Текст книги "Индия. История, культура, философия"

Мотилал Неру возглавил престижный комитет, создавший конституцию для Индийского доминиона в 1928 году, которая стала светским, демократическим отражением парламентской системы Великобритании. Джинна и возглавляемая им Мусульманская лига настаивали на большем количестве гарантий для мусульман в качестве платы за их поддержку проекта конституции, выдвинутого комитетом Неру. С другой стороны, Джавахарлал и другие молодые, радикально настроенные лидеры Индийского национального конгресса, среди которых также был Субхас Чандра Бос из Бенгалии, считали рекомендации Мотилала слишком консервативными и поставили себе цель добиться полной независимости страны (Дурна Сварадж). Махатма в это время был далек от всего этого, предпочитая прясть свой хлопок, ожидая, когда его вновь призовут возглавить следующую Сатьяграху. Неспособность Мотилала организовать поддержку своей конституции широким спектром индийских политических партий обрекла ее на преждевременную кончину.

Семья Неру, Мотилал Неру сидит в центре

emp1

В 1930 году Ганди во главе отряда верных учеников отправился из своего ашрама на реке Сабармати в Гуджарате к побережью, неподалеку от селения Данди, где они стали добывать «незаконную» соль, бросив вызов монополии британской империи на добычу и продажу соли, которую можно было купить только в правительственных магазинах и которая облагалась очень высоким налогом на территории всей Британской Индии. Вскоре миллионы последовали примеру своего Махатмы и вновь в течение всего нескольких месяцев британские тюрьмы оказались забитыми до отказа. По совету Джинны британский премьер-министр, член лейбористской партии Рамсей Макдональд, в декабре того же года созвал в Лондоне первую из целой серии конференций круглого стола, призванной адресовать и найти решение конституционных проблем Индии. Князья, мусульмане, либералы и британские чиновники во всем своем великолепии провели встречу, в то время как Ганди и многие другие политические лидеры находились в тюрьме. Индийский национальный конгресс не был представлен на первой Лондонской конференции, что было равносильно попытке поставить Гамлета без участия в нем принца Датского. Нетрудно догадаться, что, в результате, это продолжительное и дорогостоящее мероприятие с треском провалилось.

На следующий год вице-король лорд Ирвин освободил Ганди и встречался с ним до тех пор, пока они не достигли перемирия, так называемого «Пакта», который дал возможность Махатме по доброй воле отплыть в Лондон для участия там в работе второй конференций в качестве единственного представителя Индийского национального конгресса. Эта поездка оказалась тщетным жестом, так как мусульмане и многочисленные князья предъявляли множество требований, так же как и англо-индийцы, сикхи, неприкасаемые, либералы и чиновники британской администрации. Каждый из них требовал себе гарантий, обеспечивающих их бесценные конституционные права. Ну конечно, как могли столь разные, непримиримые, испытывающие крайнюю неприязнь по отношению друг к другу группы людей, представляющие интересы определенных слоев общества достичь договоренности по какому-либо вопросу, да еще в течение дней, недель или даже месяцев? Они бы не смогли ни о чем договориться даже и за десять лет. Конечно, это было абсолютно невероятно. Поэтому Ганди вернулся в Индию в свой ашрам и многими годами позже начал «конструктивную программу», надеясь перестроить мир по образу и подобию своей деревенской общины – индусского варианта примитивного христианского коммунизма. «Реальным "бременем белого человека", – заявлял Ганди, – является сопротивление лицемерию, которое съедает его. Пришло время белым людям научится относиться ко всем другим людям как к равным… "Относитесь к ближнему своему так, как бы вы хотели, чтобы относились к вам." Или они понапрасну используют имя Того, кто сказал это? Неужели они выбросили из своего сердца Того, кто дал миру это послание?»

