Текст книги "Стрелок"

– Всего хорошего, – сказал Чарльз и, кивнув, направился к выходу. Толпа расступилась, пропуская его.

На выходе дежурный сказал Чарльзу, что его хотел бы видеть сержант, и указал на кабинет в конце коридора.

* * *

– Отличная стрельба, как я слышал, – сказал О’Мэлли, чье лицо, похоже, было сотворено из здоровенного куска говядины, а все остальное тело происходило из крупных кусков других парнокопытных. Его тушу плотно обтягивал синий мундир, все бронзовые побрякушки были должным образом начищены. Расчесанные на прямой пробор волосы были набриолинены, и в целом он представлял собой изящный довесок к миру, каждым своим дюймом – а их было немало – выглядя настоящим ирландским полицейским. – Прошел слух, у нас в тире появился серьезный стрелок. Вас всегда рады здесь видеть, хоть вы и федерал.

Он предложил Чарльзу сесть.

– Спасибо, сержант. Да, не скрою, в жизни мне пришлось два-три раза пострелять.

– Я слышал, речь шла о стрельбе на поражение.

– На войне, разумеется. Жаль все эти загубленные жизни, даже если говорить про немцев, но тут нужно попасть во врага до того, как он попадет в тебя. Затем по долгу службы пришлось столкнуться с вооруженными ребятами, и мое умение обращаться с оружием спасло мне жизнь. Сказать по правде – но я признаюсь в этом только человеку в синем, – мне, в общем-то, это нравится.

– Всем нам это нравится, шериф. Хотя я сам признаюсь в этом только человеку со значком. Так или иначе, я хотел познакомиться с вами, поговорить с метким стрелком и заверить вас в том, что вас всегда рады здесь видеть. Быть может, и мои ребята смогут чему-нибудь у вас научиться?

– Если так, буду только рад этому, – сказал Чарльз. – Но теперь, когда мы здесь одни, сержант О’Мэлли, я хотел бы прояснить другой вопрос. Не возражаете?

– Нисколько, – сказал ирландец.

– Я надеюсь привести своих ребят в порядок, – продолжал Чарльз, – и посмотреть, можно ли научить их уму-разуму, чтобы впредь никогда не повторилось то недоразумение, которое произошло в «Маленькой Богемии». Мне нужны лучшие стрелки в городе.

– О да, – согласился О’Мэлли, – разве это не похвально? Передать свои знания, приобщить всех этих адвокатов и счетоводов к стрельбе на поражение, чего, вероятно, им не дало их замечательное образование…

– Совершенно верно, – подтвердил Чарльз.

– О. Но, видите ли, тут возникает одна проблема. Мы не хотим отдавать свой тир посторонним на регулярной основе. Когда комиссар Оллмен собирается показать своим высоким гостям наше управление, он всегда заранее ставит меня в известность, и я поднимаю ребят в синем, так что когда комиссар спускается вниз, все дорожки заняты и все палят изо всех сил. Мы даже достаем парочку «Томми-ганов», и создается впечатление, что они у нас всегда при деле. Одним словом, идеальная огневая подготовка полиции. Комиссар счастлив. А когда счастлив комиссар, я тоже счастлив.

– Значит, я не могу рассчитывать на два вечера в неделю? Сюда можно приходить пострелять только по отдельности?

– Шериф может стрелять, когда только пожелает, поскольку всем известна его репутация честного слуги закона и все его уважают. А насчет остальных – боюсь, это невозможно. Конечно, они могут прийти, и если у нас будут свободные места, их пустят в тир. Но и всё. Вот так у нас обстоят дела, шериф. Сожалею.

– Полагаю, я мог бы сделать пожертвование какому-нибудь ирландскому обществу, и это разрешит проблему свободных мест?

– О, какая отличная мысль! Мне нравятся люди, которым не чужда благотворительность. Определенно, это поможет вашему делу. Вы быстро понимаете суть.

– Пусть мое просторечное произношение вас не обманывает. Я кое-что соображаю.

– Мне нравится человек, который понимает, что ему говорят.

– Вся беда в том, что бюджет у нас маленький и мы не сможем найти деньги на пожертвование в Пресвитерианскую общину Святой Марии по Первому округу.

