Текст книги "Введение в социологическую теорию предпринимательства"

1.2. Рынок как социальная технология

В исследовательской практике, не говоря уже об обыденном восприятии, сложилось так, что «рынок» всецело представляется как экономическая категория. Понятие «рыночная экономика», став синонимом понятия «рынок», поглотило последнее полностью. А в связи с государ– [45]45
  Цит. по: Блауг М. Указ. соч. – С. 222.


[Закрыть] ственным регулированием, рыночная экономика (рынок) стала олицетворять весь либерализм в целом. Сегодня в экономической (и не только) литературе чрезвычайно распространено мнение, что рыночная экономика (рынок) почила в бозе еще в послевоенные годы (1946-й и др.), уступив место государственному регулированию. А если где-то рынок еще и существует, то в весьма ограниченных сферах. Такая трактовка, конечно же, выгодна той части исследователей, которые до сих пор рынок не приемлют и тешат себя надеждами, что новая Россия выберет некий третий путь развития. Но очевидна ли такая ситуация в принципе?

На наш взгляд, нет.

Во-первых, само понимание ситуации, когда из процессов, связанных со сбоями в экономике, делаются выводы о нецелесообразности самого рыночного механизма хозяйствования, нуждается в каких-либо дополнительных аргументах и, на наш взгляд, весьма поверхностно. Здесь как раз та ситуация, когда какие-либо доказательства чаще всего основываются на вере в непогрешимость того или иного авторитета в науке.

Таким образом, в экономической теории пока будут споры о самом факте «весомости» рыночного механизма хозяйствования и государственного регулирования. Думается, что пока рано расставлять какие-то взаимоисключающие акценты в обосновании преимуществ этих начал. Очевидно, что для этого просто нет исторических фактов.

Во-вторых, что же касается самого понятия «рынок», то его роль в общественном развитии надо оценивать не с чисто экономических позиций, а скорее с позиции социологии, в которой синергетический эффект исследования является внутренне присущим этой науке.

Послушаем в этом плане Фридриха фон Хайека – известного социолога-экономиста. По его мнению рынок – это «телекоммуникационная система», особого рода информационное устройство, осуществляющее координацию знаний миллионов незнакомых друг другу людей, социальный процесс в каком-то конкретно организованном виде или нечто другое, осязаемое, вещественное.

В связи с этим о какой-либо «весомости» рыночного механизма говорить не приходится. Он или есть, или его нет. Если его нет – значит, в стране есть другой механизм регулирования экономики. Это – плановая общественная система, основанная на командном начале.

Во всех других случаях «бал» в экономике «правит» рынок. И не только в экономике. Рынок, рыночная экономика – это прежде всего новая философия и то «новое мышление», в которое в свое время фарисейски пытался облачить некое новое начало социализма М.С. Горбачёв.

Совершенно конкретно трактует новую философию Хайек.

Ядро социальной философии Ф. Хайека составляют тесно связанные между собой концепции «спонтанного порядка», «неявного знания» и «социокультурной эволюции». Его политические оценки или конкретные рекомендации восходят в конечном счете к этим общим идеям.

По определению Хайека, «порядок» – это положение, «при котором множество элементов разного рода так связаны между собой, что, познакомившись с каким-либо пространственным или временным фрагментом целого, мы можем относительно всего остального научиться выстраивать правильные ожидания или, по меньшей мере, ожидания с хорошими шансами на то, что они окажутся правильными» '. Порядок в обществе может создаваться сознательно или складываться стихийно. В разработке идеи «спонтанного порядка» Хайек считает себя продолжателем мыслителей «шотландской школы» XVIII века, основателем которой был учитель А. Смита А. Фергюсон.

Специфика «спонтанных порядков», которые мы не называем социальными технологиями, состоит в том, что они не являются чьим-то изобретением, воплощением чьего-то замысла. Они образуются эволюционным путем как непреднамеренный, бессознательный результат сознательных действий множества людей, преследующих свои частные цели. В этом смысле спонтанный порядок можно назвать продуктом человеческого действия, но не продуктом человеческого разума. Язык, мораль, право, рынок, деньги, процесс накопления технического знания – всё это примеры самоорганизующихся и саморегулирующихся социальных систем. Упорядоченность в них достигается не управлением из центра, а регулярностью во взаимоотношениях между составными элементами структуры. Такие социальные институты занимают как бы промежуточное положение между миром природных объектов, существующих независимо от человека, и миром искусственных объектов, рожденных его волей и интеллектом.

