Текст книги "Введение в социологическую теорию предпринимательства"

Высказанные опасения Аристотеля практически полностью были реализованы в практике деятельности первых правительств постсоветской России. Сегодня уже осуждена практика правительства Б.Н. Ельцина «наделить собственностью» всех тружеников и других частных лиц. Абсурдность данного положения вряд ли понимается в России и сегодня, после 25 лет реформирования.

Сам процесс замены государственной собственности частной в общем-то не так однозначен, как это трактовалось и в первые перестроечные годы, и сегодня, к сожалению, трактуется. Решение о том, что «надо» переходить к частной собственности, разделяют и россияне. Таковых, по данным социологических исследований, – до 80 % населения. Но до сих пор, как справедливо замечает Ж.Т. Тощенко, это большинство не может понять, что никогда все люди не будут частными собственниками, если речь идет о частной собственности на средства производства.

Даже в США 75–80 % людей не владеют ни землей, ни фабриками, ни заводами, ни фирмами. Они живут тем, что продают как товар свою рабочую силу, свои интеллектуальные способности. И это позволяет им достойно жить, существовать, быть конкурентоспособными на рынке труда. В России же, когда говорят о частной собственности, часто упускают из виду то, что она никогда не будет у всех, и это «надо» применительно к данной ситуации имеет ограниченный и весьма специфический характер[86]86
  См.: ТощенкоЖ.Т. Парадоксальный человек. – М.: Гардарики, 2001. – С. 343.


[Закрыть].

Сам же содержательный факт замены государственной собственности на частную представляется совсем не таким «общественным» явлением. Речь идет о существенном изменении взаимоотношений личности и государства. В последнее время часто вспоминают об успехах развития в отдельных сферах жизнедеятельности советского общества, начиная с образовательной системы и заканчивая производственной сферой. Но ведь не секрет, что наши школьники сегодня проигрывают главные международные олимпиады и катятся вниз в общепризнанных рейтингах – это результат того, что школы и учителя сегодня лишены остатков самостоятельности. Здесь процветают лишь запреты на всякое отступление от методик и циркуляров, навязанных сверху. В этой вязкой казенной среде увядает и сама энергия развития. Школу лихорадят нововведения, инициированные не только Министерством образования, но и, например, Русской Православной Церковью. И даже сама продолжительность обучения в школе, а в развитых странах это 12–13 лет, «регулируется» Министерством обороны, которому такое увеличение «сорвало бы призыв».

То же самое происходит и в экономической сфере. Не секрет, что сам Президент РФ В.В. Путин вот уже несколько лет «борется» с тем, чтобы ограничить участие аффелированных организаций в государственной регистрации малых предприятий. Представители же самого государства вводят такие налоги, из-за которых «зарегистрированные» государством малые предприятия «убегают» в теневую экономику.

Всё это, естественно, не могли предвидеть наши реформаторы, пытавшиеся «разделить» государственную собственность «на всех». Однако не это главное. Главное состояло и состоит сегодня в том, чтобы государство «поделилось» с народом своими управленческими компетенциями. Именно эти компетенции, став частными, и будут способствовать перерождению России. В какой-то степени этот процесс напоминает нам процесс «раскулачивания» во времена «второй революции» против сельской буржуазии конца 20-х годов уже в советской России, который, как известно, был осуществлен далеко не в интересах всех россиян.

В нашем случае нельзя всё сводить к процессу «раздачи» государственной собственности частным лицам по какому-либо сценарию, который, в любом случае, будет кому-то выгоден. В первую очередь надо было создавать условия для передачи управленческих компетенций, которые автоматически не формируются в условиях, например, передачи собственности на землю. То же самое произошло и в промышленной сфере.

Прошло уже 25 лет после этого процесса «раскулачивания» государства как крупного собственника, а та же частная собственность всё еще остается. Хотя уже в двух ипостасях: еле «живая» у многих «собственников» и «лощеная» в какой-то мере, но далеко не у всех, а только у избранных, самодостаточная у немногих.

