Текст книги "Пиковый туз. Авантюрный роман"

А тому опять сказочно везло. Сыграл четырех дам и под конец колоды квинту на трефах. Раздали заново. Франт уже не насмешничал. Пришли в начале второй партии пиковая дама и бубновый валет – безик! – сократил отставание на сорок очков, но между ними пропасть и сарай к победе ближе. Или саморай? Тудыть-его-растудыть!

– Плох Жилет, не выдюжит. Это я вам, сударик мой, готов подтвердить опытом, который имею, – старик взял Мармеладова за локоть и доверительно шептал на ухо. – Правда, сам в карты не играю, позвольте задуматься, лет двадцать. Да-да, с тех пор, как в 1855 году преставился его императорское величество, Николай Павлович, упокой Господи его бессмертную душу…

– Странно, – пробормотал сыщик, не поворачивая головы, – с такими ловкими пальцами в шулеры бы податься. А вы выбрали опасную стезю карманного вора. Не вздрагивайте. Зачем допускать к нашему маленькому секрету окружающих? Они карманных воров не любят куда больше, чем тех, кто карты мухлюет. Отойдем на два слова.

Они незаметно переместились в темный угол у дальней стены.

– Как прикажете к вам обращаться[31]31
  Разным классам Табели о рангах соответствовало разное обращение. Титулярный советник и низшие чины – «ваше благородие». Коллежский советник, надворный советник, коллежский асессор – «ваше высокоблагородие». Статский советник – «ваше высокородие».


[Закрыть]? Благородием? Высокородием? Хотя до статского советника, покамест, вряд ли дослужились, сударик мой.

– Я давно выпал из табели о рангах, да и прежде не занимал в ней особых чинов.

– Не служите? А с вашим взглядом ищейки стали бы отменным следователем. Верьте, старый Фарт видит людей насквозь. Возьмем для примера того молодого ловкача, который пытается надуть японца. Его погубит жадность. Мог, как я, щипать публику годами, срывая за вечер по два или три червонца. Жить припеваючи. Эти недотепы – вишневый сад, который приносит постоянный урожай. У одного возьму бумажку, у другого пару монет, у вас рубль серебряный выудил, а на остальное не покушаюсь. Придет человек домой, пересчитает деньги и не поймет, что его обобрали. Подумает: ну, выронил. Или в трактире лишку дал. Или извозчику. Девка стащила, а может и жена. Проиграл чуть больше. Выиграл чуть меньше. Сам себя успокоит, и я назавтра еще рублик у него вытяну. Хорошему обманщику, сударик мой, необходимо терпение. А ловкость рук и быстрота реакции – дело наживное. Но есть ли терпение у Жилета? Нет! Молодые алчут все и сразу, о будущем не думают, потому редко доживают до моих седин. Помяните мое слово, вскорости он наломает дров.

Как в воду глядел! Толпа вокруг стола зашумела, вспенилась «ахами» и «охами».

– Двойной безик! Пятьсот очков. Забирай банк, – франта поддерживали одобрительными выкриками.

Мармеладов глянул поверх склонившихся голов. Две дамы пик, два валета бубен. Обидно проигрывать, но вроде все по правилам. Чего же ярится саморай?

– Ты… Ты… – желтолицый пытался подобрать слова, но отказался от сложной затеи и выхватил из-за пояса кинжал.

Городовой заметил от двери блеск стали и метнулся вперед с возмущенным воплем. Заорал и шулер, но уже от страха. Отточенное лезвие вспороло левый рукав его сюртука, не поранив кожу. Спрятанные карты разлетелись стайкой ярких бабочек. Тузы, десятки, дамы разных мастей…

– Ты доставал отсюда, – хриплый голос срывался от ярости. – А ненужные карты прятал туда.

Острие скользнуло к животу неосторожного шулера. Трое типчиков с пропитыми лицами сунулись проверить обвинение. И действительно, в кармашке для часов лежали восьмерки и девятки, которые очков не приносят. Жухальнику заломили руки за спину.

– Ах ты, харя бесовская! – заверещал он. – Ребятушки, я фокус показывал.

– У нас за такие фокусы отрубают руку по локоть! – отрезал японец, пряча оружие обратно в складки халата.