Провал конференций Круглого стола стал предвестником раздела Индии, так как пропасть между революционно настроенными националистами, возглавляющими Индийский национальный конгресс, и намного более консервативными мусульманами, а также еще более консервативно настроенными князьями оказалась настолько большой, что преодолеть ее было просто невозможно. Либеральные и лейбористские политические лидеры Британской империи оказались достаточно мудрыми и дальновидными для того, чтобы осознать тот факт, что годы, если не дни, британского правления в Индии были сочтены. Однако представители консервативной партии Тори, такие как Биркенхед и Болдуин, отказывались принимать этот факт как неизбежность, а Уинстон Черчилль думал так до самого последнего дня своей жизни. Но, в действительности, к середине 30-х годов единственным реальным вопросом в сложившейся ситуации, за десять лет до окончания эпохи британского Раджа, был только один вопрос: как все это завершить? Кому вручить дирижерские палочки? Как сделать все таким образом, чтобы не были разорваны тысячи миль железнодорожного полотна, чтобы не были разрушены плотины и каналы, чтобы не были сожжены мосты – все, что было построено на протяжении этого времени и стоившее сотни миллионов фунтов стерлингов? И кто возглавит армию? Кто будет контролировать полицию? Как сделать все так, чтобы не вызвать бунты, которые могут легко привести к гибели половины населения, потому что другая половина была возмущена несправедливостью по отношению к ней? Как долго мусульманские войска будут готовы маршировать под командованием индусов? И что станет с сикхами? А с христианами? Чем глубже вдавались в эти вопросы, тем более невозможными становились любые предлагаемые решения. В стране оказалось слишком много «Индий», чтобы их примирить в рамках одной конституционной формулы. Как вообще британский радж умудрился просуществовать так долго, удивлялись теперь, задав все эти вопросы, своему достижению многие из тех, кто отвечал за его существование.

Затем они все же составили некое подобие конституции и невероятно сложную федеральную структуру, целью которой являлся контроль центральных органов британских властей над индийскими князьями. Но все это никогда так и не заработало, эту огромную и неуклюжую систему даже не смогли вытолкнуть на испытательный аэродром. Такой громоздкий самолет никогда бы не взлетел. После того как эта суперструктура успешно пошла на дно в 1937 году, в одиннадцати провинциях британского Раджа провели выборы, на которых Индийский национальный конгресс, Мусульманская лига и десятки мелких партий выставили своих кандидатов. Эти выборы стали великим предвоенным индийским экспериментом в «провинциальной автономии». Неру и Валлабх Патель, первый заместитель премьер-министра Индии, получили под свой контроль министерства в семи провинциях. Джинна был вне себя и решил переделать Мусульманскую лигу, превратив ее в партию мусульман, основанную на одной единственной платформе – создании своего собственного мусульманского государства, своей собственной нации, того, что вскоре назовут Пакистан. Ганди в это время продолжал ткать в своем новом ашраме, расположенном в центральной Индии, где он жил в скромности и бедности, однако Верховному Совету Индийского национального конгресса это стоило целого состояния, так как они вынуждены были время от времени организовывать целые паломничества руководящих деятелей к Махатме для проведения консультации о текущем моменте и насущных проблемах страны.