Между тем, получив «ваучер», каждый россиянин должен был «почувствовать» себя именно «частным собственником», например на общую сумму 10 тысяч рублей. Хотя, конечно же, на всех россиян «частной собственности» не хватило… Ее «хватило» только тем, кто был «ближе других» к этой государственной собственности (см. биографии крупных собственников). Абсолютное большинство населения «себя частными собственниками так и не почувствовали. Хотя, казалось бы, всё для этого делалось.

Так, например, основные этапы приватизации в постсоветской России – чековая приватизация, денежная приватизация и «залоговые аукционы» – пришлись на первую половину 1990-х годов[87]87
  См.: Радыгин А.Д. Реформа собственности в России: на пути из прошлого в будущее. – М.: Республика, 1994; Радыгин А.Д. Инструментальные проблемы развития корпоративного сектора: собственность, контроль, рынок ценных бумаг. – М.: ИЭПП, 1999.


[Закрыть]. Однако итоги приватизации в 1992–1994 годах в Российской Федерации, как отмечалось в заявлении фракции ЛДПР, были явно провальными: «Ни одна из основных экономических целей приватизации, сформулированных в указах Президента № 34-1 от 29 декабря 1991 г. и № 66 от 29 января 1992 г., не достигнута». В начале 90-х 500 крупнейших приватизационных предприятий России стоимостью не менее 200 млрд долларов были проданы всего за 7,2 млрд долларов США. Тем самым была создана база для формирования института олигархической собственности. Начиналась эра «капитализма для своих».

В начале 2000-х годов Президент РФ В.В. Путин начал прилагать усилия, чтобы взять под полный контроль российских олигархов и разрушить созданную ими пирамиду власти. Была подготовлена и сама почва для заключения неформального договора («пакт 28 июля») с владельцами крупного бизнеса. Президент собрал бизнесменов и сказал, как упоминал перед своим арестом М. Ходорковский, что создан водораздел: «то, что было до 2000-х, принадлежит истории, а теперь, после 2000 г., давайте жить по другим законам. Но если кто-то по ним жить не хочет, то будем разбираться». «Я думаю, что именно этот общественный договор обеспечил стабильное развитие общества в течение трех лет»[88]88
  Цит. по: Добренькое В.И., Исправникова Н.Р. Пирамида упущенных возможностей (Российская версия «капитализма для своих». – 2-е изд. – М.: Университетская книга, 2014. – С. 49.


[Закрыть].

Мнение о сомнительном происхождении богатства современных российских бизнесменов, именуемых олигархами, в корне отличающемся от происхождения такового у самых богатых людей Западной Европы и Америки, весьма поверхностно и не отвечает действительности.

На фоне мировых оценок истории происхождения предпринимателей и капиталистов (родоначальник теории предпринимательства Р. Кантильон относил, например, к таковым субъектам бродяг и разбойников. В. Зомбарт в своих этюдах о буржуа в число шести типов «комплектования» круга будущих капиталистов включил разбойников и авантюристов, государственных чиновников, спекулянтов)[89]89
  См: Зомбарт В. Буржуа: этюды по истории духовного развития современного экономического человека. – М., 1994. – С. 57–83.


[Закрыть], в том числе и отечественных, широко известных по персонажу семьи Прохоровых – главных героев романа «Угрюм-река» В. Шишкова, происхождение первоначального капитала отечественных олигархов можно оценить как более приемлемое.

В целом же, наверное, справедливо суждение Людвига фон Мизеса о том, что практически «любой собственник является прямым или косвенным преемником людей, которые приобрели собственность либо путем самовольного присвоения бесхозных вещей (в нашем случае – это путь обогащения крупных государственных чиновников “лакомых” министерств), либо путем насильственного ограбления своих предшественников» (в нашем случае – это рэкет, крышевание и т. п.) [90]90
  См.: Мизес Л. фон. Человеческая деятельность: трактат по экономической теории. – Челябинск: Социум, 2005. – С. 641.


[Закрыть], и с этим приходится считаться.

