Текст книги "Введение в социологическую теорию предпринимательства"

Глава 1
Рынок: теория и практика его становления в России

Сам термин «цивилизация» ввел в научный оборот французский просветитель О. Г. Р. Мирабо в 1756 году. Под этим термином он подразумевал общество, основанное на принципах разума и справедливости, прав и свобод гражданина, обеспечиваемых государством. Вполне четко прослеживалась мысль о том, что цивилизация – это некая стадия в развитии человеческого общества и именно в цивилизационный период общество выступает как такая форма общественного и индивидуального бытия людей, которая проявляется в функционировании и развитии институтов, организаций, социальных групп и этнических образований. Именно на этом основывался Ф. Энгельс, отмечая в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», что цивилизация является той ступенью общественного развития, на которой разделение труда, вытекающий из него обмен между отдельными лицами и объединяющее оба эти процесса товарное производство достигают полного расцвета и производят переворот во всем прежнем обществе. Вместе с тем Ф. Энгельс, основываясь на новых данных американского этнографа Л.Г. Моргана, обосновавшего существование таких стадий развития, как дикость и варварство, которые предшествуют возникновению цивилизации, несколько отошел от идиллии Мирабо. Именно Ф. Энгельс в указанной работе, которая, по его свидетельству, была написана с помощью К. Маркса, утверждает, что основанием цивилизации как особой ступени в развитии общества выступает товарное производство. Сам же К. Маркс впоследствии объяснил это более подробно.

В своем «Капитале» К. Маркс подробно проанализировал товарное производство, показав, что для рабовладельческого и феодального общества было характерно простое товарное производство, от которого существенно отличается капиталистическое товарное производство, характеризующееся особым товаром: рабочей силой человека. Именно используя человека как товар, эксплуатируя купленную рабочую силу этого человека, капиталист получает возможность извлечения прибавочной стоимости (прибыли).

Таким образом, цивилизация – это та последующая история человечества, связанная с частной собственностью на средства производства, которая сменила доцивилизационный (дикость и варварство) этап развития человечества. А регулятором общения на этапе цивилизации, как обосновали К. Маркс и Ф. Энгельс в своей первой совместной работе «Немецкой идеологии», становится в первую очередь товарное производство и государство.

Цивилизация – это не только особое состояние человеческого общества; она означала также появление нового системного мира, развиваемого государством. Это также и особый способ освоения ценностей культуры, особый способ жизни человека, семьи, этноса, социальных групп, государства и общества, связанный с общественными институтами и регулируемый прежде всего правом и юридическими законами; и др. Далеко не случайно, что всё это многообразие цивилизации и «вдохновило» некоторых обществоведов к поиску доказательств естественного конца жизни этого определенного типа общества.

Речь в первую очередь идет о выходе книги О. Шпенглера «Закат Европы», в которой автор изложил концепцию естественного конца жизни культурно-исторического типа общества как организма.

В принципе О. Шпенглер прав в том, что «у жизни имеется политический и экономический способы пребывания в «форме» для истории». Личностное для него «оказывается малозначительной частной судьбой»[14]14
  Шпенглер О. Закат Европы. – Т. 2. Всемирно-исторические перспективы. – М.: Мысль, 1998. – С. 498.


[Закрыть]. Задолго до Шпенглера саму теорию «культурно-исторических типов» человечества развил россиянин Н. Я. Данилевский в своей работе «Россия и Европа» (1869 г.), интерес к которой вновь «проснулся» среди россиян только в начале 90-х годов ХХ века [15]15
  См.: Данилевский Н.Я. Россия и Европа. – М., 1991.


[Закрыть]. И это вполне естественно, поскольку те вопросы, которые Н. Я. Данилевский ставил полтора века назад, стали актуальными для россиян именно сегодня. Среди них следующие:

• Почему Европа враждебна России?

• Возможна ли новая теория общества?

• Существуют ли различия в «психическом строе» народов?

• Можно ли счесть «европейничание» болезнью русской жизни?

• Каков славянский культурно-исторический тип?

