Текст книги "Боевой маг"

Глава 13

Гундер окатил первосвященника ледяной водой из ведра. Тот очнулся, отплевываясь и хватая ртом воздух, зашевелился на стуле и зашарил глазами по сторонам. Его взгляду предстал грязный склад, ряды старых бочек, а у самого стула – поднос со стальными инструментами. Где-то плескались волны и протяжно кричали чайки, однако в Перицци эти звуки можно было услышать повсюду. По ним ни за что не поймешь, где находишься.

Первосвященник Филбин, пастырь Зекорранской Церкви Святого Света и один из самых влиятельных людей страны, попытался встать, но веревки на руках и ногах крепко держали его на месте. Гундер с большой аккуратностью завязал узлы, чтобы те не оставили синяков. Стул был прибит гвоздями к полу, а на пастырской шее висел наготове кляп – на случай, если тот закричит. Впрочем, в настоящий момент Филбин об этом не думал.

– Ты отправишься на костер, – прошипел он, и Гундер против воли рассмеялся. Священник, мокрый как мышь, даже перед лицом пыток и смерти вел себя вызывающе. – Церковь и король Тэйкон позаботятся, чтобы с тебя живого содрали кожу!

– Смешной ты человек, Филбин.

– Обращаться ко мне «Ваше Святейшество»! – совершенно серьезно потребовал тот.

Гундер с улыбкой залепил ему пощечину. Филбин до того опешил, что пришлось привести его в чувство, ударив и по другой щеке. Священник побагровел и разразился отборной бранью.

– Тебя оставят подыхать на солнце! Сожгут на костре! Вынут кишки и скормят их моим псам!

Гундер дал ему выговориться, а сам тем временем проверил инструменты. Некоторые из них – тесак, нож для свежевания туш, клин и тяжелую колотушку для забоя скота – он приобрел у отошедшего от дел мясника. Другие были изготовлены по особому заказу; он впервые за долгие годы выложил их на обозрение. Легко проткнуть человека ножом и вытащить кишки, а вот прикончить его так, чтобы не оставить следов и сбить с толку дознавателей, – это требовало большого умения. Не все убийцы обладали таким талантом.

Впрочем, это дело прошлое. Инструменты напомнили Гундеру о старой жизни, которую он вел под другим именем, прежде чем начал работать в Йерскании.

– Для чего они? – спросил наконец Филбин. Гундер в ответ только поднял бровь – он всегда удивлялся, когда ему задавали этот вопрос. Гнев священника испарился, им овладел страх. – Не надо, пожалуйста, я тебя озолочу, только пощади! Я никому не сделал зла! Я набожный человек!

Гундер отвернулся и глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. Руки дрожали от ярости. Его переполняло желание перерезать мерзавцу глотку. Гундер нашел набожного человека в борделе, который славился молоденькими девочками, и, судя по тому, как хозяин заведения приветствовал Филбина, тот был постоянным клиентом. Официально первосвященник посетил Йерсканию и ее столицу для того, чтобы помолиться в местном храме и предложить королеве духовное наставление, однако в это никто не верил.

Слухи о правительнице и ее семье множились, особенно в последнее время, и, несмотря на отсутствие официальных указов, важных новостей ждали со дня на день. Тэйкон не зря послал Его Святейшество говорить от своего имени. Тот должен был убедить королеву, что в ее интересах – а значит, и в интересах ее народа – подчиниться императору. Гундер подозревал, что в случае отказа йерсканских солдат ждала новая бойня.

Еще больше его тревожило, что от соглядатаев во дворце уже пять дней не было вестей. Вполне могло статься, что их разоблачили, пытали, а то и прикончили.

– Что ты делаешь? – прервал Филбин ход его мыслей.

– Размышляю, что тебе сначала отрезать – руки или ноги.

– Пресветлый Владыка, укрой меня, – залопотал священник. – Пресветлая Владычица, спаси меня!