Происхождение собственности как социальной технологии всецело связано с процессом удовлетворения насущных потребностей индивидов, который возможен только в условиях осуществления их социального взаимодействия. В ходе развития этого процесса собственность как социальная технология постоянно совершенствуется, углубляя и расширяя свое функциональное назначение как конкретного способа реализации процесса эволюции общества.

В своих ранних произведениях К. Маркс удивительно точно представлял генезис связи собственности и индивида. Первоначально, отмечал он, собственность означает «не что иное, как отношение человека к его природным условиям производства как принадлежащим ему, как к своим собственным, как предпосылкам, данным вместе с его собственным существованием, – отношение к ним как к природным предпосылкам его самого, образующим, так сказать, лишь его удлиненное тело»[91]91
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 646. – Ч. 1. – С. 480.


[Закрыть]. Сказанное, как нельзя лучше, выражает именно социальное, а не узкое экономическое содержание и сущность собственности и тот общесоциологический характер, который ей изначально присущ.

Этот общесоциологический характер собственности тем не менее имеет и свои особенности, касающиеся как общемирового пространства, так и отдельных стран.

В нашей стране, как мы видим, проявили себя как общее, так и особенное в понимании и реализации собственности. Последнее, на наш взгляд, требует еще одного уточнения. В частности, оно связано с теми инновационными характеристиками собственности, которые выступают основными характеристиками становления в России качественно новой функции, выступающей базой возникновения социологии предпринимательства, являющейся фундаментом становления нового социально-управленческого качества развития России на основе предпринимательской парадигмы развития, приходящей на смену существовавшей до этого управленческой парадигмы. Последняя является характерной не только для советской России, но и пока для России современной.

Сама качественная определенность предпринимательской парадигмы развития новой России сформировалась в ходе изучения феномена «собственности», вернее, обоснования социолого-управленческого аспекта, позволяющего характеризовать собственность с позиции социологии предпринимательства как социолого-управленческий феномен [92]92
  См.: Рохмистров М.С. Собственность: социолого-управленческий аспект. – СПб.: Алетейя, 2013.


[Закрыть]. С позиций данного утверждения вполне отчетливо представляется сам предмет социологии предпринимательства, до сих пор бывшей довольно неопределенным феноменом. Сейчас же социология предпринимательства выступает вполне представительным научным образованием, в котором собственность выступает таким же управленческим субъектом, как, например, государство в сегодняшней России. С этого момента и сам предмет социологии предпринимательства обретает действительно репрезентативный феномен научной разработки и позиционирования качественно нового обоснования процесса развития постсоветской России на пути своего будущего, совершенно свободного от старого марксистко-ленинского прошлого.

Глава 3
Социология новой парадигмы развития России

Сама потребность социологии как науки возникла и до сих пор ощущается в связи с тем, что общество всегда проявляется в многообразии общественных отношений, в которых необходимо ориентироваться и осознавать свое место. Но даже процесс этого осознания весьма не прост, поскольку само многообразие проявляется в том, что даже какое-то конкретное общественное отношение практически никогда не соответствует только экономике или какой-либо другой отдельной сфере жизнедеятельности общества. Чаще всего в этом конкретном отношении неразрывно слиты, переплетены разные виды отношений – и экономические, и правовые, и социальные. Как правило, каждый вид отношений изучает отдельная самостоятельная наука, усилия которых подчас очень трудно «свести воедино», что возможно опять-таки в рамках науки о развитии человеческого общества – социологии. «В более широком смысле, – характеризуя этот процесс, писал Й. Шумпетер, – социология обозначает всю совокупность взаимопереплетающихся и некоординированных общественных наук, среди которых – наша экономическая наука, юриспруденция, политология, экология, описательная этика и эстетика (в значении социологии типов нравственного поведения и социологии искусства)»[93]93
  Шумпетер Й.А. История экономического анализа: в 3 т. – Т. 1. – СПб., 2001. – С. 31.


[Закрыть].

