Текст книги "Гавана"

Глава 05

– Это он? – недоверчиво спросил Роджер.

– Угу, – ответил Уолтер Шорт.

– Нда-а-а… Вообще-то после ваших рассказов я ожидал увидеть супермена.

– Постарайтесь не доводить его до бешенства. А не то и впрямь увидите супермена.

Оба дипломата, словно начинающие агенты ФБР, затаились за диваном на галерее, опоясывавшей просторный вестибюль. Резиденция посла находилась на территории комплекса американского посольства, разместившегося в шикарном районе Ведадо, чуть западнее центра Гаваны. Принадлежавший в прошлом сахарному королю дом был немного переделан из потрясающе богатого в просто роскошный. Под галереей, в вестибюле, мерцали свечи, их свет отражался от глянцевых листьев пальм в кадках; пальмы чуть заметно раскачивал теплый морской бриз, вливавшийся через открытый мраморный атриум. Трио музыкантов негромко играло одну из самых спокойных мелодий великого кубинца Дези Арнеса[13]13
  Дези Арнес (1917–1986) – популярный джазовый исполнитель, руководитель оркестра.


[Закрыть].

Прием в честь достопочтенного конгрессмена Харрисона Дж. Этериджа и сопровождающих его лиц был хорошо сдобрен неограниченным количеством рома, предоставленного людьми из «Бакарди», скупившими большую часть сахара «Домино», который изготавливался из кубинского сахарного тростника. Но эти рабочие моменты оставались вне поля зрения присутствующих. Прохаживались мужчины в смокингах, весело смеялись оживленные загорелые женщины. Можно было даже полюбоваться самим героем дня, конгрессменом Этериджем, когда тот приостанавливался возле той или иной группы людей. Это был крупный мужчина с пышной шапкой тщательно ухоженных белых волос. Этеридж говорил с утрированным арканзасским акцентом, словно позаимствованным из юмористической радиопередачи, которую вели Лум и Эбнер. Зато его смокинг, сшитый одной из дорогих фирм с Сэвил-роу, был выше всяких похвал, так что конгрессмен выглядел на удивление щеголевато. Его сильный, хорошо поставленный голос отчетливо выделялся на фоне музыки, смеха и гула разговоров.

Но ни Роджер, ни Уолтер не смотрели на конгрессмена. Конгрессмен был далеко не таким интересным человеком, каким он себя считал. Они наблюдали за телохранителем конгрессмена – крупным, строгим с виду мужчиной, подстриженным под ежик, который стоял около колонны чуть ли не по стойке «смирно» и непрерывно обшаривал помещение внимательным взглядом.

– Мне не кажется, что он способен устроить «Большой шум», который нам нужен. Очень уж он прост, – заметил Роджер.

– Он награжден Почетной медалью.

– Согласен. Может быть, и не прост. Но он мог бы быть обычным рядовым копом. Он и выглядит как коп. Волосы ежиком, здоровенный, настороженный, отстраненный от всех.

– Он был сержантом морской пехоты.

– Ладно, пусть сержант. Это видно. Ничего похожего на тот лоск, который придает офицерам курс в колледже. Уолтер, вы уверены, что мы не допускаем ошибки? Какой-то коп из какого-то штата с хорошим послужным списком военных времен… Мы очень много поставили на этого парня и, между прочим, подставили под удар собственные задницы, чтобы заполучить его сюда.

– Можете мне поверить, что он не «какой-то коп». Дайте ему оружие, и вы увидите такое, что не поверите своим глазам. Спросите японцев, бывших на Иводзиме[14]14
  Иводзима – маленький (21 кв. км) вулканический островок в Тихом океане, где в феврале 1945 г. происходили ожесточенные сражения между американскими и оборонявшимися японскими войсками.


[Закрыть], они испытали это на собственной шкуре. Спросите головорезов из Хот-Спрингса, если, конечно, сможете найти кого-нибудь из них на этом свете. Он устроил в тех местах очень даже большой шум.

– Ладно, надеюсь, что вы правы. А теперь пойдемте вниз, танцевать.

Но, едва успев произнести последнюю фразу, Роджер ощутил перемену настроения своего молодого помощника: у того возникло нежелание, а возможно, и страх. По меньшей мере, неловкость. Для такого идеального напарника, как Уолтер Шорт, это было довольно странно.

– В чем дело? Вы здесь единственный, кто с ним знаком. Так что ваша задача все уладить, упростить – в общем, сдвинуть дело с места.

– Да, но…

– Но что?

– Дело в том, что мы с ним расстались в последний раз при не очень простых обстоятельствах.

– Неужели вы не могли сообщить об этом хоть немного раньше?