– Здесь их нет. Зато есть это. – Гундер постучал по лезвию костной пилы. – Закаленная севелдромская сталь, сделано на заказ. Режет кости, как теплое масло. Раньше многие умирали от шока, когда им отпиливали конечности, потому что это занимало слишком много времени.

– Зачем тебе это?

– И тогда придумали новое лезвие, – продолжал Гундер, поворачивая пилу так и эдак, чтобы солнце играло на металле. – Из особого сплава. Теперь работа спорится – раз, и готово.

– Если хочешь денег, пожалуйста, – пообещал Филбин. – Церковь заплатит за мое возвращение приличный выкуп. Больше, чем ты можешь представить.

– Наверняка. – Гундер притворился, что взвешивает предложение. – Но меня больше интересуют не деньги, а это. – И он ткнул пальцем в крупную голову Филбина.

Первосвященник видел по меньшей мере пятьдесят зим. Его тело, напоминавшее бочку, плотно обтягивала изысканная малиновая мантия, расшитая золотом. Черные волосы на макушке редели, и он, чтобы восполнить эту потерю, отпустил бороду. Та обычно выглядела внушительно, но сейчас вся промокла и спуталась. Несмотря на любовь к излишествам и отталкивающие наклонности, ум Филбина был таким же острым, как его смолянисто-черные глаза.

– Сколько ты хочешь? – спросил он таким голосом, будто торговал зерном, а не умолял сохранить себе жизнь. Сделки в затруднительных положениях были ему не в новинку.

– Вопрос не в деньгах, – сказал Гундер. Он стал прямо напротив Филбина и наклонился, так что их лица поравнялись. В глазах священника что-то дрогнуло.

– На кого ты работаешь? На эту суку Робеллу? – спросил тот. Гундер покачал головой. – На кого тогда?

Гундер, глядя ему прямо в глаза, но, чуть понизив голос, чтобы священник подался вперед, произнес:

– Я тебе не скажу, Филбин.

– Перестань называть меня по имени!

Гундер пропустил вспышку гнева мимо ушей.

– Я хочу узнать о твоем детстве.

После этих слов Филбин вновь замолчал, прикидывая, зачем его привязали к стулу. Такого поворота он не ожидал. Вид у священника был спокойный, но губы его дрогнули, брови слегка нахмурились, желваки пошевелились. Все это не ускользнуло от внимания Гундера.

– Несчастное для тебя было время.

– У тебя дар, – произнес Филбин. Догадка была разумная, но неверная. – Какая-то слабая магия позволяет тебе читать мои мысли – те, что неглубоко лежат.

Гундер решил взять его врасплох.

– Твоя мать любила приложиться к бутылке.

– Это ты наугад сказал, – усмехнулся Филбин, но глаза, мельком взглянувшие в прошлое, его выдали.

– Твой отец работал в шахте. Неделями не бывал дома. Пахал как вол, чтобы обеспечить вас с матерью.

– Все это можно прочесть в документах. Пока ты меня не впечатлил. Что тебе нужно?

– Твоя мать по ночам уходила из дома, а иногда приводила мужчин.

– Как ты смеешь! – Филбин напрягся, и стул под ним скрипнул.

– Ты много часов сидел в одиночестве и не знал, чем себя занять. А потом нашел Книгу, – вкрадчиво сказал Гундер с дружелюбной улыбкой. – Великую Книгу и Путь.

– Безбожник, – сплюнул Филбин.

– Я нахожу забавным, что ты посвятил себя религии, пропитанной идеями чистоты, в то время как твоя мать была дешевой шлюхой.

– Я тебя убью, мразь! – закричал Филбин, извиваясь и силясь оторваться от стула. Тот снова скрипнул, но, к счастью, не сломался. Учитывая вес первосвященника, жалеть гвоздей Гундеру не следовало. – Тебя будут пытать много дней! Много недель! Ты будешь молить о смерти!

– Ты знал, что творилось в родительской спальне, а отец… Он ведь о чем-то догадывался, правда?

