Текст книги "Гавана"

Глава 19

Эрл недоумевал, где же морские пехотинцы. Согласно графику, конгрессмен должен был сегодня отправиться с эскортом вооруженных морских пехотинцев на военно-морскую базу Гуантанамо для двухдневного инспекционного тура. Но, прибыв утром в посольство, Эрл не увидел ни одного морского пехотинца, кроме двоих одетых в парадную форму часовых у ворот.

Он вошел внутрь и обнаружил дежурного сержанта в комнатке службы безопасности, в которую можно было войти прямо из вестибюля, миновав визовый отдел.

– Сержант, а где же джипы? – спросил он. – Неужели до сих пор не приехали?

– Ганни[31]31
  Ганни – жаргонное сокращение звания ганнери-сержант, одного из высших сержантских званий в морской пехоте США.


[Закрыть], эскорт отменили. Понятия не имею почему. Когда я в шесть утра заступил на дежурство, мне сказали, что никакого эскорта не будет.

– О боже! У тебя есть хоть какие-нибудь догадки, что за умник мог до этого додуматься?

– Нет, ганни.

– Тогда скажи мне хотя бы, что у тебя имеется в оружейной комнате посольства.

– Главным образом дробовики. Знаете, эти старые короткоствольные помповые «винчестеры» калибра ноль девяносто семь.

– Наверно, их завез сюда еще Тедди Рузвельт[32]32
  Рузвельт Теодор (1858–1919) – 26-й президент США (1901–1909).


[Закрыть]. Можно мне выбрать один?

– Можно-то можно, но знаете, ганни, это большая волокита. Вы должны получить письменное разрешение посла. Без его санкции из оружейки ничего не выносится. Но мне кажется, что, если конгрессмену что-нибудь приспичит, ему достаточно сказать об этом, и все будет исполнено.

– Знаешь, ты, наверно, прав.

Эрл прошел на задний двор, в гараж, где кубинские рабочие уже заканчивали намывать и полировать черный «кадиллак» конгрессмена. Рядом сидел, развалившись на стуле, наблюдавший за ними американец.

– Ты проверил эту штуку? – спросил Эрл у главного механика посольства.

– Проверял вчера, – резко бросил тот.

– Ладно, а сегодня проверь еще раз. Я вовсе не хочу, чтобы в этих проклятых джунглях у нас полетел бензонасос или лопнул ремень вентилятора. Ты меня понял?

– Эй, а ты знаешь, что я работаю не на тебя, а на государственный департамент?

– Тебе, наверно, довелось послужить на флоте?

– Двадцать лет. Вышел в отставку в чине младшего боцмана. Тебе это что-нибудь говорит?

– Говорит. И все же проверь эту проклятую колымагу, – сказал Эрл. Он наклонился вперед, вперил в лицо механика прожигающий насквозь сержантский взгляд и добавил: – Или я устрою так, что конгрессмен отправит тебя прямиком на Северный полюс. Заодно проверь шины и масло. Я хочу, чтобы эта машина работала как часы.

Мужчина тяжело вздохнул и взялся за работу, а Эрл внимательно следил, как он осматривает автомобиль, залезая по пояс под капот, вынимает масломер, подтягивает ремень вентилятора, не пропуская ни одной мелочи, хотя и показывая всем своим видом, насколько ему противно это занятие.

– Молодец, сынок, хорошо постарался, – сказал через некоторое время Эрл, взглянув на часы. Он наконец-то увидел Лейна. – Мистер Броджинс…

– Да, Эрл, в чем дело?

– Сэр, что случилось с эскортом? В плане, который я видел, предусматривалось, что нас всю дорогу будут сопровождать два джипа с морскими пехотинцами.

– Конгрессмен изменил свой план. Он решил, что лучше держаться не так заметно, чтобы присутствие американцев не ассоциировалось с оккупационной армией.

– Мистер Броджинс, я…

– Эрл, какой же вы все-таки зануда! Вечно вы встреваете! Каждый день у вас какие-нибудь дурацкие придирки. Так решил конгрессмен. Решения принимает только он, неужели вам до сих пор непонятно?

