Текст книги "Мое сердце – бензопила"

Лету надо защитить от родного отца, ведь женившись на женщине вдвое моложе себя, он уже дал понять всему миру, что не прочь выйти за пределы своей возрастной группы. Возможно, у него особые пристрастия.

Чем не трещина в непроницаемой броне Леты Мондрагон? Если покопаться в прошлом последних девушек, обязательно найдешь какую-нибудь мерзость. Например, что-то могло случиться с настоящей мамой Леты, что бы то ни было, это вполне достойная причина, но – нет-нет-нет! – с Летой наверняка произошло что-то посерьезнее, так? В далеком прошлом, в детстве, и это «что-то» сделало ее пугливой, в корне сломало доверие к миру.

И виноват ее отец.

Все сходится! Лета – робкая и зажатая моралистка вовсе не от природы, она пытается что-то компенсировать, прикрыть добрыми делами. Что-то, в чем нет ее вины. Она была просто маленькой девочкой, которая осталась на весь день с папой.

Джейд ломится через кусты. Бросив взгляд на воду, она так и видит Тео Мондрагона на яхте, он в очередной раз вышел сухим из воды, как и всегда, благодаря своему богатству, привилегиям, внешности и обаянию. Смешным оправданиям и правдоподобной лжи. Он доволен собой, потому что никто и никогда не узнает. Лета точно не расскажет, и, насколько Джейд известно, кроме них – Мондрагонов – там никого нет. Другие Основатели заглядывают сюда изредка, проверить, как строится Терра Нова, а вообще, им надо управлять своими империями, плавать на яхтах, скорее всего, совсем в других водах, потому что им открыт весь мир.

Совсем чокнулась, говорит себе Джейд, но темпа не сбавляет. Она уже углубилась в пролесок, сквозь кроны деревьев видит мерцающий костер у дома Бэннера Томпкинса, но не в силах отогнать другую картинку: Тео Мондрагон в лодке-плоскодонке или шлюпке – с маленьким бесшумным электромотором. Это, ясное дело, не всем известный «Умиак», и не понтонная лодка с сиденьями, в которой они раскатывают, когда в город приезжают другие Основатели. На ней сейчас горят веселые огоньки. Не подойдет и катамаран с большим парусом – слишком заметен на воде. Не годится и гондольная лодка, привязанная к причалу, – это вообще чистая показуха, на зыбучих водах озера Индиан ей долго не продержаться. Каноэ и гребная лодка – слишком медленно, слишком трудоемко для генерального директора, а уж дурацкая белая лодка с педалями, с выгнутой дугой лебединой шеей и крошечной головкой – совсем для детишек.

Нет, он воспользуется надувной лодкой, плоскодонкой с электромотором. Все равно как надеть глушитель на мелкокалиберный пистолет. Вероятно, Тео Мондрагон сидит сейчас на носу, сжимает руль, ветер треплет его жесткие волосы, на лице проступает щетина, в глазах плещется самое дорогое вино.

Интересно, есть ли у него на яхте специальная оптика, чтобы следить за вечеринкой? Не исключено. Сейчас Лета осталась без присмотра, впервые в жизни предоставлена сама себе. Мало ли что может случиться.

Джейд сбавляет шаг, достает маску Майкла из «Хэллоуина» и на всякий случай надевает на лицо, распушив над эластичной лентой пурпурные волосы. В маске наблюдать спокойнее. Да ей не впервой, для нее вечеринки – объект для антропологических исследований, она всегда мысленно что-то помечает, но в этот раз у нее есть особая причина, которая, возможно, приобретет смысл потом.

Во дворе пылает костер – гигантская версия извечного пепелища на их заднем дворе, иногда отец по воскресеньям заставляет ее выскребать сгоревшие дровишки.

Джип уже приехал. Джейд подкрадывается, трогает выхлопную трубу – успела остыть или нет? Потом сводит губы в тонкую линию, крепко их сжимает. Едва теплая. Значит, Лета в доме. Там слушают музыку, громко болтают, радостно визжат. Можно за нее порадоваться. Заслужила. Побудь ребенком напоследок, ведь это, считай, последнее лето.