– Ну, шериф, вы должны понять, что хоть вас я люблю и уважаю, вынужден довести до вашего сведения, что это ваша проблема, а не моя.

– А сочтете ли вы вашей следующую проблему: некоего итальянского джентльмена по имени Люченте Баррио, известного также как Счастливый Банан, в прошлый вторник видели выходящим из Пресвитерианской общины Первого округа, где, по слухам, он сделал еженедельное пожертвование. Однако поскольку Пресвитерианская община является общественной и, согласно федеральной лицензии, благотворительной организацией, вся его финансовая отчетность имеется в свободном доступе. И я на нее взглянул. Ваша организация утверждает, что общая сумма пожертвований не превышает пятнадцати тысяч долларов в год. Так вот, если Министерство финансов тряхнет Счастливого Банана и предложит ему десять лет за решеткой в обмен за показания о том, сколько в действительности он пожертвовал, и если эти деньги окажутся не оприходованы должным образом – я не говорю про налоги, успокойтесь, поскольку от благотворительной организации не требуется платить налоги с пожертвований, но она обязана полностью о них отчитываться, – Пресвитерианскую общину закроют за одну неделю. На федеральном уровне, а не на уровне штата Иллинойс. Сейчас, после ареста Большого Альфонса[16]16
  ^{Имеется в виду знаменитый гангстер Аль (Альфонс) Капоне, которого в 1931 г. наконец удалось отправить в тюрьму как раз за неуплату налогов.}


[Закрыть], Министерство финансов рьяно берется за подобные дела. И эта проблема будет уже вашей, сержант О’Мэлли, не так ли? И тот дом, который вы строите в Петроски, где такая замечательная рыбалка и такая чистая вода, – пожалуй, денег в загашнике не останется и нечем будет выплачивать закладную.

– Ах ты ублюдок! – воскликнул О’Мэлли.

– Никакой я не ублюдок, – спокойно возразил Чарльз. – Просто знакомлю своих друзей из чикагской полиции с порядками Арканзаса.

Глава 11

Маклин, штат Вирджиния

Наши дни

– Ты когда-нибудь слышал о «дыре памяти»? – спросил Ник.

– Э… да, кажется, это откуда-то.

– Из романа «1984» Джорджа Оруэлла. Работа героя книги заключается в том, чтобы переписывать прошлое. Все происходит в условиях диктатуры, и девиз государства гласит: «Тот, кто контролирует прошлое, контролирует будущее; тот, кто контролирует настоящее, контролирует прошлое». Так что этот тип роется в подшивках лондонской «Таймс» и стирает фамилии тех, кто теперь считается предателями. Он переписывает статьи без упоминаний о них, а оригинал бросает в «дыру памяти», где тот сжигают. Так что на самом деле «дыра памяти» – это дыра забвения.

– Хорошо, я понял.

Они сидели в кабинете Ника, у стены почета со свидетельствами его звездной карьеры в ФБР, коллекцией видеодисков с вестернами с участием Джона Уэйна, компакт-дисками симфоний Шостаковича и библиотекой книг по американской истории. Большой дом в колониальном стиле стоял в тенистом тупике жилого пригорода Вашингтона, жена Ника ушла куда-то по делам, день близился к вечеру, и друзьям было очень уютно вдвоем. Это было все равно что старый виски, и Ник действительно потягивал этот напиток, хотя Боб и не пил.

– Взгляни сюда, – предложил Ник, указывая на стол.

Там лежали пачки ксерокопий, с желтыми наклейками с указанием содержимого: Джон Диллинджер, Малыш Нельсон, Гомер ван Митер и так далее.

– Так вот, – продолжал Ник, – я изучил все это очень внимательно. Никаких упоминаний о твоем деде. Никаких Чарльзов Свэггеров. Он не существовал. Официально этого человека никогда не было.

– Я тебя понимаю, – сказал Боб. – Но тем не менее…

– Да, остается «тем не менее», громадное «тем не менее».

Боб отпил глоток теплой диетической кока-колы; лед растаял, что существенно ухудшило ее вкус. Теперь это было похоже на карамель, разбавленную оленьей мочой.