А положение Даниловского о том, что господство одного культурно-исторического типа, его стремление распространиться во всем мире, оттеснить, поглотить другие культурно-исторические типы означают его деградацию, нашло отражение и у О. Шпенглера в его «Закате Европы», и в утверждении А. Тойнби о том, что «цивилизации принимают смерть не от внешних неконтролируемых сил, а от собственных рук»[16]16
  См.: Тойнби А.Дж. Постижение истории. – М.: Мысль, 1991. – С. 300.


[Закрыть].

Последнее в определенной степени свойственно и для России. В ее истории были случаи и «захвата» власти, и решения противоречий на путях буржуазно-демократических преобразований (Учредительное собрание), закончившихся, как известно, захватом власти большевиками – практикой для России совсем не новой. Только на сей раз это была не смена отдельных людей из царских династий, а практическая реализация некоей теории (марксизма).

Вообще, говорить об истории России, опираясь на методологию философии и истории О. Шпенглера, как собственно и других методологов, задача довольно сложная. «Перестройка» тормозящих развитие общественных отношений, начатая Александром II, если бы не отдельные исторические события (убийство П.А. Столыпина, Первая мировая война и др.), вполне вероятно могла бы способствовать утверждению капитализма, уже вполне утвердившегося во многих развитых странах, пусть и с какой-то своей «спецификой».

Конечно, все эти рассуждения опираются на какую-то основу общественного развития или, наконец, на какую-то общественную теорию, на базе которой осуществлялась вся история российского общества после революции. Вряд ли оптимистично и весьма любопытное суждение Г.И. Иконниковой и Н.И. Иконниковой о том, что «российское общество вернулось в лоно капитализма, не “родив” здорового социалистического общества»[17]17
  Иконникова Г.И., Иконникова Н.И. Цивилизационный сдвиг – действительность или возможность. – М.: Форум, 2009. – С. 19.


[Закрыть]. А «здоровый социализм», по их мнению, в России не появился потому, что теория материалистического понимания истории К. Маркса оказалась «неверной, ненаучной», что само российское общество «не успело» «созреть» до социалистической революции. Однако наши отечественные революционеры во главе с В.И. Лениным решили «творчески пересмотреть» теорию социалистической революции К. Маркса.

Реформы 90-х годов ХХ века – начала XXI века по «перестройке» того, что мешало продвижению советской России на пути технологического и экономического прогресса, в принципе мало чем отличаются и от революционного периода 20—30-х годов, и от тех реформ, которые проводило советское правительство в послереволюционные годы. Ни одна реформа того времени, включая нэп, не была реализована вообще. И если нэп в какой-то мере еще просуществовал некоторое время, то другие реформы затухали, даже не начавшись в практическом плане.

Капиталистическая система все эти годы тоже не раз «закатывалась»: и сегодня «Закат Европы» пропагандируется западными публицистами (Тоффлер и др.) всё в той же логике «ощущений», порождающихся в ходе возникновения каких-либо новых трудностей в развитии капитализма на Западе.

Всё это весьма негативно сказывается на процессе развития современной России. К тому же ожидание «рыночного чуда», подготовка к которому, прежде всего от понимания никак не может «дотянуться» до уяснения самой сущности России как абсолютно нового феномена жизнедеятельности нового российского общества, несомненно повлияет на процесс удлинения сроков прихода какого-либо нового качества жизнедеятельности страны. И самое главное – это ожидание «нового» не должно связываться с появлением какой-то специальной программы, новой политической партии, нового истеблишмента. И, наконец, – нового лидера. Вряд ли, конечно стоит «вспоминать» каких-либо «пророков» прошлого…

Очевидно и то, что никакими реформами и указами «сверху» нельзя изменить сложившуюся за годы советской власти систему жизнедеятельности, а главное – нарушить гегемонию взаимоотношений представителей государственной власти с населением. Нельзя изменить само мировоззрение тех людей, жизнь которых прошла в советском обществе. Очевидно и то, что сам процесс перемен связан также с самим фактом ухода из жизни целых поколений россиян. А это, как известно, объективно не «укладывается» в те десятилетия, которые прошли после свершившихся перемен в России, а ведь только практика и формирует «нового человека» будущей России.

