Текст книги "21/1"

Глава вторая. Светка

Пока трамвая ждали, я узнала, что они со Светкой в одной группе учились, а с Олегами вместе служили. А мы со Светкой одноклассницы. Как в нашем мире всё перемешано! Мы три подружки, ещё Лилька. После школы учиться дальше вместе решили пойти. Заводилой была Светка, и она предложила пойти на крановщиц учиться. А что? Зарплаты хорошие, как Светка сказала. Ну, вроде никто не возражал. Подошло время идти подавать заявление в училище. До Лильки не могли дозвониться, и пошли вдвоём. У нас все документы приняли, и мы решили прокатиться на автобусе до Лильки. Узнать хотели, чего она не пошла с нами заявление подавать. Но её не оказалось дома. Мама сказала, что она гуляет. «Гуляет она!» – недовольно повторила слова Лилькиной мамы Светка. Мы её так и не дождались в тот вечер. Потом она сказала, что папа не разрешил в училище идти, и заставил её в институт подавать документы. Ну и ладно. Пойдём вдвоём на крановщиц.

Школу мы закончили в 1986 году. После экзаменов, которых у нас было не как сейчас, два обязательных и два на выбор, а целых десять. И все обязательные. Не было у нас никакого выбора. Сдавай то, что положено. А кем положено или на кого, я так и не узнала.

После экзаменов у нас был выпускной вечер. Не «бал», а просто «вечер». Чаепитие в актовом зале школы с танцами. И всё. По домам. Некоторые, правда, гулять пошли. А мы, что жили в другой части города, поехали на автобусах домой. Не хотелось пешком чапать через весь город, когда автобусы перестанут ходить. Я тогда завидовала им. Гуляют, как в кино: девчонки все в красивых платьях и с цветами, а парни все в костюмах и при галстуках. А я уже в десять вечера дома была. Повесила своё выпускное платье на вешалку, рядом со школьной формой. Всё! Школа закончилась.

На следующее утро я проснулась с превосходным ощущением, какой-то, свободы, потому, что в школу больше ходить не надо. Никогда! И сразу вместо свободы нахлынула пустота и неизвестность… Странное и страшное чувство. Чувство ненужности. Не надо готовиться к урокам и не надо учителям тебя оценивать, не надо готовиться к политинформациям (это такие тематические доклады перед уроками по пятнадцать минут), не надо проводить общешкольные собрания учебного комитета, где я была председателем его, а старосты классов должны были отчитываться каждую неделю об успеваемости своих одноклассников. А мне надо было решать, какие меры принимать к тому или другому ученику. И всё это под строжайшим контролем завуча (заведующей учебной частью, это второе лицо после директора).

Ничего больше этого не надо было делать. Ничего! Пустота. Вот именно. Пустота! А я уже привыкла к тому, что надо это делать. На протяжении многих лет делания привыкаешь. И этого не хватает. «И что теперь? Что я буду в жизни дальше делать? Где и кому пригодятся мои навыки, полученные в школе в организационной и учебной работе? Где и как их дальше применять?» – грустно размышляла я. Короче, вопросов было много. Ответов ноль.

Я ощущала себя, человеком за бортом, выкинутым с корабля-школы, и оставленным беспомощно барахтаться в океане жизни. Ужасное и странное, если не сказать страшное чувство охватило меня. Вот тебе и лозунг: «Все двери перед тобой открыты!» Простите, двери куда?! В никуда?! Откуда я могу знать, в какие именно мне двери надо? Про учёбу в институте я и думать не хотела. Устала учиться в школе. Да и приодеться хотелось. Ведь раньше в школе была школьная форма. Коричневые платьица, чёрный или белый фартук. А учитывая, что кроме школы, я никуда не ходила, значит, и выходной одежды было раз, два и обчёлся. Ну, сходишь, на три дня рождения в год к подружкам. И всё! А тут надо будет ходить на работу каждый день. Не будешь ведь в одном и том же приходить. Не форма, как в школе. Вот и начала я задумывать, где и как можно было хорошо зарабатывать. Поэтому и согласилась подать заявление на крановщицу.

