Текст книги "По воле судьбы"

Юноша поймал взгляд старика и почувствовал, как у него на голове шевелятся волосы. Глаза живой мумии были полны такой неизбывной боли, ужаса, отчаяния и безнадежности, что не привидится и в самом страшном ночном кошмаре.

– Уйдем отсюда!.. – прерывающимся и вдруг охрипшим голосом выговорил Люк и заспешил к выходу.

Вытащив из нагрудного кармана пиджака носовой платок, он прижал его к носу и рту, чтобы хоть как-нибудь защититься от невыносимой вони испражнений, мочи, блевотины и какого-то тошнотворно сладковатого незнакомого запаха, который он счел за опиум. Тондлон подтвердил его догадку.

– Наследство, доставшееся нам от белых братьев, что живут за дальними морями, – бесстрастно заметил он.

Люк промолчал, и они двинулись дальше. Пройдя примерно четверть мили, Тондлон повернул налево и минут через десять вывел Люка на городскую площадь. В глаза юноше бросилась царившая вокруг оживленная суета. В центре площади возвышался деревянный помост, вокруг которого с едва скрываемым нетерпением слонялись люди. Они громко переговаривались друг с другом и смеялись в явном предвкушении предстоящего развлечения.

– Что здесь происходит? – поинтересовался Люк у Тондлона.

– Нечто, чему вам, сэр, я уверен, никогда не доводилось быть свидетелем. Мы немного задержимся здесь.

С этими словами китаец снял саквояж Люка с головы и осторожно поставил его на землю у своих ног.

– Это какое-то зрелище? Песни? Пляски?

– Можно сказать, что зрелище, но без песен и плясок, – едва заметно улыбнулся Тондлон.

Из дверей дома, стоявшего на противоположной стороне площади, появились несколько человек и неспешно двинулись к помосту. Людское море возбужденно заволновалось. Шум усилился.

– Это еще что за чертовщина? – воскликнул Люк, когда вновь пришедшие один за другим поднялись на помост.

Он недоуменно разглядывал двух огромных мужчин, облаченных в одинаковые голубые куртки, черные штаны и тяжелые кожаные сапоги с меховыми отворотами. Из-за широких ремней торчали ножи, пистолеты и еще какое-то оружие. Похоже, они сопровождали пять юных девушек. Вокруг бедер каждой из них был небрежно обмотан кусок цветастой материи. Узенькие ленты едва прикрывали нагие груди.

– Кто это? – озадаченно спросил Люк.

– Торговцы невольницами, сэр.

– Ты же не имеешь в виду… – Люк в ужасе уставился на Тондлона.

– Да. Вы их, кажется, называете белыми рабынями. Я не ошибся, сэр?

– Это возмутительно! Какой позор! – возмущенно воскликнул Люк. – А куда смотрят власти? Они что, не могут пресечь это безобразие?

– Полагаю, что могут, если захотят. – Лицо Тондлона было бесстрастным, как маска Будды. – Дело в том, сэр, что европейцы, в чьих руках находится почти вся торговля на побережье, молчаливо дали понять, что торговать такого рода товаром выгодно и поэтому хорошо для всех. Это утихомирило скотов, которые занимаются работорговлей. Они стали более терпимы к чужакам, которые устанавливают свои законы на священной земле Китая. И потом это настоящая помощь многострадальному китайскому народу – меньше голодных ртов. Кроме того, – горько добавил он, – не забывайте о тех благах, что ждут этих девиц, от одного жалкого вида которых сейчас разрывается сердце. Когда они попадут в Калифорнию, то окажутся в прекрасных домах, с обильной едой, и платить им будут отнюдь не один жалкий юань в день. И за все это от них лишь потребуется дарить утешение и любовные радости самым уважаемым гражданам Сан-Франциско.

– Их что, продают в дома терпимости на побережье? – Люка переполняло такое отвращение, что тошнота подступала к горлу.

– Еще один пример гуманности и великодушия западной цивилизации, – потупив глаза, вздохнул Тондлон.