– А я ведь упреждал, – ухмыльнулся старик, выходя из тени. – На востоке есть такая игра – ма-дзянь, кажется, – там надо запоминать комбинации из полутора сотен костей с разными значениями. Играют в нее с детства. Японцу наши двойные колоды – семечки. Даже я не забыл, что в этом раскладе безик уже сыгран. Значит, двойному взяться неоткуда. Дождался бы Жилет третьей партии, но терпения не хватило.

– Еще один игрок погорел на пиковой даме, – подытожил Мармеладов. – Ничего не меняется.

Шулер не собирался сдаваться. Одним поворотом широких плеч стряхнул мужичков, которые в него вцепились. Вторым движением выхватил из кармана маленький тупоносый пистолет. Прицелился, успел крикнуть: «Сдохни!» Но тут же выронил браунинг и схватился за запястье. Старый Фарт ударил оловянным подсвечником – очень вовремя и так быстро, что остальные не успели шевельнуться.

– Растяпы, – пожурил он. – Смотрели на левый рукав, где карты прятал. А надо было правый карман изучать. Он туда украдкой руку совал, проверял на месте ли… Пистоль, нож или кастет, какая, в сущности, разница? Не дать этим воспользоваться – вот вопрос жизни и смерти.

Зрители мигом сбросили оцепенение. Люди здесь, как на подбор, тертые и злые. Терпеть обиду не станут. Тумаков навешают от души, а душа у русского человека широкая.

– Заметьте, сударик мой, кто сильнее пинает пойманного с поличным. Другие шулера. Видали? – старик вернулся к Мармеладову. – Толстый лупит наотмашь, Князек каблуком на руку наступил. Полицейский убийства не допустит, отгонит чуть погодя, а со сломанными пальцами Жилет вряд ли уже когда-нибудь смухлюет. Постарались добры молодцы, хотя сами могут оказаться на его месте в любой миг. Но эти двое благоразумнее, глядишь, дольше продержатся.

– Вы по той же причине геройствовать начали? – уточнил сыщик. – Чтобы не выделяться?

– Нет, другой довод перевесил. За спасение репутации заведения, – а согласитесь, стрельба и драки отпугивают клиентов, – хозяин будет впредь брать с меня меньшую мзду.

– Неужели вы делитесь с…

– Именно, сударик мой. Из каких доходов, по-вашему, Еропкин платит квартальному и другим прилипалам?! Но вы не о том желали меня спросить.

– И то верно. Просветите меня, касательно игральных карт…

VI

На следующее утро казенный экипаж заехал на Сивцев Вражек. Митя проживал в мезонине, он увидел коляску заранее, спустился вниз в халате и домашних туфлях на босу ногу.

– Ты не готов? Ехать пора!

Мармеладова переполнял азарт. Куда подевалось прежнее задумчиво-сонное настроение. Сыщик-любитель походил на пса, учуявшего дичь. Перебирал лапами, жадно вдыхал воздух и рвался с места, в погоню, пока следы не простыли. Это отличало его от полицейских и судебных служак. Те, скорее, напоминали цепных кобелей, злых, но ленивых. Такие готовы загрызть всякого, кто подойдет близко, причем не из интереса или заботы о хозяйском добре-покое, а за миску костей и мясных обрезков.

– Я, веришь ли, не выспался, – посетовал Митя.

– А я не удивлен. Благодарная фрейлина до рассвета угощала тебя… Шампанским?

– Чай пили. Да и ушел я чуть за полночь. Приличия, все-таки, – он улыбнулся, точно сытый кот, тайком отведавший сметаны. – Но из-за этой истории, веришь ли, кошмары снятся, до утра ворочался. Может, без меня управишься?

– Не ожидал увидеть гусара, сдающего позиции, – включил, включил Мармеладов едкую свою иронию, за которую многих подмывало его поколотить, да не отваживались. – Забыл девиз, завещанный Денисом Давыдовым: «Чтобы стены от „Ура!“ и тряслись, и трепетали»?

– Ну, право, братец…

– Ты мне очень нужен. Ради внушительности. Приедем к Долгоруковым, а там – сплошь придворный люд. Кто для них я? Козявка потешная. Ты же, как ни крути, власть. У тебя мундир! Фуражка! Позумент! Тебе они захотят раскрыть душу, поделиться сокровенными мыслями.