– Нет! Нет! – Филбин всхлипнул и затряс головой. Гундер даже не прикоснулся к нему, но удары били точно в цель, и раны от них были глубже, чем от стали.

– Когда он возвращался, твоя мать делала вид, что все идет своим чередом. Иногда ты просыпался ночью и видел, как отец стоит у дверей твоей спальни. Вы оба знали, что он плачет, но он никогда в этом не признавался. Чтобы здоровый мужик – и плакал?

Филбин от ужаса широко распахнул глаза и по-рыбьи разинул рот.

– Как? Как ты это делаешь?

– Одна мысль не шла у него из головы – и у тебя, когда ты подрос. А ну как он не твой отец?

Филбин потерял дар речи и уставился куда-то в угол, будто увидел в сумраке тень родителя.

– Однажды он задал тебе вопрос, верно?

– Прекрати, – выдохнул Филбин. Он был готов разразиться то ли угрозами, то ли плачем. – Хватит!

– И ты солгал, – прошептал Гундер.

Филбин перестал умолять и молча смотрел в прошлое.

Гундер дал ему потомиться. Все сведения о Филбине исходили от Таландры, из ее черной книжечки с тайнами. Впрочем, это была уже не одна книга, хотя много лет назад все началось с нее и записанных в ней секретов, которые для принцессы раздобыли ее соглядатаи. Где-то во дворце имелась тайная комната с полками от пола до потолка, и в каждой черной книжке на этих полках содержались тайны обо всех самых важных и могущественных людях на свете. Помимо фактов принцесса добавляла собственные заметки о каждом человеке: его сильные и слабые стороны, пороки, семья – все, что помогло бы им управлять. Черная библиотека – так называли ее посвященные – была самым мощным оружием Таландры.

– Однажды ты встретишь Пресветлого Владыку, и все твои грехи раскроются перед ним, – сказал Гундер, возвращая Филбина в настоящее. – Ты сознаешься во всех своих проступках, или Он отвергнет тебя. Разве не это обещает Книга?

– Не цитируй мне Писание, – хрипло ответил Филбин.

– Ты предстанешь перед судом. Но веришь ли ты? В глубине души, в самых темных ее уголках, где никто тебя не видит – веришь ли ты? – Гундер говорил мягко, будто увещевал старого друга. – Я называю тебя по имени, потому что здесь ты не пастырь, не духовный вожак, не глава Церкви. Даже не священник. Ты простой человек, и если я тебя убью, ты отправишься на встречу с Ним. И Он, от которого ничего не скроешь, будет тебя судить. Поэтому я в последний раз тебя спрашиваю, Филбин, – ты веришь?

По сведениям Таландры, Филбин считал ложь отцу худшим грехом в своей жизни, а поскольку оба его родителя умерли, простить этот грех было некому. Рана жгла глубоко внутри, и на ней с самого детства покоился всякий его поступок, всякое слово, всякая мысль. Десятилетиями он пытался придавить, разгладить, заглушить эту боль победами и пороками, большими и малыми. Но что бы ни делал Филбин, края были все так же остры, и когда Гундер разворошил старые воспоминания, они ранили с прежней силой.

– Я верю. – Слова прозвучали так тихо, что Гундер на секунду подумал, будто ослышался. – Верю, – повторил Филбин, и слезы потекли по его щекам.

Гундер улыбнулся и осторожно щелкнул пальцами перед лицом пастыря. Тот уставился на него и застыл.

Гундер спокойным и тихим голосом вытягивал правду. Филбин, с которого он сорвал все маски, всю гордость, все звания, без раздумий отвечал из глубины подсознания. Подсказки были излишни. Священник и без них знал, что должен сделать, вернувшись домой, – достаточно было напомнить ему, как далеко он и его народ отошли от истинной веры. Филбин станет в Зекоррии союзником Севелдрома против Тэйкона и его нового культа, а главное – даже не будет знать, что работает на Таландру.