Люк раздраженно поджал губы и резко повернулся к китайцу:

– Послушай-ка, Тондлон, может быть, хватит? Я устал от твоего саркастического острословия! Большинство людей на Западе глубоко сожалеют о том, что здесь творится, – безжалостная эксплуатация, захват земель, колонизация… Возьми те же Соединенные Штаты. Они посылают своих граждан в Китай и другие отсталые страны с одной-единственной целью – помочь людям, дать им европейское образование и научить более умело вести хозяйство, чтобы жизнь несчастных стала лучше.

– Кто в этом сомневается, сэр? Да вот взять хотя бы вас. Я знаю, что ваши намерения искренние и честные. Вы приехали на Восток только для того, чтобы учить и воспитывать нас.

– Думаю, будет лучше, если ты проводишь меня к британскому комиссару. – Люк бросил взгляд в сторону помоста, где уже начался постыдный торг.

Один из работорговцев предлагал свой товар, словно это была не женщина, а призовая молодая кобыла. Для начала он сорвал ленту, прикрывавшую ее грудь. Темноглазая девушка с длинными черными волосами стыдливо попыталась прикрыть маленькие груди ладонями, но он грубо отбросил ее руки и с похотливой ухмылкой обратился к толпе.

– Он говорит, что женщины с маленькими грудями стоят хороших денег, – перевел Тондлон. – Когда они понесут, груди становятся полными и крепкими, а не висят до пояса, как коровье вымя.

Торговец грубо сорвал кусок материи с бедер девушки, и та попыталась прикрыть лоно руками. Мужчина отбросил ее руки и накрыл низ ее живота своей здоровенной пятерней.

– Он говорит, что она девственница.

Для подтверждения своих слов торговец втиснул свой толстый палец между ее судорожно сжатых бедер. Толпа разразилась громким хохотом и криками одобрения.

– Боже мой! Неужели никто не вмешается? – не выдержал Люк и отвернулся с белым как мел лицом.

– Вы думаете, кому-то есть до этого дело, сэр?

И они продолжили свой путь, пробираясь среди бесчисленных ручных тележек и ларьков уличных разносчиков, которые рядами теснились по обеим сторонам извилистой улочки.

Покупателей было очень много, казалось, они собрались сюда со всех концов света. Турок в феске отчаянно торговался из-за кучки необработанных самоцветов. Англичанин в пробковом шлеме постоянно повышал цену, стремясь выторговать у высокомерного немца набор золотых и серебряных ножей. Здесь каждый соперничал с каждым, чтобы купить подешевле драгоценности, золото, специи, знаменитый китайский шелк и поделки местных кустарей.

В конце концов они добрались до ворот резиденции комиссара. Она располагалась на одной из городских окраин – маленький белый домик в георгианском стиле, окруженный высокой железной оградой. Дом утопал в зелени пышно разросшихся кустов сирени, роз, боярышника. В отдалении дарили свою тень несколько английских кленов. Этот дом и примыкавшая к нему территория казались странно неуместными здесь, в таинственном, экзотическом Макао. Сбоку от входных ворот, в небольшой деревянной сторожевой будке, стоял английский морской пехотинец в парадной форме. Увидев подходившего Люка, он предупреждающе передернул затвор винтовки.

– Я полагаю, комиссар ожидает моего прихода, – обратился к часовому юноша.

– Так точно! – с заметным ирландским акцентом ответил часовой. – Вы, должно быть, священник, святой отец Каллаган?

Люк пару секунд раздумывал, стоит ли объяснять моряку разницу между священником-мормоном и посвященным в духовный сан церковным священнослужителем, но решил, что это будет слишком сложно и неуместно. Вздохнув, он ответил:

– Да, я этот самый священник.

– Проходите, сэр.

Люк повернулся к Тондлону:

– Ну что ж, пришло время попрощаться. Должен признаться, твоя компания и наши беседы доставили мне истинное удовольствие.

– Я тронут до глубины души, святой отец Каллаган. – Китаец молча показал глазами на часового и заговорщицки подмигнул.

Люк улыбнулся и протянул руку. Тондлон крепко ее пожал.

– Сколько я тебе должен, Тондлон?

– Ни юаня, сэр. Я помогал вам не ради денег, сэр.

– Это делает тебе честь, Тондлон, но я не могу принять такое бескорыстие. – Люк вытащил из кармана пригоршню мелочи и скомканных банкнот. – Держи, я не силен в местных деньгах. Возьми столько, во сколько сам оцениваешь свой труд.