Различия между продуктами сознательного творчества человека и непредумышленными результатами его деятельности легко уяснить, сравнив, скажем, шоссе, проложенное по заранее составленному инженерно-строительному плану, с тропой в лесу, образовавшейся вследствие того, что множество людей независимо друг от друга избирали именно этот путь как наиболее удобный. Происхождение и развитие фундаментальных социальных институтов Хайек связывает с механизмом «невидимой руки» А. Смита, показавшего в «Богатстве народов», как действия [46]46
  Hayek F.A. Rules and Order. – L., 1973. – Р. 36.


[Закрыть] частных лиц, движимых собственным интересом, могут направляться на общую пользу, хотя никто из них и не помышляет о благе общества[47]47
  См.: Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 331–332.


[Закрыть].

Противопоставление двух типов организации, сознательной и спонтанной, – сквозная тема большинства работ Ф. Хайека. Различные проекты сознательно построенного и управляемого общества, будь то социалистические модели, реформизм кейнсианского толка или идеи «социальной инженерии», объединяются им под общей рубрикой «конструктивизма». Сознательный порядок моноцентричен, спонтанный – полицентричен; первый функционирует по плану, второй – самопроизвольно; первый ориентирован на выполнение строго определенных задач, второй не подчинен какой-либо общей цели, но облегчает индивидуумам реализацию их частных устремлений; действие первого строится на основе конкретных команд, действие второго – на основе универсальных правил: «Осознание того, что люди могут ко всеобщему благу жить в мире и согласии друг с другом и что для этого не обязательно достигать единства мнений по поводу каких-то конкретных совместных целей, а достаточно всего лишь соблюдать абстрактные правила поведения, явилось, вероятно, величайшим открытием из всех когда-либо совершенных человечеством»[48]48
  Hayek F. A. The Mirage of Social Justice. – L., Chicago, 1976. – Р. 136.


[Закрыть].

Сущность спонтанного порядка нагляднее всего выражает рынок. Именно потому, что он принципиально отличен от централизованных управляемых структур (будь то школа, армия или промышленная корпорация), Хайек вводит для его обозначения специальный термин – «каталлактика».

Рынок понимается Хайеком как сложное передаточное устройство, позволяющее с наибольшей полнотой и эффективностью использовать информацию, рассеянную среди бесчисленного множества индивидуальных агентов. В этом плане самым худшим подобием рынка в советское время был Госплан в роли передаточного устройства информации о потребностях членов общества блоку министерств, руководящих непосредственным производством товаров и услуг. В основе подхода Хайека к такому процессу лежит специфическая трактовка природы человеческих знаний [49]49
  О гносеологической позиции Ф. Хайека см.: Макашева Н. Фридрих фон Хайек: мировоззренческий контекст экономической теории // Вопросы экономики. – 1989. – № 4.


[Закрыть].

Человек всегда знает больше, чем может высказать и даже осознать. Если сравнить человеческое знание с айсбергом, то видимую его часть будет составлять информация, которая может быть выражена и передана в логико-вербальной форме, т. е. то, что и составляло информацию, собранную Госпланом в СССР. Подводную же часть образует неявное, неартикулируемое личностное знание, по природе своей не подающееся формализации. Оно воплощается в разнообразных конкретных умениях, навыках, привычках, во всех тех индивидуальных «ноу-хау», которые обычно не только не выразимы, но о существовании которых их носитель порой даже не подозревает, хотя пользуется ими в своей повседневной практике. Сюда вполне приложимо витгенштейнское различие между «сказать» и «показать»: неявная информация не может быть «высказана» (в словах, формулах и т. п.), но может быть «показана» (через реальные действия людей).