– Вообще-то, Роджер, я вам говорил. Наверно, вы пропустили это мимо ушей.

– О боже, конечно, это мое упущение. Значит, нам дали пинка под зад?

– В некотором роде. Это длинная история. Не стоит тратить время на подробный рассказ. Просто с его отрядом произошло несчастье, и несколько человек погибло. Я, конечно, не имел к этому никакого отношения, но вы должны знать, как некоторые истолковывают подобные вещи.

– И поэтому вы внезапно испугались? Превосходно выбрали время. Примите мои поздравления.

– Что-то мне сегодня не по себе. Если я заявлюсь туда, вы не сможете почувствовать, что он из себя представляет и как с ним следует обращаться. Мое присутствие сразу лишит всю операцию нужного темпа. Будет лучше, если я попадусь ему на глаза немного попозже.

– Помилуй бог, вы говорите как влюбленный школьник, не решающийся попросить девочку выйти с ним на лестницу.

– Это все довольно сложно. Не смотрите прямо на него.

– Но мы здесь далеко…

Однако Эрл Свэггер, стоявший внизу, повел себя так, будто почувствовал, что за ним следят. Он вскинул взгляд, и наблюдатели едва успели укрыться в тень, чтобы их не увидели.

– Поняли? У него невероятные рефлексы. Он чувствует точно так же, как хищник чувствует опасность. Это его естественная агрессия. Вы уставились на него, он почувствовал это. Именно поэтому он сумел так прославиться на Тихом океане.

– Вы просто смешны, – сказал Роджер. – Ладно, Уолтер, прячьтесь здесь, наверху, от предмета вашей пламенной страсти. Вы будете Сирано, а я сыграю роль Кристиана[15]15
  Сирано, Кристиан – персонажи пьесы Э. Ростана «Сирано де Бержерак». Сирано, талантливый поэт, но очень некрасивый человек, пишет от имени Кристиана Невильета, своего товарища по гвардейскому полку, любовные письма Роксане, в которую они оба влюблены.


[Закрыть].

– Вперед, Большой Уиннетка! – ответил Уолтер.

– О боже, сержант Свэггер, вам совершенно не нужно стоять по стойке «смирно», – сердечным тоном произнес Роджер, пуская в ход все свое блистательное обаяние завсегдатая клуба Индиан-Хилл. Оно помогало ему добиваться нужной цели и там, и в Гарварде, и даже в армии, и больше всего, конечно, в ЦРУ. Ивенс нисколько не сомневался, что оно поможет ему и сейчас.

– Сэр? – откликнулся Свэггер, окинув пристальным взглядом своего более молодого, более худощавого и намного более привлекательного собеседника.

Роджеру на мгновение показалось, что он видит перед собой не столько лицо, сколько спартанский щит с живыми глазами: бронза, кость и кожа, пропеченная на солнце до коричневого цвета, покрытая рубцами и вмятинами, и полуприкрытые веками серые глаза, казавшиеся почти безмятежными. Он поспешил продолжить свой монолог:

– Я хочу сказать, что это место охраняется американской морской пехотой. К тому же мы находимся на Кубе, считайте что в нашем сорок девятом штате. Это практически Майами.

– Сэр, я всего лишь пытаюсь присматривать за происходящим, – сказал провинциальный полицейский.

– Позвольте представиться. Меня зовут Родж Ивенс, я занимаюсь кое-какой работой в шифровальной группе здесь, наверху.

– Да, сэр. А я предположил, что вы тайный агент.

Роджер непринужденно рассмеялся:

– Могу сказать, что был бы не против: от этого, наверно, жизнь приобрела бы немножко остроты. Нет, я всего лишь слежу за тем, чтобы секретные депеши, идущие в Вашингтон, оставались секретными для большинства народа. Застегиваю пуговицы, чтобы их потом расстегивал кто-то другой. Вот и все. Работа непыльная, и к тому же у меня остается много времени, чтобы играть в теннис. А вы играете?

– Нет, сэр.

– Помилуйте! Человек с вашей боевой биографией не должен называть сэром парня с таким послужным списком, как мой. Все должно быть наоборот.

– Возможно, но разве вам так уж много известно обо мне?

– Сержант, позвольте мне сразу же предупредить вас, что в посольстве невозможно сохранить тайну. Так что всем известно и о медали, которой вас наградили за Иводзиму, и о звездах за участие в пяти сражениях. Ну а у меня всего лишь одна.

– Все это было очень давно. Я почти не вспоминаю об этом.

Великолепно! Роджер, как и намеревался, выполнил самую подходящую подачу – начал разыгрывать тему армейского братства, а этот арканзасский парень ничего и не заметил. Впрочем, Роджер не собирался выигрывать партию без всякой борьбы.