– Дружище, как мне хочется присоединиться к тебе, – сказал Ник, поднимая стакан выдержанного виски со льдом. – Но, сам понимаешь, врачи приказали. Что я могу поделать?

Он пригубил коктейль, наслаждаясь его мягким вкусом.

– Проклятие, какой же у него хороший запах, – пробормотал Боб.

– Братишка, ты бы попробовал, какой у него вкус!.. Ну да ладно, вернемся к концепции «дыр памяти». Как позволяют предположить определенные указания, твоего деда выбросили как раз в такую, и он бесследно исчез.

– Ты полностью владеешь моим вниманием, – сказал Боб.

Ник взял свой первый экспонат, страницу из дела Диллинджера. Боб увидел, что некоторые слова выделены прозрачным желтым маркером. Присмотревшись, он увидел, что везде выделено одно и то же слово.

– Бо́льшую часть машинописных работ в чикагском отделении выполняла очень способная женщина по имени Элейн Донован, секретарша Первиса, – продолжал Ник. – Она была великолепной, опытной машинисткой, тут никаких сомнений, и очень прилежной, просто первый класс. Ее инициалы «ЭПД» можно встретить повсюду, по другую сторону от косой черты, обозначающей автора, «МП», «ХК» или «СК» – Мелвина Первиса, Хью Клегга или Сэмюэла Коули, трех восточных царей. Но в некоторых делах примерно каждая четвертая страница напечатана кем-то другим. Тот же кабинет, та же пишущая машинка, другой машинист. Если присмотришься внимательно, ты увидишь, что левая рука у миссис Донован была очень сильная, и она ударяла по клавишам Q, W и Е с большой силой. Но тот, кто печатал вставленные страницы, не был левшой, и у него удары по Q, W и Е гораздо слабее. Не пойми меня превратно, он хорошо печатает, не делает опечаток, на клавиатуре виртуоз, но в одном пучке мышц на левой руке ему недостает силы.

Боб посмотрел на выделенное желтым слово и увидел, что это действительно так, особенно в отношении «Е», поскольку их было больше всего, и они выдавали машиниста с головой. Эти «Е» были заметно слабее, иногда удару совсем не хватало силы, и буква не пропечатывалась целиком.

– И эти страницы вставлены в…

– Да, да, – подтвердил Ник, – речь идет не о дополнительных страницах, добавленных в начало или в конец, а о перемежающихся страницах – находящихся в теле работы, которые естественным образом продолжают читаться с предыдущей страницы и так же естественно продолжаются на следующей. Я хочу сказать вот что: кто-то перепечатал только эти страницы, выбросил оригиналы и сделал замену. Что общего в новых страницах? Хороший вопрос. Жаль, что ты его не задал.

– Что общего в новых страницах? – спросил Боб.

– На всех этих страницах упоминается некий агент по имени Стивен Т. Уоррлис.

Боб снова изучил документ и теперь заметил, что имя агента выделено красным.

– Никто никогда о нем не слышал. А это уже что-то значит. Он не упоминается в мемуарах, его нет в списках сотрудников Бюро, он не значится в обществе бывших агентов, вышедших на пенсию, его нет в описаниях кампании тридцать четвертого года против гангстеров.

– Это фикция?

– Не просто фикция, а очень специфическая фикция, разработанная на заказ. В имени «Стивен» шесть букв, затем пробел, одна буква и точка среднего инициала, опять пробел и семь букв фамилии. В целом имя и фамилия занимают столько же пространства, как и «Чарльз Ф. Свэггер»; то есть если документы были перепечатаны, строки остались той же длины и не сдвинулись. Достаточно было только перепечатать страницы с именем Уоррлиса и оставить все остальные.

Боб задумался, впитывая все это. Кто-то, не Элейн Донован, предпринял значительные усилия, чтобы заменить страницы с именем Чарльза на другие, с упоминанием фиктивного агента. Разумеется, это если имя Чарльза действительно присутствовало на оригинальных страницах.

– Во имя всего святого, зачем это кому-то могло понадобиться?