Тондлон шагнул назад и протестующе выставил перед собой ладони.

– Я не могу принять ваши деньги. – На лице у него появилось задумчивое выражение. – Я могу принять от вас только одну вещь.

– Что же это за вещь?

– Наймите меня. Позвольте мне отправиться с вами в миссию, я буду, как вы говорите, вашим подручным. Тондлон очень многое умеет делать, а вам в любом случае потребуется переводчик, если вы намерены работать среди наших людей. Кроме этого, я замечательно готовлю, прибираю и шью. – Он ухмыльнулся. – Правда, мне нетрудно подыскать вам девушку, которая кроме всего прочего сможет помочь вам и в этом.

Люк от души расхохотался:

– Ну и пройдоха же ты, Тондлон! Я искренне ценю твое предложение, но, к сожалению, не могу себе позволить такую роскошь, как слуга.

– Тондлон совсем дешевый. Намного дешевле, чем жена. И еще, я буду вашим телохранителем. – Он похлопал ладонью по длинному ножу у себя за поясом. – Тондлон – могучий боец, и если он будет путешествовать вместе с вами, то бандиты вас пальцем не тронут.

Это прозвучало весьма убедительно, особенно после разговоров о кишащих вокруг негодяях и их кровожадных призывах «Смерть чужеземцам!».

– Мне надо подумать, Тондлон. Как говорится, утро вечера мудренее. Ты можешь подойти сюда завтра утром, часам, скажем, к семи? Тогда я и дам тебе ответ.

– Тондлон будет здесь в шесть.

– Хватит меня доводить этим своим «Тондлон»! – покачал головой Люк. – Как будто ты какой-то кули или рикша!

Тондлон, беспрерывно кланяясь, продолжал почтительно пятиться назад. В глазах у него плясали веселые огоньки.

– Тондлон приносит нижайшие извинения. Да, святой отец Каллаган, сэр. Быть тут в шесть утра.

Он повернулся и ленивой трусцой припустил по пыльной улице. Люк с улыбкой смотрел ему вслед.

– Диковинный малый, верно, сэр? – заметил морской пехотинец.

– Макао вообще диковинное место.

– Чтоб мне провалиться! Вот это уж точно! По правде сказать, жду не дождусь, когда закончится срок моей службы.

– Подозреваю, что буду хотеть того же, если задержусь здесь надолго.

Люк прошел в ворота и, волоча за собой нескладный саквояж, заковылял по гравию подъездной аллеи к дому. А не взгромоздить ли саквояж на голову, как это делал Тондлон, подумалось ему. Но он решительно отбросил эту мысль. Не дай Бог увидят, какими глупостями он занимается.

Глава 3

Судно, которое должно было довезти Люка до миссии в верховьях реки, оказалось низко сидящей в воде, неповоротливой и грязной китайской джонкой. Ее приводили в движение странного вида перепончатый парус, скрепленный многочисленными поперечными бамбуковыми рейками, и два гребца на корме.

Если поначалу Люк еще сомневался, стоило ли брать с собой Тондлона, то, оказавшись на борту джонки, возблагодарил Бога за своего попутчика. Ни шкипер, ни матросы не понимали ни слова по-английски. Все трое с угрюмым видом бросали на миссионера в безупречно белой одежде откровенно враждебные взгляды.

Как только джонка отвалила от пристани, Тондлон обратился к капитану с суровой тирадой, сопровождая чуть ли не каждое свое слово угрожающими жестами. В заключение он выразительно похлопал по торчащему из-за пояса ножу и выразительно провел ребром ладони по горлу. Низкорослый китаец испуганно отпрянул и, умоляюще выставив перед собой ладони, что-то торопливо залопотал. Потом повернулся и обрушил потоки брани на своих матросов. В мгновение ока был поднят парус, и гребцы истово заработали короткими веслами, выводя джонку на середину реки, на стремнину.

– Что ты ему сказал? – спросил Люк.

– Я просто предупредил, что, если он со своими прихвостнями сговорился с речными бандитами и собирается завлечь нас в засаду, я всем троим вырежу сердца и скормлю рыбам.