– Так прямо и захотят…

– Все взгляды прилипнут к твоим золотым пуговицам! На меня никто не посмотрит, смогу незаметно наблюдать. Это полезно для дела. Не Хлопова же с собой брать! Собирайся, прокатимся с ветерком. Кони у судейских резвые!

И вправду, серые рысаки такую скорость взяли, что Митя вцепился в фуражку двумя руками, не улетела бы на повороте. Экипаж остановился у Провиантских складов.

– Прочь, алырницы[32]32
  Воровки (устар.)


[Закрыть], – кучер поднял кнут, чтобы отогнать набежавших цыганок, но Мармеладов успел его остановить.

Пожилая, скособоченная, но с пронзительно-ясным взглядом, гадалка схватила почтмейстера за руку – не вырвешься, – и затянула:

– Знаю про тебя правду. Вижу скорую печаль и беду, встречу нежданную с человеком из прошлого. Ай, счастье тоже вижу. Позолоти руку, сокол ясный, ничего не скрою.

Две другие, совсем девчонки, – внучки, а то и правнучки цыганки, – подошли к коляске с другой стороны.

– Ба-а-арин весе-е-елый, ба-а-арин приго-о-ожий, – затянули они нараспев. – Дай копе-е-ечку.

Вроде ничего необыкновенного, а рука сама потянулась к карману. Серебряный рубль, вертясь в воздухе, полетел к проказницам. Младшая поймала монету на лету, поцеловала и зажала в руке. Сестрица попыталась разжать ее кулачок, да ничего не вышло. Меньшая, предвидя немедленную драку, бросилась в сторону, а другая побежала вдогон.

– Стойте, стойте! Скажите-ка, резвуньи, что при гадании на будущее означает пиковый туз?

Цыганочки вернулись, своим видом и нарочито-громким перешептыванием давая понять: это знание они оценивают не меньше, чем в еще один рубль.

– Годится, – он достал серебряный кругляш, повертел в руках.

– Ежели лег острием вверх, считай, повезло. Казенный дом или неудачи в любви, – начала одна, другая мигом подхватила, – А вниз острием, плохо. Будут дурные вести или скорая смерть…

Мармеладов щелчком подбросил монету. Старшая не удержала, нагнулась, чтоб поднять, но сестрица, вьюрком нырнула к земле, зажала денежку во второй кулачок.

– Ах, джюкли!

Взметнулись яркими кострами их лоскутные юбки, и вот уже нет никого, только пыль, поднятая босыми пятками, оседает.

Между тем, старуха взяла Митю в крепкий оборот: нагадала ему скорейшую свадьбу с богатой наследницей да повышение в чине.

– С лица ты не слишком красив, соколик, но душа у тебя красивая. Ты добрый, в жизни мухи не обидел, а на сердце печаль великая. Помогу ее победить. Вот, возьми копеечку.

В руке непонятно откуда, – не иначе из воздуха достала, – появилась потертая медяшка. Крестит ею ладонь митину, приговаривает:

– Копеечка верченая, в трех церквах освещенная, прибери боль, подари любовь, укрой от беды, огня и воды. Носи на счастье! Нет, голыми руками не бери, заверни в ассигнацию или в билетик кредитный.

– Чего удумала, ехидна! – вяло отбивался «соколик». – Отстань ты со своими забобонами[33]33
  Выдумками, глупостями (устар.)


[Закрыть]!

А сам при этом нашаривал во внутреннем кармане бумажный червонец, который носил на черный день или для большой попойки. Протянул, не отнимая пальцев от края купюры. Гадалка охнула, запричитала, положила копейку на самый центр денежки, аккурат на портрет царя Михаила Федоровича. Стала скручивать и заворачивать, да так ловко, что Митя и не заметил, как отпустил червонец. Монетка, укутанная со всех сторон, скрылась в кулаке старухи.

– Ты, это… Не балуй!

Почтмейстер подался вперед, да поздно. Цыганка с лукавой улыбкой поднесла кулак к губам, дунула внутрь и разжала пустую ладонь.

– А деньги где же? – Митя осел в коляске, будто артиллерийской канонадой оглушенный.