– Это также означает, что были изъяты платежные ведомости, донесения – все бумажные следы работы Чарльза в Отделе. Конечно, точнее сказать, это может означать такое, и ipso facto[17]17
  ^{В силу самого факта (}лат.).


[Закрыть] это нельзя считать доказательством. Однако никакого другого объяснения быть не может. Шансы того, что у кого-то еще было имя, полностью совпадающее с длиной печатного текста пишущей машинки «Ундервуд» модель 11-7Б, пренебрежимо малы.

– Картина ясна. На Чарльза разозлились очень могущественные люди.

– Чертовски разозлились, – подтвердил Ник. – И он оказался в «дыре памяти».

Глава 12

Саут-Бенд, штат Индиана

30 июня 1934 года

Джек заметно нервничал. Он устроился неподалеку от непримечательного входа в Национальный торговый банк – это был не храм денег в древнеегипетском стиле, а простой фасад на Мичиган-стрит, под большими часами, зажатый между ювелирным магазином и ломбардом. Поджав губы, Джек курил сигару, бледный как полотно. Он был без плаща, потому что у него не было длинноствольного оружия.

Но он кивнул – подал знак, указывающий на то, что в назначенное время с почты прибыл почтовый инспектор со всеми деньгами. Хотя, о чем сообщил палец, всего один, а не двое.

– Отлично, – сказал Джонни. – Деньги пришли.

– Этот мальчишка надрищет в штаны, словно пьяный бродяга, которого заперли в кутузке, – сказал Гомер, как всегда, желающий сострить.

Остальные, сидящие в большом «Гудзоне», который Гомер медленно вел по улице, не сказали ни слова. Все тоже нервничали, ибо каким бы ни был опыт, когда в игру вступает оружие, когда начинают действовать силы, когда в воздухе свистит свинец, становится опасно. Вместо этого – учащенное дыхание, ненужная суета с оружием, сознательная релаксация, призванная справиться с возбуждением, мечущимся по салону машины подобно насекомым, угрожая усесться на кого угодно. Один только Джонни оставался совершенно спокоен.

– Всё в порядке, он хороший парень, – помолчав, сказал Диллинджер. Затем добавил: – Пока не останавливайся. Гомер, объезжай квартал еще раз, хорошо?

– Кукареку, уже кручу, – ответил Гомер, оглядываясь по сторонам в поисках полицейских.

Тем временем Лес, «Томпсон» с полностью снаряженным барабаном – сорок девять «сорок пятых», – под пиджаком на три размера больше (рукава доходили до кончиков пальцев, что придавало Лесу ребяческий вид, и шляпа, слишком большая, надвинутая слишком низко, только усиливала это впечатление: Микки Макгуайр с автоматом), размышлял над тем, как прикончить Гомера, – чисто чтобы не думать о тридцати фунтах стального пуленепробиваемого жилета, надетого под рубашкой, и маленьких муравьях пота, ползущих по спине.

– Нас ждут большие деньги, – произнес нараспев Гомер.

– Заткнись, певун из водевиля, – проворчал Чарли Флойд. – Прибереги свои шуточки для тюремного душа, когда там с тобой станут забавляться ниггеры.

Всё как в семье: все друг друга терпеть не могут, за исключением Джонни. Он – старший брат.

Гомер молча провел здоровенный «Гудзон» по Мичиган, свернул на Уэйн, затем с Уэйн на Главную. Он вел машину аккуратно, потому что все может пойти к черту из-за маленькой царапины на бампере или если полицейский заметит, как ты остановился под запрещающим знаком или проскочил на желтый сигнал светофора. Этот квартал маленького городка в центре Индианы проплывал в ярком солнечном свете мимо окон справа, открывая картины жизни американской глубинки, ничего не значащие для находящихся в машине, поскольку они сознательно предпочли жить вне ее чистого порядка, оптимизма, размеренности и спокойствия. Ими двигало не просто желание обладать тем, что им не принадлежало, но также потребность быть вне закона, не признавать никаких правил, иметь вес в своих собственных глазах, совершать дерзкие ограбления и, зная о неизбежном конце, упиваться своей репутацией до того самого мгновения, когда последняя полицейская пуля не попадет в цель, отправив каждого из них истекать кровью в сточной канаве в ожидании кареты «Скорой помощи», которую никто не удосужился вызвать.