– Должен признаться, мой друг, ты не являешься образцом тактичности! – рассмеялся Люк. – Однако под твоей опекой я чувствую себя намного спокойнее, чем если бы плыл сейчас один.

Тондлон осклабился и отвесил церемонный поклон:

– Достопочтенный святой отец может спокойно отдыхать, зная, что Тондлон позаботится о нем, пока он будет в Китае.

– Тондлон слишком многое считает само собой разумеющимся. Я никогда не говорил, что нанял его на постоянную работу.

– Тондлон спокоен. Тондлон сам сделает себя, как вы говорите, незаменимым.

– Как вы говорите? – приподняв брови, переспросил Люк. – Мы вчера договорились покончить с этим ломаным английским. Я не удивлюсь, если на самом деле ты говоришь на моем родном языке лучше меня. Кстати, где ты выучился английскому?

– Моя мать принадлежала к высшей касте, – ответил китаец со сдержанной гордостью. – Чистокровная Цин. Дальняя родственница самого Гуан Су. В возрасте двенадцати лет ее выкрал один военачальник, который сам был прямым потомком одного из участников похода Марко Поло. За прошедшие столетия смешанных браков в нашей семье было много, – печально улыбнулся Тондлон. – Так что во мне немало чужестранной крови – пожалуй, стольких племен, сколько притоков у Янцзы.

– Я так и думал! – рассмеялся Люк. – А что случилось с твоей матерью после похищения?

– То, чем такие дела обычно и заканчиваются. Этот военачальник изнасиловал ее, и перед вами стоит плод этого действия, – равнодушно ответил Тондлон, как будто речь шла о поездке его матери на отдых к морю.

– Господи помилуй! Несчастная женщина!

– Да не так чтобы очень уж и несчастная. В результате все для матери обернулось даже неплохо. Военачальник через какое-то время сбыл ее директору Ост-Индской компании, и мы поселились в роскошном особняке в Гонконге. Полковник Болтон оказался порядочным человеком и сделал все от него зависящее, чтобы превратить меня в настоящего европейца. Он даже предложил официально усыновить меня. У него бы все получилось, но тут разразилась «опиумная» война. – Тондлон сжал губы, и впервые за время их знакомства Люк увидел, с каким трудом тот сдерживает рвущиеся наружу чувства. – Когда я увидел, каким жестоким и безжалостным победителем оказалась Англия, как она втоптала мою родину в грязь, наплевала ей в лицо, унизила мой народ и попрала его достоинство, я понял, что мое место – в Китае и всегда будет здесь. Нет, мистер Каллаган, я вовсе не горжусь тем, что в моих жилах течет толика крови белого человека.

Люк ничего не ответил, и они остались молча сидеть, задумчиво глядя на струящуюся за бортом воду.

По обеим сторонам медленно проплывали однообразные желтовато-серые равнины. В отдалении виднелись цепи обрывистых, скалистых гор. Берега спускались к реке широкими пологими террасами. Босые мужчины, женщины и дети, закатав штанины до колен, работали на рисовых полях. Когда Люк начал было возмущаться, Тондлон возразил ему:

– У нас в Китае каждый клочок земли должен быть обработан. Людям надо есть.

– Прошлой ночью я долго не мог заснуть. Слишком много впечатлений, к тому же сказалась усталость от долгого плавания… Так что я провел несколько часов, перелистывая словарь и учебник китайского языка. Я понимаю, что, возможно, перевел неверно, но твое имя означает…

– Большая репа. Вы перевели совершенно точно. – Тондлон был явно польщен. – Это не имя, а прозвище. Так меня прозвали ребята в деревне, где я вырос. Я всегда был выше и тяжелее обычного китайского ребенка, да и взрослого китайца тоже. Тот мой далекий европейский предок был, должно быть, настоящим верзилой.

– Надо же, Большая Репа… Забавно!

– Мне это прозвище нравится. Я давно перестал пользоваться своим настоящим именем. В этом у нас перед вами, европейцами, неоспоримое преимущество. Вас крестят и дают имя, которым вы обязаны зваться до конца своих дней. Что про вас подумают, если, вернувшись в Америку, вы заявите: «С этого дня зовите меня не Люк Каллаган, а Большая Репа»?

