Текст книги "Сбор урожая"

7

Дьявол ошибся: кое-какие тыквенные творения остались целыми и невредимыми вопреки всем законам физики и разрушительным силам разбушевавшейся накануне природы. Остаток ночи каждый из обитателей замка, включая гостя, провел по своим комнатам, а наутро я присоединилась к цыгану, чтобы убрать сотворенный ураганом беспорядок во внутреннем дворике.

Действительно, часть тыкв разметало по площадке, стога сена разлетелись по сторонам, а стоявшие неподалеку цыганские кибитки едва не снесло ветром к крепостным воротам. Йонас задумчиво собирал сено вилами, обходя тыквенные ошметки и вытирая сапоги о последнюю осеннюю траву, растущую сквозь каменную кладку, а мне досталось менее медитативное занятие: я расставляла обратно плетеные корзины и тыквы вдоль дорожки к часовне.

Небо было серым и матовым, заслонившим солнечный диск, положение которого невозможно угадать… Время суток здесь стало относительным явлением, имело значение лишь то, день это был или ночь. Днем граф прятался от света в склепе, Дьявол бодрствовал, но был погружен в свои алхимические трактаты, а я коротала время в компании цыгана или в одиночестве – не испытывая при этом дискомфорта, – совершая длительные прогулки по окрестностям замка, слушая музыку или окунаясь глубоко в собственные мысли.

Я в какой-то момент позабыла о том, что единообразный распорядок может быть нарушен присутствием новой личности… Когда позади меня, фотографирующей хлопья снега на кустах волчьей ягоды в полуразрушенной части крепости, откуда ни возьмись появилась фигура незнакомца в маске, я подскочила от неожиданности, чуть не выронив телефон.

– Анж! – воскликнула я, хватая ртом морозный воздух и оборачиваясь. – Ради бога, не надо так подкрадываться!

Я не слышала его шагов… Обычно у меня на инстинктивном уровне срабатывает реакция на чье-то приближение.

– Прошу прощения, – молвил он. – У меня не было намерения вас испугать.

Он не смутился или вовсе не сожалел… Кажется, его позабавила моя реакция.

– Я думала, вы еще надолго останетесь с Дьяволом в библиотеке. Я видела вас утром, но не стала отвлекать…

– Да, в библиотеке действительно много любопытных книг, о существовании некоторых я даже не подозревал… Почему «Дьяволом»?

Я ответила не сразу.

– Потому что похож, потому ему очень идет эта роль… – развела я руками. – Он как Мефистофель для Фауста, как Воланд для Маргариты, как… – я вздохнула, – Расщепленная Звезда для того, кто жаждет утонуть во Вселенной.

– Странные у вас игры, – протянул Анж. – Я еще не до конца понял весь ваш вокабуляр, но не теряю надежды.

Я смотрела ему в лицо (маску) до тех пор, пока он не обратил на меня свой взор. Я хотела дать ему понять, что если у него есть вопросы – а они у него наверняка накопились в достаточном количестве, – то он может их задать.

Но мужчина в маске лишь пожал плечами.

– В любом случае, пока я в замке, я тоже играю отведенную мне роль.

– Не зная либретто?

Анж отвел глаза.

– Чаще всего мне не нужно его знать, – произнес он. – Да мне и не интересно, – добавил гость, а затем наши взгляды встретились. – У каждого свои причуды.

Он слышал наш разговор? Что мог рассказать ему Дьявол обо мне, о всей нашей странной компании, о том, почему – и зачем – мы засели в отделенном от всего мира старинном замке, поросшем мхом, в сюрреалистичном миксе цивилизаций и культур, мультивариантных реальностей?

– Мсье Джозеф просил напомнить ему в два часа пополудни, что он обещал провести экскурсию по замку, – вырвал меня из размышлений голос архитектора. – Уже почти два. Вы составите нам компанию?

Наверняка он уже сам успел обойти графские владения в пределах крепости за пару часов – он был не из тех, кому нужно чье-то присутствие или особое приглашение, – но перспектива совместной прогулки мне нравилась.

– Да, конечно, – кивнула я. – Я с вами.