Джейд оглядывается по сторонам – за каким деревом спрятаться, в какую ямку в случае чего нырнуть, за какой кучей хлама скрыть белесый комбинезон, с маской он не сочетается, но подурачиться можно, и она издает странные звуки: ки-ки-ки, ма-ма-ма.

Вообще-то портить им вечеринку она не собирается. Пусть веселятся, ей-то что? Она здесь, потому что… вдруг Тео Мондрагону вздумается вытащить свою субботнюю надувную лодку на берег?

Убивать просто так Джейд не станет. Другое дело, если есть достойная причина. Тогда она убьет в два счета и все обставит как надо, а то и добавит пару стильных деталей.

Ее план – выждать, пока Тео Мондрагон швырнет Лету в высокую траву. Тут Джейд и появится, прихватив из кучи металлолома кусок арматуры или выдернув из пня топор. Когда надо, топор всегда находится. Если фильмы ужасов ее чему и научили, то как раз этому.

Сейчас она просто сует меж губ новую сигарету – раньше времени высовываться не стоит.

Пары разбредаются по машинам, на окнах появляется легкий парок. Значит, все кровати в доме уже заняты.

Обычно в городке вроде Пруфрока она наверняка пошла бы на выпускной бал для семиклассников с одним из тех, чья голая спина сейчас мелькает в окне, сделала бы себе тайком такую же татуировку, что и королева бала, которая, как в шоу «Вундеркинды», ходит босиком по стеклу, написала бы любовную записку тому, кто сидит в этой тачке со скрипучими рессорами. Парню или девушке – не важно.

Только у Дженнифер Дэниэлс ничего обычного нет.

К седьмому классу она уже была убойной металлисткой из настольной игры «Подземелья и Драконы», маленькой дьяволицей, ходячей и говорящей обложкой для «Лагеря с ночевкой, часть вторая». Джейд знала все песни, которые слушали родители ее сверстников, наизусть помнила все фильмы, на которых те в свое время вопили от страха, и при малейшей необходимости защищалась этими знаниями как щитом.

В любом случае, зачем ей сдались эти дурацкие вечеринки? Сплошь натужный и неестественный смех, намеки на секс, нелепые приглашения.

Лучше просто наблюдать, прятаться между деревьями, раздвигать ветви, все запоминать, не упуская ни единой мелочи, ведь никогда не знаешь, что окажется важным. В нужное время она выйдет с острым куском арматуры, шагнет навстречу отцу и пронзит его широкую грудь, и кровь забрызгает лица выпускников, и все скажут ей спасибо, потому что события этой ночи могли принять совсем другой оборот.

Эта картина предстает перед мысленным взором Джейд под разными углами.

Через несколько часов костер превращается в угольки, но пока ничего не происходит, разве что в ее голове. Машин стало меньше, силуэта дракона в тени нет. Она постукивает костяшками пальцев по замерзшей щеке, как метроном, – зафиксировать себя в этом миге, не заснуть, и, наконец, за полчаса до полуночи, через десять минут после того, как Джейд сказала себе: «Ну и хрен с ним», боковая дверь из гаража открывается, и оттуда льется голубой свет.

Ага.

Значит, они смотрят фильмы. Вполне возможно, ужастики. Что еще смотреть ночью в гараже в такой компании?

Наверняка что-нибудь из того, что она уже видела, – она все посмотрела по два раза, но ей позарез охота взглянуть хоть краешком глаза, угадать фильм по одному кадру. Что они там смотрят? «Детские игры»? Японский ужастик «Рингу»? Или дорвались до старой доброй «Техасской резни бензопилой»? Больше всего на свете Джейд тянет войти и посвятить их в подробности: как на самом деле снимали треклятый фильм, как ограничили его прокат в Италии, как звуковая дорожка на большом экране отличается от той, что на видео. Она готова рассказать все, что знает, лишь бы у них хватило терпения слушать.

Но этого не будет. Либо она овца из их стада, либо спец по ужастикам. То и другое – не работает. Небось, сидят и хихикают над спецэффектами. Или притворно пугаются, когда раздается резкий звук или на экране появляется злодей. И особо не вникают.