– А я, напротив, вспоминаю, и даже чертовски часто, – ответил он. – Ни до, ни после со мной не случалось ничего столь же значительного. Я вовсе не герой, сержант, не такой человек, как вы, но я пытался вести себя как следует. Меня даже слегка подстрелили в Европе. Я тоже был сержантом. Знаете что, раз уж вам кажется, что вы должны стоять здесь, то позвольте мне принести вам что-нибудь выпить. У вас очень уж напряженный вид.

– Я уже давно не пью. Все нормально. Я не слишком увлекаюсь вечеринками, вот и все. Просто стою здесь, как тупица-вол среди коровьего стада, и только позволяю себе время от времени стрельнуть глазом на ту или иную девочку. А вот конгрессмен, похоже, радуется.

Проклятье! Роджер испытал немалое разочарование, убедившись, что этот тип отказался играть предложенный им гамбит на тему войны и фронтового братства.

– Ну, если верить тем сплетням, которые мне доводилось слышать, он живет воспоминаниями о том, что значит радоваться. Во всяком случае, думаю, вам будет приятно узнать, что это всего лишь разминка. Посол любит такие сборища для узкого круга, на которых можно показать персоналу и его приятелям-миллионерам, насколько он важная птица. Но в следующий понедельник к нему соберется весь остров для куда более формального приема. О, это будет кое-что! Кинозвезды, спортивные звезды, Хемингуэй, прорва газетчиков, вероятно, несколько театральных актеров, много больших шишек из корпораций, лучшие красавицы и дамы с сомнительной репутацией. Несколько бандитов, несколько шулеров. Они называют себя «спортсменами». Если вам не нравится эта вечеринка, то от той вас просто затошнит.

– Спасибо за предупреждение.

– Вы уверены, что ничего не хотите?

– Все нормально.

Между ними не возникло вообще никакого контакта. Эрла Свэггера совершенно не заинтересовал Роджер Сент-Джон Ивенс, и Роджер отчетливо ощущал неприветливость собеседника, которую не могли нейтрализовать сети обаяния, так старательно расставляемые молодым дипломатом. Он почувствовал в глубине души, что это сильно его задело. Ведь он как-никак был знаменитостью: красивый, любезный, превосходный спортсмен, герой войны, все считали его самым лучшим парнем и в один голос утверждали, что он далеко пойдет.

Но Эрл лишь стоял себе, неподвижный, словно римский центурион, его лицо было сосредоточенным, но нисколько не встревоженным, его глаза, похоже, не упускали ни единого движения, однако в них нельзя было увидеть даже намека на беспокойство. Он только наблюдал, неторопливо обводя зал взглядом.

Его наряд нисколько не подходил для званого приема, но даже если Эрл дал себе труд обратить на это внимание (что было маловероятно), подобное его нисколько не волновало. Купленный в магазине готового платья костюм-хаки даже не успел обмяться, но уже казался мешковатым и лоснящимся, к тому же он был узок в плечах. Роджер подавил искушение дать Эрлу адрес своего портного.

Но в следующий момент Роджер заметил еще кое-что – бугор слева под пиджаком, почти под мышкой, где никаким буграм быть не полагается.

– Вы вооружены?

– Да, сэр. Сегодня и ежедневно.

Роджер обошел Свэггера сбоку и опознал рукоять пистолета, на полдюйма высовывавшуюся из наплечной кобуры. Ивенсу сразу полегчало: все-таки оружие он не проглядел.

– О, – сказал он, – добрый старый сорок пятый? У меня тоже был такой.

– Почти угадали, – ответил Эрл. – Да, это и впрямь казенная модель, но не сорок пятый. Она называется «супер» тридцать восьмого калибра.

Об оружии Роджер знал очень мало.

– «Супер»? Он, должно быть, сильно отдает?

– Намного слабее, чем сорок пятый. И что важно, в нем на два патрона больше. Девять. Он стреляет маленькими легкими пульками. Они почти вдвое легче, чем сорок пятого калибра, зато намного быстрее. Пробивают чуть ли не все на свете. Я прикинул, что если нужно будет стрелять – а я чертовски надеюсь, что обойдется без этого, – то из автомобиля или по автомобилю. А с сорок пятыми бывает так, что они даже не пробивают автомобильную дверь.

Роджер почувствовал прилив радости. Он нащупал тему!

– Ну как же! – воскликнул он. – Я ведь знаю, вы стрелок, охотник. Не хотите пострелять голубей, пока будете гостить у нас? Знаете что, я хотел бы свести вас с Хемингуэем. Он замечательный охотник. Будь я проклят, это должно быть то еще зрелище! Вы герой, он герой; вы ему наверняка понравитесь. Готов держать пари, что вы прекрасно стреляете из охотничьего ружья.