Комплексный характер общественных отношений вполне естественно не является также неким феноменом, появляющимся из ничего и оторванным от самих общественных отношений. Он вытекает из системной природы самого общества, общественной природы труда, объективно нуждающихся в определенной согласованности действий людей в противостоянии могучим силам природы. Функции этой согласованности в обществе выполняет управление. «Управление, – отмечает В.Г. Афанасьев, – свойство, внутренне присущее обществу на любой ступени его развития” [94]94
  Афанасьев В.Г. Системность и общество. – М., 1980. – С. 212.


[Закрыть]. Всеобщий характер управления не раз подчеркивал К. Маркс, считая, что оно – «необходимый момент всякого способа производства». [95]95
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 25. – Ч. II. – С. З56; см. также: Т. 23. – С. З42.


[Закрыть] Такая всеобщность управления и определила его место в системе социологической науки.

В связи с этим совершенно справедливо утверждение Т.П. Галкиной о том, что не только люди управляют экономическими и политическими отношениями, но и что в этом участвуют также «незримые социальные связи». Эти связи – «социальные отношения между людьми», и задача социологии состоит в том, чтобы максимально объективно проанализировать и исследовать их в целях выявления законов, управляющих обществом. Социология, по ее мнению, «изучает общество в различных формах его проявления: от общих законов функционирования и развития до поведения малых групп и отдельных личностей»[96]96
  Галкина Т.П. Социология управления: от группы к команде. – М., 2001. – С. 6.


[Закрыть]. На базе этого понимания задач социологии в период необходимости совершенствования социализма в СССР и появляется такая специальная отрасль науки, как «социология управления». Хотя, конечно же, сам процесс зарождения этой отрасли как практической отрасли жизнедеятельности общества связан с зарождением и развитием политической мысли в эпоху возникновения первых рабовладельческих государств и правовых систем на Дальнем Востоке. Но по вполне понятным причинам всё это шло по ведомству экономической науки, поскольку, как отмечал Й. Шумпетер, даже уже в период выхода учебников по экономической науке их вводная институциональная глава относилась «скорее к социологии, чем к экономической истории, как таковой». [97]97
  Шумпетер Й. Указ. соч. – С. 24.


[Закрыть] И даже, казалось бы, некоторые чисто экономические характеристики экономических процессов, например марксова «трудовая теория ценности», нуждается скорее в «социологическом, чем экономическом толковании». [98]98
  Там же. – С. 224.


[Закрыть] Но даже в этот период подход к управлению имел преимущественно экономический характер, хотя социологический аспект управления постоянно оставался в центре внимания представителей самых разных общественных наук. Вызвано это было самим фактом бурного развития промышленности в XIX веке. «В то время как XIX век был веком промышленности, – пишет швейцарский ученый Г. Кендэ, – ХХ век занял место в истории как век административный. Промышленность занимает при этом выдающееся место, и ее мощь постоянно растет, но над царством техники властвует конторская империя». [99]99
  Кендэ Г. Развитие и совершенствование служб управления / пер с фр. – М.: Прогресс, 1970. – С. 362.


[Закрыть] С исследований Ф.У Тейлора и А. Файоля собственно и начинается этап научного осознания этой «власти конторской империи», разработка конкретного подхода к научному анализу проблем управления производством, с которого начинаются различные концепции «научного менеджмента». Этот конкретный подход выразился в первую очередь в выделении в управлении разных функций и в их анализе. Так, например, А. Файоль расделил процесс управления на части и с точки зрения последовательности развертывания процессов управления во времени выделил такие функции, как предвидение, организация, распорядительство, согласованность, контроль. Данный результати другие факты конкретных шагов Ф. Тейлора, А. Файоля, Г. Эмерсона и др. чаще всего связываются с возникновением науки управления вообще, а А.И. Кравченко связывает их еще и с содержанием термина «социология менеджмента».

Сама история социологии менеджмента весьма подробно рассмотрена в учебнике «Социология управления», авторами которого являются А.И. Кравченко и И.О. Тюрина[100]100
  См.: Кравченко А.И., Тюрина И.О. Социология управления: фундаментальный курс: учеб. пособие для студентов высших учебных заведений. – 3-е изд. – М.: Академический проект, 2006. – С.8—68.