Пока мы шли до кабинета, где обыкновенно можно было найти Дьявола, я размышляла, зачем все-таки Анж позвал меня с собой. По дороге мы перебросились парой фраз, и даже мои жалкие попытки завязать разговор терпели поражение на начальном этапе, когда я было открывала рот, но передумывала задавать вопрос… Ибо человек в маске отвечал односложно, пусть и исчерпывающе, а я чересчур осторожничала.

К примеру, я заметила, что он обращался к цыгану на его родном наречии (Йонас поделился своим неоднозначным впечатлением о незнакомце, которого из-за горящих глаз и черного плаща он принял за упыря), а Анж, в свою очередь, лишь ответил, что какое-то время он «имел опыт общения с цыганами» и знал их язык. Судя по его рассказам, у него было необъятное количество разных «опытов», и по какой-то причине о некоторых из них он распространяться не желал.

А чего я, собственно, ожидала? Ненормальная троица чернокнижников в средневековом замке в горах с цыганом-кулинаром в придачу не вызывает доверия.

– Я, как всегда, увлекся, – хлопнул тяжелым фолиантом Дьявол, поднимаясь с кресла, не сразу обратив на нас внимание. – Но приступим к делу, господа. Предлагаю начать с общих залов и комнат, вы не против?

8

Тяжелые позолоченные рамы, мрачные портреты графских родичей, все как на подбор с грубоватыми чертами лица, черными, чуть навыкате глазами и крупными, заостренными, как клювы, носами… и только три последних изображения в веренице персоналий отличались органичностью и красотой, пусть и были выполнены в том же стиле.

Дьявол приподнял масляную лампу, и закопченная изнутри колба озарила тусклым светом одну из картин. Я молчала, Анж тоже, и где-то привычно певуче завывал сквозняк.

– И как, глядя на них, не поверить, что портретист ворует души? – воскликнул Дьявол. – Как настоящие!

– Как живые, вы хотели сказать? – с усмешкой отозвался гость.

– В точку! Вижу, вам зашел наш инфернальный юмор, мсье архитектор.

– Я пока что не вижу у них горящих глаз… Только у портрета графа. Но он жив – так что не сходится.

Действительно, встреченное нами чуть ранее полотно с обликом владыки, старинное, написанное еще во времена его земного существования, создавало зловещее впечатление из-за красноватых, отчетливо выделяющихся тусклым сиянием глаз. Я была готова поспорить, сейчас Владан мог преспокойно наблюдать за нами, вселившись в собственный портрет, оставив бренное тело покоиться в склепе до наступления темноты.

Забавно было услышать замечание Анжа… Потому что по обыкновению его зрачки отбрасывали янтарные блики каждый раз, когда Дьявол перемещал лампу.

Прекрасный юноша взирал на нас с картины напротив. Темные волосы средней длины, аристократическая бледность, высокие скулы, ясный взгляд серых глаз… Рядом с ним, такая же, как и он, белокожая красавица, с темными, как омут, очами.

Гость задержал внимание на женском портрете, а затем обратился ко мне:

– Это ваша мать?

Дьявол намеренно не вмешивался, лишь переступил с ноги на ногу, стукая каблуками.

Я вздохнула.

– Нет, это… моя сестра. Графиня Стелла, – молвила я и указала на юношу рядом, – и ее сын, виконт Виктор.

Повисла пауза, во время которой Анж не сводил взора с графини.

– И они живы, – зачем-то добавила я.

– Рад это слышать, – произнес человек в маске, и его губы тронула улыбка, не укрывшаяся от меня даже в тусклом свете единственной лампы.

Ощущения были странные… В галерее замка, будто настоящие, на нас смотрели разнообразные лица. Эпохи, поколения, судьбы… Они увидели его, он увидел их.

На следующий портрет гость отреагировал неоднозначно: золотые глаза моргнули, уголок рта дернулся; это не было игрой воображения или теней.

– Супруг графини, – пояснила я. – Мсье Эрик.

Эрик был привлекателен, как бывают привлекательны гении астенической наружности: высокий, худощавый, с благородной сединой в темных волосах, с правильными чертами лица и чрезвычайно выразительными глазами необычного цвета.

Янтарного цвета. Как у молодого мужчины в маске, странствующего архитектора.

Даже на портрете, казалось, глаза Эрика смотрели в самую душу.