Идею разделения труда Хайек дополняет идеей разделения знаний. Индивидуальное знание неизбежно частично, фрагментарно. Но в то же время именно оно экономически наиболее значимо, потому что обладание им обеспечивает сравнительные преимущества в выполнении тех или иных видов деятельности. Выражаясь языком современной теории, личностное знание ассиметрично, т. е. по большей части недоступно никому, кроме своего носителя: «…практически каждый индивидуум обладает определенным преимуществом перед всеми остальными в том смысле, что он владеет уникальной информацией, которой можно найти выгодное применение, но которую можно использовать, только если решения, зависящие от этой информации, принимаются им самим или при его активном участии. Достаточно вспомнить, как долго должны мы осваивать любую профессию после завершения теоретической подготовки, какую значительную часть своей трудовой жизни тратим на изучение конкретных работ и каким ценным капиталом в любом деле является знание людей, местных условий и особых обстоятельств»[50]50
  Hayek F.A. The Use of Knowledge in Society // The American Economic Review. – 1945. – September. – Р. 521–522.


[Закрыть]. Проблема координации в масштабе всего общества имеющейся у индивидуальных агентов неявной информации о конкретных обстоятельствах времени и места приобретает поэтому решающее значение.

Лучше всего, по убеждению Хайека, справляется с этой задачей рынок. Через сигналы рыночных цен экономические агенты узнают о предпочтениях потребителей и технологических возможностях производителей, то есть получают информацию более высокого ранга – «информацию об информации», если можно так выразиться. По сравнению с личностным знанием она имеет качественно иной – обобщенный, интегральный – характер. Ее объект – система, взятая как единое целое. Эта информация порождается самим ходом рыночного процесса и является достоянием не отдельных лиц, а всего общества; непосредственной процедурой открытия именно такого системного знания на рынке выступает конкуренция.

Более того, рынок информирует экономических агентов не только о том, что они совместно знают, но и о том, чего они пока не знают, но могли бы узнать. Конкуренция дает стимулы, как к выявлению уже накопленных каждым человеком знаний, так и к поиску новых знаний, которыми до сих пор никто не располагает, но которые, судя по соотношению цен, могут обладать высокой экономической ценностью. Рыночный процесс, таким образом, служит катализатором и координатором поисковой активности людей. Эвристическая роль конкуренции проявляется также и в этом.

Рынок обеспечивает синтез высоко абстрактной информации с предельно конкретной. Каждый индивидуум, располагая абстрагированной ценовой информацией, характеризующей состояние системы в целом, с одной стороны, и уникальным, личностным знанием специфических обстоятельств времени и места – с другой, имеет возможность «вписаться» в общий порядок, предпринять те действия, которые обеспечат ему наибольший выигрыш в производительности. Тем самым он будет содействовать возможно более полному достижению неведомых целей незнакомых ему людей, предъявляющих спрос на продукты его труда.

Так «невидимая рука» рынка направляет индивидуумов, стремящихся дать наиболее выгодное приложение своим знаниям, к социальному оптимуму, не являющемуся осознанной целью ни для одного из них. Оптимум при этом понимается Хайеком не как максимизация валового национального продукта или какого-то другого социального индикатора, а как наиболее полное использование фрагментарного знания, рассеянного в обществе. Эффективное распределение ресурсов оказывается непосредственным результатом эффективной координации знаний.

Критика централизованного планирования. С точки зрения Хайека дело не просто в том, что никакая централизованная структура, сколь бы мощные компьютеры ни были в ее распоряжении, не в состоянии переработать весь этот массив информации, который децентрализовано перерабатывается рынком. Это чисто техническое соображение. У позиции Хайека более глубокие основания.

Во-первых, экономически значимая информация часто имеет мимолетный характер. Как выражается Хайек, это знания конкретных обстоятельств времени, места и образа действия. Если не использовать такого рода информацию здесь и сейчас, она очень скоро теряет всякий смысл, так что за время, необходимое для того, чтобы сначала передать ее в центральное агентство, а затем узнать о принятых там решениях, значительная ее часть полностью обесценивается.

Во-вторых, даже если допустить, что передача информации в обоих направлениях может совершаться мгновенно, то необходимы еще стимулы, побуждающие агентов посылать наверх неискаженные и полные данные. Насколько это сложно, видно из опыта любой организации, построенной по иерархическому принципу.