[Закрыть]. Указанные авторы не разграничивают предметную сферу социологии управления с аналогичной сферой управления в целом, понимание чего В.Г. Афанасьевым мы приводили ранее, считая социологию управления «родной дочерью» общей социологии. Хотя их замечание о том, что социология управления «изучает большие социальные группы и институты, задействованные в сфере управления», а «не менеджмента или административной системы», заставляет нас задуматься над точностью и соответствием приведенных выше дефиниций[101]101
  Там же. – С. 164.


[Закрыть].

Прежде всего это связано с отторжением социологии управления авторами от их же «социологии менеджмента», рассмотрению которой в их учебном пособии уделено довольно много внимания. Кроме того, практически вся более чем 1000-страничная работа авторов в большей степени «заслуживает» назваться именно «социологией менеджмента», поскольку о социологии управления в ней можно найти лишь упоминания. Причина такой ситуации сегодня, на наш взгляд, чрезвычайно распространена – в саму суть социологии управления как чисто социологического феномена, связанного с определенной формацией в развитии общества авторы не вникают, а «перепрыгивают» к западному опыту развития социологии, ибо в западной социологической литературе никогда не упоминалось о социологии управления. В большинстве словарей по социологии там речь всегда шла именно о социологии менеджмента, в словарной терминологии – о «теории организаций»[102]102
  См.: Большой толковый социологический словарь. – COLLINS. – М.: Вече: АСТ, 1999. – Т 2. – С. 331–333.


[Закрыть].

Вряд ли стоит, на наш взгляд, подробно анализировать все имеющиеся учебники по социологии управления, написанные отечественными авторами. Какие-то фрагменты из них мы будем вынуждены цитировать далее. Здесь же заметим лишь то, что объект, предмет и сфера научных интересов социологии управления в них представлена (если еще и представлена) весьма схематично и поверхностно. Нас же интересует прежде всего сама специализация предмета. Именно эта специализация, как в производстве, так и управлении, резко повышает эффективность. Это еще хорошо понимал и один из основателей классической политэкономии А. Смит. Подробно специализацию производства и управления рассматривал и К. Маркс в главе о кооперации в «Капитале». Но если во времена А. Смита и К. Маркса эта специализация только еще оформлялась, а ученые лишь выявляли ее и другие особенности управления как факторы повышения эффективности производства, то в ХХ веке исследователи попытались на основе изученного опыта внести в процесс управления сознательный фактор. Процесс управления стал представлять не только те функции, которые характеризовали специализацию, но и включил в себя этап целеустановления, а также функцию мотивации, связанную с активизацией. На основе этого возникла своеобразная школа научного управления, на базе которой представители разных общественных наук стали разрабатывать свои собственные концепции управления. В советской социологической науке проблемы влияния этой школы научного управления весьма отчетливо прослеживаются и на первом этапе развития социологии (20-е годы XX века), и на втором этапе (60—80-е годы XX века). Однако уже на первом этапе мы встречаемся с нарушением принципа ориентации социологии на получение идеологически нейтрального знания, не зависимого от социальной, прежде всего политической, позиции исследователя. Так, например, один из пионеров разработки проблем управления в 20-е годы прошлого века П.М. Керженцев упрекал разработчиков научной организации труда (НОТ) в том, что они не поставили даже «задачи изучения богатейшего организаторского опыта, который дает нам революция. Мы продолжаем танцевать от тейлоровской печки, изготовленной в Америке. Заграница ведь вовсе не знает случаев, чтобы работа по НОТ начиналась и велась ячейками из самих рабочих, там это – всегда дело администрации»[103]103
  Керженцев П.М. Принципы организации. – М.: Экономика, 1968. – С. 288, 296.


[Закрыть]. Несомненно, любой новый опыт можно только приветствовать. В том числе и участие в разработке НОТ «ячеек самих рабочих». Но в угоду политическим амбициям нельзя было отказываться от всего того ценного, что накопило человечество, в том числе и от капиталистической техники, формы организации производства: банков, трестов, синдикатов[104]104
  См: Ленин В.И. Полн. собр. соч. – Т 41. – С.305; Т. 34. – С.151–190.