Машина снова повернула направо на Джефферсон, после чего обогнула последний угол и вернулась на Мичиган-стрит, и поскольку никто не потрудился освободить место у тротуара, Гомер остановился прямо посреди проезжей части, во втором ряду. А почему бы и нет? Работа предстоит быстрая; им придется иметь дело с неотесанной деревенщиной.

– Хе, – усмехнулся Гомер, – нам могут выписать штраф за неправильную парковку.

Он не стал глушить двигатель, поставил машину на стояночный тормоз и прижал свой «Винчестер» калибра.351 к мешковатой штанине джинсового комбинезона, поскольку оделся по-деревенски, чтобы они не выглядели как одна команда.

Последняя сверка с Джеком, снова кивнувшим, на этот раз указывая на то, что полицейских нет ни внутри, ни на улице и вообще поблизости не шатается никто подозрительный.

Пришла пора работать.

– Нас ждут большие деньги, – пропел Гомер, повторяя глупый ритм песни из кино, – нас ждут большие деньги.

* * *

Рявкать лучше всего получалось у Чарли, поэтому первым пошел он. С силой ударил в двустворчатые двери, шагнул во внутреннее помещение, далеко не такое навороченное, как в других банках, где ему довелось побывать, пропустил Джонни к двери, ведущей к кабинкам кассиров сзади, после чего вытащил свой здоровенный страшный «Томпсон», картинно помахал им, как это делают в кино, и крикнул во весь голос:

– Всем на пол!

Никто не лег на пол. Никто даже не обратил на Чарли внимания. Операционный зал был заполнен клиентами, у всех, похоже, были какие-то неотложные финансовые вопросы, и все, следовательно, сосредоточенно склонились над своими банковскими книжками или стояли у красивых высоких столов и возились со счётами – ибо никто из этих жителей Среднего Запада, само собой, не доверял банкам, поэтому они сами подсчитывали свои проценты с точностью до цента, записывая результат «вечным» пером.

На какое-то мгновение Чарли захлестнула если не паника, то полное отчаяние. Что не так с этими идиотами? Он оглянулся на Джонни, сунувшего руку под пиджак, готовясь выхватить свой «сорок пятый». Как кассир банды, которому предстояло забирать деньги, он не мог позволить себе длинноствольное оружие.

Кивнув, Джонни показал ему взглядом: «какого черта!», и Чарли поднял дуло никем не замеченного «Томпсона» к потолку. Большим пальцем опустил флажок предохранителя, приводя оружие в «горячее» состояние, и продолжил поднимать его. А когда оно стало должным образом направлено в потолок, нажал на спусковой крючок.

* * *

Лес не заходил внутрь. Его задача заключалась в том, чтобы дойти до конца квартала и занять место на углу Мичиган и Уэйн, поскольку полицейские потащат свои задницы по Главной, и именно он должен был убедить их искать себе другое занятие несколькими очередями из своего «Томми», которые заставят полицейских врезаться в бордюр или в припаркованные машины. Если честно, Лес очень на это рассчитывал. Он ничего не любил так, как гидравлический удар отдачи, фонтан стреляных гильз, вырывающиеся пороховые газы, сияние из дула, подобное замедленной фотовспышке, и, превыше всего, восхитительную драму, видение мира, впавшего в хаос и анархию после того, как его пули разорвут в клочья все, к чему прикоснутся.

И тут Лес услышал очередь, раздавшуюся в банке.

«Отлично, – подумал он, – сейчас начнется настоящее веселье».

После чего послышался выстрел у входа в банк, где стоял со своей винтовкой Гомер.

* * *

Он увидел полицейского раньше, чем тот увидел его. У Гомера не было для него анекдотов, поскольку все позывы веселья покинули его и он полностью сосредоточился на деле, на своей собственной личности, состоявшей практически исключительно из готовности использовать силу и жажды преуспеть в ограблении банков. Деньги даже не были самым главным. За неуклюжими шутками скрывалось честолюбивое стремление преуспеть в своем ремесле. Оно приносило ему дорогую одежду, новенькие автомобили и жарких женщин вроде Микки Конфорти, знающей такие вещи, о существовании которых Гомер даже не подозревал.