– Это я вполне понимаю. Но я чувствовал бы себя куда в большей безопасности, если бы с нами было несколько обученных, подтянутых молодых солдат в хаки или парадной форме. Это сразу напугало бы…

– Эрл, вы же знаете босса. Он может захотеть где-нибудь остановиться. Скажем, выпить рому. Вы же знаете его привычки. Хорошо знаете.

– Да, сэр. В таком случае попросите посла подписать бумагу, чтобы мне выдали дробовик из оружейной комнаты. Я хорошо спрячу его, и у нас будет мощная пушка, которая в случае чего может пригодиться.

– Эрл, я уверен, что ничего такого не понадобится.

Свэггер разозлился. Его глаза превратились в узкие щелки, их взгляд стал твердым и тяжелым, дыхание сделалось частым и резким.

– Черт возьми, Броджинс, меня не интересует ваше мнение. Если вы хотите, чтобы наша маленькая поездка прошла без неприятностей, то должны позволить мне решать, что делать для обеспечения безопасности! Вы меня понимаете? Если что-нибудь случится, то мне останется лишь без толку размахивать этим дурацким пистолетиком.

– Эрл, ради всего святого, скажите, каких ужасов вы ожидаете? Ведь мы же находимся в самом настоящем земном раю.

– Нам предстоит проехать через всю страну по разбитой вдребезги дороге, по которой не ездит ни один американец, кроме военных. Почему мы не летим туда на самолете?

– Босс не хочет тратить деньги налогоплательщиков на перелеты. Поезда здесь просто ужасны, а дорога по морю займет слишком много времени.

Он повернулся и удалился, оставив Эрла стоять посреди двора. Эрл смачно сплюнул в пыль и посмотрел в сторону. Увидел, что отставной боцман уставился на него, и ожидал встретить издевательскую ухмылку. Но у механика оказалось такое выражение лица, будто он узнал Эрла с новой и приятно удивившей его стороны.

– Что ж, ганни, я все проверил. Сочувствую тебе. Эти парни, политики, то и дело норовят завязать лишний узел, где не надо.

– Это точно.

– Знаешь, я несколько лет прослужил в Гуантанамо, до войны. Так что могу сказать, к чему тебе нужно подготовиться. Если этот конгрессмен настолько слаб на передок, как все здесь говорят, то он прежде всего отправится в Гитмо-Сити. Там в двух кварталах больше публичных домов, чем в Гаване на двух квадратных милях. В конце концов, это же портовый город.

– Представляю себе!

– Очень возможно, что ты будешь вынужден проломить черепа еще nape-другой сутенеров. Я на твоем месте был бы наготове.

– Значит, мне снова разгребать дерьмо, так, что ли? А тебе приходилось ездить туда?

– Да. Дороги здесь хороши. Никаких проблем не будет. Почти на всем протяжении острова все должно быть в порядке. А вот поближе к Сантьяго я смотрел бы в оба. Там большие горы. И еще надо быть повнимательнее, проезжая по провинции Сьего-де-Авила. Там по большей части пустынные болотистые места. Американцев там видят очень и очень нечасто. Болота да непроглядные джунгли. Знаешь, такие, как в Индонезии. Ты бывал в тех местах?

– Приходилось.

– Тогда ты должен понимать, что я имею в виду.

– Похоже, что понимаю. Спасибо, дружище. Извини за грубость.

– Это пустяки, сержант. Я и так знаю, что ты был в Индонезии и в других местах Тихого океана. Знаю, какую медаль ты получил. И теперь могу точно сказать, что у тебя от этого не закружилась голова.

– Это не в моих привычках.

Эрл подмигнул новому приятелю и зашагал обратно в главное здание, чтобы изучить по карте маршрут поездки.

Глава 20

Спешнев впервые услышал об этом, когда сидел в кресле парикмахера с лицом, обложенным обжигающе горячими полотенцами. Он приходил сюда – обычно это был каждый четвертый день – после своих тайных посещений казино ради пополнения оперативного бюджета за столом для блэк-джека. Поэтому он сейчас думал только о цифрах. Цифры должны были держаться в памяти как приклеенные, никогда не выпадать, всегда оставаться на своих местах, словно были написаны на доске, где он мог бы их прочитать при первой необходимости. Но это не требовало от него умственных усилий, как и все игры, в которые ему приходилось играть. Так уж был устроен его разум – разум игрока. Его волнение никогда не превышало определенных пределов, а разум искал и находил пути, позволяющие одержать верх над правилами и стратегией.

