Текст книги "Защита"

Глава 16

Я увидел, как Виктор с Артурасом синхронно падают на колени и что-то достают из своих ботинок. В каждом из тайничков, встроенных в каблуки, пряталось по короткому хищно изогнутому ножу. Сделаны они были из одинакового материала – никаких массивных рукояток, просто тонкое, серое, цельное лезвие. Наверное, керамика; она не звенит на металлодетекторе. Такие клинки наверняка стоят кучу денег. Вполне приличный нож можно купить долларов за семьдесят пять. Эти же явно обошлись по семьдесят пять сотен каждый, не меньше.

Подстраховка. Если план полетит к чертям, пустят в ход ножи. Никаких стволов. Что бы там Артурас на меня ни прицепил, того большого револьвера при нем точно нет. Если они не сумели пронести сюда бомбу, то и протащить через досмотр стволы тоже не могли.

Виктор прислушивался у дверей. Свой нож он держал в левой руке чуть на отлете, кончиком вверх, к потолку. Артурас, похоже, ножом владел получше. Как только вытащил, сразу перевернул и взял идеальным обратным хватом – порезал, ткнул, убежал. При обратном хвате нож не столь заметен, да и выбить его гораздо сложнее. Вдобавок в удар сверху вниз можно вложить бо́льшую силу, да и скорость выше, чем при прямом хвате. Приходилось мне раньше и «перо» в ход пускать – для самообороны…

Артурас подошел к застывшему у дверей Виктору.

Оба прислушались.

Вроде ничего.

БАМ! БАМ!

Артурас поманил меня рукой, сказал:

– Сейчас мы откроем. Узнайте, что им надо, и пусть проваливают.

Виктор взял на себя левую половинку двери, Артурас переместился вправо, держа в левой руке пульт. Бомба опять отозвалась короткими вибрациями, и я впервые заметил на пульте красную светящуюся точку – очевидно, индикатор боевого взвода.

В зале было слышно лишь наше дыхание вразнобой.

– А что, если это федералы? – спросил я.

Артурас буркнул:

– И чего это вдруг вы понадобились федералам?

– Обвинитель нанял консультанта по отбору присяжных. Я видел его сегодня в суде. Зовут Арнольд Новоселич. Арнольд – известный чтец по губам. Как бы он не прочитал, как я или кто-то из ваших ребят перетираем про эту бомбу.

Волчек помотал головой и сказал:

– Исключено. Давайте смотрите, кто там.

Артурас с Виктором взялись за дверные ручки, переглянулись.

Распахнули – и на нас хлынул поток ослепительного белого света.

* * *

Они выстроились в шеренгу, словно расстрельная команда, но только вместо пуль на меня обрушился шквальный огонь как минимум дюжины фотовспышек. Я инстинктивно прикрылся, чтобы защитить глаза от нестерпимо ярких флуоресцентных всполохов.

Когда мы еще открывали свою адвокатскую контору, Джек настоял на том, чтобы сделать несколько постановочных снимков для рекламы. Тогда мне пришлось битых сорок минут проторчать в ярко освещенной комнате возле какого-то большого растения в горшке – пока фотограф, запросивший за свои труды совершенно неслыханные деньги, наконец не решил, что вид у меня достаточно приличный, чтобы поместить его на постер или на кофейную кружку. С высоты своего нынешнего положения я понимаю, что затея с кружкой была оторви да выбрось. Ну какой клиент захочет каждый день любоваться на рожу своего адвоката на кружке? Только лишнее напоминание о ДТП, изнасиловании, расторжении брака, убийстве или – что хуже всего – о счетах, которые пришлось при этом оплачивать. Припомнив тот день в обществе фотографа, я даже невольно улыбнулся. Через сорок минут я был уже сыт художественной фотографией по горло. В итоге достал картишки и раскатал фотографа с его ассистентом на пятьдесят сотен каждого. Пришлось. В те дни у нас с Джеком и на бензин-то порой не хватало – какие уж там рекламные фотосессии!.. Я почувствовал, как при мысли о Джеке и о том, во что он втравил, у меня крепко стиснулись зубы.