* * *

Гундер смотрел вслед первосвященнику, который, надвинув на лицо капюшон, вышел из борделя в сопровождении двух охранников. Чуть погодя из здания появилась девчушка, невысокая для своих лет, и от этого выглядящая еще моложе. Перейдя улицу, она небрежно прислонилась к стене.

– Ну? – спросил Гундер.

– Точно как вы говорили. Проснулся ошалелый, сел и пялился в пустоту.

– Что-нибудь сказал?

– Нет. Но смотрел очень грустно, – добавила девица. На ней было платье до лодыжек, хотя Гундер знал, что в стенах борделя все ходят почти без одежды.

– А потом?

– А потом ничего. Оделся и ушел. Не попрощался, не дотронулся, даже не посмотрел.

Гундер протянул ей тяжелый кошель. Она сунула деньги в карман и, набравшись смелости, оглянулась.

– И это все?

– От тебя больше ничего не нужно. Туда не возвращайся. Будут спрашивать, скажи, что ни одной ночи больше не вынесешь. Спорить или держать тебя силой никто не станет.

Девчонка была молодая, однако не глупая.

– Столько денег – за просто так?

– Нет, не за просто так. За то, чтобы ты обо всем забыла, – сказал Гундер, выйдя из тени на свет, чтобы она разглядела его смертоносные глаза. Он эффектным движением достал из рукава просторного плаща кинжал. – А если будешь болтать, я вырежу твое мерзкое сердце.

Глаза у девицы расширились от ужаса. Ей хотелось тут же пообещать: рот на замке! – но в горле пересохло, и она припустила бежать, не оглядываясь.

Глава 14

После еще одного долгого дня на поле битвы Балфрусс едва стоял на ногах. Боевые маги могли понадобиться в любую минуту, поэтому постоянно были наготове и толком не отдыхали. Ему удалось несколько раз вздремнуть, но усталость не прошла, и в глаза будто насыпали песку.

Сегодня впервые с начала войны король Маттиас не мог использовать против врага горные проходы. Весь день был отдан тактическим хитростям. Балфрусс, не посвященный в подробности, узнавал новости из вторых рук. По общему мнению, день обещал очередную победу.

Лазарет, как и раньше, полнился кричащими и истекающими кровью солдатами, однако Вэнн утверждал, что все могло быть гораздо хуже.

В отличие от воинов, весь день махавших оружием, боевые маги почти не сходили с места, однако уставали ничуть не меньше. Дариус и Элоиза уже спали в шатре. Финн вернулся в кузницу, но даже у него, при всей невероятной выносливости, обозначились круги под глазами. Эко ушел в темноту, подальше от шумного лагеря и света костров, чтобы воссоединиться с духами земли. Туле отдыхал у огня.

Сегодня ученики Чернокнижника разбились по двое, и Балфрусс провел всю битву в связке с Дариусом, своим Кровным братом. Элоиза составила пару Финну, надеясь совладать с его грозной силой.

Пока четверо держали оборону, Эко и Туле отдыхали, а когда кто-нибудь начинал уставать, подменяли его, будто партнеры в драссийском народном танце. И все же битва выдалась долгой. Хотя атаки стали разнообразнее, Осколки ограничивались шестью их видами, будто ни на что другое им не хватало воображения. Казалось, они больше ничего не умеют, или им приказано не пробовать новое. Была еще третья вероятность, и к Балфруссу вернулись старые подозрения.

«Остальные тоже заметили», – сказал Туле, сверкнув фиолетовыми глазами в свете костра.

– Значит, можно им об этом не говорить, – отрезал Балфрусс, тут же пожалев о своих словах. – Прости. Не знаю, что на меня нашло.

«Она в этом ни за что не признается, но сегодня он ее чуть не убил».

Балфрусс заскрежетал зубами и заставил себя сделать несколько глубоких вздохов.

– Разумные доводы на него не действуют. Ему кажется, что его сила бесполезна.