И вот когда он сидел, медленно выходя из этого столь необходимого состояния, до его слуха неизвестно откуда донеслась одна-единственная фраза по-испански:

– Говорят, это будет великое дело.

Случалось, что он не улавливал отдельных слов, поскольку учил в свое время классический кастильский диалект испанского языка, а кубинцы говорили более торопливо и не так внятно, как в Старом Свете. «С» они произносили без кастильского пришепетывания, а твердо и отрывисто, как андалузцы. Хуже того, они выговаривали слова очень нечетко (в чем сказывался разболтанный образ жизни Латинской Америки), проглатывали окончания множественного числа, а частенько и полностью завершающие слоги в словах.

Но эту фразу он расслышал ясно: «Говорят, это будет великое дело».

– Что?

– Я не знаю.

– Они всегда так говорят.

– Нет, на этот раз все будет по-настоящему. Я слышал, что тут заправляет этот молодой парень.

Говоривший прошептал имя своему спутнику. Спешнев не смог его разобрать, но был уверен, что произнесено было двухсложное слово с ударением на первом слоге.

Неужели?.. А что, вполне возможно.

Но в следующий момент разговор затих, и когда полотенца были сняты, в помещении никого не было. Эти двое уже ушли.

– Сэр, я заинтригован, – обратился Спешнев к парикмахеру, когда тот намылил ему лицо и принялся править бритву. – Эти двое… их разговор… Как по-вашему, был в нем какой-нибудь смысл?

Парикмахер подозрительно уставился на Спешнева, как будто тот не был его постоянным посетителем.

– Я не знаю, о чем вы говорите. Мне некогда слушать болтовню всяких бездельников.

– Да-да, я вас понимаю, – ответил Спешнев.

И началась пытка, которая продолжалась все десять, а то и двенадцать часов, пока парикмахер брил его.

Нет, конечно же, на самом деле это продолжалось всего лишь десять или двенадцать минут, но для русского они тянулись так долго, что под конец он уже трясся от нетерпения.

– Сэр, расслабьтесь, а не то я вас порежу.

– Простите, простите… – пробормотал Спешнев, не шевеля губами.

Когда бритье наконец закончилось, он встал, расплатился и поспешно вышел. Ну, и куда теперь? Может быть, на рынок, что на Пласа-де-ла-Катедрал? Там постоянно толпятся всякие бездельники, в том числе доморощенные радикалы и реформаторы. Торопливо шагая по забитой людьми узкой морщине, называвшейся улицей Эмперадо, Спешнев не мог отделаться от забавного впечатления, что все, кто попадается ему по дороге, бормочут одни и те же слова.

Не выдержав напряжения, Спешнев нырнул в большое кафе, находившееся сразу же за собором. Заведение было переполнено, и пока он пробивался к стойке бара, чтобы заказать кофе-эспрессо, то слышал со всех сторон обрывки разговоров.

Обнаружив какого-то мужчину, который вроде бы тоже был один и прислушивался к разговорам, Спешнев подошел к нему и заговорил:

– Вы слышали?

– Слышал о чем?

– Ну как же, об этом. Все говорят, что завтра.

– Ха, завтра! Я слышал, что сегодня ближе к вечеру.

– Наверно, дело в том, что такие вещи нельзя спланировать очень точно.

– По мне, так лучше ничего об этом не знать. Но если это не случится сегодня, то, сами понимаете, все слухи об этом болтуне станут просто смешными, скажете, нет?

– Полагаю, вы правы. Просто я слышал, что этот парень только болтает, а ничего не делает.

– Но если он участвует в этом деле, то, возможно, оно все же куда-нибудь сдвинется.

– Язык у него хорошо подвешен.

– Его речь по радио, когда умер Чиба…

Кастро!

– …была прекрасной, но в итоге так ни к чему и не привела. Может быть, на этот раз получится по-другому.

Но Спешнев уже скрылся в толпе.

Ну и где же этот поганец? Конечно, его нет ни в одном из излюбленных мест. Ни в парке Сан-Франциско, где собираются шахматисты и где он частенько проводит время. Ни в одном из кафе вокруг холма, на вершине которого расположился университет, ни на великолепной лестнице, ведущей туда, ни среди прогульщиков в кафетерии юридической школы. Его не было нигде, кроме… в это было трудно поверить, еще труднее представить себе… но неужели он действительно работал?