– Мсье Анж, вы уже успели упомянуть сегодня, что играете на скрипке, – вдруг сказал Дьявол, продолжая держать лампу напротив последнего изображения. – Не откажите нам в любезности, сыграйте в какой-нибудь из вечеров. Скрипка мсье Эрика сейчас в замке, это необыкновенная удача!

Кажется, гость обескуражен предложением… или чем-то иным. Он ответил не сразу.

– Да, конечно, мсье Джозеф. Сочту за честь.

9

Тыквы на столе в обеденном зале успели подгнить. Перекошенные, словно постаревшие морщинистые рожи гримасничали как в немом театре пантомимы, а мы с цыганом, замерев в одинаковых позах, глядели на них, подперев подбородки кистью правой руки.

– Кажется, мы что-то не учли… – протянул Йонас. – Нужно было с ними что-то сделать, чтобы они сохранили форму.

– Это судьба. Ничего не поделаешь.

– Прошли всего сутки…

Я закатила глаза.

– В этом замке все превращается в труху, неужели ты не успел привыкнуть?

Цыган подошел ближе и склонился над самой сморщенной из всех, похожей на кривую, оплывшую старуху.

– Думаете, надо их убрать? – спросил он, не оборачиваясь.

– Конечно. Они уже воняют…

Смрад, и правда, был приличный, но для меня не была неожиданностью подобная скорая трансформация: принесенные в графский замок полевые цветы тут же увядали, а спелые фрукты быстро теряли свою упругость и крепость плодов, едва попадая на кухню.

Йонас не раз проклинал разрушительное свойство вампирского духа, мешавшего развитию его кулинарного дела.

– Я не чувствую… – отозвался он, пожимая плечами.

– А я говорю, воняют!

Вряд ли у него был заложен нос – скорее мой более острый нюх опережал события.

– Мадемуазель Александра права, – раздался за моей спиной прекрасный голос. – Тыквы, действительно, источают неприятный запах.

Мужчина в маске преодолел порог зала, неслышно ступая к широкому трапезному столу, и занял место слева от меня, скрестив руки на груди.

– Их следовало предварительно высушить, – молвил он, не глядя на нас.

– Да мы уже поняли, – вздохнула я, косясь на Йонаса, продолжавшего что-то высматривать внутри уродливой морды. – В следующий раз так и поступим.

– Так и поступим… – повторил за мной рефреном цыган.

– Что там?

Графский слуга был будто в трансе, он не мог оторваться от тыквы, наклоняясь все ниже… Его нос был почти у вырезанных кухонным ножом глаз и беззубого рта.

– Йонас! – окликнула я его.

Юноша подскочил на месте, вскрикивая от неожиданности.

– Ничего!

– Если ничего, то убери их. И не надо на ужин тыкву – что-то мне тошно от них стало, – распорядилась я, разворачиваясь на пятках и направляясь вон из зала.

…Свет от фонарика мобильного телефона падал на масляное полотно, выхватывая отдельные куски изображения, отражаясь и рассеиваясь, но вновь теряясь в кромешной темноте галереи. Густота мрака холодного замка не могла быть преодолена никакой силой – она навеки окутывала и опутывала живые сердца, заполняя желудки и легкие плотной пеленой.

Как бы я ни старалась весело проводить время, истинная сущность владений Черного Волка напоминала о себе. Мы прокляты, мы все здесь прокляты…

Счастлив тот, кто не попал в ловушку замковых чар, польстившись на тайну, узнав которую уже не будешь прежним.

– Как давно вы здесь?

Телефон дрогнул в моей руке, разметав световые пятна по портрету Эрика. Оказавшийся рядом странствующий архитектор, как всегда, подкрался незаметно.

– Здесь – в замке? – переспросила я.

– Да, – не сразу ответил он.

– Не так давно. С лета.

– И вам… нравится?

Я обернулась, и янтарные глаза сверкнули в полумраке.

– Нравится. Уединение, тишина, возможность подумать… о всяком.

Я отвечала честно, несмотря на посетившие меня минуту ранее мысли. Я глядела не на собеседника, а на мужчину на портрете, по-прежнему держа фонарик включенным.

– Пускай развлечений у нас немного, и резать тыквы мы не умеем, – добавила я, – а из компании – молчаливые изображения в позолоченных рамах, повода для уныния нет.