– Не переживай, соколик! Радуйся. Беду от тебя отвела, лютую. А ты, – гадалка резко повернулась и обожгла взглядом Мармеладова, – про карты спрашивал. Негоже мужчинам про такое ведать. Это бабье ремесло.

Повернулась уходить, но изменила свое намерение.

– Вижу, не впустую любопытство тешишь. Ин ладно. Туз пик означает, помимо прочего, ночь и зиму. Ищи, узнавай, что случилось зимней ночью. Может статься, и покой, наконец, обретешь.

Кучер сплюнул ей вослед и забухтел сквозь зубы: «растяпы, а с виду ученые». Митя тоже бормотал нечто злобное по содержанию.

– А вдруг цыганки убили? – предположил он. – У них всегда с собой колода гадальная. Отсюда и туз. Наворожили фрейлине смерть скорую, да по горлу – фьюить!

– И чем они, по-твоему… Фьюить? – переспросил Мармеладов.

– Ножичком. Или иглой цыганской, – знаешь? – длинная, ею кибитки починяют. Такой не трудно попону проткнуть или ремень кожаный. Да, понимаю твое возражение: тут большая сила требуется. Но гадалка эта недюжинно руку заломила – не каждый буян в нашем полку меня сдержал бы, а она, эвон как.

– Фантазии, друг мой. Фантазии! Не цыганка тут виновата.

– Из чего это следует? – упрямился Митя. – Почему моя версия не хороша?

– Хороша. Чудесна! Тебе романы сочинять пристало, про русского Рокамболя – все лучше той писанины, которую мне в критику отдают. Но в жизни по-другому было, и я это выведу по трем причинам.

Насупленный почтмейстер глядел в сторону, не желая встречаться взглядом с Мармеладовым.

– Послушай же! Зря горячишься. На бандита давешнего тоже наскочил, не разобравшись. Привык, понимаешь, сабли наголо! А я с Архипкой успел перемолвиться. Узнал много подробностей. Разбойники с цыганами раньше шибко резались, а на Пасху выпили мировую. Уговор у них: лихие люди не проказят на бульварах, а гадалки носа не кажут в Нескучный сад. Осмелится зайти, тут ей и смерть – либо от бандитов, либо от своих. Это первая причина.

– Повезло, – ворчливо заметил Митя. – Не заметили, что уговор нарушила.

– Три раза кряду?

– Пусть и три раза повезло, бывает такое.

– Бывает. Но вот тебе вторая причина: помнишь, слуги у летнего домика успели увидеть убийцу? Описание дали, прямо сказать, неброское – серая тень мелькнула, дескать, и пропала. А цыганки в серый цвет никогда не одеваются, у них юбки красные, издалека приметные.

– Подумаешь! Она не дура, заранее оделась в темное, чтоб со стороны не признали, – почтмейстер приосанился, предчувствуя скорую победу в споре. – Это также может служить объяснением, по какой причине бандиты не заметили ее в саду. Черное платье, а?

– Во-о-от! И я также рассуждал, знаешь эту мою склонность к внутренним монологам… Но! Есть третья причина. Помнишь, из-за чего мы разом всех разбойных людей отмели? Убийца не покусился на алмазную брошь и прочие драгоценности фрейлин. А гадалка только что умыкнула твой червонец, неужто украшение оставила бы?!

Кучер еще раз сплюнул и обернулся, явив приятелям грубое, искаженное гримасой лицо.

– Ни в жизнь! Умыкнут и кичатся, мол, ежели рука чужой вещи не зычит[34]34
  Желает (устар.)


[Закрыть], то натурально отсохнет. Цыгане воровство за грех не считают, – и прояснил в ответ на непонимающие взгляды седоков. – Я сыздавна при судебном следствии, навидался-наслушался. Если цыган на краже ловят, они одну легенду талдычат. В день, когда Христа распяли, – он переложил кнут в левую руку и осенился крестом, – кузнец сковал пять гвоздей: четыре – руки-ноги прибивать, и последний, самый длинный, чтобы сердце Спасителя нашего пронзить. А кучерявый таборник пятый гвоздок выкрал. За это, дескать, Бог их народу заповедь «не укради» отменил. Брешут, окаянные, но сами верят. И готовы умыкнуть все, до чего дотянутся. Особливо у тех, кто рты раззявили…

Кучер заметил хмурое лицо почтмейстера, понял, что сказанул лишнего и прикрыл неловкую фразу хриплым кашлем. Отвернулся, ковыряя кнутовище грязным ногтем. Митя собрался было отвесить подзатыльник за дерзость, но на самом замахе был остановлен словами Мармеладова.