Поэтому Спешнев нашел старый, насквозь прогнивший дом, миновал темный коридор, поднялся по темной лестнице и проследовал по балкону, опоясывавшему узкий внутренний двор-колодец, читая номера на выцветших разбитых дверях, пока наконец не отыскал нужную дверь.

Он постучал.

Вскоре за дверью послышались легкие шаги, детский плач, и в конце концов дверь приоткрылась – на самую малость. В щелке показалось очаровательное личико и смерило его подозрительным взглядом. До чего же хороша!

– Э-э, он здесь?

– Кто вы такой? – резко спросила она.

– Друг. Он меня знает. Мы встречаемся в парке.

– Он пишет свою речь.

– На завтра?

– Он сказал, что на сегодняшний вечер. Так что вам лучше уйти.

– Мне очень нужно встретиться с ним.

– Почему же?

– Сеньорита… Мария, если я не ошибаюсь?

– Мирта. Но откуда вы обо мне знаете? Он никогда не берет меня с собой.

– Он часто говорил о вас.

– Ха! Он никогда не говорит обо мне! Я для него не существую, кроме тех случаев, когда он пребывает в определенном настроении. Он…

Спешнев поторопился перехватить инициативу, прежде чем девушка успела погрузиться в пучину безутешного горя.

– Мирта, вы же не хотите, чтобы сюда пришли полицейские, не так ли? А ведь это будет гораздо хуже. Аресты, избиения – одним словом, скандал. Подумайте о родителях, о чести семейства. Именно поэтому так важно, чтобы я встретился с ним.

Мирта продолжала рассматривать его.

– Кто вы такой? Вы говорите как испанец.

– Да, у меня есть испанский опыт, и немалый. Именно там я и выучил язык. Я вам не один из этих легковозбудимых кубинцев.

– Ладно. Но если он разорется на меня, я тоже выйду из себя.

– Он расцелует вас.

– Вот в этом я очень сомневаюсь.

Спешнев шел следом за ней через не такую уж большую квартиру, слышал отчаянный плач ребенка и видел по сторонам признаки постоянной борьбы между женской опрятностью и презрением мужчины к порядку – наваленные грудами книги и расставленные ровными рядами безделушки.

Вскоре он оказался в спальне, расположенной в дальней части квартиры, где и обнаружил Кастро. Тот сидел без рубашки, выставив напоказ подернутый жиром торс; глаза у него были спрятаны за толстыми стеклами очков. При свете голой электрической лампочки Кастро лихорадочно что-то писал.

Услышав шаги, он вскинул голову, увидел Спешнева, но даже на мгновение не задумался о немыслимой странности появления этого человека у него в доме: такого не бывало прежде и не предвиделось в обозримом будущем.

– Послушайте и скажите, что вы об этом думаете, – сказал он и прочел, прокашлявшись: – «История нас оправдает. Наше дело правое. Нам нужна не нажива, а свобода, не господство, а равенство. Но свободу нельзя получить без жертв».

– Идиотство, – отрезал Спешнев. – Ты молодой дурак, которому не терпится попасть в гроб.

– Нет-нет, – возразил Кастро. – Я с вами не согласен. Это очень выгодная возможность, и я должен ею воспользоваться. Я ведь сразу получу множество сторонников. Огромную силу. Так что это…

– О чем ты говоришь?

В этот момент молодой человек наконец-то осознал, что ситуация, мягко говоря, неординарна.

– Что вы тут делаете? Как вы меня нашли? Я не говорил вам, где живу. Между прочим, это должно быть тайной. Я даже не знаю, кто вы такой. Не знаю вашего имени.

– Ты очень хорошо понимаешь, кто я такой. И наверняка знаешь, зачем я сюда приехал, так что имена не важны. Важно совсем другое – помочь тебе перейти к следующему этапу. Сегодня, куда бы я ни пошел, везде слышал разговоры о том, что предстоят какие-то большие события и что важнейшая роль в них принадлежит тебе. Я требую, чтобы ты рассказал мне, что все это значит.