– Мне показалось иначе, – хмыкнул Анж.

Я вновь обернулась к нему, пытаясь рассмотреть выражение его лица, но белая маска скрыла любые эмоции.

– Почему?

– Вы не выглядите счастливой.

Он что, издевается?!

– Вы тоже, – растерянно покачала головой я.

Анж моргнул и спрятал руки с длинными музыкальными пальцами за спину.

– Прошу прощения… Я неверно выразил свою мысль. Я всего лишь имел в виду, что для того, чтобы оставаться в замке, у вас должна быть особая причина.

– Она есть.

Я перевела взгляд с архитектора на портрет, опуская телефон, ощущая себя в причудливом сне, где упрямый сфинкс мучает меня загадками. Я хотела было спросить, с чего вдруг гость начал интересоваться происходящим вокруг него безумием, но когда я повернула голову вправо, на его месте уже никого не было.

Появляется и исчезает – как фокусник в плаще. Он явно чувствует себя в замке как в своей тарелке…

10

Светодиодная рамка с программируемым интерфейсом порой занимала мое время в замке. Датчики движения распознавали жесты стоявшей перед рамкой фигуры, а диоды меняли цвет и сверкали, создавая невиданной красоты спецэффекты в зависимости от хореографии. Как правило, моделью был Йонас, но сегодня он был занят хозяйственными делами, и я могла вдоволь поразвлекаться, пробуя новые алгоритмы и схемы.

Иначе цыган бы непременно вмешался и начал тут же снимать развлекательные ролики на фоне моих тестовых запусков, не дожидаясь готового решения.

Я провозилась с программированием до позднего вечера, совершенно потеряв чувство времени. Только когда Йонас, очевидно, отправленный на поиски, позвал меня к ужину, я оторвалась от своего занятия.

В обеденном зале все уже были в сборе: Владыка восседал во главе стола, Дьявол не отрывался от чтения даже за трапезой, а Анж развлекал хозяев беседой и красочным рассказом.

Как только я заняла свое место, Дьявол, дождавшись, когда гость закончит фразу, молвил:

– Владыка, зная ваше неравнодушное отношение к скрипкам, мы с мсье архитектором подготовили для вас небольшой сюрприз.

Я замерла с бокалом вина у рта и не сводила глаз с Анжа.

Гость молчал.

– Мсье Анж согласился сыграть одно из сочинений мсье Эрика на скрипке, – продолжал Джозеф. – Папку с нотами, так же как и инструмент, мы взяли из кабинета. Надеюсь, вы не будете против.

Владан продемонстрировал смесь эмоций: изумление и неверие. Воспроизвести – не то, чтобы сыграть хорошо – сочинения маэстро чрезвычайно сложно. Эрик гений и великий музыкант… Его музыка сводила с ума многих.

На то, что по какой-то причине личные вещи владельца скрипки достались гостящему архитектору, вампир никак не отреагировал. А мне почему-то стало не по себе.

Я не была готова слушать музыку Эрика.

– Осмелиться играть произведения из той папки… – протянул Владан. – Я поражаюсь вашей самоуверенности, мсье архитектор.

Он произнес это без злости и сарказма, просто и прямо.

– Я не разочарую вас, владыка, – наконец молвил Анж. – Да, стиль автора своеобразен, и это, действительно, особенная музыка…

Да уж, музыка не для наших ушей. Я по-прежнему держала бокал перед лицом, не сделав ни глотка.

– Я слышал, вы не любите скрипки, – обратился вдруг гость ко мне.

Янтарный взгляд неотрывно следил за каждым моим движением. Я поставила вино на стол.

– Не «люблю» – это не совсем то слово, – ответила я с непроизвольным вздохом и передернула плечами. – У меня от них мурашки… До жути.

Если бы на столе были тыквы, они бы спасли меня от неуместно подступившего стеснения – я бы отвела взгляд на них. Однако стол был пуст – лишь полный бокал перед моим носом, – и я, насупившись, уставилась в него, пытаясь скрыть замешательство.

– Почему? – искренне ахнул Анж.

– Этот голосовой диапазон… Высокие частоты женского колоратурного сопрано разрывают мне уши. К альтам или виолончелям я отношусь намного спокойнее.