Вот и хорошо, что Джейд не с ними. Она сдвигает маску вверх, сплевывает, надевает снова. Дверь открывается, выходит девушка, две, нет, три, и вторая поддерживает первую.

Вторая – Лета Мондрагон в ярко-белых шортах, наверное, одолжила у кого-то на вечеринке, ведь на пирсе была в чем-то другом. Конечно, вторая – это она. Лета никогда не позволит себе надраться, как первая – та едва стоит на ногах. Зато помочь пьяной подруге – вполне в ее духе.

Третья – Бетани Мэнкс, водитель джипа, дочь директора школы, всегда старается откреститься от своего статуса. Джейд узнает ее сразу – тощая фигурка, стильная стрижка – спереди длиннее, чем сзади, во рту серебром блестит шпилька для языка, о чем драгоценный папочка и не подозревает – она надевает ее только на тусовки.

Бетани отходит в сторону, ей нужно что-то взять из машины, Лета остается с пьяной – это Тиффани Кениг. Девушка блюет в высокую траву за машинами – если верить разговорам, подслушанным из кабинки в туалете, это ее коронный номер на любой вечеринке. Лета терпеливо убирает волосы Тиффани Кей назад, чтобы она их не заблевала.

Хорошо, когда люди блюют на природе – за ними убирать не надо. Все сделают еноты. Эту работу они обожают.

Отстрелявшись, Тиффани Кей плачет – не заплачешь тут, когда рвота лезет не только изо рта, но и из носа и ты в панике, вдруг больше не сможешь нормально дышать? Лета ее поднимает, поддерживает и ведет к утопающему во мраке дому – пусть приведет себя в порядок.

Тиффани Кей отстраняется. Конечно, ей стыдно. Между пальцами сочится блевотина, щеки мокрые от горячих слез.

Хотя эта вечеринка – возле огромной раковины…

Лета оглядывается по сторонам в поисках помощи, но Бетани ушла, и осторожно ведет Тиффани Кей в обход угасшего костра. Если плохо стоишь на ногах, наклоняться над водой не стоит, поэтому Лета снимает обувь, входит в озерную тину вместе с Тиффани Кей и помогает ей сполоснуть лицо.

Джейд подкрадывается ближе, ей интересно, эта «дружба» похожа на дружбу в кино? Себя она представляет Тиффани Кей, той, что занимается саморазрушением. Не той, которая отвечает за свои действия. Не той, которая может быть хорошей подругой.

Конечно, сейчас ей лучше уйти. Лучше бы ее здесь вообще не было. Никакого корпоративного магната, рыскающего по озеру в поисках жертвы для изнасилования, здесь нет. Дракона, который могучим хвостом лупит по воде, тоже нет.

Джейд отворачивается, задыхаясь в маске, мечтает отойти шагов на двадцать и закурить, глубоко вдохнуть дым и задержать дыхание – на сколько способен задержать дыхание уборщик? Внезапно она замирает, вскидывает голову.

Кто-то идет по воде. Лета!

– Что? – невольно восклицает Джейд, но на нее никто не смотрит.

Проблема в том, что этого нет в сценарии – поведение Леты вообще выходит за рамки жанра, не соответствует обычным сюжетным ходам! В начале фильма последняя девушка любопытства проявлять не должна! Из-за любопытства гибнут все прочие, только не она.

Джейд приближается к погасшему костру, от жара углей кожа на шее сжимается, но пластиковая маска на лице выражения не меняет.

Лета заходит в воду глубже, белые шорты пропитываются влагой. Джейд дергает головой – не надо! И вдруг понимает, что привлекло внимание Леты. В озере что-то плавает…

Сердце Джейд подскакивает.

– Не надо! – просит она еле слышно, и Лета чувствует присутствие Джейд – у последних девушек словно радар встроен! Она оборачивается и смотрит так долго, что Джейд чувствует, как на маске отражается каждый красный уголек.

Это всего лишь рабочий комбинезон, хочется ей шепнуть сквозь разделяющие их тридцать футов. Это не комбинезон Майкла Майерса из «Хэллоуина», просто рабочая одежда.

Почему Лета так побледнела?

