необходимость выработать для этой молодой организации ещё один символ победы: специальный штандарт. Проект штандарта я выработал сам, а затем передал его одному, золотых дел мастеру – Гару, для исполнения. С тех пор штандарт тоже принадлежит к числу победоносных символов нашего движения.

Наши собрания в 1920 году стали происходить всё чаще и чаще. В конце концов, мы стали устраивать по два собрания в неделю. Перед нашими плакатами всегда толпилось множество людей. Самые большие залы Мюнхена всегда были переполнены. Десятки тысяч обманутых марксистами рабочих перешли на нашу сторону и тем самым были возвращены в лоно борцов за новое будущее свободное немецкое государство. Теперь в Мюнхене нас знала широкая публика. О нас заговорили. Слово «национал – социалист» было у всех на устах, и все понимали, что это слово означает определённую программу. Систематически росло число наших сторонников и увеличивалось число членов организаций. Зимой 1920 / 21 года мы выступали в Мюнхене уже как сильная партия…».

Гитлер прикрыл глаза. Рука дрожала, нервно поглаживая лощёные страницы книги.

Зима двадцать первого. Гитлер вспомнил, как той зимой, в январе, он предстал перед судом, на котором его обвинили в срыве выступления Отто Баллерштедта, лидера движения за отсоединение Баварии и создания самостоятельного государства. В те дни, в газетах Гитлера назвали молодым и ловким врагом. Нет, тогда, кажется, сказали не так… Гитлер напряг память и вспомнил: «…молодой, но ловкий враг, несмотря на его раннюю помолвку с дочерью восточного еврея, выходца из Галиции». Подлецы! Как быстро эти крючкотворы тогда раскопали про помолвку. Впрочем, им наверняка помог сам Баллерштедт.

Всё началось в девятнадцатом году. В далёком, но таком восхитительном, девятнадцатом году. Первые выступления в пивных, в составе Немецкой рабочей партии, впрочем, ещё не партии, в полном понимании этого слова, а скорее союза. Выступления против Баллерштедта и его идеи отделения Баварии от империи. Золотые дни. Осенью двадцатого в газете «Мюнхнер нойестен нахрихтен» он оттачивал своё перо в словесной дуэли. Одну из первых своих статей Гитлер помнил почти дословно: «Дунайская конфедерация означает зависимость Баварии от чешского и французского угля. Этого нельзя допустить никогда. Такая конфидерация ни в коем случае не должна состояться! Лучше Великая Германия под большевиками, чем зависящая от французов и чехов Южная Германия!». Затем первое столкновение, драка.

Потом трёхдневные слушания в Мюнхенском суде по поводу жалобы в нарушении достоинства Баллерштадта. На том суде Гитлер выступил с почти трёхчасовой речью, в которой развернул программу национал – социалистической партии. Теперь действительно партии. Его слушали. Им восхищались. О нём писали. Какое прекрасное начало…

Гитлер захлопнул книгу. Слова, слова… Кулак, вот самый верный аргумент. В двадцатом с Баллерштадтом дискутировали, а в тридцать четвёртом расстреляли.

Господи, почему так тяжело на душе? Почему Ева не хотела, чтобы он ехал сюда?

Гитлер присел на кровать. Всё складывается не так, как того хотелось бы. Обречённость. Это слово неотвязно следовало за ним по пятам. Оно преследовало его. Оно не давало ему спать по ночам. Оно сковывало всё его существо. Оно медленно, но верно убивало в нём лидера. Впервые обречённость он почувствовал месяц назад.

6 июня, рано утром Линге разбудил фюрера, сообщив о том, что его срочно просит к телефону Йодль. Сообщение потрясло, несмотря на то, что все последние дни ожидания были связаны с этой новостью. Доклады Риббентропа, Гиммлера и Йодля строились вокруг одной темы. Англо – американцы начали вторжение во Францию. Через полчаса Кейтль и Йодль прибыли в «Бергхоф» для доклада. Гитлер успел взять себя в руки и настроиться на рабочий лад.

– Мой фюрер, – начал йодль, разложив на мраморном столе карту Атлантического побережья с нанесёнными на ней военными и населёнными пунктами. – К югу от Гавра десантные суда высадили войска. – докладчик провёл тоненькой указкой по карте, – Вот здесь. Их атаки во многих местах отбиты. Однако, в тылу наших войск сброшены парашютисты. На данный момент определить, где находится центр тяжести десанта пока трудно. Но, с полной уверенностью, можно сказать, оперативная внезапность противнику не удалась. Десант высажен там, где он нами и ожидался.