С Лилькой мы вместе учились с первого класса. А Светка пришла из другой школы, в классе седьмом или восьмом. И вроде как после перенесённого менингита. Наверно, чтобы одноклассники, бывшие, не подтрунивали над ней. Вот её и перевели в нашу школу. Хотя она потом сама нам об этом рассказала. А, точно, в седьмом классе. Я тогда переехала в Заречье, и мы стали с Лилькой ходить вместе на автобусную остановку. Раньше Лилька жила ближе всех к школе, в доме напротив. А теперь на две остановки дальше меня. У неё папа бы начальником цеха на металлургическом заводе, и даже ездил в заграничную командировку, в Нигерию. Лилька приносила в школу всякие красивые ручки, блокнотики, ластики. Мы таких вещиц и во сне не видели. Девчонки ей завидовали. Она многим что-то дарила. А мне так резинку хотелось. Ластик такой красивый был. Яркого цвета и рифлёный. Но попросить я постеснялась. Она мне открытку с изображением девочки подарила. Очень красивая и яркая. До сих пор у меня хранится.

А когда они ещё жили на старой квартире, я ходила в гости к ней. Мама пекла у неё такие рогалики, маленькие, из песочного теста, а внутри варенье. Такие вкусные! Тогда мне казалось, что они вкуснее даже моих любимых «язычков», которые у мамы в ресторане были. Она у меня первая в городе женщина-бармен. «Язычки» – это такая выпечка раньше была и тоже из песочного теста. И вправду они на язык были похожи, вытянутой округлой формы, а сверху песочная крошка. Я их очень обожала в детстве. Да и сейчас люблю, вот только не такие они стали по вкусу, как в детстве. Может вкус стал другой, может «язычки».

Светка была высокая, симпатичная, смугленькая, темноволосая, с зелёными глазами. У нас сложилась троица подружек, и все с зелёными глазами. Нас так и звали – зеленоглазки. Но у всех были глаза с разным оттенком: у Лильки с серым, у Светки с коричневым, а у меня с жёлтым цветочком на радужной оболочке глаза. Лилька была светленькая, а я пока не обрезала волосы, была рыжая. У меня как-то странно менялся цвет волос с возрастом. Когда родилась, мама говорила, что даже испугалась, когда принесли меня. Такая смугленькая, а волосы были чёрные, длинные и кудрявые. На фотографиях, где мне годика четыре, у меня длинные волосы соломенного цвета. И где-то в классе втором-третьем стали кудрявые и рыжие. Как в молодости у моей бабушки Оли, маминой мамы. У меня даже эта фотка выставлена сейчас на аватарке Вконтакте. Опять ушла от основной мысли.

Так вот. Светка оказалась общительной девчонкой, весёлая, можно сказать хохотушка. Она уже в той школе была в команде баскетболисток-старшеклассниц. А я в то время ходила в танцевальный. Меня после седьмого класса перевели в основной состав. И мы должны были поехать в летний лагерь в Болгарию. Я так боялась этого основного состава. Перед тренировкой меня всю трясло, ведь там был хореограф-мужчина. Такой здоровый дядька с бородой и волосатыми руками. Когда он подходил и начинал прикасаться ко мне, показывая, как надо делать что-то, я цепенела и каменела. Жутко его боялась, короче. Мама не отпустила меня в ту поездку, потому что я была самая младшая в коллективе. Там были парни и девчонки по восемнадцать-девятнадцать лет. А мне тогда только четырнадцать было. Не поехала я, и меня отчислили из основного состава. А потом я и вовсе перестала ходить. Стало неинтересно с молодыми, я-то всё это уже умела делать.

На уроках физкультуры мне стеснительно было. Ведь большинство девчонок уже имели титечки и попочки. А я как досочка, со всех сторон ровненькая. Зато немногие могли залезать на канат, а особенно на металлический шест. Он был такой же длинный, как и канат. И только я и ещё одна девочка могли его преодолеть. Светка здорово играла в баскетбол. Я тогда мало понимала в баскетболе. Больше нравился волейбол. Там хоть, по крайней мере, не толкались и не отбирали мяч. А потом потихонечку втянулась и стала ходить на тренировки, благо они проходили в нашей школе, и преподаватель физкультуры, Людмила Петровна, была ещё и тренером нашим.