– Вне всякого сомнения, упрячут меня в психушку.

– В сумасшедший дом? Конечно. Здесь, в Китае, мы очень терпимы ко всякого рода чудачествам. Даже к тем, кого по вашим европейским меркам давно сочли бы недоумками или безумцами, относятся с особой симпатией и даже уважением.

– Как ты справедливо заметил вчера, западная культура несовершенна во многих отношениях, – кивнул Люк. – Белый человек никогда не славился человеколюбием по отношению к другим народам. Он прославился прямо противоположным. Я принадлежу к людям, которые пытаются хоть как-то это исправить, честно исполняя наш миссионерский долг.

Тондлон положил руку на плечо Люка и с улыбкой сказал:

– Я просто уверен, мистер Каллаган, что вы обладаете большим человеколюбием и преисполнены самых добрых намерений по отношению к людям, какого бы племени они ни были.

– Ну что ж, спасибо на добром слове, Тондлон. Мне особенно лестно услышать это именно от тебя.

Темные глаза китайца были непроницаемы.

– Мистер Каллаган, я говорю только лично о вас. Отнюдь не все ваши приятели-миссионеры вызывают у меня такую же симпатию и уважение.

– Тогда это лестно вдвойне. – Люк поднялся на ноги и потянулся. – Сидеть на этой лавке просто невыносимо. Ощущение такое, будто мне пропилили зад до кости. Пожалуй, пойду сосну немного на палубе. Что-то мне, честно говоря, нездоровится.

– Отдохните, отдохните! – подмигнул Тондлон. – А я посторожу, чтобы эти желтые черти не полоснули вас ножом по горлу и не кинули за борт.

– Мне не всегда нравятся твои шуточки, – сухо заметил Люк, укладываясь в тени паруса на соломенную циновку.

Люк проспал целых шесть часов. День уже начал клониться к вечеру, когда Тондлон разбудил его.

– Мы подплываем к миссии. Через полчаса причалим.

Люк широко зевнул и сладко потянулся:

– Надо же, во рту все пересохло, будто песку наелся. Здесь есть вода?

– Есть, но я бы не советовал вам пить ее. В этом году повсюду гуляют холера и тиф. Выпейте лучше вот это. – Тондлон вытащил из своего парусинового заплечного мешка бутылку китайского вина и протянул ее Люку.

Юноша откупорил ее, поднес ко рту и сделал приличный глоток. Скривившись, он посмотрел на бутылку.

– Господи! Чем ты меня напоил? Не вино, а прямо щелок какой-то!

Тондлон рассмеялся и, в свою очередь, глотнул из бутылки.

– Очень помогает пищеварению и убивает всех микробов, не говоря уж о том, что это лучшая защита от беса.

Миссия располагалась на склоне холма. Вокруг расстилались бесконечные рисовые поля. Длинное прямоугольное здание из красного кирпича бросалось в глаза уже издалека. Его плоская крыша и весь в каннелюрах парапет делали миссию скорее похожей на форт, чем на мирное прибежище для отдохновения и молитвы.

Когда джонка осторожно направилась к берегу, крестьяне на рисовых полях прервали работу и с любопытством уставились на приближающееся судно. Из дверей миссии вышли два человека и стали спускаться по склону холма к пристани. Приглядевшись, Люк увидел, что это мужчина и женщина, облаченные в одинаковые восточные одеяния из белого шелка.

Когда до берега оставалось не более ста футов, шкипер обратился к Тондлону. Тот перевел его слова Люку:

– Ближе он подойти не может – боится сесть на мель. Нам придется добираться до берега вброд.

Он вскинул на плечо свой мешок и взялся за саквояж Люка.

– Послушай, я и сам в состоянии с ним справиться… – начал было возражать Люк.

– А я для чего здесь? – притворно возмутился Тондлон. – Чтобы освободить господина от тяжелой работы и взвалить ее на свои могучие плечи. Тогда господин будет полон сил для своих духовных созерцаний.

– Не будь таким развязным, косоглазая шельма, а то я быстренько отправлю тебя обратно в Макао с этими головорезами.