Увидела она Джейд или нет – непонятно, во всяком случае, вернулась к своему делу – к исполнению долга. Лета идет дальше в глубь озера – по пояс, по самые плечи.

Теперь она совсем рядом с плавающим телом.

– Эй, – окликает девушка и брызгает водой на него или на нее. Или на что-то неодушевленное… В ответ тишина.

Возможно, это розыгрыш, хочет предупредить Джейд. Бэннер Томпкинс на такие штуки большой мастак, а тут он на своей территории. Может, это надувная кукла для секса, которую они держат в сарае в качестве пляжной игрушки. Или чучело для тренировки – он же год назад изучал боевые искусства с Мейсоном Роджерсом. Или олень, которого какой-нибудь старомодный охотник решил доставить вплавь через озеро.

Лета погружается в воду, тянет руки к телу, хватает его – и тут же начинает грести к берегу.

Тиффани Кей сидит на берегу, обняв руками колени, и плачет – так бывает, когда напьешься и знаешь, что тебя ждет дальше. Ей и невдомек то, что со всей ясностью видит Джейд: последняя девушка приступила к своим обязанностям, она вытаскивает из воды труп. Первое обнаруженное тело.

Под маской Джейд улыбается во весь рот, с неподдельным изумлением. Неужели все по-настоящему? Неужели это происходит не в ее голове, а на самом деле?

Она готова броситься Лете на помощь – тащить утопленника, укладывать на берегу, объявить об этом во всеуслышание, но нет, последняя девушка, то есть Лета Мондрагон, должна все сделать сама. Силы, умения и решимости у нее хватит.

В общем, Лета вытаскивает тело на мелководье. Оно чуть колышется на поверхности озера, вода смывает с головы водоросли.

Тут Тиффани Кей начинает кричать без остановки.

Наверное, Лета проходила курсы спасения на водах, поэтому переворачивает широкоплечее тело, точно зная, как делать искусственное дыхание, готовая применить полученные навыки. Но под ее рукой бледная кожа на спине трупа соскальзывает струпьями, и оттуда выползает какая-то черная масса.

То, что происходит дальше, Джейд видит лишь потому, что шорты Леты хоть и промокли, но все равно сияют ярким пятном. И они как раз позади головы блондина-голландца, лежащей у нее на коленях. Нижней челюсти нет!

Джейд чувствует: где-то глубоко внутри набирает силу смех, бьется под маской, заполняет всю ее голову.

– Ну и ладно, – говорит себе она и быстро ретируется, потому что сейчас на место трагедии прибудут все участники вечеринки. Шагов через двадцать Джейд переходит на бег, ветки царапают ее по лицу, остальные части тела защищены комбинезоном. Отбежав подальше, она опускается на колени, в лунном свете срывает маску, откидывается назад и трет ладонями глаза, не в силах остановить слезы.

Сначала – последняя девушка, теперь – кровавое жертвоприношение, доказательство того, что запись на розовом телефоне – не розыгрыш!

Как в «Хэллоуине», когда Лори Строуд видит Майкла Майерса около школы. Как в «Крике», когда Сидни Прескотт видит черный балахон в крайней туалетной кабинке!

Что делать дальше? Написать и распечатать письмо! Но первым делом Джейд обнимает себя и благодарит судьбу за такой подарок.

Она так и сидит на корточках, тяжело дышит и улыбается, оглядывает окружившую ее тьму.

Он может быть где-то рядом.

Он уже здесь.

СЛЭШЕР 101

Здравствуй, Лета Мондрагон. Наверное, ты меня помнишь – мы познакомились в туалете возле спортзала. Я – та девушка с голубыми волосами. К письму прилагаю кассету с фильмом «Кровавый залив» семьдесят первого года от знаменитого мастера жанра ужастиков «джалло» Марио Бава, посмотри, пожалуйста, скажу тебе честно, он изменил мою жизнь, когда я на него наткнулась в шестом классе. Я ездила в Айдахо-Фолс, к врачу, какого в Пруфроке нет, и зашла на бензоколонке в туалет, пока мама сидела в машине и не могла решить, будет или не будет, – и кассета с фильмом лежала там, в корзинке, типа, мусор. Но, скажу тебе, никакой это не мусор.