«Ты мыслишь, как боевой маг. Тебя долгие годы учили управлять твоей силой. У него было только шесть месяцев. Учение стало для него неприятной обязанностью, из-за которой он потерял свой дом, свою старую жизнь».

Блики огня играли на золотой коже шаэльца, отблески радуги плясали на лице и руках.

Благодаря ментальной связи Балфрусс чувствовал усталость Туле, а теперь начал видеть и другие его мысли. Среди них главное место занимало нескрываемое желание освободить народ Шаэля. Если для этого нужно было победить в войне и убить всех солдат запада до последнего, Туле это сделал бы. Остановить его могла только смерть. Думы о стране и народе горели в его голове, как угли в ночи. Только ради Шаэля он выкарабкался из могилы и, превозмогая боль, забрался так далеко.

Туле вернул разговор к насущной проблеме.

«Ты мог бы воззвать к его чувству долга, но он, наверное, спросит, что тебе еще надо».

– Значит, придется попробовать что-то новое, – ответил Балфрусс, поднимаясь на ноги. – Нужно придумать, как до него достучаться.

Как и прежде, он нашел Финна по размеренному звону металла. Великан стоял в кузнице и усердно бил молотом все по тому же куску черной руды. С прошлого раза ее форма нисколько не изменилась, и Финн, похоже, был этим разочарован. Он остервенело колотил по металлу, потом, ругнувшись, швырнул его обратно в огонь. Лишь затем Финн поднял глаза и увидел Балфрусса.

– Что, опять пришел читать проповеди о моей силе? – презрительно усмехнулся кузнец.

Балфрусс проглотил сердитый ответ и покачал головой.

– Так возвращайся в палатку и отдохни, если только не умеешь чинить щиты.

– Над чем ты работаешь? – спросил Балфрусс, кивнув на огонь. – Я еще в прошлый раз тебя с ним заметил.

– Ни над чем. Так, безделица. – Финн перевернул щипцы и поворошил огонь.

– Я никогда не видел такой руды.

Финн пристально посмотрел на него.

– Тебе правда интересно? Мне играть некогда.

– Клянусь Создателем! – Балфрусс поднес руку к сердцу. – Я только хотел поговорить. Так что это?

Финн вытащил из огня металлический ком, повертел его. Черная поверхность заискрилась, будто усеянная битым стеклом.

– Это звездное железо, – с благоговением произнес кузнец. – Однажды ночью несколько лет назад я увидел огненный дождь. Деревенский священник объяснил, что это знамение – мол, Всеблагая Мать предостерегает: грядут темные времена. На другой день я пошел к старейшине, и он сказал, что эти камни сделаны из чистого зла. Очередная нелепица.

– И что было потом? – спросил Балфрусс.

– Пришлось самому искать правду. Через несколько месяцев я наконец-то нашел крестьянина, который жаловался, что огонь с неба побил урожай. Он был не против того, чтобы я выкопал и унес камень с собой – ему же меньше работы. Внутри я нашел кусок металла. Я показывал его каждому встречному кузнецу; ни один такого не видел и не знал, что с ним делать.

Финн замолчал и о чем-то задумался. Глаза его затуманились – должно быть, он вспомнил о лучших временах. Балфрусс решил не мешать, и его собственные мысли неизбежно обратились к детству, к долгим летним денькам в компании Вэнна. Как хорошо было после долгих месяцев взаперти, в Красной башне, возвращаться в родную деревню и все лето гулять под открытым небом! Знакомые виды, звуки и запахи несказанно его освежали.

Теперь все осталось в прошлом. Разбойники сожгли его деревню дотла, и у Балфрусса остался только один настоящий дом – Чарас, хотя крыши над головой у него там не было. Маг накопил в путешествиях достаточно денег и другого имущества, которое хранил теперь в банке, но до сих пор у него не нашлось причины осесть на одном месте.

Голос Финна прервал раздумья.