Вторая мировая война ускорила процесс, который принес конец британскому Раджу, передав власть после окончания войны двум новым нациям – Индии и Пакистану. Когда в сентябре 1939 года вице-король сделал автократическое заявление о вступлении Индии в войну, Неру и его коллеги по Верховному Совету Индийского национального конгресса отказались поддержать британский Радж в этом вопросе, отдав приказ всем министерствам, находившимся под контролем конгресса, подать в отставку в соответствующих провинциях. Семидесятилетний Махатма вернулся к активной службе в качестве лидера Индийского национального конгресса, организовав целую серию сатьяграх, проведенных во время войны, что вернуло его, Неру, Пателя, а также большинство активистов конгресса в британские тюрьмы, где они и провели большую часть войны. Джинна объявил «День Освобождения», как только узнал о решении конгресса отказаться от власти в провинциях, настаивая на том, что мусульмане всей Индии должны «благодарить бога» за то, что он «избавил» их от «тирании индуистского раджа». В то время как Индийский национальный конгресс и его индуистское руководство стали «трусливыми предателями» британской Короны в самый тяжелый для Великобритании момент в глазах большинства англичан в Индии, а также в Лондоне, Мусульманская лига и ее лидер стали восприниматься как самые верные друзья. Поэтому неудивительно, что британские вице-короли и высокопоставленные политики из Уайтхолла, Вестминстера и Даунинг-стрит делали все возможное, чтобы удовлетворить то, что они считали «справедливыми требованиями» мусульманского меньшинства Индии, по крайней мере, на протяжении войны. Мусульманские солдаты составляли непропорционально высокий процент в рядах индийской армии. С начала 1940 года Мусульманская лига под руководством Джинны объявила создание «Пакистана», представляющего «всех мусульман» Южной Азии, единственной целью партии.

В 1942 году, когда японские войска стремительно приближались к восточным воротам Индии, британский кабинет министров послал в Индию сэра Стаффорда Криппса, члена лейбористской партии для того, чтобы он предложил Индии в целом «статус доминиона» сразу после окончания войны, но с одним условием, что любая провинция, которая проголосует против вступления в доминион, имела бы право «выйти» из доминиона, таким образом недвусмысленно предрекая рождение мусульманского Пакистана. Ганди и Неру были вне себя от этого предложения, угадывая в нем очертания клина раздела, вбиваемого в страну. «Если это все, что вы можете предложить, зачем вы ехали так далеко?» – спросил Ганди Криппса. Вскоре Махатма призвал всех англичан «покинуть Индию». Его мантра собственному народу была аналогично короткой: «Сделай или умри!». На следующее утро, 9 августа 1942 года, он был арестован. В трагические месяцы начавшегося после этого насилия британская индийская армия получила приказ бомбить и обстреливать с бреющего полета бунтующих индийцев в нескольких северных провинциях, особенно в Бихаре и Бенгалии. Тысячи индийцев были убиты, десятки тысяч ранены, сто тысяч или более были арестованы в ходе необъявленной войны, которую вел британский Радж против того, что перестало быть «самым ярким бриллиантом» в короне Его Величества.

Хотя большая часть индийской армии оставалась верной британской Короне, около 60 000 британско-индийских солдат, взятых в плен японцами в Сингапуре, впоследствии вступили в Индийскую национальную армию, созданную временным правительством свободной Индии, носившим название Азад Хинд (Свободная Индия), руководил им Субхас Чандра Бос. В составе этой армии они прошли с боями Бирму в надежде «освободить» Бенгалию. Войска Боса были остановлены муссонами, когда в 1944 году они уже стояли у ворот города Импхал в штате Манипур. Затем, когда дожди прекратились, союзники доставили по воздуху подкрепление, и индийская национальная армия вынуждена была отступить. После окончания войны в Красном форте Дели начался суд над «предателями» – индуистскими, сикхскими и мусульманскими офицерами Индийской национальной армии (ИНА). Неру лично выступил в их защиту, и они стали национальными героями. Британский фельдмаршал, генерал-губернатор Индии лорд Уэйвелли, и его главнокомандующий вооруженными силами к тому времени, в 1945 году, уже осознали, что британский Радж был обречен, так как ряды их армии «начали колебаться». Последние два года британского правления были направлены исключительно на то, чтобы сохранить некую «иллюзию власти», в то время как новоизбранное лейбористское правительство отчаянно пыталось найти решение того, чтобы приближающаяся передача власти в индийские руки прошла как можно спокойней.