Все так же прикрывая лицо обеими руками, шагнул вперед. Фотографы этого явно не ждали. Какой-то долговязый малый, который упорно светил мне в физиономию приделанным к телекамере прожектором, чуть не свалился, когда я на него попер. Зуб даю, что чуть ли не у каждого из них в архиве обязательно есть фотка со мной – стою, идиотски осклабившись, в обнимку с каким-нибудь очередным гопником. Хочешь не хочешь, но пришлось выработать нечто вроде шкалы: чем страшнее преступление, в котором обвиняли моего клиента, тем ближе я должен быть к нему на фотке. Согласно этой шкале, сейчас мне полагалось бы прижаться к Волчеку вплотную и нежно поглаживать его по попке. Если вы мало-мальски достойный адвокат, то обязательно должны светить свою морду в газетах и завести знакомства среди представителей прессы.

За фотографами и операторами таились настоящие акулы – репортеры. Ребята с фотиками и камерами расступились, и я внезапно оказался в окружении микрофонов, диктофонов и прочих «фонов» – настойчивые и требовательные руки совали их мне чуть ли не в рот. Если не считать того утопшего сухогруза, мафиозный процесс был самой достойной внимания новостью в нашем замечательном городке. Каждый из репортеров жаждал отхватить свой кусок. Волчек – один из крупнейших боссов организованной преступности, ухитрившихся угодить под суд в нынешние времена, а поскольку фото– и видеосъемка во время суда категорически запрещена, пришлось всей этой шатии дожидаться его выхода из зала, чтобы записать хоть какие-то обрывки изображения и звука, пока он не шмыгнет в лифт.

– Эдди, как ты собираешься защищать Волчека?

– Эдди, ну ты им и устроил! Что припас на завтра?

– Мистер Флинн, ваш клиент будет давать показания?

На меня свалилась одновременно еще дюжина подобных вопросов. Я протолкался через холл к лифтам и повернулся к толпе репортеров. Волчека они еще не заметили. Он стоял за спиной у Виктора, а это все равно что стоять за стеной, только двигающейся. Двери лифта с мелодичным звоном распахнулись. Виктор, волоча за собой чемодан с документами, стал обходить стоящих к нему спиной репортеров по левому флангу, пока все взгляды были нацелены только на меня. Проскользнув перед ними и быстро нырнув в лифт, он затащил меня за собой. Волчек забился в угол лифта, Артурас с Виктором встали у дверей. Репортеры просекли, кого от них скрывают, стали звать фотографов. Но было уже поздно.

Двери начали закрываться. Артурас с Виктором были на взводе, тяжело дышали. Руки держали в карманах пальто, явно сжимая свои ножи. В подобной ситуации такие ребята очень опасны. Адреналин и страх – вообще взрывоопасная комбинация, а для публики вроде Артураса – тем более. И до смертоубийства может дойти.

В этот самый момент между сходящимися дверями лифта просунулась чья-то рука, останавливая их. Двери дернулись и опять разъехались по сторонам. Надеюсь, не какой-нибудь слишком рьяный репортер, подумал я.

Это оказался Барри, охранник. Вид у него был такой, будто он искал меня весь день. Едва только двери открылись, Барри сразу шагнул ко мне в лифт.

– Эдди, давно хочу сказать тебе спасибо за Терри. Я рассказал ему, что ты готов бесплатно его представлять, так он чуть потолок башкой не пробил от радости. Сразу позвонил жене – они ждут тебя сегодня на ужин.

Барри очень много времени проводит на ногах. Когда приходится делать это достаточно долго, вырабатывается определенная поза – стоишь так, чтобы не напрягаться и чтобы ничего потом не заболело. Барри перенес вес на правую ногу. Ответа он ждал, небрежно опираясь правой рукой на рукоятку своей «беретты» сорок пятого калибра[14]14
  Калибра.45 (0,45 дюйма, или 11,51 мм). Фактически самый крупный калибр ручного огнестрельного оружия.


[Закрыть].

Виктор опять ткнул кнопку верхнего этажа.