Я решила передать тебе свою заветную копию «Кровавого залива» таким тайным путем, потому что многие, включая меня, считают этот фильм главным прародителем жанра слэшеров. Когда будешь смотреть, сразу же, на вступительных титрах, заметишь жуткое сходство с нашим озером Индиан. В первый раз я смотрела его тайком, и мое сердце просто подпрыгнуло. Я решила, что это и есть озеро Индиан!

Что до последователей «Кровавого залива», многие считают, что Шон Каннингем, снявший через девять лет «Пятницу, 13-е», слизнул свой слэшер именно с «Кровавого залива». Почему так говорят? Одинаковые завязки, одинаковые убийства. Но Шон Каннингем возражает, типа, просто великие умы мыслят сходно. Про что в целом «Кровавый залив»? Подростки собираются на вечеринку у озера, занимаются сексом, а потом их убивают самыми жестокими и колоритными способами – тот же замысел, что и в «Пятнице, 13-го».

Когда будешь смотреть «Кровавый залив», ты, конечно, поймешь: если не хочешь получить лезвием в лицо, быстрее уноси с озера ноги. Но обрати внимание на другое: там показано тринадцать вариантов гибели на озере, и ты понимаешь – убийцей может оказаться кто угодно.

Я вот о чем: очень скоро, возможно, на нашей ежегодной вечеринке Четвертого июля, Пруфрок превратится в тот самый кровавый залив, это я тебе обещаю. Не буду ничего объяснять про розыгрыши, месть, отвлекающие маневры, последних девушек и раскрытие преступлений – просто приложу свои сочинения и интервью, которые я написала для мистера Холмса, нашего преподавателя истории, и в виде бонуса статью о фильме «Челюсти», там тоже есть кое-что важное. Эти тексты могут стать твоей библией, картой, путеводителем и евангелием. Просто скажу так: голландский парень, которого ты выудила из озера, – не конец, а только начало.

Насчет конца: никто, даже такой эксперт по слэшерам, как я, не может предсказать его итог на ранней стадии, но по правилам тот, кто начал рубить шеи, будет маскироваться под что-то, чего мы и так уже боимся. Здесь, на озере Индиан, эта пугалка – Стейси Грейвс. Два года назад я верила в Стейси Грейвс на сто процентов, а сейчас понимаю: эпоха сверхъестественных слэшеров с Майклом, Джейсоном, Фредди и Чаки – Золотой Век, ушедший в прошлое. Его сменил век Призрачного Лица из «Крика», век «Валентайна», теперь это люди в масках, которые пришли мстить.

Но ты все равно должна узнать о Стейси Грейвс – Озерной Ведьме. Поэтому прилагаю интервью про нее. Если хочешь поговорить подробнее, мой номер – внутри «Кровавого залива».

Безмолвный гнев

Когда Джейд, погасив свет, выходит из библиотеки – у уборщиков есть ключи на все случаи жизни – и сосредоточенно приподнимает стеклянную входную дверь на провисших петлях, чтобы задвинуть засов, темноту взрезает мужской голос – и спина ее выпрямляется, в венах вскипает адреналин, мозг паникует, из горла рвется крик, который она едва успевает проглотить.

– Я уж подумал, Конни опять с мужем погрызлась, – раздается скрипучий голос из ниши для возврата книг возле двери. – И решила тут переночевать.

Джейд закрывает глаза – зачем это ей сейчас? Надо было уйти через черный ход. Надо было заночевать в комнате отдыха или накрыть монитор компьютера, на котором она писала, большой картонной коробкой. Она забыла, что Харди всегда заканчивает рабочий день последней сигаретой на скамейке у озера, той, что носит имя его дочери. От библиотеки – рукой подать… Или ногой.

– Шериф…

– Но потом я заскочил к Конни, – продолжает Харди в своей манере доброго дяденьки, – и обе машины на месте, понимаешь? В окошке гостиной голубой свет – значит, по телику идет какое-то шоу.

– Она смотрит «Место преступления», – уточняет Джейд, и засов, наконец, защелкивается и будет держать уставшую дверь несколько часов, что еще остались от ночи.

– Да? – Харди явно настроен поболтать. – Надеюсь, ты все следы замела?