Трехуровневая федеральная схема построения государства, предложенная в 1946 году миссией британского кабинета министров, была последней надеждой на независимое перевоплощение Индии в единое государство. Джинна фактически согласился принять этот план, даже несмотря на то, что его «Пакистан» все еще находился в зачаточном состоянии среди преимущественно мусульманских провинций на северо-западе и северо-востоке страны. Ганди также благословил план как «добросовестное выполнение» британских обещаний, данных Индии, но Неру и Патель считали, что план миссии мог значительно сократить «полную суверенную независимость» конституционной ассамблеи Индии. После этого, в августе 1946 года, Джинна, оставив все надежды на мирное урегулирование взаимоотношений с Индийским национальным конгрессом, призвал Мусульманскую лигу к началу «прямых действий». Практически это стало началом состояния гражданской войны, которой, однако, все еще можно было избежать, если бы не последний генерал-губернатор Индии, лорд Луис Маунтбеттен. Он был слишком нетерпелив, пытаясь до июня 1948 года (крайний срок, который ему дал кабинет премьер-министра Эттли) привести Индийский национальный конгресс и Мусульманскую лигу к согласию на каком-либо варианте плана, предложенного миссией британского кабинета министров в 1946 году, а затем в середине августа 1947 года стремительно принял решение в пользу поспешного раздела Британской Индии. Катастрофический раздел многонациональных провинций Пенджаб и Бенгалия, произошедший всего за десять, раскаленных до невероятия, недель, привел к тому, что десять миллионов, обезумевших от страха индусов, мусульман и сикхов вынуждены были покинуть свои дома в поисках убежища по другую сторону новой, еще даже не демаркированной «границы» между Индией и Пакистаном, границы, которая превратилась в реки крови, после того как более миллиона ни в чем не повинных людей погибли в результате межэтнических столкновений. Премьер-министр Неру поднял флаг независимой Индии над Красным фортом, построенным Шах-Джаханом в старом Дели, призывая всех индийцев помнить, что «служба Индии означает службу миллионам страждущих. Это означает конец нищете, невежеству и болезням».

Махатма Ганди и Мухаммад Али Джинна

emp1

Махатма Ганди не присутствовал на праздничных церемониях в Нью-Дели, отправившись вместо этого на поезде в Калькутту, чтобы молиться там и попытаться предотвратить резню между индусами и мусульманами в этот ужасный месяц убийств и боли. Он был единственным среди всех лидеров Индийского национального конгресса, кто категорически возражал против раздела «Матери Индии». Он сохранял свою веру в ахимсу, проповедуя божественные силы любви. Люди всевозможных религий склонялись перед ним, касаясь его ноги, обожествляя его доброе лицо, однако, как только он покидал их и шел дальше, безумие возвращалось, хаос и кровопролитие начинались вновь. В самом Дели имели место ужасающие акты дикого насилия по отношению к мусульманским семьям, которые жили здесь в мире и благополучии на протяжении целых поколений. Это произошло после того, как в город хлынули беженцы из Пенджаба, рассказавшие о пакистанских мусульманах, убивавших и насиловавших, вызвав таким образом неимоверную ярость индусов, требовавших возмездия. Тогда Махатма решил вернуться и попытаться успокоить бурлящий Дели. Каждый вечер он проповедовал мир и любовь и молился, читая выдержки из Корана, из Библии и из Бхагавадгиты. Обезумевшие от ненависти фанатики, называли его «Мохаммад Ганди» и обвиняли его в предательстве его собственной индуистской веры и народа. В то время как безумство насилия расползалось по всей стране, мечта Ганди о Рама-раджье угасала.

Затем, в пятницу, 30 января 1948 года, незадолго до того, как солнце село над Нью-Дели, Махатма Ганди, направлявшийся на молитву, был убит обезумевшим от ненависти индуистским брахманом, который считал Великую Душу, отца нации, «наихудшим врагом» Индии.

