Текст книги "Кровавая бойня в Карелии. Гибель Лыжного егерского батальона 25-27 июня 1944 года"

Бегство в одиночку

Эдмунд Ролл из Кристиансунна продолжает свой рассказ: «Во время одной из атак русских меня легко ранило в левую руку. Я обратился в ротный бункер, который использовался как бункер для раненых, так как санитарный бункер уже не вмещал всех раненых. Когда мне перевязали руку и я вышел из бункера, я увидел парня моего возраста, получившего смертельное ранение осколком в голову.

Это зрелище повергло меня в густой туман страха и отчаяния. Я почти обезумел и ничего не помню. Очнулся я в бане и пролежал там довольно долго. Затем я выбрался из бани, пробежал мимо Сапожного озера и попал в густой лес. Проблуждав два или три дня в карельских лесах и болотах, я встретил двоих выживших бойцов с Хассельмана. Они оба были ранены. Одного из них звали Оге Флоберг, он был из окрестностей Осло. Второго бойца звали Фердинанд Лиллхолдт, он был из Вестфолла. Оге помог ему добраться до немецких позиций немецкого разведывательного батальона, находившегося в 20 км на юго-восток от Хассельмана. Там им оказали врачебную помощь.

Здесь мы видим, как и. о. командира роты Грондт инспектирует патруль на Капролате перед выходом на задание. Эдмунд Ролл, самый маленький, стоит прямо перед Грондтом. Эдмунду было тогда 16 лет. Ула Сэли полагает, что четвертый слева Шэрбекк (фото из архива Улы Сэли)

После нескольких дней пребывания в разведывательном батальоне меня отвезли на автомобиле в финский город Оулу. Дорога шла мимо Елетьозера, откуда открывался вид на Хассельман и Капролат, и был виден густой дым над укрепдениями. У меня на глаза навернулись слезы. Тогда я думал, что я – единственный выживший с Капролата.

Позднее мы узнали, что двум небольшим группам удалось выбраться из Капролата. Одна из них пошла на юг в направлении на Хассельман и продолжила там сражаться. В этой группе был австриец Тони Керн. Он выжил и живет сейчас в своем родном городе Иннсбруке в Австрии.

Вторая группа состояла из шести человек. Среди них был Ролф Бергстен из небольшого села Хакадал на окраине Осло. Он был ранен несколькими осколками в ногу и в голову и был в плохом состоянии. Он не хотел задерживать остальных и попросил, чтобы его оставили. Он не хотел попадать в плен и собирался покончить собой. Выстрел могли бы услышать русские, поэтому кто-то дал ему бритвенное лезвие. Через 10 или 12 дней группа дошла до финского подразделения, которое находилось на 30 км к западу. По пути они питались растениями и прошлогодними ягодами и еле держались на ногах.

Середина лета на Капролате. Ночи как таковой не было. Ночную темноту можно было ощутить только в бункере, но даже туда через амбразуры проникали солнечные лучи. Пусть это солнце, каждый раз когда оно светит своими лучами на Капролат и Хассельман, передает привет тем ребятам, которые остались лежать там. Пусть солнце шлет свой привет тысячам норвежцев, отдавшим жизни за дело, в которое они верили. Неважно, на какой стороне они сражались. А мы, остальные, те, кто остался в живых, должны оказывать им уважение и вспоминать их – в наших мыслях и действиях».

Мы знаем, что после войны Эдмунд Ролл болел и испытывал много трудностей. Ментальные раны, полученные во время сражения на Капролате, были глубокими.

История странствий, Или забытая группа

Я встречался с Лейфом А. Ларсеном неоднократно в Бергене в 2010, 2011 и 2012 годах и брал у него интервью. Он рассказал, что летом 1943 года, воюя в составе лыжной роты, взял отпуск и два месяца проходил обучение в унтер-офицерской школе в Улеаборге. Когда в Улеаборг пришел Лыжный егерский батальон, Лейф вошел во 2-ю роту в чине унтершарфюрера. Вторая рота была переведена в район вблизи Хассельмана. Через несколько месяцев Лейфа перевели в 3-ю роту на Капролат по просьбе командира роты Акселя Стеена. Третья рота дислоцировалась на Капролате до 25 июня 1944 года. Лейф хорошо знал Стеена, так как был его денщиком в Улеаборге до того, как поступил в унтер-офицерскую школу.