Гитлер окинул карту взглядом, выпрямился и взволнованно произнёс:

– Господа. Я рад, что англо – американцы решились, наконец, высадиться во Франции и именно там, где мы их ожидали. Посмотрим, что будет дальше.

В последующие дни Гитлер не придавал особого значения событиям во Франции. И не потому, что всё его внимание сосредоточилось на Восточном фронте, в связи с боями, развернувшимися на участке группы армий «Центр». Он ждал, что, вступив в войну, и, потерпев первые поражения, американцы предпримут попытки для ведения переговоров. Прошёл месяц. Но никто никакой инициативы не предпринимал. А после 25 июня, когда Хойзингер на очередном совещании доложил, что русские прорвали фронт и глубоко продвинулись на северо-запад, к югу от Витебска, и что они начали интенсивные атаки по всему фронту группы армий «Центр», а в некоторых местах опрокинули фронт, Гитлер понял: на переговоры с ним, по крайней мере, в данных условиях, вряд ли кто согласится. С того времени рейхсканцлер впал в полную апатию. Главнокомандующий стал избегать встреч с генералами. Всё больше проводил времени с Евой и Геббельсом. И всё чаще и чаще от него слышалось слово: «Измена!».

В дверь постучали.

Гитлер с трудом поднял голову. На пороге стоял Линге.

– Мой фюрер! Простите за беспокойство. Вас ждут в столовой. Двадцать минут прошло.

– Да, Гейнц. Спасибо. Я иду. Иду.

Старков заглянул в кабинет и, увидев Кима, кивнул ему:

– Через пять минут у меня. Со всеми соображениями.

Ким устало мотнул головой, прогоняя усталость, и принялся убирать документы в сейф.

Ровно через пять минут Старков наливал ему чай и одновременно выговаривал:

– Посмотри на себя. Скелет в гимнастёрке. Что сегодня ел?

– Не помню.

– То-то, и оно, что не помнишь. – Старков поставил чашку перед подчинённым, рядом с ней разложил настоящее богатство: хлеб, сало. – Ешь. В ближайшее время ты мне нужен здоровым, и полным энергии.

Кима долго уговаривать не пришлось.

Старков раскинул на столе бумаги, фотографии, сдвинув все другие документы в сторону.

– Итак, товарищ Рыбак, рассказывай, что у нас имеется на данный момент.

– Немного, Глеб Иванович.

– Не торопись, прожуй.

– Спасибо. – Ким вытер губы платком. Интеллегент, твою мать, – подумал Старков. Ким, тем временем, продолжил, – Последние двое суток пытаюсь проанализировать ситуацию, но что-то концы с концами не сходятся.

– Детально.

– Имеются сообщения их трёх источников о заговоре против Гитлера. И о том, что его хотят ликвидировать.

– О ликвидации говорят все три источника?

– Нет. Только «Вернер».

– «Вернер» стоит десяти источников. – Старков разложил фотографии в удобном для себя порядке. – Нам бы ещё пару таких «Вернеров» на разных уровнях… Так что тебя смущает, товарищ Рыбак? Гитлера хотят убить? Ничего плохого в этом не вижу. Давно пора. Всё прогрессивное человечество мечтает избавиться от неудавшегося художника и тирана.

Ким покачал головой:

– Так-то оно так, но… – Ким провёл рукой по волосам. – Тишина, вот что меня смущает, Глеб Иванович. Полная тишина.

– А, по конкретней?

В последнее время Старков занимался подготовкой группы на Краков, и потому несколько отошёл от дела «Вернера», поручив контроль над ним капитану госбезопастности Рыбаку.

– А вот послушайте. – Ким имел глупую привычку, скрестив руки на груди, раскачиваться во время беседы. Впрочем, на Старкова подобные телодвижения никак не действовали. – Нам известно, что группа представителей вермахта собирается ликвидировать главу государства. Так? Так. Но нам неизветно, что дальше? Кто будет поставлен на место Гитлера? Все три источника молчат. Самое любопытное. Инициаторы заговора, названные в радиосообщениях, находятся вдали от цели. То есть, на определённом удалении от Берлина. Практически все в прифронтовых зонах. Вопрос, как они могут влиять на события в столице рейха?

– Покушение на Гитлера – не только, а точнее, не столько Берлин, сколько фронты. – аргументировал Старков. – Именно там будет решаться будущее Германии.