[Закрыть] в 20-е годы XX века, чтобы начать возрождать этот процесс через 40 лет. Так, НОТ был «реабилитирован» в 50-е годы. В середине же 50-х годов В.Г Афанасьевым [105]105
  См.: Афанасьев В.Г. Научное управление обществом. (Опыт системного исследования). – М.: Политиздат, 1968.


[Закрыть] впервые был осуществлен анализ функций управления, сделанный, как отмечалось ранее, в начале ХХ века, который собственно и стал первой вехой активной разработки проблем управления вообще, в том числе и в рамках социологической науки. Вместе с тем признание руководством КПСС того, «что без хорошего управления и совершенной организации не дадут должного эффекта ни капиталовложения, ни новая техника, ни самоотверженный труд рабочих и колхозников», а управление характеризовалось, как «наука побеждать», [106]106
  Брежнев Л.И. Ленинским курсом. – Т. 2. – М.: Политиздат, 1970. – С. 521; Т. 3. – М., 1972. – С. 43.


[Закрыть] в которой, по мысли Д.М. Гвишиани, «правильное понимание соотношения и взаимодействия сознательной руководящей деятельности и объективных закономерностей развития социалистической экономики составляет методологически исходный пункт в научной разработке проблем теории управления», – суммируя всё это, становилось ясно, на какой методологической основе осуществлялось управление в СССР [107]107
  См.: Проблемы научной организации управления социалистической промышленностью (по материалам Всесоюзной научно-технической конференции). – М.: Экономика, 1968. – С. 13.


[Закрыть]. Ясно, что в этих условиях сформировавшиеся специальные социологические теории: социология организаций и социология управления – прямо «связывали» свою «проблематику» «со спецификой социального строя»[108]108
  Энциклопедический социологический словарь. – М., 1995. – С. 734–735.


[Закрыть]. Именно эта «специфика» и стала довлеть над тем, что с самого начала своей истории при социализме, как верно замечал П.М. Керженцев, в работе, например в 20-е годы, не участвовали «ячейки рабочих». Не участвовали «рабочие» в развитии производства прежде всего потому, что с первых лет реализации своей власти в России партия большевиков стала вводить свой стиль жесточайшего командного управления. Согласимся с тем, что только после развала СССР были реабилитированы все пострадавшие от этого «управления». И разве возникла бы такая тупиковая ситуация в развитии страны, которая была характерна как отдельным периодам СССР, так и его постсоветскому аналогу, в котором сохранилось именно старое «управление», если бы большевики не нарушили тот ход событий, который был свойственен России во втором десятилетии XX века?

Конечно, наряду с видимыми провалами в развитии советской страны были достигнуты и успехи. Не случайно СССР в период своего расцвета стал второй мировой державой. Но уж слишком скоротечной оказалась сама его история. И главной причиной этого надо считать ту самую «специфику социального строя», которую создали сторонники реализации марксистского понимания исторического развития человеческого общества. Однако даже в этих условиях можно отметить, что, если эта специфика (марксизм-ленинизм) одинаково характерна для всего периода советской власти, то непосредственно сама советская история может быть разделена на несколько этапов развития. Академик РАН Т.И. Заславская выделяет четыре наиболее значимых этапа советской истории: 1) революция, Гражданская война и последовавшие за ними годы социализации и демократизации общества (1917–1926); 2) период становления, укрепления и заката сталинизма (1927–1953); 3) период зрелости советской системы, названный «реальным социализмом» (1954–1975); 4) период стагнации, разложения и кризиса советской системы (1976–1985)[109]109
  См.: Заславская Т.И. Современное российское общество: социальный механизм трансформации: учеб. пособие. – М.: Дело, 2004. – С. 35.


[Закрыть].