Глянув Барри через плечо, я заметил стоящую футах в двадцати от лифта Мириам – она о чем-то переговаривалась с одним из федералов, самым высоким. На том были негнущийся темно-синий костюм, белая рубашка и синий галстук. Волосы такие черные, что я заподозрил, не крашеные ли. Мириам показывала пальцем на меня. Федерал посмотрел мне прямо в глаза и двинулся к лифту, но тут поднял взгляд куда-то наверх – понял, видно, что в лифт со мной не успеет, и решил узнать по электронному табло над дверями, на каком этаже мы остановимся. Наверняка поднимется вслед за нами.

Двери лифта сомкнулись.

«Господи, Барри! Что ты творишь! На мне же бомба!» – вот что мне хотелось сейчас сказать.

Но ничего не сказал, конечно же.

Барри дожидался, пока я приму приглашение его дружка на мясной рулет с пивом, но я не мог поднять на него глаз. Это же из-за меня он оказался в этом проклятом лифте! Если б я сдуру не вписался в дело Терри, если б вежливо отказал, его бы здесь не было. Артурас крепко сжал губы.

Лицо Барри я видел только периферийным зрением – он жевал резинку. Видно было, как гуляют под подбородком челюстные мускулы, слышно, как влажно почавкивает жвачка. На табло светилась цифра «19».

– Девятнадцатый? – удивился Барри, глядя на подсвеченный номер этажа. – Опять на всю ночь?

– Угу. Крупное дело. А там тихо-спокойно, есть где кости кинуть… Внизу больно уж людно. Почти всю ночь там с клиентами проваландаюсь. Если будет минутка, потом в ночной суд заскочу. У кого из судей сегодня «собачья вахта»?

– У судьи Форда, – ответил Барри.

– Придется тебе передать Терри, что с ужином я беру отсрочку. Пусть перенесет, ничего не поделаешь… Слышь, а там наверху по-прежнему можно поработать? Сто лет уже в этом здании не был.

– Да запросто. Там постоянно кто-нибудь торчит. На десятом в совещательной вчера подушку нашел, зубную щетку и бритву. Кто-то оставил. Если ты только не вздумаешь там прописаться, никто и слова не скажет. В конце концов, это же общественное здание, мы никогда не закрываемся, так что валяй, будь как дома. У меня у самого сегодня вторая смена подряд, так что прослежу, чтоб тебя никто не дергал… Кстати, тут ребята на вечер пиццу заказали – хочешь, пришлю пару кусочков?

– Не, спасибо, Барри. Ты молодец.

Двери открылись на девятнадцатом этаже. Барри прижался к стенке лифта, давая нам протиснуться мимо.

– Сказать по правде, не думаю, чтоб уборщицы сюда теперь заглядывали – судя по тому, насколько тут все запущено, – сказал он мне со смешком.

Остался в лифте, уехал обратно вниз. А мы двинулись обратно в ту же бывшую приемную, которую занимали ранее. Артурас отпер дверь, дождался, пока все войдут. Закрыл, собрался опять сунуть ключ в замок.

– Не запирай. Сейчас сюда явится ФБР.

Артурас с Волчеком окружили меня с двух сторон.

– Это вы о чем? – спросил Волчек.

– Я только что видел, как обвинитель показывает на меня федералу в синем костюме. Это все тот консультант по присяжным, о котором я говорил – он, должно быть, рассказал ей про бомбу, а она передала федералам. Они уже поднимаются. Я видел одного из них перед тем, как лифт закрылся на четырнадцатом. Он смотрел на табло над дверями. Проверял, на какой этаж поедем.

– Виктор, бегом к лифту. Говори, где он будет останавливаться и куда едет, – приказал Волчек.

Мы стояли в приемной, молча дожидаясь Виктора.

– Проехал семнадцатый, едет вниз! – крикнул Виктор из холла.

– Если остановится на четырнадцатом, то они сразу поднимутся сюда, – сказал я.

– Проехал шестнадцатый!

Волчек с Артурасом пялились на меня, но я на них смотреть уже не мог. Не отрывал взгляда от пола и молился, чтобы лифт проскочил четырнадцатый без остановки.

– Остановился на четырнадцатом, – объявил Виктор.

Артурас прижал мне к щеке нож.

Волчек вытащил мобильник, набрал номер.

Ноги у меня задрожали, под черепом гулко заухал пульс.

Волчеку ответили быстро.