– У леди Александры чувствительный слух, – зачем-то пояснил граф. – И нюх.

– Совокупность определенного тембра и определенных частот вызывает определенную реакцию, – хмыкнула я. – Психостимулирующую реакцию…

– Любопытно, – отозвался Анж, продолжая смотреть на меня с противоположной стороны стола. – Никогда об этом не думал.

Он лукавил… Если он прочел музыкальные эксперименты Эрика из той папки, то он понимал, о чем я говорю. Манипуляции со звуком – и мастерское их применение – были визитной карточкой маэстро.

Почему «были»… Что это я!

– Ну же, не томите, переходите уже к делу! – воскликнул в нетерпении Владан, всплеснув костлявыми кистями. – Удивите меня, мсье архитектор.

Как по команде из створок распахнувшихся дверей выплыл цыган с завернутой в черный шелк скрипкой, неся ее как драгоценнейший дар. Мужчины обернулись в его сторону, а Анж даже вскочил с места, бережно перенимая инструмент из рук Йонаса.

Струящаяся ткань легла на спинку высокого стула. Пальцы гостя пробежались по колкам, проверяя строй, а затем он занес смычок, и мир замер в ожидании несыгранной ноты. Даже воздух в мертвенно холодном зале звенел, а горюющий ветер завывал тише, отголосками своей приглушенной боли.

Горло сдавила невидимая рука. Мне почему-то стало страшно, хотя ничего – абсолютно ничего – не предвещало беды.

Анж смотрел мне в глаза, и я тем более не могла пошевелиться.

Повисшую тишину разорвала не музыка, а голос Дьявола:

– Александра, что ты, это же просто скрипка!

Я открыла рот, но не смогла произнести ни слова.

– Больно не будет, – в шутку добавил граф.

Я вздрогнула.

Белая маска молодого мужчины напротив, так и продолжавшего стоять, занеся смычок над безмолвными струнами, не позволяла прочесть эмоции.

– Я прошу прощения, – наконец выдавила я, стремительно поднимаясь из-за стола. – Мне нужно идти. Завтра… завтра я обязательно послушаю вашу скрипку… то есть скрипку… мсье Анж! Мне жаль, но я должна покинуть вас. Господа.

Я коротко поклонилась, и, не поднимая взгляда от пола, прошествовала мимо владыки, обходя стол с правого торца. Платье предательски шуршало юбками от каждого нервного движения, а звук каблуков слишком громко раздавался под каменными сводами.

Когда я миновала коридор, ведший из общих замковых комнат, шаг мой стал быстрее, и вскоре я уже неслась бесконечной вереницей анфилад прочь от звука, заполнявшего уши, вены и легкие беззвучной мелодией.

Я зажимала рот ладонями и впивалась зубами в пальцы – лишь бы не зарыдать от нахлынувшей паники, накрывшей с головой подобно беспощадному урагану. Слезы лились по щекам сами, и впервые за все время, проведенное в замке, я дала волю эмоциям.

Что происходит?! Почему мне так больно? Почему я ни с того, ни с сего теряю над собой контроль?

Что я такого не хочу услышать – или узнать – о себе или о ком другом в замке, раз так в ужасе бегу прочь от правды?

11

Вид с замковой площадки на долину поразил бы любого скептика. Бело-черное полотно смешанного леса, с пышными шапками заснеженных крон, рассеченное каменными кряжами гор, витиеватый узор хитросплетений тропинок… Я не боялась подходить ближе к отвесному краю обрыва, с которого у несчастного растяпы, сорвавшегося вниз, была бы только одна дорога – к подножию замковых скал.

Раньше кромку площадки отделяли клумбы и кустарник, но без должного ухода художественные куртины превратились в торчащие в разные стороны редкие голые ветви.

Но зато можно было беспрепятственно снимать ускоренные видео с разными временами суток и временами года.

Ветер трепал мою накидку. Я смотрела вдаль, в чистый голубой свод осеннего неба, задумавшись.

– Я так и не сыграл графу и Джозефу, – прозвучал знакомый голос позади меня, но я даже не обернулась.

– Почему?

– Ваша реакция была странной. Я посчитал, что мне, действительно, не следует этого делать.