Глава третья
Религия и философия

Последние слова, которые произнес Махатма Ганди, были: «О Рама!». Они выгравированы шрифтом деванагари на черном отполированном мраморном камне, установленном на месте погребального костра у реки Ямуна в Дели, ставшим местом паломничества. Индусы верят в то, что последние слова человека помогают определить последующее рождение его души; таким образом, «Великая душа» Махатмы Ганди поднялась прямо на солнечные небеса Вишну, для того чтобы слиться там с Рамой. Бессмертие души, перевоплощение посредством многих форм мимолетных существ и взаимодействие целого пантеона богов с людьми являются центральными элементами самой великой религии Индии, которую мы называем индуизмом. Сами индусы называют свою веру дхарма, очень сложный и многозначный термин, который мы переводим как религия, закон, обязанность, вера и разного рода добродетели. Мы предполагаем, что индуизм возник как синкретизм арийских и доарийских идей и доктрин приблизительно тогда же, когда началась христианская эра. Индусы верят в то, что их дхарма бесконечна (санатана). Большинство индусов мира проживает в Индии, составляя около 85 % ее населения. Однако на сегодняшний день миллионы индусов живут вне территории Индии. Многие люди по всему миру перешли в индуизм на протяжении последних десятилетий, особенно это было характерно для молодежи Соединенных Штатов в бурные 1960-е годы.

Около 10 % населения Индии на сегодняшний день остаются последователями ислама, таким образом, даже после раздела страны Индия все еще одна из самых больших мусульманских стран мира. Такие религии, как джайнизм, буддизм и сикхизм также были рождены в Индии, и миллионы современных индийцев являются их последователями, хотя многие школы буддизма на сегодняшний день намного более популярны и влиятельны за пределами страны, нежели в самой Индии. Зороастрийская община парсов в Бомбее была создана многими волнами парсов, бежавших на западное побережье Индии от преследований в Персии. В Индии также проживают миллионы христиан и даже несколько тысяч евреев, однако и те и другие остаются на периферии индийской жизни, будучи изначально слишком чуждыми индийской земле.

Какой бы ни была их официальная религия, большинство индийцев-немусульман разделяют целый ряд религиозно-философских ценностей и верований, которые на сегодняшний день практически стали частью национального характера. Они культивировались в особой атмосфере Южной Азии на протяжении очень долгого времени. Такое мировоззрение является, скорее, идеальной моделью поведения, чем реальным способом жизни, что царит на пестрых индийских базарах и в темных коридорах власти, однако многие его аспекты все же остаются этическим идеалами для большинства индийцев. То, что мы называем духом Индии, подразумевает универсальную иерархическую модель. Религиозный дух отражается в бесчисленных, невидимых, но бессмертных душах, каждая из них обитает в каком-то теле на протяжении некой интерлюдии, которую большинство из нас называет жизнью. Затем душа переносится дальше к другому, более высокому или более низкому, существу в безмерном пространстве, которое простирается от насекомого до божества. Каждое последующее перевоплощение души зависит от общего баланса того, что было сделано в жизни последним телом, где она обитала. Совокупность совершенных поступков может заслуживать духовного продвижения или наоборот – деградации. Поэтому никто не может винить или благодарить кого бы то ни было, кроме самого себя, за то, что был рожден «неприкасаемым» уборщиком, богатым торговцем или могущественным князем. Тем не менее никогда не помешает, даже наоборот, часто может помочь обращение к одному или нескольким богам за помощью, утешением или состраданием. При этом богам предлагают цветы, кушанья, медные и золотые монеты, кроме того, не забывают оплачивать услуги посредников – брахманов, садху, монахов (саньяси) или просто «нищих». Кто знает, в конце концов, что может сделать монета, брошенная в чью-то замусоленную кружку, для того чтобы умножить карму в собственной душе? Самое главное, что вы можете сделать для того, чтобы обеспечить себе «более высокое» рождение, а еще лучше вовсе избавить себя от перерождений, это выполнять свои обязанности как можно лучше, терпеливо и безо всяких жалоб. Каждый добросовестный индус знает свои обязанности с самого рождения – каждая семья, каждый клан или то, что мы называем кастой, занимает свое особое место и имеет свои особые задачи во вселенской иерархии. Главная цель – это освобождение, мокша, то, что западные люди называют избавлением, но индийцы предпочитают думать об этом как об освобождении души, а не просто освобождении бренного тела от тягостей перерождения.