– Доказал! С такого взгляда, третья причина еще убедительнее. К убийству фрейлин цыгане касательства не имеют.

– Но как же пиковый туз?

– А вот, – из кармана появилась стопка карт, – сплошь пиковые. Этот пасьянсного типа, этот – французский. Смотри, вот из «Дорожного набора». Четвертый – охотничий, но этого туза ни с чем не спутаешь, целая картина размалевана: зимний лес, люди в тулупах бырчатых[35]35
  Овечий тулуп (устар.)


[Закрыть], с ружьями. А этот из колоды царства польского. Одно название, что польские, масти взяты на немецкий манер и вместо пик – зеленые листья. Березовые? Скорее, липовые, – Мармеладов склонил голову, рассматривая яркие картинки. – Еще атласный вариант и первый сорт, которые рисовал художник Шарлемань[36]36
  Адольф Шарлемань – русский живописец, автор оригинальных рисунков для атласной колоды карт.


[Закрыть]. Семь колод в свободной продаже. На любой изыск!

– А глазетные где?

– Нету. Вчера, после нашего приключения в Нескучном саду, отправился в картежный клуб, от знающих людей узнал, что глазетные – большая редкость по нынешним временам. Не поверил на слово, объехал с утра лавки и базары. Куда там! Торговцы в один голос убеждают: только для императорского двора такие карты печатают. А добыть целых три колоды, чтобы надергать из них тузов определенной масти, способны лишь придворные.

– Или их слуги, – предположил Митя.

– Сомневаюсь. Фрейлины – девушки высокородные, а значит, неизбежно, высокомерные. Представь на минуту, отправится ли подобная барышня среди ночи в темный парк ради встречи с лакеем, кухаркой или иной прислугой? Нет, нет и нет! А если ее ожидает приятный кавалер…

– Выходит, нужно искать придворного хлыща, который водил амуры со всеми тремя фрейлинами. Он и будет убийца, – теперь Митя с чистой совестью вломил кучеру затрещину. – Чего стоишь? Гони к особняку Долгоруковых, михрютка[37]37
  Неуклюжий, нерасторопный человек (устар.)


[Закрыть]!

VII

Княжна Екатерина Михайловна занимала трехэтажные хоромы в полутора верстах[38]38
  Старинная мера длины, равная 1066 м.


[Закрыть] от Нескучного сада. Дом построил дальний предок, боярин Юрий Алексеевич Долгоруков, который больше двух веков назад возглавлял московский сыскной приказ. Во время нашествия французов, ее прадед, князь Василий Васильевич Долгоруков, подпалил имение, чтобы не досталось неприятелю. С этого события и начался памятный пожар 1812 года, обративший в пепел триумф Наполеона и заставивший гордого императора спасаться бегством из Москвы. Впоследствии, – насмешка судьбы, – особняк перестраивал архитектор, выписанный из Парижа. Белые колонны и большие клумбы в точности повторили один из уголков версальского дворца.

Сейчас обстановка потускнела, богатейший прежде дворянский род скатывался к… нет, называть это бедностью, конечно, смешно, но прежней роскоши себе позволить уже не могли. Хотя родственники лелеяли надежду, что рано или поздно княжна начнет извлекать материальные блага из своего амурного положения, но та гордо отказывалась от щедрых подарков императора.

Фаворитка государя давно проживала в Петербурге, а в московском особняке поселилась ее двоюродная тетушка. Визит племянницы с детьми и большой свитой обрадовал престарелую княгиню, но вместе с тем добавил в ее скучную, размеренную жизнь немало суеты. Разместить всех в фамильном гнезде не представлялось возможным, и часть придворных, в том числе фрейлин, поселили в летних домиках Нескучного сада. Именно это привело к последующим трагическим событиям.