Анж поравнялся со мной, вставая по правую руку, янтарный взор был направлен на долину, а музыкальные пальцы – сцеплены за спиной в замок.

– У меня не было намерения портить вечер, – произнесла я после паузы.

– У вас и не получилось его испортить, – отчего-то мягко отозвался архитектор, а я недоуменно вскинула брови. – Я развлек их другим занятием, у меня есть пара фокусов в арсенале.

– Вот как…

Я не стала спрашивать, какими именно трюками располагает гость, и вновь замолчала.

– Вы побледнели, когда я собирался начать играть, – рассуждал Анж. – Что такого в той музыке? Чего вы так испугались?

Я не знала, что ответить.

– Она вызывает во мне разные чувства… Какие либо, но только не радостные. Я не хотела испытывать это вновь… Я слишком серьезно отношусь к его музыке.

Несколько секунд архитектор оставался безмолвным.

– Что связывает вас с мсье Эриком? То, что он муж вашей сестры, я понял. Вы… – он подбирал слова, – любовники?

– Нет, – покачала головой я. – Мы никогда не были любовниками.

– Но вы любите его? Вы каждый раз так смотрите на его портрет в галерее… Очень сложно не догадаться.

Я на мгновение закрыла глаза.

– Какое это имеет значение? – вздохнула я. – Мои чувства – мое личное дело.

– Я не спорю.

– Тогда почему вы спрашиваете? Какая вам разница? Еще недавно вы говорили, что вам наплевать на то, что творится в замке – что чужие игры вас не интересуют!

Я развернулась всем корпусом к гостю, глядя на него снизу вверх. Солнечные лучи играли в его темных волосах, заправленных за уши и собранных в хвост тонкой лентой, а блики на маске позволяли различить фактуру ткани.

– Я всего лишь хочу разобраться, – спокойно изрек Анж.

Мне вдруг захотелось подойти ближе, но я остановила себя.

– То, что нас связывает с Эриком, не поможет вам разобраться.

Он не ответил, и я отвернулась, уставившись в горизонт.

– Вы похоронили себя заживо, – внезапно сказал мужчина.

– Что?

– Вы все трое – вы похоронили себя заживо в этой каменной коробке… Без света, без тепла, без музыки – только искусственные развлечения и бесконечные рассуждения. Зачем?

Анж попал прямо в точку. Мы и в самом деле приговорили себя, заперлись, спрятались от солнца и жизни, поставив на себе крест.

Во имя чего? Если граф – из физической необходимости, расплаты за вечность и грехи, Дьявол – в маниакальном стремлении постигнуть истину и обрести знание, то я – от страха жизни и неготовности принять ответственность за сотворенное.

Проницательный юноша!

– Замок – наше убежище и обитель. У каждого из нас свои причины… Можете считать, мы совершили ужаснейшие преступления и теперь скрываемся от правосудия.

– То, что вы любите того, кто вам не принадлежит, не является преступлением! – возразил Анж.

– Я не… Не говорите о том, чего не знаете, мсье архитектор! – вспыхнула я.

Какого черта он лезет не в свое дело? Я упрямо смотрела на его белую маску, на бледную кожу шеи, подбородка и губ, на покрасневшие от холода кончики ушей… Он был настоящим, реальным, но словно не из этого мира. И он не понимал, как устроен наш, жестокий, лживый, давно захлебнувшийся в собственном проклятии – пусть и сам познал уже немало жутких проявлений этой вселенной.

Но я почему-то не могла на него злиться.

Мы глядели друг другу в глаза, ветер по-прежнему трепал мою накидку, заставляя ее хлопать подобно крыльям летучей мыши.

– У меня не было намерения вас задеть, – нарушил молчание Анж. – Мне жаль, что мои нелепые попытки поддержать беседу вас расстроили.

– Не расстроили, – отозвалась я. – А скорее вызывали много вопросов… Если бы вы до сего момента не демонстрировали свое равнодушие, я бы подумала, что я вам нравлюсь, и вы так пытаетесь узнать обо мне больше.

– Я действительно пытаюсь узнать о вас больше, – с непроницаемым видом говорил архитектор, – но мне нравитесь не вы.

Я в недоумении хлопала ресницами, а он добавил:

– Мне нравится ваш голос.