– Шанс. Я заключил альянс – между прочим, ваша идея – и получил невиданную возможность. Так что слушайте и скажите мне, что я поступил мудро, вцепившись в нее руками и зубами.

И он рассказал обо всех своих вчерашних приключениях, о дельных советах Эль-Колорадо, о плане набега на казино, о демократическом акте раздачи всех денег беднякам, о том, как он получит возможность подняться на новую ступень, взять в руки власть над движением и…

– Ох, какой же ты дурак! Слепой безмозглый молодой дурак! Помилуй бог, как же тебе везет. Может быть, даже сейчас еще не все пропало.

Спешнев взглянул на часы: было почти одиннадцать.

– Я не… Но почему вы так разозлились? Это замечательная возможность насолить американцам и режиму, не причинив никакого реального вреда. Зато мы получим честь и славу. К тому же это обещает прекрасное будущее. Это…

– Прекрати свою болтовню. Сколько человек ты видел в подвале у Эль-Колорадо?

– Ну… четыре или пять. Вообще-то я не обратил внимания.

– Конечно, не обратил. Урок первый: всегда обращай внимание. Сколько их было, идиот? Четверо или пятеро?

– А это имеет значение?

– Нет, но ты не понимаешь почему, не так ли?

Молодой человек уставился на него. Спешнев увидел на его лице неподдельное замешательство.

– Ну, я…

– Ну, ты… Да ведь просто невозможно ограбить большое американское казино, имея всего пять человек. Они всегда держат там пропасть оружия. Это была бы бойня. Американские гангстеры не позволяют легко творить такие вещи, а потом они всегда мстят. Вся их культура основана на мести. Нет, Эль-Колорадо не мог затеять такую вещь.

– Я не подумал об этом.

– «Я не подумал об этом»! Дурак! Идиот! Неужели у тебя мозги с горошину?

Спешнев нахмурил брови и стукнул себя кулаком по лбу.

– Думай! Думай! – вслух приказал он себе. – Ты говоришь, пятеро? И у них автоматы?

– «Томпсон». Такие, как у полиции.

– Такие, такие… Нда-а… Банк? Но он не нуждается в деньгах, у него полно денег, верно? Так что же? Что?

– Я не…

– Четверо или пятеро человек, автоматы. Что еще?

– Негры. Возможно, иностранцы.

– Иностранцы?

– Они темнее, чем наши негры. Почти черные. Таких нечасто увидишь, да еще пятерых зараз. Конечно, темные попадаются время от времени, но не пятеро сразу.

– Ты говорил с ними?

– Поздоровался. Они не ответили. Я еще подумал, что это странно.

– Они тебя не поняли. Ну конечно, теперь мне все ясно, Наконец-то ты дошел до сути. Это иностранцы, которые не разбирают беглой речи на кубинском диалекте с его проглоченными слогами. Иностранцы. Отчаявшиеся чернокожие бедняки, которых привезли сюда… Для чего?

– Грабить?

– Нет.

– Убивать?

– Да, таких людей можно было бы использовать для убийств. Что называется, пушечное мясо. Никому не нужные, безымянные и в то же время храбрецы. Идеально. Но кто? El Presidente? Нет, это абсурд. Он слишком хорошо защищен. А как насчет какого-нибудь посла? Но зачем?..

И тут его осенило.

– Конечно. Конечно!

Впрочем, это открытие его нисколько не обрадовало. Напротив, он ощутил ужасную усталость. Нужно так много сделать, но времени очень мало, а оружия еще меньше. На Спешнева нахлынула тоска.

– О чем вы говорите?

– Об американском конгрессмене. Они убьют и его самого, и его свиту за скандал в борделе. Разумеется, нужно же защищать честь сутенера. И с точки зрения сутенера здесь не будет ничего плохого. Это будет ужасно с точки зрения властей, это потрясет американское правительство, зато никак не заденет и нисколько не шокирует американский преступный синдикат.

– Вероятно, американцы пошлют ноту.

– Дурак. У тебя, похоже, вообще нет никаких инстинктов. Скорее всего, они ответят вторжением.

– Пресвятая Дева… – пробормотал Кастро. – И я…

– И весь город уже знает, что ты к этому причастен. У тебя теперь одна задача: отмазаться от этой истории. Все слухи, которые ты успел распустить, необходимо немедленно опровергнуть, сделать так, чтобы все говорили, что это ложь и клевета. Не задумывайся, иди в полицию и скажи, что все, что говорили о тебе, относится к Эль-Колорадо.