В-третьих, даже если сами агенты хотели бы передать все доступные им сведения (скажем, если они были бы движимы исключительно альтруистическими мотивами), им всё равно не удалось бы сделать этого, потому что основная часть принадлежащей им информации состояла бы из практических навыков, умений, установок, в принципе не поддающихся формализации. Это, для Хайека, решающее обстоятельство.

Отсюда не следует, что Хайек выступает за неограниченную свободу конкуренции. Он всегда возражал против причисления его к сторонникам доктрины laisser-faire. Однако необходимую, с его точки зрения, систему ограничений создают не искусственные барьеры, воздвигаемые государством, а общие правила поведения, спонтанно формирующиеся в ходе социокультурной эволюции.

Правила, которые могут быть также явными и неявными, представляют собой специфическую форму человеческого знания. Они уменьшают степень неопределенности окружающего мира, внося в него элементы стабильности, преемственности и предсказуемости. В них спрессован коллективный опыт множества поколений по разрешению конфликтных ситуаций, далеко выходящий за границы индивидуальных возможностей. По мнению Хайека, «правилосообразность» в не меньшей степени, чем целенаправленность, является отличительной чертой собственно человеческого поведения[51]51
  См.: Hayek F.A. Rules and Order. – L.: Routledge & Kegan Paul, Ltd., 1973 – Р. 11.


[Закрыть]. Именно общие правила поведения обеспечивают действенную координацию знаний, рассредоточенных между отдельными членами общества. Особенно важными для поддержания рыночного порядка Хайек считает два правила: отказ от присвоения чужой собственности и выполнение добровольно взятых на себя договорных обязательств.

1.3. Каталлактика – наука о меновых отношениях и ценах

Основная идея рыночной экономики обманчиво проста: если сделка между двумя партнерами является добровольной, она состоится только в том случае, если оба полагают, что извлекут из нее выгоду. Отсюда следует и та важность выполнения добровольно взятых на себя обязательств, о чем мы говорили ранее. Всё это понятно; гораздо труднее понять, как те же побуждения (выгода, прежде всего) приводят к тому, что цены на товары, возникающие в результате сделок, называемые на Западе трансакциями между покупателями и продавцами, могут координировать действия миллионов людей, ведь ясно, что каждый из них будет преследовать собственную выгоду. Однако именно рынок координирует таким образом, что каждый из участвующих в сделке выигрывает. В результате действия многих людей, каждый из которых заботится лишь о личной выгоде, стихийно возникает упорядоченная экономическая структура. Механизм, который осуществляет это, не прибегая к централизованному руководству и не требуя, чтобы люди общались между собой и друг другу симпатизировали, называется ценовой системой.

Этот механизм работает настолько четко и эффективно, что в большинстве случаев мы даже не подозреваем о его существовании. Мы узнаем о нем только тогда, когда что-то мешает его нормальной работе, но даже в этом случае мы редко можем определить, в чем кроется причина разлада.

Глубинные причины действия механизма ценовой системы кроются в экономической природе цены. В настоящее время, как известно, меновые отношения покупателей и продавцов представляют собой денежные цены. Являясь денежным выражением общественных отношений по поводу производства и распределения материальных благ, цена позволяет связать эти отношения с их поверхностным проявлением, доступным любому члену общества.

В результате цена выполняет в экономической деятельности людей три следующие функции:

1) передает информацию;

2) служит стимулом для применения наиболее экономичных методов производства, что ведет к наиболее эффективному использованию имеющихся ресурсов;

3) определяет, кто и какую долю производственного продукта получает – другими словами, кто устанавливает распределение доходов.

Конечно, все эти три функции тесно переплетаются между собой.

Рынок или система цен, на которую «натолкнулся» человек, не «имея о ней ни малейшего понятия» – это одна из тех социальных технологий, которая, не будучи продуктом «человеческого замысла», помогает человечеству «решать проблемы», которые оно не способно «решать сознательно».