Большинство индийцев – люди мирные, они не любят насилия, возможно, потому, что считают, что все в жизни взаимосвязано, и верят в потенциальное космическое значение личных поступков и их последствий в череде будущих жизней. Поэтому нужно вести себя осмотрительно, буквально смотреть под ноги, чтоб не наступить на червя, который может быть связан с космосом. Мы никогда не знаем, к чему может привести волна, которую мы подняли. Индусы рассказывали о кошмарах, которые им снились после того, как они съели говядину: во сне они слышали голос давно умершей бабушки, которая корчилась от боли, причиненной этим ужасающим моральным падением. Разумеется, нельзя сказать, что индийцы никогда никого не убивают и не ранят, но, как правило, они сожалеют о содеянном больше, нежели люди, подверженные вспышкам насилия, за исключением тех случаев, когда они убивают во имя богини Кали или богини Дурги. Мы также знаем, что индийцы более толерантны. Происходит ли это от их просвещенности или от равнодушия – неизвестно. Возможно, тысячи лет вынужденного соседства с народами разных рас и религий приучило их к мысли о том, что уход в себя или полное безразличие и есть высшая мудрость. Говорят, то, чего мы не знаем, не может нам навредить. Может, все дело в распространенном среди индийцев убеждении, что этот мир, его счастье и несчастье, его глупости, его удачи и неудачи – не что иное, как иллюзия?

Индийцы в основной своей массе разделяют мировоззрение, которое принято сегодня называть холистическим. Они видят связь не только между людьми и животными, растительным миром, демонами и богами, но и между действиями и чувствами, между давно забытыми делами, мыслями и будущим поведением, между прошлым и настоящим. Все счета где-то хранятся – на орбитах далеких галактик или на волнах памяти брахманов, там, где все известно и все едино, а мы часть этой вселенной, которая в нас. Бог – это любое имя, которое мы повторяем вслух, мантра, которую мы должны распевать ежечасно, повторяя тысячу раз, и всякий слог означает вселенную. Все прочее иллюзия, мир Майя, которому мы даем имя и форму из боязни пустоты или одиночества, ведь даже самым великим из богов бывает одиноко.

Для индийцев религия и философия – это материнское молоко, каждодневная пища, а не эзотерика, которой занимаются по субботам и воскресеньям, роясь в пыльных книгах. Большинство индийцев верит в то, что боги и звезды влияют на судьбу каждого из нас, сегодня или завтра, все лежит на космических весах: и Солнце, и Луна, и Марс, и Венера. Думать иначе было бы глупо и опасно, мы не смеем игнорировать столь могущественные гравитационные силы. Именно поэтому должен быть записан точный момент рождения индуса, а не только день, месяц и год. Это необходимо для того, чтобы составить «точный» гороскоп для него или для нее, как только он или она заслужит его. Иначе как узнать, в какие дни можно жениться или отправляться в путешествия, а когда нужно избегать серьезных действий? Все в этом мире взаимосвязано; невидимые «силы» действуют на нас повсюду и реагируют на каждый наш импульс. Вот почему вера и философия столь важны, они ведь не абстракция, но реальная власть. Самое примитивное изображение бога – это сам бог, коль скоро вы воистину верите, преданно, смиренно и от всего сердца, бессмертной душой, которая всего лишь искра трансцендентной космической вселенной. И тогда чудеса случаются. Бог отвечает на молитвы. Возникает волшебство, и как только темный покров невежества и цинизма будет снят, луч мудрости откроет перед вами истину. Большая часть индийцев верит во все это, так как Индия – это цивилизация, основанная на вере, построенная на убеждении. Она процветает на философии, и ее продвинутые адепты с легкостью преодолевают самые глубокие депрессии, они спокойны и хладнокровны благодаря тому, что владеют старейшей религиозной философией – йогой.