Лейф рассказал эту историю своему сыну и повторил для меня: «За несколько дней до наступления русских на Капролат и Хассельман Лейф получил приказ разместить свое отделение в бункере, находящемся между Капролатом и Хассельманом (позиция Визель I). 25 июня Лейф находился там со своей группой из пяти человек. Отделение состояло первоначально из девяти человек, но четверо остались на высоте с остальными бойцами роты. В 5–6 утра артиллерия начала обстрел позиций, одновременно самолеты бомбили высоты Капролат и Хассельман.

Отделение Лейфа находилась в бункере, и два человека дежурили снаружи. Через некоторое время из-за активности русских вблизи позиции все остальные вышли и расположились за бункером. Заместитель командира отделения Хелль Рамберг ушел утром 26 июня на Капролат, чтобы связаться с командиром роты Акселем Стееном. Он не вернулся. [Хелль Рамберг был в первой роте и погиб на высоте Хассельман.]

В середине дня 26 июня стало ясно, что нападающих русских несколько тысяч, и отделение Лейфа, в котором было теперь четыре бойца, должно покинуть бункер, чтобы не быть обнаруженными и уничтоженными русскими. Отойдя от бункера, они слышали, что русские вошли туда. Они углубились в лес и подошли ближе к воде. Им удалось избежать перестрелки с русскими. Вечером и ночью отряд Лейфа прятался в лесу. Утром они обнаружили лодку и переправились через озеро. На другом берегу они пошли в направлении своих позиций, которые дислоцировались в направлении на Куусамо. Они шли 13 дней без еды, питаясь брусникой. Как-то, через 8 или 10 дней, Лейфа разбудил один из бойцов. Он перерезал себе вену лезвием бритвы. Помочь ему уже было нельзя, и боец погиб.

На следующий день они сидели у небольшого озера и увидели над головой самолет. Они испугались, что самолет русский, и спрятались. Потом оказалось, что это был немецкий самолет, который искал русский патруль. Когда бойцы подошли к Куусамо, они обнаружили впереди позиции и спрятались. Вскоре они услышали финскую речь. Тогда они крикнули по-норвежски, и их приняли. Трое оставшихся бойцов Лейфа получили еду и питье, и через три-четыре дня их отправили обратно к остаткам 2-й и 3-й роты».

Я назвал эту главу историей странствий, потому что она напоминает историю другой группы из шести человек, которые пошли на запад и спрятались под елкой. Ларсен не смог вспомнить фамилий бойцов, которые с ним были. Его также нет в списках награжденных Железным крестом. Из двенадцати ветеранов, с которыми мы разговаривали, никто его не знает. Рассказ о человеке, перерезавшим себе вену, похож на историю Ролфа Бергстена, и он может быть достоверным. Эта история – пример того, как драматический побег вдохновляет к различным версиям героических историй. Лейф Ларсен действительно служил в Лыжном батальоне, и вполне вероятно, что он уехал в отпуск до сражения, как, впрочем, и многие другие. Когда он вернулся, ему наверняка рассказали множество самых различных историй о том, что произошло.

В 2003 году бывший министр финансов Норвегии Пер Клеппе опубликовал автобиографию под названием «Семья Клеппе. Мнения и воспоминания из политической жизни». Книга вызвала ажиотаж. В ней он описывает свою юность и своего брата Фартейна.

«Я вспоминаю один день в июне 1944 года. Я был в Ворланде (на острове Сотра) в своей комнате на втором этаже. Когда я спустился вниз, меня поразило всеобщее молчание. Видимо, что-то случилось. Кто-то без слов протянул мне свежую газету “Бергенс Тиденде”. На первой странице была большая фотография Фарстейна, под которой было написано: 18-летний норвежский боец погиб на севере России, недалеко от финской границы. Я положил газету, поднялся в свою комнату и лег на кровать. Я был в отчаянии и чувствовал свое бессилие…

Впоследствии я часто обвинял себя в том, что не попытался повлиять на него в свое время. Я ведь хорошо понимал, что национал-социализм, в том числе проповедуемый норвежской партией “Нашунал Самлинг”, мог иметь флер романтизма, что привлекало молодых людей… Но в 1943–1944 годах только идеалистам могло прийти в голову добровольно пойти в немецкую армию воевать «против большевиков».

Родители Фартейна и Пера Клеппе были членами «Нашунал Самлинг» с 1940 года, и после 1945 года им пришлось за это ответить. Пер был единственным, кто не стал нацистом, и в своей биографии он упрекает себя в том, что не смог помешать брату записаться добровольцем.