О каждом организме, как писал автор «Заката Европы», нам известно, что сами форма и продолжительность жизни его или любого отдельного проявления жизни определены свойствами рода, к которому он принадлежит. Никто не станет предлагать относительно тысячелетнего дуба, что он как раз теперь-то и собирается собственно расти. Никто не ожидает от гусеницы, видя ее ежедневный рост, что она, возможно, будет расти еще несколько лет. Здесь каждый с абсолютной уверенностью чувствует некую границу, и это чувство идентично чувству внутренней формы. «Но по отношению к истории развитого человеческого типа царит необузданный и пренебрегающий всякого рода историческим, а значит, и органическим опытом оптимизм по части хода будущего, так что каждый в случайном настоящем “затеси” на высшей ступени линеарном “дальнейшем развитии”, не потому, что оно научно доказуемо, а потому, что он этого желает. Здесь предвидят неограниченные возможности, но никогда естественный конец – и из обстоятельств каждого мгновения моделируют совершенную наивную конструкцию продолжения»[18]18
  Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. – Т 1. Гештальт и действительность. – М.: Мысль, 1993. – С. 50.


[Закрыть].

Содержание этой довольно объемной цитаты, написанной философом в начале ХХ века, согласимся, весьма конкретно характеризует исходные позиции как наших революционеров 20-х годов, так и реформаторов 90-х годов XX века. Но сродни ли нашему времени (1990–2016 гг.) тот период, который А. Белый характеризовал как единство трех кризисов, охвативших Европу: «кризиса жизни», «кризиса мысли», «кризиса культуры»[19]19
  См.: Белый А. Символизм как миропонимание. – М., 1994. – С. 260–296.


[Закрыть]? Именно они, по его мнению, и «обеспечивали» символический «закат Европы» Шпенглера.

Что породило поступки наших реформаторов 90-х годов?

В первую очередь «ветхозаветность» лидеров КПС. Неспособность отойти от старых стандартов руководства страной, подавление всех попыток обновления. Могла ли сохраниться эта тенденция в ходе реформирования России? С какими-то модификациями – да, смогла, поскольку реформы не могут заменить революционные преобразования. Они способны осуществить лишь некую «перестройку» старых конструкций, что и произошло в России 90-х годов прошлого века.

Может ли данная «перестройка» стать основанием кардинальных изменений в России? Думается, что нет, не может.

Даже революция 1917 года не смогла создать объективные условия для возникновения новой России. Прежде всего потому, что она не изменила старый способ жизни человека. Не случайно то, что явно провалившуюся политику военного коммунизма В.И. Ленин заменил нэпом. История – это политика, опрокинутая в прошлое, как заметил в свое время академик М.Н. Покровский (1868–1932), за что и поплатился. Но именно этим воспользовался В.И. Ленин, сумев в очень непростой борьбе с партийными ортодоксами отстоять идею нэпа. Лишь немногие из его партийных соратников понимали, что никакая революция не способна разрешить противоречия российского общества в начале ХХ века, даже «убрав с дороги» царя. И нэп задумывался как единственное верное средство разрешения этих противоречий, которые возникли во второй половине XVIII века и продолжались в XIX веке. А разрушение их было возможно только на пути буржуазно-демократических преобразований, а не в результате «победы революционного рабочего класса», которого в России, согласимся, и не было.

Последние работы В.И. Ленина раскрывали те конкретные формы и методы организации хозяйственной деятельности, которые в свою бытность генеральным секретарем ЦК КПСС и Президентом СССР реанимировал М.С. Горбачев и которые положили «под сукно» преемники В.И. Ленина в 20-е годы прошлого века. «Положили под сукно» потому, что они сами никак не «вписывались» в сам ход осуществления нэпа.

Тем не менее сам нэп все-таки существовал почти до конца 20-х годов…

Вряд ли стоит пытаться вообразить себе как повел бы себя в этой ситуации, будь он жив и здоров, В.И. Ленин. Вспоминается другой, на наш взгляд, весьма похожий случай: деятельность царя Александра II и его окружения. Последние практически в полном составе были против отмены крепостного права в России, но царь добился своего – отменил сам факт крепостного права. Спрашивается: изменил ли царь цивилизационный облик бывшего крепостного крестьянства?