– Не согласен. – Ким отрицательно покачал головой, – Дисциплина у немца в крови. Как сверху укажут, так жить и будет. Так что, генералы на фронтах в любом случае будут исполнять директивы из Берлина. Тогда, встаёт вопрос: чьи директивы? Нам до сих пор перечисляли имена только тех генералов, которые, по данным фронтовой разведки, практически не покидали своих позиций. Имются в виду, те, кто служит на Восточном фронте. К сожалению, о командовании, что находится на позициях во Франции, нам ничего не известно.

Старков прокашлялся, прикрывая рот платком.

– С другими отделами связывался?

– Да. Пусто. Во-вторых, меня настораживает, то, что никто из адресатов не говорит о позиции СС в данном вопросе. Либо Гиммлер знает о готовящемся покушении и молчит, выжидая его результатов. Либо он один из инициаторов покушения. О чём не знают наши информаторы. Как он поведёт себя, в случае удачного исхода? Встанет на сторону генералов, или постарается задушить восстание? – Ким допил чай и долил кипятку, – И самое главное – цель покушения. Заменить одну фигуру другой, чтобы продолжить войну? Не вижу смысла. Вести переговоры о мире? С кем? С нами? Вполне возможно, если у руля встанет человек из генералитета. При условии, полной капитуляции. Только для того, чтобы сохранить миллионы жизней. Возвращаемся к прежней загадке: почему молчит СС? Вопрос: даст ли Гиммлер вести переговоры на данных условиях? Ответ отрицательный. Помешает переговорам? Ответ положительный. Это при условии, что Гиммлер не является инициатором заговора. А если он организатор? Вывод напрашивается сам собой: они должны выйти на наших союзников. В противном случае, вся эта возня с ликвидацией Гитлера никому не нужна. Вот такие мои соображения.

Старков, немного повернувшись в сторону, бросил взгляд на платок. Крови видно на нём не было. Слава богу, лето на дворе.

– Не густо.

– К тому же, учтите, все наши корреспонденты, в том числе и «Вернер», не могут дать полной картины. А «Вернер», как вы помните, имеет контакты со штабом Верховного главнокомандующего, то есть Гитлера.

– В таком случае, следует усилить резидентуру в Швеции, Иране и Турции. Первая информация, которая проявится, может поступить только оттуда. Особенно нужно усилить слежку за Папеном. Он в Турции развил потрясающую деятельность. Вот к нему, скорее всего, и придёт первая информация. А мы – тут как тут.

– Согласен. Но, знаете, Глеб Иванович, у меня такое ощущение, что нас водят за нос. А ещё, что мы сидим на пороховой бочке, в ожидании, кто же подожжёт бикфордов шнур?

Ким работал в «первом отделе», внешняя разведка, пять лет. Старков сам привёл его в «немецкое отделение» управления из одной столичной газеты, где тот работал журналистом – международником. Умный, грамотный, владеющий тремя языками, аналитик, что называется, от Бога. При этом, невзрачной внешности, не запоминающийся. Невысокого роста, с большими залысинами на лбу, с мелкой сеточкой морщин возле глаз от постоянного прищуривания, крупным носом, как говорят в народе, «картошкой», на котором удобно разместились очки в роговой оправе, и, при столь непривлекательной и незапоминающейся внешности, с красивыми руками с длинными пальцами. Из-за пальцев ему и прозвище дали в управлении: Пианист. Глеб Иванович усмехнулся. Знали бы окружающие, сколько силы и умения скрывается в сутулой, невзрачной фигуре капитана. Полгода усиленных тренировок сделали из бывшего журналиста прекрасного диверсанта. Старков снова зашёлся в кашле.

– Лечиться вам нужно, Глеб Иванович.

– На том свете меня вылечат. А теперь выкладывай новую стопку соображений. По глазам вижу, вертится у тебя что-то в голове.

– Есть одна мысль.

– Какая?

– Водит нас «Вернер» за нос.

– Ты что… – Старков даже привстал со стула, – «Вернер» – самая большая находка в этой мясорубке. Всё, о чём он сообщал, полностью совпадало. Понимаешь, полностью. На все сто процентов. Что называется в «десяточку». Работу «Вернера» САМ контролирует. – Старков указал пальцем в потолок. – Я и Фитин ему постоянно отчитываемся о его работе. Так что думай, прежде чем делать скоропалительные выводы.