Тондлон весело ухмыльнулся и взгромоздил саквояж себе на голову. Опершись рукой о планширь, он осторожно шагнул через борт и сразу оказался по грудь в воде. Люк снял свои белые башмаки и, высоко держа их над головой, присоединился к Тондлону. С усилием переставляя увязающие в илистом дне ноги, они двинулись к берегу.

У кромки воды их ждала пожилая пара. Мужчина был совершенно лыс, если не считать жидкого венчика каштановых волос вокруг головы. Румяное лицо расплылось в широкой, доброй улыбке. Сопровождавшая его женщина была полной, с одутловатым лицом, грустными карими глазами и растрепанными темно-рыжими волосами с заметной проседью. Оба, сияя от радости, устремились к вновь прибывшим.

– Брат Люк! Добро пожаловать в миссию! – Мужчина протянул руку: – Я брат Соул Карлтон, а это сестра Рут, моя жена.

После обмена приветствиями Люк представил Тондлона. Брат Соул принялся горячо трясти китайцу руку.

– От всего сердца рады приветствовать вас здесь, брат Тондлон! В миссии всегда найдется дело для крепких рук.

– Вы чрезвычайно добры, сэр, но я не имею отношения к вашему братству.

– Друг мой, судя по вашему тюрбану, вы веруете в пророка Мухаммеда. Но разве все мы не братья и сестры – мормоны, иудеи, мусульмане, – каким бы ни был наш символ веры или цвет кожи?

– Брат Соул, не тратьте понапрасну время в попытках обратить его, – полушутя прервал его излияния Люк. – По моим наблюдениям, он скорее атеист, чем мусульманин.

– О, тогда его ум и душа являют собой благодатную и щедрую почву для духовных посевов!

– А я надеялась, что вы привезете с собой супругу, брат Люк, – смущенно проговорила молчавшая до сих пор сестра Рут. – Последний раз мне составляла компанию дама почти шестнадцать месяцев назад. То есть я хочу сказать, женщина… – Она осеклась, поймав строгий взгляд мужа.

– Дорогая, у тебя более чем достаточно компаньонок.

– Несомненно, – слегка покраснела сестра Рут. – Только дело в том, что Господь не благословил меня в отличие от брата Соула премудростью понимать чужие наречия. А что касается девушек в миссии, они слишком юны, чтобы стать должными компаньонками для меня.

В глазах Тондлона заплясали озорные огоньки.

– Видите, господин, я же говорил вам в Макао, что надо захватить сюда женщину.

Брат Соул и сестра Рут буквально онемели. Люк с превеликим трудом сдержал рвавшийся наружу смех.

– Может быть, мы поднимемся в миссию? – непринужденно сменил он тему. – Мне хотелось бы снять мокрую одежду и немного отдохнуть. Путь был долог.

Супруги повели их вверх по холму, проводив до самых ворот миссии. Нижний этаж здания занимали часовня, столовая, кухня и просторная гостиная. Обстановка отличалась скромностью и простотой. Почти вся мебель была сколочена из грубо обработанного, неполированного и некрашеного дерева. Исключение составляли несколько стульев, шкаф с выдвижными ящиками да швейная машинка, которую Карлтоны привезли с собой.

– Ваши апартаменты, как у всех в миссии, на втором этаже, – сообщил брат Соул.

Наверх вела лестница с широкими каменными ступенями. Поднявшись следом за хозяином, Люк увидел длинный коридор. По обе его стороны виднелись плотно закрытые двери дортуаров.

– Вот здесь спят наши детишки. По последнему подсчету, у нас четырнадцать мальчиков и десять девочек. Все либо сироты, либо брошены своими родителями. У вас, брат Люк, конечно, будет отдельная спальня.

Предназначенная ему комната оказалась в самом конце коридора. Узкое помещение с деревянной кроватью, маленьким ночным столиком и гардеробом у противоположной стены отнюдь не привело Люка в восторг. А кресло-качалка у единственного окна и колченогий умывальник у двери лишь усугубили первое неблагоприятное впечатление.

«Прямо монашеская келья!» – подумал Люк, но оставил это замечание при себе.

– Очень милое жилище, – громко обратился он к брату Соулу. – Если честно, то на матрас я вообще не рассчитывал.

– К сожалению, он набит соломой, – извиняющимся тоном сказала сестра Рут. – Но зато там нет никаких паразитов.