Далее мы не раз будем возвращаться к ответу на этот вопрос. Сейчас же, рассматривая современные проблемы, зададимся тем же вопросом: претерпели ли цивилизационные контуры какие-либо изменения (в лучшую сторону, конечно) постсоветского российского общества?

Положительно на этот вопрос ответить пока трудно. Можно согласиться лишь с тем очевидным фактом, что вся история России свидетельствует о том, что она уже более тысячелетия является цивилизованной страной. Эта цивилизация является вполне самостоятельной, отличной от других. Специфичность российской цивилизации можно представить в виде следующих особых норм, стандартов, правил и принципов:

1) государство превыше всего;

2) общество как целое выше человека как индивида;

3) право должно обеспечивать мощь государства, прежде всего военную;

4) не богатство гарантирует власть, но власть обеспечивает богатство (из чего следует, что коррупция есть неотъемлемая черта этой цивилизации);

5) производство, технология, инновация, наука имеют смысл и оправдание лишь постольку, поскольку они содействуют военному могуществу, расширению территории и укреплению государства;

6) высший моральный принцип есть оправдание любых акций, лишь бы они были направлены на укрепление власти, служение ей;

7) основное внутреннее назначение государства – патерналистское: государство определяет, что хорошо, а что плохо для граждан, распределяет блага с учетом места каждого в иерархической системе власти, вырабатывает для всех подданных смысл и назначение их жизни и позволяет им «вольности» и «шалости» лишь от сих до сих, в качестве разминки перед военными действиями. Политические партии, церковные, научные и другие организации имеют право на существование лишь как на механизмы, укрепляющие власть;

8) ложь, клевета, преступление и т. д. оправданны и нравственны, если они подчинены сверхзадаче государства, т. е. укреплению военного могущества и расширению территории.

Именно на этих фундаментальных ценностях цивилизации и было построено всё детально разработанное и изощренное законодательство, которое состоит как бы из двух частей – эссенциальной, подлинной, ориентированной на власть, и камуфляжной, маскирующей наше право под моральные ценности христианства и других более развитых цивилизаций.

В этой социально-исторической реальности в России существовали и развивались разные формы и типы социоэкономики. В принципе таких типов социальных механизмов всего два: распределительный (дистрибутивный) и рыночный. Соответственно различаются и два типа социоэкономики – дистрибутивная экономика и рыночная экономика. На разных этапах развития общества можно наблюдать и различные комбинации этих типов с преобладанием одного или другого из них.

Дистрибутивная экономика характерна для традиционного общества и подчинена задачам жизнеобеспечения всего населения страны на уровне его выживания. Ее концепцию разработал в середине XX века известный венгерский экономист Карл Полани. Суть этой концепции в том, что в традиционном обществе государство доминирует над всеми структурами; продукты производственной, хозяйственной деятельности сначала концентрируются в руках государства, а затем государство по своим критериям распределяет полученное. В СССР, например, распределялось всё. Практически 80 % продукции составляли средства производства и вооружения и лишь 10 % – товары для населения.

Второй тип – рыночная экономика, которая приспосабливается к запросам общества. В такой экономике и обществе в целом утверждается принцип максимизации полезности.

В российской социально-исторической действительности существовали и развивались вполне определенные рыночные отношения.

Речь идет не о капитализме, а именно о рыночных отношениях. Более того, как отмечают некоторые ученые, сама российская цивилизация была не только условием, но и порождением этих отношений. Знаменитый путь «из варяг в греки» был торговым путем, но по нему же к нам пришли варяги, сделавшие Россию наследственным владением Рюриковичей с их уникальным «княжим правом». Крепостной рынок, возникший при наследственном владении дома Романовых, тоже был рынком.

Вялый, унылый и беспомощный рынок, подозрительные и неумелые с точки зрения Запада русские купцы, принцип «не обманешь – не продашь», неприемлемый для протестантской этики капитализма, – всё это свидетели особого российского рынка, но не отсутствие рынка вообще. После отмены крепостного права (1861 г.) российский рынок стал более интенсивно развиваться, чем при Петре I, во времена Ивана Грозного и Годунова. Наивысшей точки процесс европеизации и капитализации наш рынок достиг в конце XIX века. Сложившаяся рыночная ситуация и необходимость дальнейшего развития в этом направлении требовали радикального изменения российской цивилизации и неотъемлемой от нее деспотической организации власти.