И не только «решать сознательно», но и обходиться, как отмечал Ф. фон Хайек, «без необходимости сознательного контроля и обеспечить стимулы, которые заставят индивидов осуществлять желаемое без чьих-либо указаний»[52]52
  Хайек Ф. Индивидуализм и общественный порядок. – М.: Изограф, 2000. – С. 98, 99.


[Закрыть]. То есть речь идет о самоуправлении, самоорганизации – о том начале, основе осуществления жизнедеятельности человека, которая в другом – плановом – случае осуществляется командно-административным способом.

Только в этом случае, т. е. в ходе рыночного процесса, и осуществляется та адаптация индивидуальных поступков к истинным требованиям взаимной кооперации. Сама рыночная экономика – это синоним не столько абстрактного капитализма, сколько свободного предпринимательства.

Это признавали в некоторой мере и социалисты. Так, например, К. Каутский отмечал, «что социалистический режим после революции должен быть готовым к использованию предшествующей капиталистической ценовой системы в качестве ориентира» [53]53
  Цит. по: Шумпетер Й. История экономического анализа. – СПб.: Экономическая школа, 2004. – Т. 3. – С. 1299–1300.


[Закрыть]. А уж более верного ученика К. Маркса, казалось бы, и не было.

Что касается другого последователя идей марксизма – В.И. Ленина, – возможно, он и согласился бы с Каутским, если бы родился и вырос на Западе. Он же, живя в развитых странах Европы, наблюдал их жизнедеятельность «со стороны», не овладев той особой философией капитализма, что мы отмечали ранее. Далеко не всегда В.И. Ленин воспринимал многие каноны марксизма. Так, например, в «Развитии капитализма в России», где он дает блестящий анализ экономики России, по многим позициям он расходится с оценками К. Маркса. В первую очередь это касается его подхода к общине как чуть ли не готовой ячейке капитализма.

Вполне естественен поэтому и его подход к управлению, который основывается не только на таком исходном моменте, как отрицание частной собственности на средства производства – самой сути марксизма, но и на той конкретной практике административно-командного начала, который издревле был в России. И только угроза гибели советской власти вынудила Ленина обратиться к рыночным методам хозяйствования в период нэпа.

Такого плана исторические параллели можно провести и по отношению к действиям Правительства России, никак не сумевшему до сих пор определиться в главном – стратегии экономического развития, которая исключает командно-административное начало.

Идеальная конструкция чистой, или свободной, рыночной экономики, по словам Людвига фон Мизеса, «предполагает существование разделения труда и частной собственности (управления) на средства производства, а следовательно, рыночного обмена товарами и услугами»[54]54
  Мизес Л. фон. Человеческая деятельность: трактат по экономической теории. – Челябинск: Социум, 2005. – С. 224.


[Закрыть].

Мизес специально уточнил равноправность таких понятий, как «частная собственность» и «управление». Именно этот дуализм упомянутых понятий никак не может воспринять большинство населения новой России. Но самое главное, что тем же страдает и наше Правительство, да и чего греха таить, – сами бизнесмены тоже.

Обозначим главные составляющие рынка, выражающиеся в том, что:

а) движущая сила рыночного процесса – это не потребители или владельцы средств производства, а промоутеры (от лат. promovere – продвигать) и спекулирующие предприниматели. Эти люди стремятся извлечь выгоду из разницы цен;

б) целостность рынка обеспечивается деятельностью предпринимателей, промоутеров, спекулянтов, а также фьючерсных (фьючерская сделка – сделка на покупку или продажу финансовых инструментов или товаров на биржах при условии их поставки в будущем) и арбитражных (арбитражные сделки – биржевые сделки, учитывающие разницу в ценах на один и тот же биржевой товар на разных биржах или разные сроки поставки товара) дилеров (торговец, агент) [55]55
  Заметим, что ситуация с «презиранием» «спекулянтской роли» предпринимателей – это «привилегия» не только современного российского общества. Такая же ситуация существовала и до реализации в экономике принципа laissz faire, включавшего в себя и коммерческую свободу, тем самым подняв «презираемого посредника на такую высоту богатства и власти, о какой и не мечтали высшие классы всех предшествующих эпох» (Парк Р Конкуренция // Теоретическая социология: Антология. – Ч. 1. – С. 392). Заметим, что все состоятельные бизнесмены России, кроме тех, кто стал олигархом «по должности», начинали свой бизнес в роли коммерческих посредников. Первый советский миллионер Артем Тарасов в одном из своих интервью на российском телевидении в 2007 году вспомнил, как нынешний олигарх Виктор Вексельберг, «сдирал грязь» с алюминиевых деталей, которые он со своими партнерами продавал за рубеж на правах посредника.