Фартейн Клеппе дома в Бергене до того, как он записался в войска СС (фото из архива Астрид Клеппе)

Астрид Клеппе, дочь Пера Клеппе, написала документальное изложение многих событий из истории войны, в том числе историю своей семьи. Ее рукопись называется «Тени». Она рассказывает, в частности, об Инге Мёллер, которая связалась с семьей Клеппе после появления книги Пера. Инга была домработницей в семьи Клеппе в тот период, когда Фартейн записался добровольцем. Именно ей он поверял свои проблемы (с. 95):

«Хелена уехала в Англию. Пер переехал жить к бабушке. Только Фартейн остался жить с родителями – членами партии “Нашунал Самлинг”. Положение было не из легких. Казалось, что все катится к черту, и в маленьком Бергене все знали, кто есть кто, в том числе, кто “хороший норвежец”, а кто нет. Все знали, что родители Фартейна вступили в партию “Нашунал Самлинг”, и его друзья отвернулись от него, как будто он в этом виноват. Фартейн не знал, что основные лозунги Движения сопротивления запрещали дружить с квислинговцами, общаться с ними, даже с ними здороваться. Детям нельзя было дружить с детьми квислинговцев.

Фартейн рассказывал Инге, как ему доставалось в школе. Все началось со словесной травли, но потом стало хуже. На перемене начинался кошмар. Все его мучили и били. Одноклассники совали его голову в унитаз, спускали воду и кричали “нацист”.

Инга понимала, как ему плохо. Она пробовала утешать его, но помочь никак не могла. Маме и папе он не мог ничего сказать. Они и понятия не имели, что с ним происходило в школе. Однако когда он попал на войну, то написал домой, что все не так, как он думал.

В тот памятный день он, как всегда, пошел в школу. Он, правда, думал прогулять, но все-таки решил пойти, так как хотел узнать результат своего сочинения. На большой перемене на него напали три мальчика. Втроем они были сильнее его. Они потащили его в туалет. По дороге он видел классного руководителя. До него дошло, что учитель понимает, что происходит, но не хочет вмешаться.

После уроков он пошел к Инге. “Я больше не могу, – сказал он, – сейчас я пойду и запишусь добровольцем на фронт”.

Он стоял в дверях, держа руки в карманах, без шапки. Он был в отчаянии. Она пробовала остановить его, уговорить его не делать этого. Но было слишком поздно.

“Уж лучше мне стать нацистом, – сказал он. – Они надо мной издеваются и называют меня нацистом, так что мне лучше и в самом деле стать нацистом”.

Он доверился также бабушке, которая жила в селе Клеппе недалеко от Бергена. Он написал ей письмо с Капролата и рассказал о жизни на фронте. Это типичное “письмо с фронта”. Солдаты знали, что военная цензура запрещает излагать детали. Можно было лишь изложить впечатление о своей жизни на фронте, но без негативных факторов. Мы излагаем здесь письмо с разрешения Пера Клеппе:

3-е письмо 43/44 Восточный фронт, 1 мая 1944 г.

Дорогая милая бабушка!

Большое спасибо за все, что ты сшила и связала мне этой зимой. Хотя ты нечасто получала от меня письма, я часто о тебе думаю. Мне очень хочется, чтобы кончилась война и чтобы немцы ушли из Норвегии, так чтобы политика больше не раскалывала нашу семью. Я надеюсь, что ты не сердишься на меня за то, что я здесь нахожусь и сражаюсь с большевиками. В этом я не раскаиваюсь. Если бы мне дали выбор, я поступил бы сейчас так же.

Мы располагаемся на высоте в самой чаще леса где-то в России. Бункер, в котором мы сейчас живем, – самое прекрасное место за последние 3–4 месяца, лучше даже, чем Трангебу за линией фронта. Еда здесь также хорошая, особенно с тех пор как я получил посылку от мамы.

Большое спасибо за носки и варежки, и за свитер тоже. Жалко только, что все это пришло так поздно. У нас уже весенняя распутица. Кроме того, у меня появились вши, а свитер для них как теплица. Я надеваю как можно меньше одежды и уже почти избавился от вшей. Все тело чешется, и мы посыпаем порошок, который от них помогает, но пахнет ужасно.

Служба здесь тяжелая, но она идет своим чередом со своими радостями, и те, кто не приспособлен к здешним условиям, отсюда уезжают. До начала весенней распутицы мы часто ходили в разведку, иногда на несколько дней. В сильный мороз ночевали прямо на снегу только в одежде, но мы закаленные и выдержали.

Однажды мы и здесь ночевали в палатке, но только на другой высоте (высоте 200) у огромного озера южнее. Там мы жили три недели. В палатке не так уж плохо. Только в нашей палатке нас было слишком много. А так все прекрасно.