Я и так-то была высокая, а тренировки по баскетболу ещё подвытянули меня. После седьмого класса я уже была ростом с маму. А за лето после восьмого вообще вытянулась на пятнадцать сантиметров. И мама не очень одобряла эти тренировки и сказала, чтобы я прекратила заниматься. Но я всё равно в течение учебного года ходила. Ну, а в спортивный лагерь мама меня, конечно, не отпускала. Там две тренировки в день было. Утренняя и вечерняя. А я работала в летние каникулы.

Треньки в течение учебного года иногда заканчивались поздно, потому что зал был один, а спортивных секций при школе много. И я, чтобы не ехать домой, оставалась в школе. Сидя на подоконнике, делала уроки на следующий день. А то однажды мама меня не отпустила обратно в школу на вечернюю тренировку. И мне было неудобно сказать причину пропуска тренеру. Да и девчонки бы не поняли меня, а уж тем более мою маму. Возвращаться домой поздними вечерами было не страшно. Мы же с Лилькой были вдвоём на пустынных остановках в тёмное время года. Так мы до окончания школы и проиграли в баскетбол и волейбол. Даже участвовали в межшкольных соревнованиях.

В девятом и десятом классах мы уже были «не разлей вода». У каждой была ответственная должность помимо учёбы. Лилька была старостой класса, Светка культмассовым сектором, а я председателем учебного комитета школы. Это вообще отдельная история. Так вот. Раз на нас возложены такие серьёзные обязанности, мы частенько оставались после уроков в школе. То надо было выбрать кино или выставку, куда в каникулы пойдёт весь класс, то стенгазету нарисовать. Это для Светки. Она хорошо рисовала и придумывала всякие смешнульки-карикатульки и поздравления для учителей или именинников. То надо Лильке назначить ответственного за транспаранты и сделать цветочки на демонстрации. Мы всё это делали сами, из того, что приносили из дома. Кто-то тряпочек принесёт, кто-то бумагу жатую для цветов. У парней просили проволоки и кусачки в кабинете труда.

Готовили номера для концертов по художественной самодеятельности. Остальные смотрели на нас как-то искоса, мол, вам уроков мало задают что ли, охота вам ещё и после уроков тут сидеть? Нам как-то было весело вместе. Мы всё успевали, и хорошо учится, и на треньку сходить, и участвовать в жизни школы. Сами придумывали всешкольные конкурсы, где участвовали все классы в своих подгруппах: младшие, средние и старшие. Вы можете подумать, это же куча народа. Не-а. У нас с четвёртого класса стало по одному четвёртому, пятому и так дальше, до десятого. В то время город строился, и многие родители получали квартиры в новых микрорайонах, и количество учеников сокращалось, потому что переходили в близлежащие школы. А мы с Лилькой так и ездили целых четыре года в нашу школу. Нас трудности не смущали. Мы же были комсомольцы! А значит, для нас не было не преодолимых задач. Да-а. Какие мы были наивные! Но такие счастливые!

Я каждое лето в летние каникулы работала. После восьмого класса нянечкой в садике, целых два месяца. Группа мне досталась младшая, деток я любила, и работа мне была не в тягость. Правда, вёдра с водой было тяжело таскать, но я потом стала не по целому наливать. И ещё эти долбаные раскладушки надо было на тихий час раскладывать, а после него убирать. А лежали они в кладовке на стеллажах. Все ноги и руки были в синяках. Но разве на это обращаешь внимание, когда двадцать пять пар глазёнок сидят и ждут, когда им кроватки наладят. Некоторых деток приходилось кормить с ложечки. Капризничали, конечно. Но я им рассказывала стихи и сказки. Они так интересно хлопали в ладоши, когда им нравилось. Бывало, и по тарелке хлопнут, нечаянно, от избытка эмоций. Воспитательница закричит на них. Они испуганно пилькают глазками, не понимая, в чём их вина. А когда разойдутся по своим раскладушкам, пройду, укрою каждого, и в свою каморку. Мыть посуду. Старалась сильно не греметь, а чтобы скорее засыпали, песенки пела. Не, не детские. Какие в голову придут.