– Это Олек. Может понадобиться кокнуть девчонку. Виси на линии и жди указаний.

Он резко опустил руку, прижав телефон к бедру. Прислушался в ожидании очередного выкрика Виктора – не поднимается ли сюда лифт.

Дрожь расползлась уже по всему телу. Я сцепил руки в замок, поджал подбородок и стал ждать.

Глава 17

Пока я пытался перебороть панику, все мысли в голове словно сорвались в галоп. Артурас сильней придавил мне к щеке лезвие ножа.

– Погоди, – сказал я. – Расслабься. Федералы не собираются меня арестовывать. Не рискнут развалить дело. Консультант рассказал прокурорше, а федералам все рассказала как раз прокурорша. Мириам мечтает прищучить главу русской мафии, для нее это дело номер один. Забрать меня федам она в жисть не даст, потому что в результате вы останетесь без защитника. Это поставит под угрозу само судебное разбирательство. Если они даже заявятся сюда, это ровно ничего не значит. Это так, попугать. Навешаю им лапши на уши и налажу отсюда. Не трогайте только Эми. Пожалуйста.

Последнее слово словно застряло у меня в горле.

– Лифт проехал пятнадцатый, они поднимаются, – крикнул Виктор из холла.

– Все, пипец, – сказал Волчек. – Артурас, кончай его. Надо сматывать.

Сердце у меня замерло, когда он стал поднимать телефон к уху.

– Нет! Не выйдет! Феды будут здесь в любую секунду. Не успеете. Дайте я с ними поговорю. Я от них избавлюсь. Я смогу! – буквально выкрикнул я.

– Олек, поздно уже сматываться. Он прав. Мы не успеем, – проговорил Артурас с бледным от страха лицом; весь его план на глазах летел к чертям.

– На шестнадцатом! – объявил Виктор.

– Отпустите меня. Дайте я все сделаю. Я – ваш единственный шанс, – сказал я.

Волчек медлил, уткнув себе голову в грудь. Резко крутнулся на каблуках, готовый сорваться с места, но опять замер. Выругался. Я весь подобрался, чуть расставил руки, крепко уперся ногами в пол. Всего полсекунды уйдет, чтобы сцапать запястье Артураса правой рукой, подтянуть его к груди и удержать нож в каких-то долях дюйма от собственной кожи; еще полсекунды на то, чтобы другой рукой перехватить его за локоть и резко пихнуть вверх, сломав руку и вывихнув плечо. Нет, все равно слишком долго, отобрать у Волчека телефон уже не выйдет, а он на линии. Успеет, гад, крикнуть, чтобы Эми убили.

– Семнадцатый, – объявил Виктор, пятясь обратно к приемной.

– Всем сесть! Артурас, дай мне папку. Мы спокойно сидим, работаем над делом. Всем успокоиться – я все улажу, – выкрикнул я, едва скрывая отчаяние в голосе.

Артурас убрал от моей щеки нож, перекинул в обратный хват, скрывая лезвие из виду.

– Если вы хоть что-нибудь выкинете… если я просто увижу, что вы встаете со стула, то вашу девчонку сразу зарежут. Услышали меня? – прошипел Волчек.

– Услышал, – буркнул я.

Телефон опять метнулся к его уху.

– Я отключаюсь. Если через несколько минут получишь от меня эсэмэску, сразу убьешь девчонку.

Я проследил, как он набирает что-то на клавиатуре мобильника. Закончил, показал мне. Это было текстовое сообщение.

«Убей ее», а под текстом две кнопки: «отправить» и «удалить».

– Телефон будет лежать на столе. Если я ткну в эту кнопку, она умрет. Не забывайте про это, – сказал Волчек.

Я услышал, как задребезжали и лязгнули открывшиеся двери лифта. Все бросились в кабинет, распихивая стулья. Мы с Волчеком пролезли за письменный стол. Артурас бросил передо мной скоросшиватель из чемодана, и я открыл его на первой попавшейся странице. Артурас с Виктором присели на кушетку.