Джейд прекрасно понимает, что нужно следовать за ним, когда он отталкивается от стены, стреляет зубочисткой в кусты и враскачку идет к своему «Бронко», ярко-белому пятну во мраке.

– Что это у тебя? – спрашивает он о пачке листов – еще теплые после принтера, они сворачиваются от дуновения ночного ветерка.

Джейд не отвечает, Харди оборачивается, оценивая обстановку, и протягивает руку. Джейд повинуется – жизнь кончена! С вами было весело, но мне пора в ад, до скорого. Мой тайный дневник зарегистрируют как улику, которой запросто хватит, чтобы предъявить мне обвинение по шести пунктам, не последним из которых будет выдача желаемого за действительное.

Харди останавливается на бугристом тротуаре, надевает бифокальные очки и читает первую строчку на первой странице: «Была у нас одна такая. Это я про себя, мистер…» Холмс?

Знак вопроса и наигранная драма – Харди это любит. Он смотрит на Джейд поверх очков, переходит к следующему сочинению – Джейд каждое из них скрепила степлером, чтобы Лета не запуталась:

– «Не расстраивайтесь, мистер Холмс. Про последнюю девушку знают не все»? Что еще за «последняя девушка»?

– Это просто сочинение, для урока истории, – объясняет Джейд, совсем поникнув.

– «На самом деле, сэр, нельзя сказать, что слэшер – это что-то невозможное или бывает только в кино», – читает Харди дальше, с особой силой делая ударение на слово «сэр», сбрасывает с глаз очки, и те повисают на ремешке, почти не подпрыгивая. Джейд знает, потому что смотрит именно на них, не на лицо шерифа.

Он тоже смотрит на нее.

– «Слэшер?» – наконец спрашивает Харди.

Мысленно давая задний ход, Джейд натыкается на яму, в которой всегда собиралась похоронить свой школьный аттестат, и достает последний козырь – все, что у нее есть для спасения своей жизни в Пруфроке.

– Летнее задание для Шерлока, – бормочет она, глядя на черные-пречерные воды озера Индиан.

Аве, Мария, лети в небеса, пончики верят в твои чудеса – ничего другого у Джейд в этом мире сейчас нет. Так звучит ее первая, она же последняя молитва.

– Насколько я знаю, Мед… мистер Холмс не позволяет ученикам так себя называть. – Харди придерживает для нее дверцу машины, ведь полицейским положено регулировать движение на дороге. – К бывшим ученикам это тоже относится.

– Я не совсем бывшая. – От смущения голос Джейд понижается до самых нижних октав. – Мне для аттестата не хватает зачета по истории.

– Ты же была на церемонии, – возражает Харди, объясняя использование слова «бывшая».

Джейд садится в машину.

Харди не купился на ее лепет, стоит снаружи и внимательно листает распечатанные страницы, повергая Джейд в трепет, потому что где-то там, она сама не помнит, где именно, как она эти листы скрепляла, есть строчка: «Здравствуй, Лета Мондрагон», и письмо настолько убийственно, что Харди, скорее всего, целиком прочтет его вслух, приобщая к вещдокам.

– «Как… как насчет того, чтобы считать это самым концом моей… – читает он, делая вдох перед следующей фразой, – школьной карьеры с дополнительными баллами, мистер Холмс». – Он повторяет фразу с изумлением: – «Самым концом»? – Потом собирает листы в стопку, разглаживает края, словно что-то прикидывая, взвешивая. – И сколько длится эта карьера?

– У него на столе корзинка стоит, – сообщает Джейд. – Специально для заданий, которые дают дополнительные баллы.

Плечи Харди вздрагивают – молодец учитель истории, – но виду он не подает, захлопывает пассажирскую дверцу «Бронко» и садится за руль.

– Значит, решила сыграть на том, в чем здорово поднаторела. – Шериф заводит машину. – Кровь и кишки, оборотни и зомби.

– Только слэшеры, – бормочет Джейд, возможно, Харди ее даже не слышит.