– Я…

– А я тем временем должен все это пресечь. У тебя есть пулемет?

– Нет, конечно.

– Хмм, а пулемет мне нужен срочно. Ну-ка, где тут у вас их обычно достают?

Глава 21

Сержант прекрасно разместил засаду. Он обладал немалым опытом: повоевал в разное время в Аргентине, Перу, Колумбии, Доминиканской Республике и несколько раз убегал прямо из-под носа карательных отрядов. Впрочем, это была совсем не та история, что сегодня.

Он выбрал не первый и даже не второй поворот дороги, пересекавшей провинцию Сьего-де-Авила на расстоянии около пяти миль от морского побережья, там, где в глубь острова врезались мангровые болота. Он знал, что охрана будет настороже на первом повороте, а на втором насторожится еще сильнее. На третьем повороте они слегка успокоятся, привыкнут к теснящимся вдоль дороги деревьям, к джунглям, сменившим редколесье, где бродили стада коров.

Ем также требовались два дерева намного выше всех остальных.

Одного дерева недостаточно.

Все зависит от точного расчета времени. Автомобиль должен притормозить на въезде в поворот, и, когда он уже выйдет на прямую, но еще не начнет набирать скорость, первое дерево должно рухнуть. Любому водителю потребуется не менее трех секунд, чтобы отреагировать. К тому моменту, когда он застопорит движение и начнет разворачиваться или, если он умен, сдавать назад, рухнет второе дерево и машина окажется в ловушке.

И тогда возьмутся за дело стрелки сержанта. У него имелось три «томпсона» с барабанами по пятьдесят патронов, и было важно, чтобы все оружие стреляло одновременно и вело непрерывный огонь. Автомобиль должен находиться в неподвижности. Он не считал своих стрелков достаточно хорошо подготовленными для того, чтобы наверняка расстрелять движущуюся цель, даже при фантастической скорострельности «томпсонов». Он хотел вести непрерывную стрельбу в течение трех-пяти секунд. Сержант хотел, чтобы три автомата разнесли «кадиллак» в клочья. После этого он поднимется с противоположной стороны дороги и быстро подойдет к автомобилю. Вынет из кобуры свой девятимиллиметровый «стар» и без задержки всадит по пуле в головы четверым мужчинам – неважно, живым или мертвым. А потом останется только вывести из укрытия собственный автомобиль и доехать до Кабаньяс-лос-Пинос, где их ждет лодка, на борту которой находятся деньги и приказ доставить их во Флориду.

Сержант был доволен. В его распоряжении имелось пятеро надежных бойцов. Вчера вечером он, следуя священным законам сантерии[33]33
  Сантерия – религиозный культ, возникший на Кубе и распространившийся по островам Карибского бассейна и в США. Возник на основе синтеза религии африканского племени йоруба и христианства среди рабов, доставленных из Африки в XVI–XIX вв.


[Закрыть], зарезал двух цыплят, погадал по их внутренностям и получил прекрасные предзнаменования. Он горячо молился Одудуа, которая повелевала тьмой в этой смеси религии банту и католицизма, и знал, что богиня поддержит его, как поддерживает она всех убийц. Ее назначением было собирать дары убийц и переправлять их за реку, в ее темную землю. Кровь, брызгавшая из цыплят, их отчаянный писк, когда они бежали, разматывая по земле вывалившиеся из животов кишки, вызвали у него сильное возбуждение.

Требуемые два дерева сержант нашел без труда, что тоже было прекрасным предзнаменованием. В стволах сделали пропилы, он осмотрел их и убедился в том, что достаточно будет одного-двух ударов топором, чтобы деревья рухнули как раз туда, куда ему требовалось. Стрелки, вооруженные «томпсонами», владели своим оружием достаточно уверенно. Пистолет «стар» он знал как свои пять пальцев и был уверен, что оружие не подведет.

Он посмотрел на часы. Было уже около шести. Он знал, что все случится скоро, а до заката оставался еще час с лишним.

– Сержант! – послышался возбужденный крик одного из его людей, который затем сломя голову вылетел из-за поворота. – Я вижу большой черный автомобиль с американскими флагами на капоте!