Буквально через секунду я заметил, как мимо двери быстро прошел какой-то человек. Развернулся, махнул рукой кому-то за собой и столь же быстро метнулся обратно. Из-за спины у него возник тот самый долговязый в белой рубашке и темно-синем костюме – тот тип с иссиня-черными, будто бы крашеными волосами, которого совсем недавно я видел с Мириам. Остановился в дверях, молча описал пальцем в воздухе кружок, явно адресуясь к первому, и вошел в кабинет.

– Билл Кеннеди, ФБР, – бросил долговязый в синем костюме, махнув удостоверением. Я оказался прав – федерала за милю учую. – Это вы Эдди Флинн?

– Ну я Эдди Флинн. Если вы не против, у меня важный разговор с клиентом. Его тут судят за убийство, если вы еще не заметили, так что прошу прощения.

Я отвернулся от Кеннеди – и тут же наткнулся на взгляд Волчека. Телефон по-прежнему лежал на столе. Эсэмэска тоже никуда не девалась – ждала либо отправки, либо удаления. Я убрал руки под стол. В таких ситуациях по возможности всегда прячьте руки. Они вас и выдают. Дрожат или же сильно отличаются по цвету друг от друга – в зависимости от того, какую руку вы напрягаете, чтобы перебороть волнение. Или же вы неосознанно так крепко сжимаете кулаки, что белеют костяшки.

– Боюсь, что вам придется пройти со мной, – сказал Кеннеди.

– А я боюсь, что у меня нет времени на всякие фэбээровские игры. Прикройте дверь, когда будете уходить.

Кеннеди напрягся.

– Мистер Флинн, если вы сейчас же не пойдете со мной, у меня не останется иного выбора, кроме как взять вас под арест.

– Это вас прокурорша науськала? – спросил я.

– Я получил информацию о потенциальной угрозе взрыва. Инструкции для таких случаев совершенно четкие, но я все же надеюсь, что можно прояснить ситуацию и без крайних мер вроде ареста. Если выйдете на минутку, мы просто поговорим. Много времени это не займет.

Волчек едва заметно качнул головой, пальцы его легли на телефон.

– Никуда я не пойду, – ответил я.

– Мистер Флинн, мне нужно, чтоб вы немедленно встали.

– Нет, – твердо сказал я. Мои пальцы под столом нервно задвигались.

Кеннеди сунул руку за пазуху пиджака, выдернул оттуда «глок 19», опустил к ляжке.

– Мистер Флинн, последний раз предупреждаю…

Я бесцеремонно перебил его:

– В жизни не видал такого тупого фэбээровца!

– Могу произнести по буквам: если через десять секунд вы не окажетесь на ногах, то я вас арестую! – рявкнул Кеннеди, куда более громко и куда более агрессивным тоном.

За спиной у Кеннеди в дверях возникли еще двое – один появился слева, другой справа. Еще агенты, которых я уже тоже видел. Должно быть, приехали с ним в одном лифте и успели осмотреть этаж, пока Кеннеди отвлекал меня разговором. На обоих были темные костюмы и белые рубашки. Тот, что слева, походил на итальянца. Чистая кожа, ясные молодые глаза. Другой был низенький, коренастый, с рыжей шевелюрой и неопрятными усиками.

Не знаю, двинулся ли Волчек или мне это только показалось. Это уже не имело значения. Я потянулся было к телефону, чтобы остановить его, но Волчек быстро отдернул руку и положил ее на стол рядом с трубкой. Наклонив голову, я увидел, что черновик сообщения по-прежнему висит на экране, а выбор все тот же – отправить или стереть. Выражение лица Волчека я прочесть не сумел, но услышал, как он шумно выдохнул перед тем, как сложить руки на груди.

– На этаже чисто, – сказал тот, который помоложе, долговязый.

Оба агента заметили, что Кеннеди вытащил пистолет.

– В чем дело, Билл? – удивился рыжий.

Кеннеди сделал вид, будто ничего не услышал.

– Мистер Флинн, время!

Взялся за «глок» обеими руками, направляя его в пол.

Вмешался рыжеволосый коротышка:

– Билл, угомонись. Это всего лишь адвокат.