Он сдает «Бронко» задом, разворачивается, выезжает на асфальт и включает фары. Джейд не знает, куда он ее повезет: обратно в больницу в Айдахо-Фолс, в камеру или куда еще, но все становится ясно, когда он сворачивает на ее улицу. Шериф останавливается перед ее домом, не выключая передачу, и все в зеркальце Джейд окрашивается в красный цвет.

– Я не скажу Конни, что ты пользовалась краской для принтера и бумагой, – обещает он, возвращая Джейд эту самую бумагу с краской. – А вот у Медведя, когда встретимся с ним в следующий раз в баре, спрошу, школьная это работа или личная.

Грейди «Медведь» Холмс, он же «Шерлок», летающий преподаватель истории и тайный фанат сигарет. Гребаный Айдахо!

Радио под приборной панелью Харди верещит, и Джейд снова вздрагивает, а ведь она, как любитель ужастиков, могла бы уже привыкнуть к таким неожиданностям. Может, именно поэтому они пугают ее не меньше, а то и больше, чем других.

Голос Мэг Кениг звучит невнятно, но деловито. Харди убавляет звук и наклоняется над рулем, обнимает его, прижимая к себе обеими руками, – изучает фасад дома Джейд, не глядя при этом на ее профиль.

– Он сейчас работает на той стороне озера? – спрашивает он об Открывашке.

Джейд коротко кивает.

– Ладно, тогда увидимся… – Харди умолкает, глаза сужаются в щелки, что-то прикидывает. – С пятницы приступаешь к общественным работам. Что скажешь?

– Жду не дождусь, – отвечает Джейд. – Одеться надо похуже?

Харди хмыкает, снимает микрофон с крючка у зеркальца заднего вида, но, прежде чем нажать на выключатель, говорит:

– Помогаешь Мэг, чистишь кофеварку, все такое. Она найдет, чем тебя занять. Скажем… час в день в течение следующих двух недель, пойдет?

Мэг Кениг, мама Тиффани Кениг.

– Куда деваться.

– Харди слушает, – говорит он в микрофон, прямо как в кино… Или в кино все как в жизни?

Джейд выходит из машины, захлопывает дверцу, Харди ждет, пока она поднимется на крылечко – убедиться, что точно пойдет домой. Джейд стоит и смотрит на заляпанные грязью отцовские ботинки – грязь свежая? – и тут дверь, на которую она смотрит, вспыхивает красно-синими отблесками – Харди включил ближний свет, ударил по газам и, взвизгнув колесами, скрылся за поворотом, понесся по срочному вызову.

В Пруфроке, в два часа ночи?

Джейд спускается с крылечка, чтобы проследить за ним, но его уже и след простыл, и она идет до конца улицы, откуда видно и озеро, и Терра Нову.

Все те же сверкающие огни, что и последние несколько недель: гигантская яхта, ночная стройка.

– Ага. – Джейд смотрит на свой затянутый мрачной пеленой квартал, на погруженный во тьму город.

Наверное, это Блонди, решает она в конце концов. Девушка из Голландии. Приплыла, наконец.

Джейд смотрит на страницы, что развеваются на ветру в ее руке. Открывает стопку посредине и видит восьмилетнюю Стейси Грейвс: эта девочка живет, будто кошка, в стародавней версии Пруфрока и все время смотрит на колышущиеся воды озера – вдруг покажется мама, которая ее покинула?

Так ли это было, кто знает?

В жизни все не так, как в природе. В документальных фильмах, которые учителя показывают на уроках биологии, говорится про инстинкты: крольчиха встает на защиту своего крольчонка, когда появляется змея, койот или ястреб – готова биться за детеныша, хотя у нее нет ни малейшего шанса отвадить хищника, но все равно всем тельцем бросается прямо в когти, на клыки и бьется насмерть за себя и своего малыша, который и есть для нее вся жизнь…

– Едва ли, – бормочет Джейд и даже рада, что не получила дурацкий аттестат, ведь это все равно что в тесте согласиться с утверждением: «вот так крольчиха защищает своего детеныша», хотя она вовсе так не думает.

Да пошло оно!

Далеко не все мамы такие, как Памела Вурхиз, которая кидается на всех вожатых подряд, потому что по недосмотру одного из них ее малышка утонула. Впрочем, Джейд уже не малышка.