Но даже несмотря на то, что образ молочно-белых ляжек Микки никогда не покидал его сознание, когда Гомер услышал донесшуюся изнутри очередь из «Томпсона», такую громкую, что от нее задрожали чашки в блюдцах, оконные рамы и полицейские, он тотчас же понял, что все изменилось, и то, что должно было стать быстрым налетом «пришел и ушел», превращается в безумную перестрелку, и если не действовать напористо и быстро, тебя схватят в ближайшем переулке.

В тот же момент Гомер мгновенно увидел полицейского, регулировавшего движение на перекрестке, который теперь приближался осторожно, пригнувшись, словно идущий в атаку пехотинец, неуверенный, испуганный, но с револьвером в руке. Гомер не терял ни секунды. Приклад винтовки калибра.351 четко поднялся к плечу в тот самый момент, когда указательный палец нашел спусковой крючок, напрягшиеся мышцы крепко прижали оружие, а глаз отыскал бусинку мушки и сфокусировал на ней взгляд, в то время как синий мундир полицейского в семидесяти пяти ярдах от него остался размытым. Палец Гомера, обученный искусству общения со спусковым крючком, надавил четко и точно, и винтовка выстрелила. Значительная часть отдачи была поглощена механизмом автоматического перезаряжания, который выбросил стреляную гильзу, принял в патронник новый патрон, запер затвор и снова взвел курок. Полицейский словно удлинился от удара пули прямо в грудь, затем потерял всю поступательную энергию, попытался удержаться прямо компенсирующим движением ноги, но вместо этого согнулся, развернулся и упал на асфальт, где застыл в неестественной неподвижности. Но больше стрелять было не в кого, поскольку прохожие на улице в панике бросились врассыпную, прочь из-под огня. Гомер принялся искать цели в синем.

* * *

Услышав винтовочный выстрел, Лес перестал притворяться человеком, прячущим автомат, и превратился в человека, держащего автомат в руках. «Томпсон» вынырнул из-под плаща, и Лес в который раз проникся любовью к этой большой штуковине, венцу красоты в его глазах, чувствуя, как его пальцы сомкнулись на передней рукоятке, стиснули пистолетную рукоятку (снимать пистолет-пулемет с предохранителя было не нужно, поскольку Лес не верил в предохранители и повсюду носил свое оружие в «горячем» виде), а приклад зажат под рукой и давит на ребра.

Один только этот образ из полусотни фильмов – вооруженный до зубов гангстер, водящий из стороны в сторону дулом своего «Томпсона», лицо угрюмое и беспощадное, зубы стиснуты, шляпа низко надвинута на глаза, – обратил толпы прохожих в панику, и Лес смотрел – это было смешно, люди роняли свои сумки, мамаши хватали детей, папаши закрывали собой своих близких от убийцы, – как все вокруг стало двигаться спазмами и рывками, как исчезли все мысли сохранять пристойность, как люди побежали словно очумевшие, спотыкаясь, падая, поднимаясь с земли. Они были похожи на клоунов. Это было просто здорово!

И тут Лес получил пулю.

* * *

Штукатурка посыпалась с потолка там, где ее разорвали пули Чарли. Как и следовало ожидать, все клиенты застыли, словно парализованные; затем, по второму приказу Чарли, повалились на пол, объятые слякотным, унизительным страхом. Джонни ворвался в дверь, размахивая «сорок пятым», и крикнул:

– Кассиры, руки вверх, не стройте из себя героев, банку на вас наплевать!

Быстро и профессионально он прошел по проходу, доставая засунутые за пояс мешки для муки и раздавая по одному каждому кассиру.

– Вы бросаете крупные купюры в мешок, запихиваете в карманы мелкие, столько, сколько влезет, закрываете мешки и протягиваете их мне. К тебе это также относится, сестренка, – добавил он, приставив пистолет к голове женщины в годах.

Женщина на мгновение застыла. Затем, сглотнув комок в горле, оттаяла.

– Вот умница, – продолжал Джонни, – я знал, что ты меня не подведешь.