– Моя вина, – повторяла Татьяна Александровна и печально крошила печенье в блюдце. – Надо было освободить этаж и отъехать в деревню. Но соскучилась по малышам, налюбоваться не могла. Ах, моя вина. Моя вина!

Княгиня принимала их в Хрустальной гостиной. Чаю не предложила. Причем не из желания подчеркнуть пропасть между собственным высоким положением и сомнительным чином визитеров, а по рассеянности. Она и свою чашку, едва пригубленную, отставила в сторону и позабыла к ней прикасаться.

Яркие лучи проникали через огромные окна и, преломляясь в колоннах из горного хрусталя, раскрашивали зал золотыми крапинами. Но настроение у присутствующих было далеко не солнечное.

– Dire la vérité[39]39
  Честно говоря (франц.)


[Закрыть], куда сильнее жалею не убиенных, а Катерину. Скандал ей без надобности… Государь Александр Николаевич, даруй ему Господь крепкого здоровья и победы над неприятелями, – перекрестилась, потом распахнула веер, – повелел свиту Катерине собрать. Но при дворе, сами знаете, сплошь гадюки в парчовых платьях. Отрядили ей в свиту самых пропащих. Toutes sont devergondees la-bas, hormis une-deux filles convenentes[40]40
  Все девушки там негодницы, кроме, пожалуй, одной-двух достойных (франц.)


[Закрыть].

Митя сочувственно кивал, в такт излияниям – по два быстрых, коротких поклона на протяжный стон, – а прервать не осмеливался. К концу монолога почтенной дамы, заработал головокружение и почувствовал себя дурно. Мармеладов пришел на выручку:

– Ваша светлость, а не соблаговолите ли припомнить: сколько больших приемов было в этом доме, после приезда Екатерины Михайловны?

– Какие приемы, сударь? N’avez-vous pas honte?[41]41
  И не стыдно вам? (франц.)


[Закрыть] – взвилась старуха в огненном гневе, буквально обжигая интонациями. – Люди мы православные, траур держим по убиенным, до девятого дня никаких увеселений. А то многие стали забывать Бога, от этого беды, войны и прочий срам!

– Выходит, гостей зазывали лишь в день прибытия княжны из Петербурга, 18 числа, – не смутился такой отповеди сыщик. – В тот вечер, среди приглашенных, не оказалось ли случайных гостей?

– За кого! Вы! Нас! Принимаете!!! – в голосе княгини захрустел снег, и потянуло прямо-таки февральским морозцем, даже солнечные зайцы разбежались. – Les gens sont de bonne compagnie ici[42]42
  Здесь благородное общество (франц.)


[Закрыть] и гости солидные. Разве что по таким оказиям, как нынешняя, случайные люди захаживают.

Она поджала губы, чтобы не осталось малейших сомнений, кому именно предназначалась колкость.

– Простите, ваша светлость, простите великодушно, – примирительно загудел Митя. – Прошу понять, мы действуем по поручению-с, из Петербурга. Охранное отделение крайне обеспокоено. Давеча некто поднял руку на девушек из свиты, а завтра, – страшно подумать! – осмелится угрожать членам вашего семейства или детям самого…

– Не знаю, сударь, не знаю, – старуха обмахивалась слегка потрепанным веером из разноцветно-пышных перьев. В движениях угадывалось раздражение. – Откуда это вы взяли, что к зверствам приложил руку кто-то из благородных господ? Я скорее поверю в виновность прислуги.

– Лакеев мы отмели, они непричастны, – заявление почтмейстера вызвало презрительное «пф-ф-фуй». – Придется поверить на слово, ибо подробностей не раскрою-с. Следственная тайна.

– Я ваше слово и в медный грошик не поставлю!

Возникла напряженная пауза. Княгиня дернула к себе чашку, и пила чай мелкими, злыми глотками, изредка звякая о фарфоровое блюдце.

– Чего же вам потребно?

– Позволите ли узнать список тех, кто посетил ваш особняк 18 июля? Мы зададим пару вопросов, стараясь не причинять особого беспокойства.