Она идет вперед и вперед, буравит глазами озеро, пытается представить картину, которую однажды на уроке нарисовал им Холмс: пожар тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, огонь на той стороне бушует у самого берега, Пруфрок затаил дыхание, весь штат Айдахо готовится сгореть в огне…

Но не сгорел.

Живучий.

Джейд пожимает плечами, типа, погодите, еще не время, поворачивается на каблуках армейских ботинок и, втянув голову в плечи, идет назад по своей улице и усмехается. В общем и целом ночь закончилась удачно. Харди запросто мог конфисковать ее бумаги, и тогда ей пришлось бы залезать в одну из школ, где есть принтер, чтобы снова все распечатать из почты, и, кто знает, она вполне могла бы наткнуться на Фарму, протиравшего объективы своих невидимых камер.

Нет уж, не надо!

Джейд с независимым видом пересекает лужайку перед домом – как Холден Колфилд из «Над пропастью во ржи». Насколько она знает, никто в их школе не перенял ни походку, ни стиль этого персонажа – походкой а-ля Холден Колфилд пользуется только она.

Джейд поднимается на обшарпанное крылечко, бредет через гостиную, словно через полосу препятствий – отец демонстративно ставит на паузу «Ночь охотника», давая ей пройти, – а потом у себя в комнате напяливает на голову наушники, придвигает ближе маленький телевизор и включает кассету с «Попутчиком». Потом можно поставить «Школьный бал-2», но ее так и тянет вернуться в гостиную, хоть краешком глаза глянуть на «Ночь охотника», может, тамошний замшелый проповедник похож на Иезекииля? Может, его появление на экране в ее доме – не случайно, и ей не стоит сбрасывать со счетов Утонувший Город, вдруг слэшер явится оттуда? На своем тринадцатидюймовом экранчике она ставит на паузу «Попутчика» Рутгера Хауэра и пытается подслушать, что там вещает Роберт Митчем на экране в двадцать семь дюймов, но это не так просто, и какая-то ее часть словно переносится на кушетку в гостиную, где отец осторожно укрывает ее одеялом.

Джейд решительно трясет головой, отгоняя эту картинку, и ищет среди своих видеокассет ту, на ребро которой много лет назад приклеила желтую тыквочку, – это «Хеллоуин», именно его она посмотрит перед тем, как уйти в небытие, именно под него заснет. Когда она открывает глаза, за окном почти полдень, значит, вылазку по протыканию мусора она проспала. Да и хрен с ней. Один день мусор обойдется и без нее. Вряд ли Фарма следит, отмечается она или нет. Камеры Фармы больше интересуют ее округлости. Джейд ежится, представляя его похотливые глазки.

Она берет картонную коробку и без особой спешки – в доме пусто, как в могиле, – заворачивает в старые штаны драгоценную кассету «Кровавый залив», обвязывает розовой ленточкой, чтобы не загремела под ногой Тиары Мондрагон, если та ее пнет, как таракана.

Джейд сворачивает в стопку свои бумаги, и вместо того, чтобы спрятать внутри кассеты с «Кровавым заливом», сует толстую пачку под бантик ленты, как подробное письмо, какими обмениваются пылкие словоохотливые девушки – про парней, про косметику… о чем там нормальные девушки болтают. Потом она одевается, топает по грязи вокруг озера, по хребту плотин, и через сорок пять минут, запыхавшись, поднимается на причал Терра Новы, готовая стучать во все, похожее на дверь.

Но где же яхта… Ее нет?

Джейд медленно оглядывает озеро. Где можно спрятать такую громадину?

Оказывается, в Кровавом Лагере, которому она салютовала по пути сюда, с вершины обрыва.

– Не поняла, – бурчит Джейд с искренним возмущением, – с чего их понесло в Кровавый Лагерь?

Она подходит к краю причала, будто лишние десять шагов помогут ей разобраться, и наконец понимает, что стройка в Терра Нове совершенно опустела. Второй четверг перед Четвертым июля – неужели в Айдахо какой-то праздник? Вроде бы нет, а хоть и праздник, Основатели с радостью заплатят по праздничному тарифу.

Куда же все подевались?