Подмигнув женщине, он дошел до конца прохода, раздал шесть мешков, затем двинулся обратно, собирая их, теперь уже тяжелые от пачек денег внутри. Но это было еще не все. Перекинув через левую руку шесть мешков, Джонни ногой распахнул дверь в контору, где среди столов с арифмометрами стояли с серыми лицами мужчины в костюмах.

– Я – Джон Диллинджер, – сказал Джонни, – и вы знаете, зачем я здесь. Где деньги с почты? Папаша, у тебя важный вид; где они?

Он сделал мудрый выбор. У старика не было никакого желания перечить ему, никаких позывов к геройству, никакого стремления получить неприятности или боль. Он слабо указал на два брезентовых мешка на столе, запертых навесными замками, с большими буквами «ПОЧТА США», нанесенными официальным шрифтом сбоку.

– Именно ради этого мы сюда и пришли, папаша; ты просто прелесть! – сказал Джонни.

Как мужчина сильный, он без труда подхватил левой рукой оба мешка, а «сорок пятый» оставался в непрерывном движении, обводя застывших управляющих и вице-президентов.

– Приятно иметь с вами дело, ребята, – очаровательно улыбнувшись, закончил Джонни.

Развернувшись, он присоединился к Чарли, и они направились к выходу. Но тут, казалось, Великая война вернулась на землю и приземлилась прямо на Мичиган-стрит, Соединенные Штаты Америки.

* * *

Лес сообразил, что не умрет, хотя ощущение было таким, будто его хорошенько лягнули в грудь. Мгновение он пребывал в тумане, затем вспомнил: пуленепробиваемый жилет! Как мудро он поступил! Однако тотчас же вскипела обжигающая ярость, раскаленная добела и спазматическая. Лес обернулся и, не увидев стрелявшего, решил: «Какого черта, это заставит их опустить головы!»

Он выпустил длинную очередь, не целясь никуда конкретно, и пули заплясали повсюду, разбивая стекла витрин на каскады града, поднимая над улицей ураганы мусора, с глухим стуком ударяя в бамперы и капоты брошенных машин, оставляя в них полудюймовые язвы.

Это было очень весело.

И тут – что произошло со всеми этими людьми, сперва в него стреляют, затем вот это! – какая-то обезьяна запрыгнула Лесу на спину и принялась колотить его по рукам, пытаясь вынудить бросить оружие.

«Ах ты сукин сын!» – подумал Лес и что есть силы задом ударился в стену, чувствуя, как неизвестный у него на спине расплющился от удара. Высвободив руку из захлестнувших его объятий, исхитрился три-четыре раза ткнуть локтем обезьяне в ребра. После чего снова врезался своей ношей в стену, услышал, как существо крякнуло от боли, все это время отчаянно пытаясь освободиться.

Все бесследно исчезло. Ни ограбления банка, ни «Томми», ни чертова Саут-Бенда – только этот ублюдок, усевшийся на нем верхом, вцепившийся в него изо всех сил, словно Лес был брыкающимся жеребцом. Наконец Лес почувствовал, как объятия разжимаются, и тогда он снова ударил задом, и на этот раз герой, стеная от боли, сполз с него.

Развернувшись, Лес обнаружил подростка с копной растрепанных волос. Он отступил назад, а мальчишка в страхе поднял руки, пытаясь защититься от того, что приготовила для него судьба, поэтому Лес врезал ему прикладом по лицу, с удовлетворением почувствовав влажный шлепок соприкосновения. Парень налетел спиной на стекло, то поддалось, и он упал в водопаде искрящихся брызг и застыл, усыпанный бриллиантами и осколками, в витрине ювелирного магазина.

– Козел! – крикнул Лес парню и убил его, растерзав упавшее тело очередью пуль сорок пятого калибра, выбросивших в воздух брызги и клочья плоти.

Затем развернулся и, все еще пылая яростью на мир, лишивший его заслуженных достоинства и изящества, выпустил еще одну длинную очередь в никуда – и как меткий стрелок поразил цель.