– Глеб Иванович, – Ким тоже встал, – я вас прекрасно понимаю, но факты вещь упрямая. Посмотрите сами. «Вернер» нам давал и сейчас даёт точную информацию о дислокации войск, о передвижении частей. О том, что говорят в штабе Гитлера и его окружения. Оперирует точными цифрами, которые можно получить только из первых рук. Он нам даёт тот материал, который не смог дать ни один корреспондент. И вдруг неуверенность там, где её по идее быть не должно. – Ким старался, как можно убедительнее донести до начальства свои умозаключения, – О заговоре говорят в очень больших кругах: в штабах, в среде журналистов, среди промышленников. Сами посмотрите сообщения. – Ким указал на стол. – А «Вернер», открывающий двери на самом высоком уровне, не в состоянии дать полную информацию? Не верю. Мой вывод такой: либо «Вернер» сам является одним из инициаторов заговора, либо он хочет воспользоваться его результатами в свою пользу.

– По-твоему, выходит, он поддерживает связь с нашими союзниками? Ведёт двойную игру?

Ким развёл руками:

– Выходит так.

– Двойная игра. – Старков подошёл к окну. В серых сумерках Москва напоминала мёртвый город: редкие прохожие, патрули, ни одного огонька. Привычная обстановка. – Интересно, как мы будем привыкать к мирной жизни? – неожиданно произнёс Старков.

– Что, Глеб Иванович?

– Говорю, мы настолько привыкли к военным условиям, что сейчас невозможно представить, как можно жить иначе.

– Вы это к чему?

Глеб Иванович резко повернулся в сторону Кима:

– А к тому, что если мы сегодня передадим твои выводы Фитину, то завтра я, да и ты тоже, не будем видеть вида из этого окна.

– Неужели Павел Николаевич не поймёт?

– Фитин то поймёт. – Старков сделал паузу, – САМ не поймёт. Да, рыбачек, задал ты мне задачу. Ну, Фитину то твои размышления я передам… А вот что будет дальше?

– Глеб Иванович, так ведь и заговор может не состояться. У них гестапо тоже не спит.

– А Гиммлер кто? Не гестапо? То-то и оно.

Ким подошёл вплотную к своему руководителю.

– Есть ещё один момент, Глеб Иванович.

– Какой?

– Шилов.

Старков расстегнул ворот гимнастёрки:

– Пожалуй, я тоже попью чай. Да, брат, задал ты мне сегодня вопросы – загадки. Лучше бы я не отлучался в эти дни. Выкладывай, что у тебя ещё, добивай старика.

– Шилова вызывал «Берта». «Берта» погиб в конце апреля. Как сообщил «Вернер», в результате авианалёта.

– Помню. На склероз не жалуюсь. Шилов, в таком случае, должен связаться с «Вернером». По паролю «Берты».

– Верно. А помните, в качестве кого «Берта» просил прислать человека?

– Стрелок, знающий взрывное дело. Одним словом…

– Диверсант. – закончил за начальника Ким.

Старков задумался. Капитан прекрасно понимал своего руководителя. Но факты…

– Одно дело, если его хотят использовать для работы. В том числе, и покушении на Гитлера. – Ким ужасно хотел курить, но при старике он подобного себе позволить не мог. – А если для отвода глаз? На тот случай, если покушение провалится, а «Вернер» его инициатор?

– Прикрыть свою задницу?

– Грубо, но точно.

– Тогда получается, нас использовали. – Старков долго молчал. То, что сообщил Ким, очень не понравилось старику. – Вот что, капитан. Пока о своих умозаключениях молчи. Время покажет, прав ты был, или нет. А такую информацию и Фитин наверх не подаст. Ай да «Вернер»…

Вальтер Шелленберг просматривал документы в своём кабинете на Беркаерштрассе, 32. В бывшем доме престарелых еврейской общины Берлина, располагалось несколько отделов и рефератов VI управления РСХА. Адъютанту шеф приказал в ближайшие два часа никого к себе не впускать. Шелленбергу нужно было сосредоточиться.

Самый молодой генерал в рейхе своим внещним видом мало походил на руководителя спецслужб. Тридцати четырёх лет, чуть выше среднего роста, довольно привлекательной внешности: правильные черты лица, зачёсанные назад волосы, обаятельная улыбка. Шелленберг больше напоминал владельца магазина, в каком нибудь престижном районе Берлина, к примеру, на Тауэнштрассе, нежели военного. К тому же, и он сам пытался всеми силами соответствовать однажды выбранному типажу интеллегента и дворянина. Не было ни одного человека, кто мог бы рассказать, о том, что был свидетелем, как патрон нецензурно высказывался, или бранился. Бригаденфюрер прекрасно помнил, имя каждого из его сослуживцев, их жён, детей, даты рождения. На Рождество и партийные праздники все, без исключения, сотрудники получали от него поздравительные открытки. И, тем не менее, в управлении его недолюбливали.