Кеннеди опять никак не отреагировал. Я воспользовался моментом, чтобы получше рассмотреть агента Кеннеди. «Глок» он держал классическим двуручным хватом: правая рука обхватывает рукоятку, левая чашечкой под ней, чтобы стабилизировать прицел. Кожица вокруг большого пальца на левой руке вся в заусенцах и воспаленная – видать, привык обкусывать или другим пальцем подковыривать. Вообще-то довольно типичный признак нервного и опасливого человека. ФБР прятало Малютку-Бенни в каком-то секретном изоляторе, чтобы сохранить ему жизнь, и Кеннеди явно опасался потерять столь бесценного свидетеля. М-да, у него действительно были все основания нервничать…

В такие моменты я обычно спокоен. Мне не раз доводилось бывать во всяких гнилых переделках, но никогда еще на чашу весов не бросали жизнь моей дочери. Эта-то мысль и пробудила во мне ярость. Примерно как тогда в лимузине. Мне просто нужна была эта ярость. Она-то и прочистила мне мозги. Я вспомнил, как тогда внизу Арнольд Новоселич шептался с Мириам, и сразу увидел выход.

– Хочу услышать, каковы резонные основания для ареста, – сказал я.

Кеннеди не ответил. Но и угрожать по новой не стал. Просто стоял, где стоял. Я тут же осознал, что если б у Кеннеди действительно были какие-то веские основания для ареста, я бы уже две минуты как валялся носом в пол, прижатый сверху его коленкой. Кеннеди явно испытывал неуверенность по поводу всей ситуации в целом. Я надавил посильней.

– Так каковы же резонные основания, агент Кеннеди? Я имею право знать резонные основания любых действий государственных органов, направленных на ограничение моих конституционных прав. Так в чем же они?

Пистолет в двуручном захвате нерешительно качнулся вправо-влево.

– У нас есть информация от одного источника, что во время судебного заседания вы обсуждали с другим человеком взрывчатые вещества, – ответил Кеннеди наконец.

– По-моему, тут какое-то недоразумение. Все можно прекрасно прояснить сразу после окончания процесса. Не хочу ставить его под угрозу.

Я ненадолго примолк – пусть усвоит. Мне надо было, чтоб он начал думать, сомневаться.

– Агент Кеннеди, тот разговор, который я якобы вел в суде насчет взрывчатки, – он, случайно, был не с мистером Волчеком?

– Полагаю, что да, – ответил Кеннеди.

Я медленно выдохнул – перед тем, как сделать решающий ход, нужно максимально взять себя в руки.

– И кого же Мириам Салливан наняла шпионить за присяжными? Не Арни ли Новоселича, часом? – спросил я.

Кеннеди явно был изумлен, но изо всех сил старался этого не выдать.

– Потом это обсудим. Встать, Флинн.

Ну вот, уже и «мистера» отбросил – похоже, я попал в точку. Задел нервный центр. Кеннеди стал переминаться с ноги на ногу, проявляя четкие признаки беспокойства – небось лихорадочно размышляет теперь, не отколол ли только что самый фееричный в своей жизни косяк. Я откинулся на стуле и залепил ему уже по полной:

– Агент Кеннеди, если вы меня арестуете, я выставлю федеральному правительству иск на десять миллионов долларов. И я выиграю. Выкину к чертям с работы и вас, и вашего директора. Но главный смак всего этого будет для меня в другом – в прерывании судебного процесса по обстоятельствам, не зависящим от стороны защиты. Если вы меня арестуете, суд будет гарантированно прерван. Обвинению придется запросить отсрочку, пока мой клиент будет искать нового защитника, но какие тут нах отсрочки? Судья Пайк в жизни не станет откладывать рассмотрение громкого гангстерского дела с теми же присяжными чуть ли не на год – а примерно столько и уйдет, пока новый адвокат Волчека наберет обороты. Это совершенно исключено. Процесс объявят прерванным, а через годик, когда новый адвокат Волчека успеет подготовиться, приведут к присяге новый состав жюри.

Внезапно Кеннеди будто застыл. Все нервозные подергивания прекратились. Похоже, удар достиг цели.