– Нам с двоюродным братом иногда приходилось по особым делам ездить в столицу. Когда я был там в последний раз, я показал руду мастеру Кузнечной гильдии. Он однажды видел такую. Сказал, что никакой пользы от нее нет. Что она тверже любого железа и не плавится в огне. Так оно пока и выходит.

– Я не кузнец, но все-таки объясни почему, – сказал Балфрусс.

– Сколько я ни держу его в печи, металл такой же твердый. Нагреваю его, а толку нет.

Балфрусс осторожно подошел к горну. Жерло сияло оранжевым светом, будто сердитый глаз, а жар даже на расстоянии обжигал кожу.

– Насколько прочна эта печь? – спросил Балфрусс.

– А что?

– Какой силы нужен огонь, чтобы ее расплавить?

– Нет, так ничего не выйдет, – снисходительно усмехнулся кузнец.

– И все-таки? – настаивал Балфрусс.

– Не знаю. Да зачем тебе?

Балфрусс засучил рукава и уставился в огонь.

– Если появятся трещины, скажи, я остановлюсь.

– Что ты задумал?

– Нагреть огонь, – ответил он, собрав волю и зачерпнув силу из Источника. После тяжелого дня она текла медленнее обычного, но Финн этого не замечал. Он не сводил глаз с печи.

Балфрусс начал по ниточке вливать силу в огонь, и оранжевое пламя налилось красным, а затем побелело. Финн взял звездное железо в щипцы, сунул его печь и принялся поворачивать с боку на бок.

– Долго ты сможешь держать пламя? – спросил он.

– Пока могу, – ответил Балфрусс сквозь зубы, хотя от усилий тело начало саднить, да и пот на лбу выступил вовсе не от жара.

Спустя короткое время Финн достал из горна руду и положил ее на наковальню. На первый взгляд все было по-прежнему, однако Балфрусс, присмотревшись, заметил, что звездное железо из черного стало темно-фиолетовым, с серебряными прожилками. Финн коротко стукнул молотом, и металл зазвучал по-новому.

– Поддается, – удивился кузнец и сунул кусок обратно в огонь.

– Становится больно, – сказал Балфрусс, утирая пот с лица.

– Еще немного, – настаивал Финн, по-детски светясь радостью.

Балфрусс попробовал подавить нарастающую боль в голове, но та не желала исчезать и понемногу превращалась во что-то иное.

– Финн, – сказал он, однако кузнец не то притворился, не то и впрямь не услышал, уставившись в жерло печи, – и что только мог разглядеть в этом пламени?.. С торжествующим возгласом Финн достал руду из огня и вернул его на наковальню. Комок светился оранжевым светом, в котором еще виднелись серебряные прожилки.

Ровными, размеренными ударами Финн принялся ковать металл, и на этот раз он стал отзывчивее. Кузнец не видел ничего, кроме звездного железа. Балфрусс высвободил силу и опустился на землю, хватая ртом воздух, однако биение у него в голове не смолкло. Хуже того, оно не совпадало с ударами молота. Балфрусс решил, что лучший способ избавиться от шума – уснуть, и на минуту закрыл глаза.

Подняться его заставила тишина. Хотя кузнечный молот уже не стучал, барабан в голове продолжал выбивать дробь. Финн стоял возле кадки, опустив что-то в маслянистую воду, и улыбался, будто получил лучшую новость в жизни. Он с благоговением вытащил звездное железо из воды. Балфрусс ожидал увидеть выкованное оружие, но, к его разочарованию, это был всего лишь плоский кусок серого металла. Финн тем не менее с большой осторожностью поставил его на бок, потом взял мех с водой и сел на землю. Он предложил глоток Балфруссу, и тот надолго припал к меху.

– Такого еще никто не делал, – произнес Финн с широкой улыбкой. – Никто не ковал оружие из звездного железа. У меня бы на это ушло много недель.

– Не благодари, – сказал Балфрусс, поднимаясь с земли. Рука Финна, когда тот помог ему встать, дрожала от возбуждения.