– Приготовьтесь, парни. Еще немного, и мы уберемся из этой забытой Богом страны.

Стрелки разбежались по своим позициям.

– Ба-ба-ба, – протянул конгрессмен, – наконец-то мы сможем увидеть что-то другое. Не лучшее, сами понимаете, но все-таки другое. Деревья или что-то такое, что назвали бы деревьями в какой-нибудь дыре вроде Миссисипи или Алабамы.

– Да, сэр, – поспешно согласился Лейн Броджинс – Эти равнины мне просто осточертели. Как в Монтане, только нет ни этих долбаных ковбоев, ни индейцев, которые хоть как-то развлекают.

– Лейн, я когда-нибудь рассказывал вам, как мы с Джо Филлипсом из Монтаны чуть глотки друг другу не перервали из-за заказа на ремонт пишущих машинок для военно-морского флота? Я все завернул в Форт-Смит, а он из кожи вон лез, чтобы как-нибудь прицепить туда Сэм-Хилл.

– Нет, сэр, что-то не припомню, – ответил бедняга Лейн, чья способность поглощать все дерьмо, извергаемое Хозяином Гарри, превосходила все возможные пределы и давно стала легендой.

– Ну, я просто-таки не понимаю, с чего этому парню взбрело в голову, что военно-морской флот Соединенных Штатов должен чинить свои пишущие машинки аж вон там на западе. Но я решил…

Эрл попытался отвлечься от болтовни конгрессмена и сосредоточиться. Он увидел, что невысокие темные деревья вдруг стали выше и начали быстро сходиться, готовые поглотить «кадиллак», и легонько подтолкнул Пепе локтем, а когда тот не отреагировал, стиснул пальцами его предплечье, приказывая снизить скорость.

– Пепе, мы что, тормозим? – осведомился Босс Гарри.

– Сеньор, я подумал, что здесь поворот на подъеме.

– Лучше будет проехать здесь не спеша, – сказал Эрл.

Он знал, что ничего не может случиться на прямой дороге, на открытой местности, где человека видно за триста ярдов и ни одного толстого дерева, чтобы спрятаться. Конечно, снайпер мог бы выстрелить издалека, но Эрл очень сомневался в том, что здесь хоть кто-нибудь имел нужный для этого навык. Следовало бы опасаться также мины на дороге или фугаса, подрываемого на расстоянии; но опять же, судя по тому, что он знал о Кубе, встретиться тут с такими достижениями техники тоже было маловероятно.

Темнота хотя и не поглотила их, но все же крепко обняла, когда деревья, по большей части не превосходившие рост среднего человека, стремительно сбежались к дороге; сквозь них Эрл мог видеть обширные пространства неподвижно стоящей воды, густые рощи тропических кустов, на которых то и дело ярко вспыхивали огромные цветы джунглей, мелькание розовых призрачных пятен, выдававшее присутствие здесь, как и повсюду около моря, больших стай пеликанов.

Автомобиль медленно миновал первый поворот, и впереди открылся отрезок прямой дороги около мили длиной. Дальше лента дороги скрывалась в темноте.

– Пепе, теперь можно снова ехать нормально, – сказал Лейн. – Мы хотели бы прибыть на место засветло. Чертовски надоело трястись в машине.

– Я и подумать не мог, что ваш дурацкий остров такой большой, – заметил Хозяин Гарри. – Мне всегда казалось, что это крохотное местечко, где не нужно переться невесть сколько миль, чтобы найти бары и женщин.

– Сеньор, в Гуантанамо много баров и много женщин, можете мне поверить.

– Ну, вот это я люблю! – воскликнул Гарри. – Мне очень скоро понадобится освежиться, и я, конечно, имею в виду не кока-колу!

У Спешнева имелся автомобиль и автомат. Первый он угнал, а второй занял. На это ушли остатки его доходов от игры в казино, но ему удалось все сделать чрезвычайно быстро. Он дал хорошую взятку громиле-энкавэдэшнику из охраны русского торгового судна, стоявшего в гавани у причала, и тот вынес ему из оружейной комнаты автомат ППШ с полным диском – семьдесят один патрон калибра 7,63 миллиметра. Все это следовало вернуть не позже чем через сутки, иначе, пригрозил охранник Спешневу, он его достанет из-под земли и душу вынет.