Время возникновения социологии управления относится к третьему этапу – развитому социализму. Оно сопоставимо с появлением не только внятного понимания управления, о чем мы говорили ранее, но и с функционированием специальных учебных курсов «научного коммунизма» в высших учебных заведениях и курса обществоведения в средней школе. Ясно, что ни о какой «подрывной деятельности» в изменении общественных устоев социологии управления при ее возникновении речь просто не могла даже идти.

Выскажем и нашу гипотезу о том, что появление на этапе «развивающегося социализма» «Социологии управления» как специальной социологической теории не было и неким развитием социологии как науки. Это не могло случиться по определению, поскольку и в это время социология полностью базировалась на платформе марксизма-ленинизма.

Другое дело, что именно на этом этапе практический социализм достиг предела своего «развития» и началась стадия его разложения («разлагающийся социализм» свойственен четвертой стадии по Заславской). В задачу новой теории, как и отмечали ее создатели, вошло то, что раньше ученым провозглашать было нельзя. Речь идет о том, что объектом социологии управления стали не только расплывчатые структурные отношения в трудовом коллективе, как утверждала автор одного из первых учебников «Социология управления» М.В. Удальцова, а и другие кадры. Вместе с тем, являясь «первооткрывателем» в появлении учебников по социологии управления, М. В. Удальцова тем не менее расширила предметные рамки своего труда, считая, что предпочтительнее называть эту новую науку «социологией и психологией управления». При этом сама М.В. Удальцова не претендовала на роль «первооткрывателя» этой науки, скромно утверждая, что она получила свое наиболее четкое выражение уже в начале XX века в концепциях «научного управления» Ф. Тейлора, «идеальной бюрократии» М. Вебера, «науки администрирования» А. Файоля[110]110
  См.: Удальцова М.В. Социология управления: учебник. – М. – Новосибирск: ИНФРА-МНГАЭиУ, 2002. – С. 4–5.


[Закрыть]. Последнее, в общем-то, и стало началом всех последующих учебников по социологии управления, знаменуя некие исходные позиции появления новой науки.

Однако вряд ли стоит относить сказанное именно к социологии управления как социологической теории, появлявшейся в недрах СССР. В условиях строжайшего соблюдения сложившихся в советском обществоведении ограничений сам факт появившейся социологии управления можно рассматривать как некую «отдушину» в реализации научных устремлений советских социологов. Не вдаваясь в саму суть этого процесса, результатом которого стало появление и других «специальных социологических теорий», отметим то, о чем уже сказала М.В. Удальцова. То, что объектом социологии управления стали кадры управления, в том числе и в среде «святая святых» руководящих кадров КПС. Предметом их социологии управления стало, хотя и в весьма расплывчатом плане, участие социологов в исследовании и «исправлении» выявленных недостатков в работе самого кадрового механизма организации деятельности кадров, в том числе и КПС. Именно это можно понять из весьма осторожной, со скрытым подтекстом характеристики социологии управления, данной одним из авторов ее создания в СССР [111]111
  См.: Волков Ю.Е. Социология управления // Энциклопедический социологический словарь / под общ. ред. Г.В. Осипова. – М.: ИСПИ РАН,1995. – С. 751–752.


[Закрыть].

Таким образом, сам факт появления социологии управления можно было считать неким прорывом общей социологии, которая хотя и не переставала быть марксистко-ленинской наукой по содержанию, но уже становилась, с одной стороны, «модной игрушкой» в руках партийного истеблишмента СССР, а с другой стороны, и неким практическим инструментом реализации «модного» научного подхода к управлению со стороны партийной верхушки КПС. Результаты социологических исследований, проводимых в рамках социологии управления, выявляли те негативные последствия партийного руководства, которые это руководство вынуждено было обнародовать, подрывая тем самым доверие народа к своей политике. Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что именно возникновение социологии управления и ее практическая реализация как механизма критического анализа действительности, соединяясь с негативными последствиями, связанными с провалом реализации последней Программы КПСС, провозгласившей нереальные перспективы «прихода коммунизма», сыграли решающую роль в обрушении марксистских догм в СССР и создали предпосылки для поиска нового пути развития страны.