Я не люблю вспоминать своё раннее детство. Я в круглосутку ходила. И запах детского садика терпеть не могла. Но когда отработала неделю там, меня стало тянуть в мою группу. Там были крохотулечки по два-три годика. Многие даже толком и разговаривать не умели. И одевать их надо было, и раздевать с прогулки. Меня даже на участке с ними оставляли одну. И они не разбегались, чего я ужасно боялась. У воспитателей собрание было, и все нянечки так оставались с детьми. Но я-то работала всего ничего. Страшно было, если ребёнок пропадёт. И я придумывала всякие игры с ними. То хоровод заведём, то паровозик составим. И ещё там была возможность взять свой полдник или ужин домой. Бабушка без меня не кушала днём, и я ей приносила вкуснятину из садика, делая вид, что я там наелась. Но она всё равно доставала две ложки или две вилки и усаживала меня за стол. И за рассказами о моём рабочем дне мы и не замечали, как всё съедали.

После девятого класса я устроилась в аптеку помощником фармацевта, а попросту санитаркой. Туда привозили банки из больниц, из-под использованных капельниц и ещё такие маленькие из-под сухого лекарства. Пенициллинками их называли, по названию антибиотика. Вот мне надо было их в специальном растворе кипятить, потом вначале в проточной, а затем и в дистиллированной воде промывать, потом в жаровочном шкафу выпекать. Дело нетрудное, но кропотливое. У меня сначала ничего не получалось. Я не успевала и путала, какие откуда баночки. Потом применила свою смекалку и начала делать, не как мне показывали. Выработала свой план. Заведующая постоянно меня контролировала и ругалась. Потом я переставила всё как мне удобней, чтобы сильно не уставать и не делать лишних телодвижений, всё-таки баночки стеклянные и тяжёлые, а носить в духовку приходилось на подносах их через всю комнату. И потом всё у меня стало получаться. Я ещё подработку взяла, полы стала мыть за уборщицу, пока та была в отпуске. На второй месяц я сама попросилась у мамы ещё поработать в аптеке.

С тётками подружилась, да и бабушке лекарство по рецептам искать не надо было, просто заведующая заказывала со склада, очень удобно. За уборщицу не надо было работать, та уже из отпуска вышла. И меня тётя фармацевт как-то раз взяла в фасовочный цех. Вот это был рай для химика. Каких только колбочек и пробирочек там не было! Не то, что у нас в школе, в лаборантской по химии: две пробирки и полторы спиртовки на весь класс. Зайдя туда, я просто обалдела от увиденного стекольного разнообразия. Какое царство химического стекла. И давай всё разглядывать. Баночки были подписаны, но не буквами, а химическими формулами, и многие я знала. Стала читать не формулу химическую, а сразу в переводе на русский. Тётки все так и ахнули, сказали: «Свой человек». Но «химичить» мне ничего не дали, хотя по химии у меня была пятёрка, да я и сама бы, не стала. Мало ли чего там перепутаю и бабах… нету аптеки.

И поручили мне порошок какой-то взвешивать. Не-е… не наркоту. Мы тогда о ней и не знали. У тёток пальцы были толстые, да и не только пальцы. А у меня тоненькие, музыкальные. А гирьки малюсенькие, вот мне и поручили самую кропотливую работу по взвешиванию. Потом этот порошок упаковывали в самодельные конвертики-пакетики. Мне не понравилось, что надо было каждый раз каждой тёте менять гирьки на весах. Ведь у каждой был свой состав и, значит, вес разный. Я предложила следующее: «А что, если попробовать изменить порядок работы? Весы-то одни были, и каждой хотелось сделать свою работу быстрее. Например, берём самый малый вес, грамм, и взвешиваем десять доз, потом набираем до следующего нужного веса. А кому уже взвесили, тот спокойно сидит и упечатывает порошок». Некоторые не согласились и хотели отправить меня резать бумагу на конвертики-пакетики, чтобы сидела и делом занималась. И не вмешивалась в их работу.