– А где разместится Тондлон?

Супруги понимающе переглянулись и смущенно уставились в пол. Наконец брат Соул выговорил:

– На дворе есть домик, в котором живет прислуга. Я полагал…

– Это не совсем верное предположение, брат Соул. Дело в том, что Тондлон вовсе не мой слуга. Скорее он мой помощник, в чьи обязанности входит хоть немного облегчить тяжкое бремя моих трудов здесь, в Китае. Например, китайский язык. И как вы сами видите, Тондлон производит впечатление своим ростом и силой. Я весьма сомневаюсь, что кому-нибудь из местных негодяев придет в голову потревожить меня в его присутствии.

– Это великолепный аргумент, брат Люк, – признал Карлтон. – Последние месяцы нас просто измучили все эти нарушители спокойствия. Правда, окрестности миссии патрулирует отряд китайских солдат, чтобы защищать нас от банды кровожадных негодяев, которые уже два раза нападали на миссию. «Нападение» – не совсем точное слово. Они опустошили курятник и увели с собой двух наших работниц.

– Это огорчительно, если не сказать больше! Хорошо, в таком случае я буду весьма благодарен, если вы поставите в этой комнате вторую кровать для моего друга Тондлона.

– Как скажете! – отрывисто бросил брат Соул. – Сейчас этим и займусь. – Священник и его жена торопливо направились к двери. На полпути Карлтон, как будто что-то вспомнив, обернулся: – Спевка хора в половине пятого. Вам, наверное, доставит удовольствие пение наших детей?

– О да, конечно, – заверил его Люк. – Еще раз благодарю вас, брат Соул, за ваше гостеприимство. И вас тоже, сестра Рут.

– Не нужно благодарить. Этот скромный храм принадлежит всей нашей братии.

Когда они остались одни, Тондлон задумчиво посмотрел на Люка:

– Вам не нужно было этого делать. Я вполне удовлетворился бы домиком для прислуги.

– В Макао ты уверял, что мне просто необходим телохранитель, – насмешливо ответил Люк. – Ты собираешься охранять меня, храпя в домике для прислуги?

Тондлон не сумел скрыть своей радости:

– Вы очень хороший человек, мистер Каллаган.

– Знаешь что, Тондлон… Может, будешь звать меня просто Люк, а?..

Тондлон вмиг посерьезнел:

– О нет! Я не могу. Это было бы непочтительно.

– Непочтительно? – озадаченно переспросил Люк. – Ах ты, хитрый лис! Все эти витиеватые выражения, которыми ты время от времени щеголяешь, просто битком набиты умело завуалированной непочтительностью. У меня такое впечатление, что ты и сейчас бессовестно морочишь мне голову.

– Мне очень жаль, сэр, что вы так думаете. Это неправда, – с каменным лицом ответствовал Тондлон.

– Замечательно, – покачал головой Люк. – Вот оно, знаменитое непроницаемое лицо китайца. Ладно, подъедем с другой стороны. Как насчет брата Люка?

– Это тоже будет нехорошо. Ведь я же не вашей веры.

– Да иди ты к черту! – воскликнул Люк, потеряв всякое терпение. – Я намерен вылезти из этой насквозь промокшей одежды и привести себя в порядок, чтобы в достойном виде спуститься вниз и послушать хор.

– Если с вами все в порядке, то я позволю себе не ходить на спевку, чтобы разведать, что делается вокруг миссии.

– Как знаешь.

Тондлон с любопытством посмотрел на Люка.

– Вы служитель Господа, а позволяете себе богохульствовать. «Черт возьми!», «Иди к черту!» Как такое возможно?

– На сегодня, Большая Репа, лавочка вопросов и ответов закрыта, ясно? Открой-ка мой саквояж и будь любезен найти там чистые брюки и куртку.

Ровно в половине пятого Люк спустился в часовню – длинную, узкую комнату с деревянными скамьями по обе стороны от центрального прохода и грубо сработанным алтарем у передней стены. Над ним располагалось окно с витражом, изображающим распятие Христа. Хор стоял двумя рядами по одну сторону от кафедры. Люк прошел по проходу вперед, к первому ряду, где сидели брат Соул и сестра Рут.