Много времени уходит на дежурство, заготовку и доставку дров. Часто недосыпаем. Вот сейчас небольшая разведгруппа собирается на патрулирование к русским. Это парни с легким вооружением, которые отправляются на несколько часов, максимум на день для выполнения определенных заданий перед нашими позициями на ничейной земле. Вооруженная в основном автоматами, наша группа выдвигается очень быстро. Часто слишком быстро. Недавно, когда я был в группе из 20 человек, русский батальон, находившийся в засаде, покинул позицию за полчаса до нашего появления. Никто бы не остался в живых, если бы “Иван” чуть-чуть задержался. Вильхельм в другой роте, так что я с ним мало общаюсь. Я слышал, что он собирается в Тёльц на унтер-офицерские курсы. Надеюсь, что его примут и он не пожалеет потом.

Как дела у тебя? Ты здорова? Подравляю с 74-м днем рождения. Прими мои наилучшие пожелания еще на один год, пусть он будет лучше прошедшего. В твой следующий день рождения, когда тебе исполнится три четверти от сотни, я надеюсь быть с тобой.

Передай всем привет в Ворланде и Клеппе и всем, кто меня знает. Сердечный привет от твоего внука Фартейна».

Астрид Клеппе связалась также с вдовой одного из близких друзей Фартейна из лыжной роты на Капролате. Эта женщина рассказала ей о двух открытках, которые Фартейн послал своему другу.

«Бывшему министру финансов Клеппе. Касается Фартейна Клеппе.

Я прочитала в газете “Дагбладет” о вашей новой книге, и на той же странице была ваша небольшая заметка о вашем младшем брате Фартейне, погибшем на восточном фронте.

Мой покойный супруг Эйвинд был также на Восточном фронте вместе с вашим братом. Он также пошел на фронт шестнадцатилетним парнем. Он очень редко рассказывал об этом, но говорил, что когда он воевал в лесах Финляндии, у него был очень хороший друг – Фартейн Клеппе. У Эйвинда была газетная вырезка с фотографией Фартейна и несколько открыток, которые он хранил все эти годы. Я посылаю Вам их копии, чтобы вы убедились, что это правда.

В начале 1950-х годов он как-то был в Бергене, но не смог заставить себя искать семью Фартейна – боль была еще слишком сильна.

А годы шли и довольно быстро. В возрасте 55 лет у Эйвинда случилось кровоизлияние в мозг, затем началась афазия, в результате чего последние 13–14 лет своей жизни он не мог ни говорить, ни писать.

Я хочу рассказать Вам о последних часах жизни Фартейна. На высоте Капролат многие были ранены, в том числе Фартейн. Русский осколок попал ему прямо в лоб. [Вилли Кнутсен рассказал, что ему в лоб попала пуля.] Это было ужасно. Он так и остался лежать в лесу.

Эйвинд сидел около него до самой его смерти. Последние слова Фартейна были о семье, и он просил Эйвинда передать их вам.

Незадолго до своей смерти Эйвинд достал эти открытки и фотографию Фартейна. Он мучился от того, что не передал вам его последние слова. Он дал мне открытки и посмотрел на меня. Я должна была это сделать. Я взяла телефонный каталог Бергена, но там было очень много людей с фамилией Клеппе. А поскольку на эти дела существовало негласное табу, я не решилась обзванивать людей с вопросами. Я и представить себе не могла, что Фартейн был братом министра финансов.

Прошу извинения за то, что передаю все это вам спустя 58 лет».

В конверте лежали копии открыток, которые Фартейн послал Эйвинду:

«Хауген (кодовое название высоты Капролат), 7 мая 1944

Привет, дорогой друг!

Ты счастливчик! Ты сидишь сейчас у себя дома в уголке и читаешь это, без униформы и всякой чертовщины. Интересно, эта открытка придет раньше тебя. Ведь у тебя была отличная поездка, правда? Через Данию и Северную Германию. Напиши мне сразу же и расскажи о поездке. Я с нетерпением жду своего отпуска летом 1944. Что нового у тебя дома? Здесь все по-прежнему, но значительно лучше, чем раньше. И еще мы загораем на весеннем солнце. Вчера сдали меховую одежду. До свидания.

С наилучшими пожеланиями, твой Фартейн

Фронт, 17 мая 1944

Дорогой Эйвинд!