Неожиданно пришла заведующая, посмотреть, как я справляюсь с новой работой. Тётки все загалдели, мол, она тормозит производственный процесс. Заведующая давай выспрашивать, чего тут я опять модернизирую. Ну, я ей всё и рассказала. Идея ей не очень понравилась, и она спросила: «А что будут делать фармацевты, ожидая своего веса? Пить чай?» Ведь конвертики-пакетики складывала отдельная тётя. На что я ей ответила, что пока они ждут, пусть сами и упаковывают. Такой наглости не ожидал никто. Какая-то соплюха рушит их привычный уклад работы. Глаза у неё стали наливаться кровью. Ну, думаю, сейчас выгонит с работы вообще! А я продолжаю объяснять ей, мол, освободятся ещё одни руки, и работа будет сделана быстрее. Она всё ещё сомневалась, но сказала, что зайдёт через полчаса и посмотрит, сколько работы сделано, спросив при этом, сколько осталось накрутить до трёх часов. Оказалось до фига, полторы штуки пакетиков, часа на три работы. Тётки начали шептаться и шушукаться. Но приказ начальства надо выполнять. Я стала им фасовать, они закручивать, каждая свой конвертик. Дело вроде пошло.

Через полчаса, как и обещала, заведующая заглянула к нам снова. И спросила, сколько ещё осталось. И тут тётки сменили гнев на милость и сказали, что примерно по пятнадцать-двадцать доз на каждую. Заведующая была приятно удивлена ускорившейся работе почти на час. Потом тётки отправили меня в магазин за тортом и до конца рабочего дня мы пили чай. Вот такая история была у меня с аптекой, где я проработала два с половиной месяца в летние каникулы.

После окончания десятого класса казалось, что все дороги тебе открыты, иди и работай куда захочешь. Ага, как бы, не так. Везде надо было хотя бы ПТУ (Профессионально-техническое училище) закончить. Или только учеником в ползарплаты. И Светка предложила мне поработать у её мамы в бригаде, малярами. Сколько сделаешь, столько и получишь. Ну, я и согласилась. На работу надо было к восьми часам утра. На остановке уже в семь, так как ехать было далеко и с пересадкой. Первым объектом было двадцать третье училище, сейчас там Металлургический колледж. Мы встретились и пошли работу работать. Светкину маму, тётю Зину, я уже знала. В школьные годы, на больших переменах, мы ходили к Светке домой. Она в соседнем доме жила, рядом со школой. У них всегда пахло вкусно выпечкой. И вечерами, когда сделаны были уроки, мы приезжали к Светке и чего-нибудь пекли. Начинали с простых блинов, потом оладьи и бисквит, песочное тесто, а вот до пирогов нас не допускали, только пробовать.

Мы даже первое место заняли в школе на конкурсе тортов. Придумали необычный торт «Ананас». Светка готовила бисквит, я из дома принесла масло для крема, Лилька сахар. Шприцов для крема не было, и я придумала в целлофановый пакет его укладывать, а носик наугад ножницами вырезала фигурной линией, и крем покрасила каплей зелёнки для листьев, а для чешуек, что на самом ананасе, сделали шоколадный крем из какао. Получился шедевр… от которого нам и кусочка не досталось. Всё парни из класса съели. Что-то я опять отвлеклась.

Ну вот. Показали нам фронт работ, а это был спортзал с огромными окнами. Вот эти окна и решетки на них нам и надо было покрасить. На верхотуру нас, конечно, не пустили. Ученицы всё-таки. По лесам ползали тётки с опытом работы. Остекление было двойными рамами. Те, что с улицы, остались на месте, а внутренние рамы стояли на полу боком, и мы их красили с высокой тумбочки. К обеду мы осилили на двоих одну такую раму. Прибежала бригадирша и как разоралась на нас: «Такими темпами и до Нового года не успеете!» На её вопли откуда ни возьмись, защищать своё дитятко, прилетела тётя Зина, Светкина мама. Женщина она была рослая, весомая, этак кило под сто. И давай на неё, мол, чем орать, научила бы хитростям. Та ей в ответ: «Твои практиканты, вот ты и учи». Мы к обеду, если сказать, что были по уши в краске, это ничего не сказать. Ладно, Светка заставила платок одеть, а то пришлось бы под «ноль» стричься, потому как сверху она опрокинула на меня плошку с краской. Пальцы от краски слипались, по локтям текло, стёкла все заляпаны.