– Ис-ключе-но! – а эдаким тоном пристало монеты чеканить. Светские дамы умеют поразительно быстро переменять свое внутреннее состояние. Хотя кто разберет, где настоящие эмоции, а где маски. – Чтобы позволить судейским прихвостням выслеживать и допрашивать la noblesse et la seigneurie terrienne[43]43
  Благородных вельмож и помещиков (франц.)


[Закрыть]?!

– Один из них, может статься, убийца, – настаивал Митя.

– Но остальные пятьдесят – невиновны, зачем их смущать? Многие не знают о смерти девушек. Мы не рассылали сообщений. Убийство – это такой стыд! Нет, сударь, и не просите.

Мармеладов присвистнул. Безусловно, проявление дурного тона, но сделал он это нарочно, чтобы княгиня захлебнулась от возмущения.

– Полсотни гостей?! Бесполезно, не успеем объехать и опросить до полуночи. А там уж поздно будет.

– Почему важно успеть именно до полуночи?

Вопрос раздался из-за портьеры, которая закрывала проход во внутренние покои. Оттуда вышагнула молодая женщина в строгом синем платье. Губы ее были крепко сжаты. Екатерина Михайловна практически разучилась улыбаться с тех пор, как поселилась во дворце, поближе к любимому человеку. Да, этот союз многие не одобряли, но кто осмелится перечить императору?! Все жалели его законную супругу, которая вынуждена изображать на публику, что ничего не происходит. Фаворитке тоже приходилось притворяться, что ее не расстраивают злые шепоты по углам, презрительные ухмылки придворных дам, враждебные взгляды наследного принца. Не думай о будущем, живи настоящим днем, – этот совет постоянно повторяет Александр. Она старалась, честно старалась, но поводов для улыбок было маловато. Особенно сейчас, когда ее фрейлин убивали одну за другой.

Появление княжны вызвало легкое замешательство. Почтмейстер вскочил со стула и поклонился. Мармеладов замер в своем углу, соображая – долго ли Долгорукова прислушивалась к беседе и сколь подробными должны быть пояснения.

– Закономерность есть, зловещая, – проговорил он. – Между убийствами фрейлин проходит ровно три дня. По моей теории, преступнику требуется время, чтобы растравить себя, довести до кипения эмоций. И в любой промежуток этого времени, можно распознать его одержимость. Вычислить, кто вынашивает губительную идею, и суметь остановить… Но мы попросту не успеем объехать полсотни адресов до сегодняшней ночи, а он нанесет новый удар.

– Он может покуситься на детей? Это правда?

Мармеладов пожал плечами.

– Настолько глубоко мы в чужую голову заглянуть навряд ли сумеем. Остается лишь гадать, кто станет новой жертвой.

– Георгий… Оленька! – Екатерина Михайловна побледнела и бессильно опустилась в кресло. – За детей я, признаться, особенно переживаю. Неужели в наш дом вхож безжалостный убийца?!

– Мы схватим его, непременно схватим! – с отроческой запальчивостью воскликнул Митя, а потом растерянно поник: но как?

– Рискну предложить оригинальный план, – пришел на выручку Мармеладов. – Нужно сегодня устроить прием и пригласить тех же гостей, которые были в первый день по приезду из Петербурга. Мы с приятелем побродим по залам и комнатам, так вычислить преступника будет проще.

– Ис-ключе… – начала было возражать старая княгиня, но племянница перебила ее:

– Я немедленно разошлю приглашения, отдам распоряжения лакеям и на кухню!

– Но… Траур, – Татьяна Александровна отбросила веер и сжала руки в молитвенном жесте.

– Ах, тетушка! Поверьте, я была привязана к милым девушкам, как никто другой. Но мы почтим их память, помогая изловить и наказать изверга, который такое сотворил.

– Ma bien aimee, je te demand tout de meme d’y reflechir encore un peu[44]44
  Душа моя, умоляю, не будь столь легкомысленна (франц.)


[Закрыть]! Что скажут в свете…

– Хуже, чем обо мне уже судачат, вряд ли придумают, – княжна пожала плечами и тяжело вздохнула, но после решительно встала с кресла. – Можете всецело полагаться на мою поддержку, господа.

Солнечные зайцы вновь забегали по стенам Хрустальной гостиной, отразившись от золотых пуговиц мундира – это Митя склонился в глубоком поклоне.