Такой подход к социологии управления позволяет сделать еще одно предположение, касающееся самих «сроков жизни» социологии управления как научной теории. Об этом же свидетельствуют и неудачи отмеченных выше специалистов – авторов учебников, которые пытались найти корни социологии управления в западной науке и практике. Тщетность этих попыток налицо. В сухом остатке этих поисков можно обнаружить лишь попытки (в лучшем случае) выстроить некую архитектонику социологии управления как науки на основе положений конвергенции. Но самым главным негативным моментом представленных попыток «обосновать» свое научное «детище» являются, на наш взгляд, два обстоятельства.

Первое – это непонимание того, что в социалистическом обществе не могла появиться некая новая наука, вступающая в противоречие с марксизмом как научной методологией. А конвергенцию, как известно, сразу же после обнародования этой «новации» советские ученые осудили.

Второе обстоятельство будет проходить через всю нашу работу, так как оно связано с лингвистикой. Как и само это слово, так и вообще в нашем словарном запасе много терминов, страну происхождения которых мы не знаем. Но все эти слова обозначают какие-либо вполне понятные и привычные действия, предметы и т. п. Но те новые понятия и термины, которые «пришли» к нам с обновлением нашей концепции жизнедеятельности новой России, – это совсем другое. К самому факту включения этих слов и терминов в практику мы подошли по-старому. Тем более, что у нас существовали, как мы думали, прямые аналоги. Например, тому же «менеджменту» вполне соответствует наше слово «управление». Но соразмерно ли оно менеджменту? Вряд ли. Точно так же нельзя вульгарно переносить «социологию управления» из времени существования СССР в новую Россию, и если это происходит, то ясно, что жизнь в «новой» России «течет» по-старому «руслу» – социалистическому. Это «течение» только обрамляется новыми терминами, понятиями и т. п. Но суть-то остается старая…

Но понять это не так-то просто. Это смогли бы понять те россияне, которые после Октябрьской революции «очутились» в новой России. И это сравнение весьма уместно, ибо и сегодня, как и тогда, сама инновационная модель перестройки привычной российской жизнедеятельности экспортировалась извне. И каких-либо предпосылок для быстрой ее реализации в России не было и тогда, как нет и сегодня. К тому же, надо вспомнить еще и о самих методах государственного «строительства». В советской России подавляющая часть противников нового были высланы или сами уехали из страны, а остававшиеся были уничтожены или «ушли в подполье». Сегодня же так поступить нельзя.

Соотносится ли сказанное с обсуждаемой нами проблематикой социологии управления? Несомненно. Причем в том же ключе: «низвергнуть» эту «специальную социологическую теорию» советского образца совсем или оставить в каком-то измененном виде? Но прежде, чем сделать какой-то окончательный выбор, надо признать весьма загадочной историю, связанную с тем, что в отличие от других научных дисциплин, в которых воспроизводилась марксистская теория на практике, таких, например, как «научный коммунизм» и «история КПСС», которые после «косметической реконструкции» стали называться «политологией» и «политической социологией», «социология управления» сохранила свою старую данность. Более того, она стала преподноситься гораздо масштабнее и весомее. Попыток «поколебать» эту «устойчивость» практически не было, о чем свидетельствует анализ изданных в постсоветское время учебников. Хотя, надо признаться честно, не было и попыток представить социологию управления в качестве некоей методологии становления новой России. За исключением одной из работ А.В. Тихонова, представившего ее неким конкретным научным инструментом создания уже новой постсоветской России[112]112
  См.: Тихонов А.В. Социология управления. – М., 2007.


[Закрыть], речь о котором подробнее пойдет в следующей главе. Сам этот шаг А.В. Тихонова можно только приветствовать. Наконец-то появилась работа, в которой делается попытка научно обосновать ту практику, которая вот уже 25 лет жизни новой России существует в науке и которую никто из ученых не пытается ни оспорить, ни оправдать. Последнее, действительно, заставляет задуматься. Кто не знает, как случается во время «революционных заскоков»? И все-таки в сложившейся ситуации вокруг «социологии управления», на наш взгляд, есть свои причины.