Я послал тебе открытку 7 мая. Надеюсь, она дошла. На следующий день произошло большое событие – мы получили боевое крещение. Роттенфюрер (командир звена) Ингольф (Торкильд) Берг погиб сразу же. Хёрстад (вероятно, Арне Шлёрстад) был тяжело ранен и умер на следующий день в лазарете. Буран и Гуннар Ларсен оба остались живы. Карлсон был до сегодняшнего дня заместителем командира группы. Сейчас у нас командир из Трёнделага – Ролф Бак из бывшей лыжной роты. У нас сегодня был великолепный праздничный день и аквавит еще не закончился.

Десятого мая прошел дождь, и сегодня снега уже нет. Карлсон отправляется завтра в “обоз” в качестве портного (“Высота 200”).

До свидания, Фартейн».

Во время поисковых работ мы нашли скелет Фартейна Клеппе. Мы связались с Пером Клеппе, который все время оказывал поддержку Комитету Капролат в СМИ. С помощью Пера мы получили профиль ДНК и подтверждение того, что скелет принадлежит Фартейну Клеппе. Фартейн похоронен сейчас в семейной могиле в Осло.

С внешней стороны рухнувшего бункера на вершине высоты Капролат были найдены останки Фартейна Клеппе – немного ниже того места, где стоит переводчица Надя. Здесь были также найдены останки Хельге Сварваса. Оба были опознаны по солдатскому медальону. Перед нами члены русской группы, которая в рамках проекта Капролат искала норвежских фронтовых бойцов: Гена (стоит на коленях), Андрей с косынкой на голове, Сергей с лопатой, Иванович (стоит спиной) и Федор (курит) (фото 2008 года из архива автора)

Пер Клеппе около семейной могилы в Осло. Здесь сейчас похоронен Фартейн Клеппе (фото 2012 года из архива автора)

Заключение: они не должны были там быть!

Кровопролитное сражение за Капролат 25–26 июня 1944 года стоило жизни 26 норвежским фронтовым бойцам. Кроме них погибло еще несколько солдат – немцев и австрийцев, о которых у нас нет сведений. Известно, что двое немцев – артиллерийские наблюдатели – пытались бежать в северо-западном направлении, но были застрелены и утонули в реке, соединяющей Круглое и Банановое озера. Девяти норвежцам и двум австрийцам удалось бежать, 21 норвежец и два немца или австрийца попали в плен.

Лауриц Лофстад (Рууд Кристенсен во время войны), который перед самым сражением был отправлен на курсы визуального опознавания самолетов, пишет в своем дневнике: «Я был единственным бойцом 3-й роты, присутствовавшим в штабе батальона сразу после сражения. Софус Карс пришел ко мне в палатку (на «высоте 200») со списком погибших и пропавших без вести бойцов 3-й роты и попросил меня известить их родственников об этом печальном событии. Мы договорились, что все бойцы в этом списке будут указаны как пропавшие без вести, пока ситуация не прояснится окончательно. Предложенный мной набросок письма был одобрен, и я написал около 30 писем родственникам. Карс взялся написать письмо родственникам командира роты Стеена».

Наступление на Капролат окончилось полной победой русских. Известны несколько случаев применения насилия по отношению к взятым в плен норвежцам и расстрела, но в основном с ними обошлись, как подобает. Когда они были впоследствии отправлены в пресловутые советские лагеря для военнопленных, более половины умерли от болезней, недоедания и изнурительного труда.

Что можно сказать о том, как защищались норвежцы? Была ли оборона достаточно хорошо организована?

Обычно утверждается, что русских было так много, что они одолели норвежцев своим численным превосходством. Русских, конечно, было гораздо больше, чем защитников Капролата. Однако решающую роль сыграла тактическая ставка на тяжелую артиллерию и минометы, которые русские подтянули по выложенной из бревен гати. Массированные артобстрелы нанесли тяжелый материальный ущерб и вызвали панику среди солдат. Этому невозможно было противостоять!

Когда был выведен из строя командир роты Аксель Стеен, 3-я рота понесла тяжелые потери. Бойцы были предоставлены сами себе, и командир взвода Ингвар Кофоед не смог организовать их ни для кратковременной обороны вершины высоты, ни для организованного отступления с Капролата. Сам Кофоед вместе с пятью бойцами пробился к высоте Хассельман, однако вскоре был убит. Мы нашли останки шести норвежских солдат вдоль тропы, ведущей к Хассельману. Должно быть, это было ужасно – бежать среди деревьев и кустов, спасая свою жизнь, и пасть жертвой русских пуль.

Бойцы были убиты в чужой стране, но им не следовало быть там!