[Закрыть].

Приведем элементарный пример с обычными карандашами. В результате возросшего числа школьников, возрос и спрос на карандаши. Владельцы магазинов канцелярских товаров, обнаружив это, делают «стремительный заказ» на большее количество карандашей своим оптовикам. Те в свою очередь делают заказ производителям. Производители будут вынуждены заказать больше древесины, латуни, графита и других материалов, необходимых для производства карандашей. Это, в свою очередь, требует расширения производства поставщиков. И производители вынуждены, учитывая это, предложить им более высокую цену за их новые поставки товаров. Поставщики расширяют свою производственную базу, нанимают новых работников и т. д. Весть обо всем этом, как круги по воде, будет распространяться всё дальше и дальше, передавая всей стране информацию о возросшем спросе на карандаши. Кстати, причин повышения спроса на этот продукт люди уже могут и не знать.

А теперь давайте представим себе развертывание этой ситуации в рамках командно-административной экономики и сопоставим сроки решения проблемы. А ведь такого рода проблемы возникают каждый день с бесчисленным количеством случаев нехватки или, наоборот, излишков товаров… Сколько чиновников на разных уровнях решали бы эти проблемы?

Но самое главное: будет ли цена в этом случае и стимулировать к применению наиболее экономических методов производства, и влиять на процесс распределения дохода между различными участниками процесса производства и реализации тех же карандашей?

Всё сказанное выше о рынке – это лишь часть его характеристики. Разговор о нем будет продолжен при рассмотрении буквально всех аргументов других социальных технологий – частной собственности, предпринимательства, конкуренции и других. Здесь же необходимо отметить еще один момент, связанный с пониманием рынка как новой цивилизации, в которую вступает современная Россия.

В период горбачёвской перестройки, «наступления» нового мышления первое, с чем столкнулось российское общество, это проблемы информированности. И вера, и безверие основывались у людей, их принимавших, на выступлениях М.С. Горбачёва или на их трактовке в СМИ. К чему это привело сейчас, уже ясно.

Отсутствие адекватной информации на всех уровнях принятия решений было и остается важнейшим фактором почти всех наших неудач и раньше – в период застоя. И сегодня характерно это отсутствие информации.

Большинству населения неведомы (а если и «ведомы», то понаслышке, частично) законы рынка и правила честного бизнеса. Мы не знаем многого другого из того, что составляет содержание становления новой России. И это – проявление общенациональной, общегосударственной некомпетентности, являющейся самой позорной формой неинформированности. А ведь известно, что и опыт первой, вполне сознательной государственной концепции, и модель информации, и переход к информационному обществу были сформулированы и опубликованы в Японии еще в 1969 году. Это был не какой-то свод теоретических размышлений, заимствованных у разработчиков информационного общества (А. Тоффлера и др.), а реальная антикризисная программа в предчувствии кризисных явлений 1971 и 1972 годов. Эта программа не только позволила Японии минимизировать все кризисные эффекты, но и создала социальные и технологические основы «японского чуда». Неким исходным документом основ «российского чуда» должен стать некий проект перехода России из старой разлагающейся феодально-индустриальной цивилизации царско-советского типа в цивилизацию информационную. Только высокий уровень компетентности, знаний и умений, высокий уровень профессионализма в сочетании с инновационными технологиями могут обеспечить переход нашего общества к новой цивилизованной стадии и по-новому цивилизованному рынку.

Не менее важно для обеспечения этого перехода – воспитание нового сознания, адекватного процессам приватизации, рыночной экономики. Здесь центром выступают процессы институализации новой рыночной системы. И прежде всего – институализации частной собственности.