– Прокуратуре в этом городе здорово урезали бюджет. Как это будет выглядеть, если вдруг всплывет, что окружной прокурор выплачивает огромные суммы какому-то мелкому жулику Арнольду? Агент Кеннеди, ваш консультант по отбору присяжных нелегально шпионит за жюри. Ладно, не возьмусь сказать, в курсе ли была Мириам, как именно он действует, когда нанимала его, но теперь-то она точно знает, что Арнольд умеет читать по губам, – он сам в этом признался. Наверняка вам тоже поведал, что и по моим губам читал. Могу вас заверить, что ни про какую бомбу я не упоминал. Он же не сказал, что своими ушами это слышал, так ведь? А если он читал по губам мои беседы, то с равным успехом читал по губам и присяжных. А это уже оскорбление суда. Оказание воздействия на присяжных. От пяти до десяти, реальный срок. Этот человек шпионил за мной, когда я беседовал с подзащитным. Все, что я говорю мистеру Волчеку в суде, имеет прямое отношение к его уголовному делу. Вряд ли вы убедите судью в обратном. Все, что мы ним обсуждаем, – строго конфиденциально и охраняется привилегией адвокатской тайны в отношении клиента, так что попытка нарушить эту привилегию без судебного ордера, право одобрения которого есть только у Верховного суда, абсолютно незаконна.

Подавшись вперед, я словно гвозди вбивал:

– Так что позвольте мне назвать все своими именами. Вы полагаетесь на свидетельства беспринципного человека, вовлеченного в незаконную деятельность на территории судебного учреждения и нарушающего мою привилегию адвокатской тайны. Человека, который готов загрузить вас любой херней, чтобы показать вам, какой он молодец, – может, его и в федеральные консультанты после такого возьмут? Арестуете меня – покажете себя полным ослом. Что ж, буду не прочь отобрать у вас должность, а у государства – денежки. Так что валяйте, вперед – арестовывайте на здоровье. Выигрывайте за меня дело и делайте меня богатеем.

Я вытянул вперед руки, словно приглашая нацепить на меня наручники. Вид у меня был при этом совершенно уверенный и спокойный – вряд ли кто просек, что на самом-то деле кишки у меня сводит судорогой, а сердце молотит так часто, что вот-вот замрет насовсем.

Кеннеди не двинулся с места.

– Билл, завязывай, – сказал рыжий агент у него из-за спины.

Кеннеди что-то буркнул, недовольно скривив губы. Он все никак не мог прийти к какому-то решению, и это его убивало. Не знаю уж, что тут больше повлияло – его собственная ущербная нерешительность или моя убедительная тирада, – но в итоге он сдался.

– Это еще не конец, мистер Флинн, – буркнул Кеннеди, засовывая ствол обратно в кобуру под мышкой. Несмотря на все свои усилия скрыть волнение, я все же не удержался – облегченно выдохнул.

Руки его упали по швам, и я заметил, как он корябает большой палец указательным.

Повернулся уходить. Едва я опустил протянутые руки обратно на стол, как он вдруг остановился и оглянулся на меня через плечо. Злость и неуверенность словно куда-то девались. С заметно воспрянувшим видом Кеннеди коротко бросил:

– Еще поговорим!

После чего столь же поспешно, как и явились, они исчезли. Я услышал из коридора их приглушенные голоса, а потом глухой металлический звон – кто-то от души пнул по дверям лифта. По лбу у меня ручьями катил пот. Я вытер лицо и почувствовал на щеке какое-то жжение. Увидел, что на руках поблескивают не только пот, но и темные сгустки крови. Артурас, видать, меня все-таки порезал, когда прижимал нож к лицу. Запекшаяся кровь основательно уделала и манжету рубашки. Но это вполне могла быть и кровь с ладони, которой я раздавил стакан с бурбоном.

Плевать три раза. Я опять прорвался. Вот и все дела. Правая рука метнулась к прыгающему в груди сердцу, чтобы угомонить его, и пальцы скользнули по какой-то выпуклости под плотной тканью пиджака. Бумажник. Тот, который я двинул у здоровяка в лимузине – того самого монстра, который чуть не оторвал мне башку. Надо будет заглянуть в этот лопатник. Выяснить, с кем я тогда имел дело. Но рисковать пока не стоит. Когда буду убежден, что остался совсем один и без посторонних глаз, тогда и загляну. Не сейчас, но скоро.