Свою карьеру сотрудника СД Шелленберг начал с работы в центральной информационной картотеке. Так бы он там и просидел, если бы в 1938 году ему не подвернулся шанс выслужиться перед Генрихом Гиммлером во время поездки в Вену. До сих пор не понятно, чем покорил сердце главы СС бумаготворец – малокосос, но с тех пор Шелленберг стал получать от своего патрона всё более и более ответственные задания. С сентября тридцать девятого Шелленберг уже служил в отделе VIE, IV управления РСХА (Служба безопасности / СД – Восточная Европа), сначала инспектором, а, через непродолжительное время, и его руководителем. В том же тридцать девятом году Шелленберг подготовил операцию по дезинформации англо – голландской разведки, за что и был награждён Железным крестом I степени. После неудачного покушения на бывшего соратника фюрера Отто Штрассера, Шелленберг переключился на работу с западным сектором. Подготовка диверсантов в Британию, попытка вывоза высокопоставленных иностранцев из Португалии в Германию. Но, пожалуй, самым большим достижением карьеры Вальтера Шелленберга стала ликвидация в феврале 1944 года абвера (военной разведки), и передача всех полномочий VI управлению РСХА, то есть его ведомству. Теперь он один держал в своих холёных руках всю разведку рейха.

На большом столе, полной копии стола Гиммлера, бригаденфюрер разложил документы в порядке очерёдности их поступления. Итак, первый из них датировался февралём сорок четвёртого.

«Х-11 Вагнеру.

12 февраля мэр города Штутгарта Карл Штрелин встретился с фельдмаршалом Роммелем, своим боевым товарищем со времён прошлой войны. Он сообщил фельдмаршалу о плане, разработанном некими высокопоставленными офицерами. Фамилии не известны. (источник информации не смог / отказался / их назвать). Во время беседы говорилось о том, что теми высокопоставленными офицерами предполагается взять фюрера под арест и принудить его объявить о своей отставке по радио. Самому Роммелю было предложено войти в состав нового правительства. В ответе фельдмаршал согласился со своими обязательствами помочь Германии, и пообещал продолжать оказывать давление на фюрера, с тем, чтобы тот смог осознать всю безнадежность, которая сложилась на фронтах. Но, от предлагаемого поста фельдмаршал отказался.

Записано со слов капитана Вирмера Йозефа, адъютанта фельдмаршала Роммеля.

16.02.44»

«Х-11 Вагнеру

15 мая фельдмаршал Роммель встретился с военным губернатором Франции генералом Карлом Генрихом фон Штюльпнагелем. Встреча состоялась в пригороде Парижа. В чём состояла причина встречи неизвестно.

Записано со слов капитана Вирмера Йозефа, адъютанта фельдмаршала Роммеля.

18.05.44»

«L-46 Бруно

УСС (Управление стратегических служб) США в июне получило информацию о настроениях в «Брейкерс», германской военной оппозиции. В частности сообщено, что немецкие генералы намерены открыть фронт на западе перед англо – американцами, и считают, что, чем быстрее они это сделают, тем будет лучше. Новые успехи советских войск заставляют их ускорить осуществление задуманного плана. Однако, среди «верхушечной оппозиции» имеются лица, которые начинают задумываться о том, стоит ли ориентироваться только на Запад. Россия, по их мнению, становится грозной силой в Европе. Они предлагают искать сближения с русскими».

«Х-11 Вагнер

9 июля фельдмаршала Роммеля посетил адъютант губернатора Франции, генерала Карла Генриха фон Штюльпнагеля, подполковник Цезарь фон Хофакер. В беседе оговаривалось, что если фюрер откажется взять на себя инициативу прекращения боевых действий на фронте с англо – американцами, то его следует к этому принудить. Командующий экспедиционным корпусом отверг данное предложение. В свою очередь фельдмаршал вызвался попросить у фюрера разрешения обратиться с мирными инициативами к британскому фельдмаршалу Бернарду Монтгомери. По его словам, следует убедить британцев объединить свои усилия с Германией в борьбе против Советского Союза.

Записано со слов капитана Вирмера Йозефа, адъютанта фельдмаршала Роммеля.