Трансформация российского рынка, основанного на низких технологиях, вялотекущих экономических процессах, малоинициативных предпринимателях и купцах (хотя и среди них были яркие и сильные фигуры), отсутствии серьезной капиталистической этики и свободы предпринимательства, в рынок современного капитализма требовала новой цивилизации, новой общественной организации, радикальных изменений в ядре нашей культуры.

Однако вместо всех этих изменений Россия получила естественное следствие нашей «особой» цивилизации «особого» рынка «особого» исторического пути, на который толкал нас родной отечественный деспотизм – социалистический механизм власти. История впоследствии показала, что переход от нецивилизованного общества к цивилизованному куда проще, чем смена цивилизаций, поскольку речь идет не о создании системы, а о вытеснении старой системы и замене одного блока взаимосвязанных систем цивилизации, технологии, экономики и культуры аналогичным блоком качественно иных систем.

Современный капиталистический рынок с таким же трудом «пробивает» себе дорогу в аналогичной ситуации. Обстоятельства становления рынка в современной России еще труднее, чем это было в царской России, поскольку здесь те стандарты, правила и ценности, о которых речь шла ранее, приобрели особый идеологический оттенок прочных негативных стереотипов по отношению ко всем капиталистическим ценностям. Кроме того, в советской России сложился и свой рынок, непохожий ни на старый, ни, естественно, на тот, который Россия стремится создать сегодня. Именно поэтому рыночное реформирование в России идет не только трудно, с большими потерями (это, как показала практика посткоммунистической трансформации в странах Восточной Европы, свойственно всем бывшим членам социалистического лагеря), но и с некоторыми рывками. Причем, и вперед, и назад.

Общеизвестно, что капиталистический рынок немыслим без реализации и наличия следующих пяти факторов:

1) капитал как фундаментальная экономическая основа эффективного производства и торговли;

2) свободное предпринимательство, целиком ориентированное на производство товаров в объеме, необходимом для удовлетворения развитых человеческих потребностей и обеспечения благополучия подавляющему большинству населения в соответствии с современными стандартами жизни в развитых обществах;

3) признание частной собственности священной и неприкосновенной, так же как и признание права на существование всех других форм собственности, кроме абсолютно монопольной государственной;

4) инновационный механизм и высокоэффективные современные технологии, опирающиеся на стержневую информационную технологию, обеспечивающие высокую автоматизацию промышленного и интеллектуального труда, качество товаров, ресурсосбережение, экологическую безопасность и гуманизацию среды обитания:

5) высокая профессиональность и компетентность всех субъектов экономической, финансовой и политической деятельности.

К этому необходимо еще добавить максимальные трудовые гарантии каждого из этих пяти факторов, ибо только взятые вместе как моменты единого целого они могут обеспечить единство новой цивилизации и нового рынка, т. е. реализацию нашей самой известной мечты о материальном и духовном благополучии, обещаниями реализовать которую и соблазнили большевики российские небогатые слои населения в пору Октябрьской революции 1917 года.

В современной России до сих пор так и не реализованы практически все пять перечисленных выше факторов. Несмотря на то, что имеется весьма солидный капитал, он никак не может стать той фундаментальной экономической основой эффективного производства и торговли, которая была жизненно необходима все эти годы реформ. И не станет до тех пор, пока мы не осознаем, что «поодиночке» вышеотмеченные факторы наличия капитализма нельзя реализовать по определению. Нельзя реализовать и сами факторы «по частям», как, например, все эти 25 лет пытаются «ввести» частную собственность: на квартиру, государственную собственность (предприятия), землю и т. д. Даже самая либеральная «команда» наших реформаторов Е. Гайдара колебалась, не зная с чего начать – отпустить цены или начать приватизацию.