– Как? Как тебе это удалось?

– Ты и сам знаешь.

– Можешь меня научить? – почти без колебаний спросил Финн.

– Могу. Начнем завтра вечером, если… – Балфрусс неопределенно махнул в сторону лагеря, – …если ничего не случится.

– Завтра вечером. Спасибо, Балфрусс. – Кузнец радовался так искренне, что маг поневоле ответил ему улыбкой.

* * *

Когда задремавшая у костра Элоиза проснулась, рядом был только Дариус. Балфрусс ушел на поиски Финна, Эко исчез в ночи, а Туле храпел в палатке.

Заметив ее пробуждение, супруг улыбнулся, потом снова уставился в огонь. Она знала этот взгляд.

– Что случилось?

– Расскажи мне, как погибла Красная башня, – сказал Дариус, чем очень ее удивил.

– Она пока цела, но с тех пор, как ушел Серый Совет, порядка не стало. Там обучают детей, которые сами туда приходят. Учителя разбрелись кто куда. У тебя на родине все иначе.

В Пустыне любого ребенка, проявлявшего чувствительность к магии, чествовали вместе со всей семьей и осыпали дарами. В каждом городе имелся особый храм, посвященный Создателю, где заведовали джаниди, священники-маги. В этих храмах монахи обучали детей и взрослых владеть способностью и управлять собственными чувствами, чтобы всегда держать силу в узде. Детей не забирали из дома в дальние края и не держали там взаперти. В конце обучения ученикам давали выбор: вернуться к обычной жизни или служить королю. Многие выбирали второе и в награду получали знак Эйилаха. Татуировка вовсе не служила рабским клеймом, как полагали некоторые на западе. Это был символ почета. Каждый с первого взгляда видел, что за человек перед ним.

– Нельзя это так оставлять. Когда мы вернемся домой, я поговорю с правителем. Джаниди могли бы брать в ученики детей с запада. Конечно, с королем Маттиасом я тоже посоветуюсь. Хорошо я придумала?

– Хорошо, но справиться с Финном это не поможет. – Дариус замолчал, однако лицо его нахмурилось. – Он мог тебя убить.

– Но не убил, – напомнила Элоиза.

– Он непредсказуем и ставит нас всех под удар.

– Меня, ты хотел сказать.

– Всех, – ответил Дариус, с трудом сдерживая гнев. – Сегодня он был в связке с тобой; завтра на твоем месте может оказаться любой из нас.

– Я показала ему кое-какие дыхательные приемы. Это могло бы стать хорошим началом, чтобы помочь ему управлять чувствами.

– Я не хочу, чтобы ты сражалась с ним в связке. Я тебе запрещаю!

Элоиза вскинула бровь и тут же обняла мужа.

– Если бы тебе нужна была покорная жена, ты бы взял ту уродину, которую твоя мать приводила домой, когда ты положил на меня глаз.

Нежная улыбка появилась на лице Дариуса, но быстро померкла.

– В день свадьбы я поклялся уважать и защищать тебя. И, кажется, у меня не очень-то получается.

– Все обойдется.

Дариус фыркнул.

– У тебя больше веры, чем у меня.

Элоиза крепко обняла мужа, и они вдвоем смотрели в огонь, пока мысли кружились на ветру, будто пепел. Отчасти она верила в то, что говорила, однако в глубине души беспокоилась за Финна. Он мог натворить дел. Сегодня во время битвы кузнец трижды каким-то чудом сдержал в себе вулкан силы. Не совладай он с собой, Элоиза, которая была с ним в паре, превратилась бы в пепел. Финну не хватало порядка. Он не думал наперед, не просчитывал ходы, а полагался на грубую силу, целиком отдаваясь чувствам. Пока он не справится со своими способностями, угроза не исчезнет. Оставалось надеяться, что Элоиза и Балфрусс сумеют на него повлиять. Пока еще не поздно.