Однако его мгновение царственной победы улетучилось, когда, слишком близко, черт побери, стекло машины разлетелось на атомы, после того как кто-то пальнул в него из ружья двенадцатого калибра, промахнувшись и разнеся вместо этого стекло. Лес обернулся, чтобы ответить дерзкому обидчику, не увидел стрелявшего и поэтому просто разрядил остаток барабана в город. Ему потребовалось несколько секунд на то, чтобы открыть защелку, отъединить барабан, отшвырнуть его, схватить второй, который все это время был засунут за пояс брюк на спине и не освободился без борьбы, откатиться в сторону и вставить тяжелую штуковину на место – для надежного соединения нужно было вставить стальную «губу» в пазы, выточенные с обеих сторон в ствольной коробке. Наконец Лес передернул назад затвор и, престо, вернулся в бой.

* * *

– Так, народ, мы с вами еще не закончили! – крикнул Джонни, обводя своим «сорок пятым» банковских служащих в конторе. – Шевелите задницами, зарабатывайте свою долю!

Три человека испуганно переглянулись, однако здоровенный «Кольт» Джонни был более убедительным аргументом, поэтому они повиновались, даже несмотря на то, что снаружи бушевало новое сражение на Сомме.

– Ребята, окружите нас, – продолжал Джонни. – И успокойтесь, ваши друзья не станут в вас стрелять. И кто же будет их в этом винить?

Трое банковских служащих заняли позиции вокруг Джонни и Чарли, и все пятеро неловко направились к двери и на улицу, где полиция – подоспело много сотрудников, укрывшихся за брошенными машинами – тотчас же открыла огонь.

* * *

Гомер охотился на цели. Он выстрелил в полицейского с ружьем, который только что проделал дыру в окне машины рядом с Лесом, целясь низко, не чтобы убить, а чтобы обратить в бегство. Похоже, легавые были повсюду – кто знал, что их так много в этой сраной дыре? – и Гомер открыл по ним огонь, неизменно всаживая пулю не в полицейского, а рядом с ним, заставляя его развернуться и отступить. Но если он не попадал в полицейских, то и они не попадали в него, и свинец, градом заполнивший воздух, был по большей части бесполезным.

Оглянувшись на Джека, стоявшего у входа с противоположной стороны, Гомер увидел, что тот застыл неподвижно, и крикнул:

– Проклятье, стреляй! Гони их назад, не стой как истукан!

В этот момент двери банка распахнулись и появилась толпа, оказавшаяся Джонни, Чарли и тремя заложниками. Если полицейские и оцепенели, то меньше чем на мгновение, потому что они тотчас же открыли огонь, и какой-то тушканчик в синем с ружьем пробрался слева и дважды выстрелил по группе, но целясь низко. Заложники распластались на земле, а Чарли взвыл от боли, но быстро пришел в себя и отправил флотилию пуль наказать стрелявшего.

– Уматываем отсюда! – крикнул Джонни. – Бабло у меня!

– Да, да, уходим! – крикнул в ответ Гомер, хватая Чарли, чтобы направить его к машине, хотя нога подельника после заряда двенадцатого калибра оставляла кровавый след.

Гомер, балагур и шут из водевиля, был бесподобен. Отправив Чарли в путь, он выпрямился во весь рост, вставил в винтовку новую обойму и перешел в режим каменного изваяния, спокойный, сильный, не знающий дрожи и сомнения, обеспечивающий прицельный огонь рядом с полицейскими, но не в них, а тем временем остальные трое добрались кое-как до машины, подобно барабанщику, дудочнику и знаменосцу с картины про Янки Дудла[18]18
  ^{Имеется в виду знаменитая картина «Дух 76-го года» американского художника А. М. Уилларда (1836–1918).}


[Закрыть]. Как только они сели в машину, Гомер крикнул Лесу, только что закончившему перезаряжать свой «Томпсон», присоединиться к ним.

Кивнув, Лес поднялся с земли и побежал, прикрывая себя стрельбой с одной руки, производя много шума, но мало результата, в то время как Гомер, вновь безупречный герой, стоял, спокойно стреляя, сдерживая полицейских прицельными пулями меткого стрелка, предписывающими получателям не поднимать голову, если им хочется остаться в живых.