Парень воевал в черноморской морской пехоте и был, по имевшимся у Спешнева сведениям, матерым из матерых, так что разочаровывать его ни в коем случае не стоило. Сейчас автомат лежал на соседнем сиденье, и тяжелый барабан повышенной емкости заставлял его перекатываться при каждом торможении и ускорении. Спешнев также имел точное направление и маршрут. Источник в американском посольстве сообщил масляно-вежливому Пашину, что в графике пребывания конгрессмена на сегодня предусмотрена поездка в Гуантанамо. Выезд в девять утра. С остановками на ланч они должны добраться до места к восьми вечера; таким образом, у него останется достаточно времени, чтобы ночью нырнуть на городское дно Гуантанамо.

Спешнев гнал как безумный по большой дороге, проходившей через провинции Матансас, Сьенфуэгос и Вилья-Клара беспардонно гудя на грузовики, опасно огибая автобусы и отчаянно сражаясь с движением. После Санкти-Спиритуса движение уменьшилось – основная часть машин направлялась к югу, в Сантьяго. Но он был уверен, нет, знал, что американцы выберут верхнюю дорогу, протянувшуюся по Карибскому побережью, через Сьего-де-Авилу и Камагуэй, и снова уходящую оттуда к северу, на Лас-Тунас и Ольгин, чтобы не лезть в суматоху около Сантьяго. Они фактически совершат объезд, так будет быстрее, хотя и дальше, а оттуда свернут точно на юг, в Гуантанамо. Он очень надеялся, что американцы не будут торопиться с ланчем, заглянут в пару-тройку питейных заведений и не станут слишком сильно нажимать на газ.

Американцы лентяи, успокаивал он себя. Они больше всего на свете любят комфорт. Они глупы. Они…

Но он отлично понимал, что Свэггер отнюдь не глуп. И поэтому гнал вперед, не думая о безопасности.

Дурацкий автомат откатился налево, когда автомобиль с ревом устремился по пустой дороге, окруженной засохшими лугами, по которым тут и там бродили тощие коровы.

– Зачем нам останавливаться?

– Я должен кое-что проверить, – ответил Эрл.

– Знаете что, Эрл, – возмутился Броджинс, – нам еще далеко ехать. Конгрессмену жарко, он устал.

Эрл ничего не сказал. Он приказал Пепе остановиться. Дорога впереди делала резкий поворот налево – там придется сильно снизить скорость, почти ползти. Что-то в этом месте его сильно обеспокоило. Поэтому он поднялся с переднего сиденья, высунулся в открытую дверь и молча смотрел. Что он искал? Он вряд ли смог бы выразить это словами. Они без всяких проблем миновали два места, самой природой предназначенных для засады, и, согласно карте, уже скоро должны были выехать из полосы болот, а затем повернуть к югу и направиться в Гитмо.

И все же он продолжал искать какую-то аномалию, какую-то улику, которая сказала бы: что-то здесь не так. Глаза Эрла обшаривали окружающую местность, но он видел одну лишь пыльную дорогу, исчезавшую за левым поворотом, и низкорослые деревья по обеим сторонам; никакого движения, никакого ветра, вообще ничего. Воздух был безбожно горяч, со всех сторон, жужжа, слетались москиты, привлеченные запахом пота, обильно покрывавшего его кожу.

– Эрл, сдается мне, что вы перебираете с мелодраматизмом, – окликнул его Броджинс из автомобиля, где кондиционер продолжал гонять холодный, затхлый воздух. – Сэр, не могли бы вы сказать ему, что лучше будет поспешить? В конце концов, нам всем нелегко.

– Эрл, вы что-то заметили? – вмешался конгрессмен. – Да? Лейн, у этого парня, у старины Эрла, и впрямь очень даже хорошее чутье на вещи такого рода. Думаю, что вы согласитесь со мной.

– Да, сэр, но иногда у этих людей появляется преувеличенное мнение о своей персоне.

Эрл снова уселся в автомобиль.

– Ладно, – сказал он, наклонившись вперед. – Поехали. Но я хочу, чтобы ты изо всех сил ударил по газам, когда начнется поворот. Мне очень не хочется, чтобы мы замедлили там ход.