– Мы ждали вас, брат Люк, – улыбнулся ему Карлтон. – Рут, можешь приступать. – Он снова повернулся к Люку: – Сестра Рут у нас руководит хором и, да не сочтите меня нескромным, достигла превосходных результатов.

Люк уселся на скамью и оглядел хористов. В ниспадающих белых одеяниях и со сборниками церковных гимнов в руках они имели прямо-таки ангельский вид.

– Прекрасно, начнем с «Вековечной скалы», – объявила сестра Рут.

Хор состоял из четырех мальчиков и четырех девочек. Все они были местными, но, приглядевшись, Люк заметил в двух-трех личиках сиамские и даже европейские черты. Одна девушка выделялась своей евразийской внешностью и явно была постарше остальных. Длинные, цвета воронова крыла волосы обрамляли овальное лицо с тонкими чертами. Гладкая, смуглая безупречная кожа и широко поставленные, слегка раскосые глаза, блиставшие, подобно двум голубым сапфирам, вновь и вновь притягивали взор Люка.

– Какая интересная юная особа! – шепнул он на ухо брату Соулу.

– Жемчужина, поистине жемчужина! И ум равен ее красоте. Это Андрия, наша солистка. У нее голос, как у соловья.

Это не было преувеличением. Когда хор допел «Вековечную скалу», девушка исполнила соло «О Отец мой небесный» – гимн, глубоко почитаемый мормонами.

– Она изумительна! – воскликнул Люк. – Как ее зовут? Андрия?

– Ее настоящее имя Сун Инван, но она выбрала имя Андрия – в честь своей бабушки, которая была испанских кровей. Отец ее служил на французском военном корабле. Наполовину француз, наполовину испанец. Мать наполовину китаянка, наполовину сиамка. Самое благоприятное смешение кровей, вы не находите?

Молодой человек не мог оторвать глаз от Андрии:

– Я бы сказал, что к ее рождению приложил руку сам Господь Бог.

Брат Соул покосился на Люка со скрытым осуждением. Сам он принадлежал к ортодоксальному крылу мормонской церкви, и ему порой не хватало смиренного терпения при общении с более молодыми священниками реформаторского крыла, которых все чаще посылали нести слово Истины в далекие края.

До конца занятий Люк неотрывно смотрел на девушку. Ровно в половине шестого сестра Рут отпустила хор. Дети потянулись по проходу к выходу.

– Сестра Андрия, пожалуйста, задержитесь на минутку! – окликнул Андрию брат Соул. – Я хочу представить вас нашему новому священнику, брату Люку.

Андрия обернулась и быстро направилась к ним. Ее взгляд был прямо устремлен на Люка.

– Это большая честь для нас, брат Люк. Надеюсь, ваше пребывание в миссии будет приятным.

– У меня нет сомнений, что так оно и будет. Особенно после того, как я… – у Люка чуть было не вырвалось: «…встретил здесь вас», но он вовремя прикусил язык. – …встретил здесь брата Соула, сестру Рут и всех вас, столь одаренных детей.

– Я не ребенок, брат Люк. В прошлом месяце мне исполнилось пятнадцать лет, – на удивление просто, без тени смущения возразила ему Андрия.

Люк не знал, куда девать глаза.

– Простите меня, сестра Андрия, я неудачно выразился. – Она ответила ему ослепительной улыбкой. – У вас чудесный голос!..

– О да! К тому же она талантливая ученица, – вмешался в разговор брат Соул. – Осмелюсь сказать, что сестра Андрия весьма сведуща в учении мормонской церкви, не хуже нас с вами. Да-да, брат Люк! Сестра Андрия, не будете ли вы столь любезны коротко рассказать об истоках учения?

Ни секунды не раздумывая, Андрия, к изумлению Люка, разразилась настоящей проповедью:

– Церковь Иисуса Христа Святых Последних Дней признает два истока учения: первый – это записанное слово Божье – Библия, Ветхий и Новый завет – посох Иуды. Здесь же «Книга Мормона» – посох Иосифа. Второй исток – это прямое откровение Божье, чему служит примером «Учение и заветы», собрание откровений, которые даны через Джозефа Смита. И еще «Бесценная жемчужина», в которой содержатся откровения Моисея и Авраама, которых нет в Библии.