Тётя Зина, Светкина мама, отобрала у нас плоские кисти и выдала круглые. Показала, как нужно её вести вдоль стекла, чтобы и стекло не пачкать и раму прокрашивать сразу, а не тратить обеденный перерыв на стирание «соплей». Это так подтёки называли они на стекле. Медленнее так было красить, но зато не надо было, потом с тряпочкой дефекты устранять. Дня через два мы так натренькались, что рамы у нас как от зубов отскакивали. К концу недели мы уже выполняли норму взрослых. Мы тогда так собой гордились, что на взрослых похожи. Тётки красили рамы только тогда, когда на основной работе кончалась краска. Они красили стены и пол. А потом разноцветные линии рисовали для баскетбольной площадки. Одна тётка, дак вообще закруглённые линии от руки рисовала. Прикиньте! Это вам не ручкой по бумаге, а толстой кисточкой с масляной краской, и чтобы линия одинаковой толщины везде была. Да-да, я тоже так думала, что просто. А когда попробовала, поняла, почему у малярш такие руки сильные, как говорится, помахай кисточкой восемь часов. Короче, к концу первого месяца работы я их очень сильно уважала, за их тяжёлый и «пахучий» труд. Вот я, например, обожаю запах краски, но не в таких количествах и не в закрытых помещениях.

А бочки как они с краской разгружали! Это надо было видеть. Бочки стопятидесятикилограммовые… Мужики бы до такого никогда бы не додумались. Они втроём подходили к бочке вплотную, приседали, растопыривали руки в стороны и обхватывали друг друга за талию. Поднимали бочку, зажимая её телами, и шагали вместе с ней. Когда я первый раз это увидела, я подумала, тёти балуются. А потом мне Светка шепнула, что они это придумали, чтобы простоев не было в работе, а то премиальных лишат за невыполнение плана. Ведь на стройке почти никогда нет ровных площадок, чтобы бочки катить, например. Мужиков тоже не было, если только водитель. А что он один сделает?! Вот женщины и ухитрялись обходиться без них.

Бригада у Светкиной мамы была дружная. Через два часа нас выгоняли на улицу, подышать воздухом. Потом было чаепитие. На работе нас никогда не задерживали, а если сделаем что-то быстрее окончания смены, нас отпускали раньше домой. А мне и хорошо. Дома бабушка одна скучает. Так пролетел незаметно месяц моей работы и настал день получки. Все куда-то ринулись, когда какая-то тётка приехала. Мы от греха подальше не пошли, вдруг какая комиссия. И остались выполнять свою работу. Нам уже доверили на ступеньках рисовать полоски по бокам. А голос у тётки был противный, визглявый. И вдруг этот голос как завизжит у нас за спинами: «А вам особое приглашение надо? В контору тогда поедете!» У нас аж кисточки из рук повылетали. Оказалось, она зарплату привозит и ей особо некогда, потому как много объектов надо объехать. Сунула нам ручку для подписи в одну руку, потом деньги в другую и помчалась как угорелая, всё сшибая на своём пути. Мы посчитали денежку, у обеих получилось чуть больше полтинника. Это был восемьдесят шестой год, и для заработка ученика вполне приличная сумма. Мы радовались и скакали, как дуры. Это были первые самостоятельно заработанные деньги после окончания школы. Я такая счастливая прибежала домой, давай маме названивать на работу, бабушке рассказывать… голова кружилась от того, что я начала самостоятельно зарабатывать… жизнь удалась!

Со второго месяца мы работали как взрослые. Клеймо учениц с нас сняли. Вскоре нас перекинули на ремонт квартиры. Ну, не бывает так! Это оказалась квартира нашей директорши школы, Альбины Евгеньевны. Как всё в жизни переплетено… Там мы работали недели две. Я научилась клеить обои, наносить побелку на потолок. Научили нас и стены штукатурить. Только у нас получалось неровно, и нас отправили красить балконные ограждения. Потом всю бригаду перекинули на другой объект, где-то на территории завода. Но там я не поработала, только собрали весь инструмент, одежду и загрузили в машину. И на этом моя работа маляра-штукатура закончилась. Правда, мне потом «корочки» выдали: маляр-штукатур первого разряда.