Сегодня мы «пожинаем» плоды реализации главной идеи первых реформаторов – создания класса собственников. Да, они преуспели в этом. Но ведь путь, каким шел процесс создания класса собственников изначально, был порочен. Как, вообще, можно создать из ничего что-либо конкретное? А именно так и обстояло дело. В свое время многие жалели М. Ходорковского – одного из первых российских олигархов, посаженного в тюрьму за неуплату налогов. Жалели по весьма определенным причинам. О самой ситуации с неуплатой налогов говорить не будем. И здесь Ходорковский был далеко не одинок. Жалели же в первую очередь потому, что он не тратил деньги на приобретение предметов роскоши – дорогие машины, яхты, дворцы и т. д., – как многие из неоткуда возникших российских нуворишей, а расширял производство, создавал научные учреждения, сиротские дома и т. п. И, кстати, он чуть ли не единственный из олигархов 90-х годов прошлого века, который разбогател вполне в духе «американской мечты». Казалось бы, что он не мог воспользоваться служебным положением, как почти все руководители разных рангов из бывших министров (газовой промышленности, энергетики и т. д.), не использовал воровские схемы по соглашению с подельниками – руководителями производства, как, например, Б. Березовский и В. Гусинский, не пользовался связями с родственниками, занимавшими высокие посты и т. п. Свой первоначальный капитал он создал, работая в отделе научно-технического творчества молодежи; такие отделы практически первыми в стране социализма ввели хозрасчет, наиболее похожий на действительный рынок, его аналог. Кстати, «пробил» саму возможность «обналички» не сам М. Ходорковский, который «сколотил» за этот счет свой первоначальный капитал, а ЦК ВЛКСМ. Весьма «плодотворно» использовали полученную возможность и многие другие комсомольские работники, занимавшие впоследствии важные посты и в экономике, и в государстве.

Среди других возможностей «сколотить» свой немалый первоначальный капитал первое место принадлежит, конечно, владельцам почти всех нефтегазовых компаний (вернее – владельцам контрольных пакетов акций) – выходцам из Минтопэнерго, который, как и почти все другие министерства был реконструирован, и, вообще, многие министерства были превращены в различного рода ассоциации с немалым уставным капиталом из государственных «сусеков»[20]20
  См.: Тощенко Ж.Т. Фантомы российского общества. – М., 2015. – С. 341–408.


[Закрыть].

Наши реформаторы так увлеклись придумыванием путей формирования класса собственников, что абсолютно забыли сами азы становления капитализма. Речь идет о единственно целенаправленном субъекте, заинтересованном в возникновении капитализма и его главной социальной опоры – предпринимательстве. И эта их ошибка порождена устойчивым влиянием на советских экономистов (и не только на них) марксизма. К. Маркс, как известно, также не выделял предпринимательство как субъект становления капитализма. Он, подобно Д. Рикардо, как собственно и другие ведущие экономисты английской классической школы, считал процессы производства и капиталовложений более-менее автоматическими, не требующими принятия важных решений, оценок риска и всякого рода предвидения. И хотя, по сути дела, К. Маркс был одним из первых, кто стал вникать в глобальные последствия той промышленной революции, о которой его предшественники не имели представления, он, наблюдая процесс крупного производства, как и экономисты классической школы, был еще не в состоянии выделить особый характер предпринимательской функции, так как превалирующей формой деловой собственности, даже в зените промышленной революции, как отмечает М. Блауг, была семейная фирма размером от малого до среднего, где капитал обеспечивался хозяином, его родственниками или друзьями.

Вместе с тем можно сказать, что какой-либо корпоративной формы организации бизнеса, в которой капиталистическая роль акционеров разительно отличается от функций менеджеров и предпринимателей, не было «под рукой» и у некоторых предшественников А. Смита и К. Маркса, которые тем не менее функцию предпринимателя формулировали весьма отчетливо. Так, например, еще в начале XVIII века Р. Кантильон (1680–1734) разработал вполне ясную концепцию предпринимательства. По его мнению, и фермеры, и суконщики (промышленники), и торговцы обязуются производить твердо оговоренные выплаты своим работникам и партнерам в ожидании неопределенной выручки.

Таким образом, Кантильон выделял главное: они, как отмечал он в своей рукописи «Эссе о природе торговли вообще», написанной им примерно в 1730 году, являются руководителями производства и торговли, несущими основной риск, при этом конкуренция стремится свести их вознаграждение к нормальной ценности их услуг[21]21
  Цит. по: Шумпетер Й.А. История экономического анализа: в 3 т. – СПб., 2001. – Т. 1. – С. 285.


[Закрыть].