10.07.44»

Последним лежал документ, почти полностью совпадавший по содержанию с тем сообщением, которое недавно получил глава СС.

Шелленберг задумчиво вынул из пачки «Кэмэла» сигарету, некоторое время помял её в пальцах, вернул на место.

Вывод напрашивался сам собой: фельдмаршал Роммель вёл свою сольную партию в новой игре. Те, из числа высшего руководящего состава вермахта, кто вступал с ним в контакт, не знали, что он вот уже как несколько месяцев ведёт тайные переговоры через своих людей с противоположной стороной. Но не с британцами, а с американцами. Это, во-первых. Во-вторых. Да, Роммель дважды встречался с фюрером, но обе встречи носили специфически военный характер. И, наконец, в третьих. Судя по всему, янки ждут от фельдмаршала не слов, а конкретных действий, которые тот им обещает. Роммель, в свою очередь, находится в ожидании движения от немецкого генералитета. Встаёт вопрос: а когда же собирается начать действовать генералитет?

Щелленберг протянул руку к телефону, накрутил номер:

– Карл? Не узнал, не узнал тебя. Как Эльза? Больна? Чем? Почему сразу не позвонил мне? Звонил? Да, действительно, меня не было. Но что-то придумаем. В самое ближайшее время. Карл, ты ещё служишь в своём издательстве? – Шелленберг прекрасно знал, что Карл Штольц по-прежнему работает журналистом в газете «Фелькишер беобахтер», центральном печатном органе НСДАП, подконтрольным министру пропаганды Геббельсу. – Вот и прекрасно. Мне нужно кое-что уточнить. Так что, каковы твои виды на сегодняшний вечер?

Самолёт попал в зону турбулентности, его основательно начало трясти. Курков проснулся, осмотрелся по сторонам. Темнота, бесформенные фигуры на лавках вдоль борта. На полу ящики, под потолком тускло горит матовый фонарь.

– Спите, солдат. – послышался голос обер – лейтенанта Грейфе. – Я думаю, у нас появилась одна из последних возможностей выспаться.

Курков попытался рассмотреть циферблат часов:

– Сколько ещё лететь?

– Сорок минут. Отдыхайте.

Курков накинул на себя суконное одеяло, предоставленное ему экипажем самолёта. Сон пропал.

Интересно, что сейчас происходит на родине?

Удивительная штука – жизнь. Авторитетный вор – агент НКГБ. Пять лет назад сказал бы кто, в морду плюнул.

А ведь если бы в сорок втором Спиридонов, следователь, что вёл дело Шилова, не узнал его, там, в блиндаже, на передовой, то кто знает, как бы всё сложилось дальше. Но узнал…

Сразу после ареста, Сергей ожидал, что его расстреляют на месте, без суда и следствия. Либо прямым ходом отправят в дисбат. Но всё вывернулось с ног на голову. Вместо приговора и его выполнения, посадили в самолёт и, через три часа он прибыл в столицу. Лубянка. Камера. И разговоры. Прямо как у фрицев. Кто? Когда? Сколько? Владеешь ли языками?

Языками он владел. Немецким – в совершенстве. Была такая тяга к учёбе. Откуда – Бог его знает. Да и практика вышла сама собой неплохая. Сожительница – преподаватель немецкого в институте. Всё просила взять её в жёны. Французским занимался самостоятельно. Как говорится, для души. Правда, в последнее время второй стал забывать.

Там, на Лубянке, его прикрепили к Старкову и Киму. В основном с ним работал Ким. Именно он принёс сообщение о том, что младшую сестру Шилова угнали в Германию. Последнего, родного человека, оставшегося на этой проклятой земле.

– Я не знаю, что тебе там придётся выполнять. – признался Ким перед началом задания. Тогда они провели два дня в Подмосковье, под охраной, но всё равно на свободе. Именно там Сергей и получил основные инструкции. – Нам приказали подготовить тебя для неизвестной деятельности. Для нас – непривычной. По идее, тобой должны заниматься другие инструкторы. Но, приказы не обсуждаются, а выполняются. Три месяца мы были рядом. Как говорится, плечом к плечу. Одно могу сказать, хороший ты мужик, Серёга. И так думаю не только я. А, что с пути сошёл когда-то… Так мы все не без греха. Когда будешь там, зла ни на кого не держи. Ни на нас, ни на них. Иначе сгоришь. И никакой самодеятельности. Только выполнять приказы человека, к кому ты поступишь в распоряжение…