– Мне приходилось стрелять уток. У нас в Арканзасе осенью затопляют рисовые поля, и туда слетается множество диких уток. Какие прекрасные зорьки мы с другом встречали там! Надеюсь, что скоро можно будет взять на уток и моего мальчишку.

– Хемингуэй… – произнес Роджер, полностью погрузившись в свои прожекты. – Действительно, давайте-ка я это устрою! Небольшая вечеринка и экскурсия со стрельбой. Вы, Хэм и, возможно, посол отправитесь в Финка-Вихия. Там мы поохотимся, а потом будем жарить уток, пить вино или ромовый пунш, водку. Я знаю Хэма еще с войны. Он вам понравится. Это мужчина из мужчин. Подождите, он еще дома покажет вам свои трофеи. У него есть голова такого буйвола, что вы просто не поверите своим глазам. О, это будет прямо-таки великолепно, скажете, нет?

– Ммм… – протянул Эрл. – А кто такой этот… Хемингуэй?

Прежде чем Роджер ощутил невероятность того факта, что полицейский никогда не слышал о самом известном из всех американских писателей, на сцене появился новый персонаж. Это был Лейн Броджинс, уже заметно выпивший и, совершенно очевидно, с поручением от Гарри.

– Ивенс, сержант Эрл, приветик. Отличный вечерок, Ивенс. Вы, парни, знаете, куда стукнуть мотыгой, и будь я проклят, если Гарри не оценит этого.

– Кое-что соображаем, – ответил Роджер. – А я как раз говорил сержанту Свэггеру, что это только разминка. Зато в следующий понедельник взойдут все звезды.

– Знаете, это прекрасная идея! Гарри это наверняка понравится. Эрл, расслабьтесь. Вы сейчас не на дежурстве.

– Все нормально.

– У меня такое ощущение, что сержант Свэггер расслабится только в могиле, да и то вряд ли, – заметил Роджер.

Свэггер впервые за весь вечер позволил себе чуть заметную улыбку. Роджер изо всех сил старался польстить ему: дело было нелегким, но он был в нем мастером, и в конце концов его усилия начали давать плоды.

– Знаете что, – сказал Свэггер, – пожалуй, я выпил бы кока-колы.

– Одним махом, старина! – живо отозвался Роджер.

Он щелкнул пальцами, и тут же появился официант.

– El Coca-Cola, por favor[16]16
  Кока-колу, пожалуйста (исп.).


[Закрыть], – распорядился он и кивком головы отправил официанта выполнять заказ. – Я как раз говорил сержанту Свэггеру, что мог бы попытаться организовать охоту на голубей. До меня дошел слух, что он большой мастер ружейной охоты. Так уж получилось, что я немного знаком с Хемингуэем, и мы все могли бы завалиться в Финка-Вихию и пострелять там по голубям. Хэм тоже большой любитель палить из двустволки.

– А кто такой этот Хемингуэй? – спросил Лейн Броджинс и, не дожидаясь ответа, повернулся к Эрлу, – Сержант Эрл, вам лучше допить свою колу, отправиться домой и хорошенько выспаться. Конгрессмен решил, что он должен прежде всего познакомиться с кубинской преступностью – чтобы получить о ней личное впечатление. А это означает, что завтра нам предстоит совершить экскурсию по городу. Кто знает, с чем там придется столкнуться?

– Помилуй бог, куда же вы собрались? – спросил Роджер.

– На Санха, – с готовностью ответил Броджинс – Знаете, улица в Centra, где шлюхи, театр «Шанхай» и…

– Санха… – повторил Роджер, передернув плечами, что ясно давало понять, насколько безвкусным он счел это упоминание. – Сержант, пожалуй, вам стоит взять парочку «суперов» тридцать восемь.

Глава 06

Советское торговое представительство находилось на верхнем этаже Дома Миссий, занимавшего номера 25 и 27 в той части центра Гаваны, которая раньше была известна как Las Murallas – Стены. Некогда облик всего этого района определяли стены старого города, которые теперь полностью стушевались в ходе строительного бума. Тут и там стремительно, как ракеты, к небу взмывали спроектированные американцами и построенные на деньги американцев небоскребы, так что Гавана довольно быстро приобретала облик части Майами. Однако Дом Миссий был построен по проекту француза и поэтому не имел смелого, устремленного ввысь модернистского облика, характерного для Новой Гаваны периода второго правления режима Батисты; скорее он походил на Барселону или Мадрид двадцатых годов, а не на Лас-Вегас пятидесятых.

Спешнев, обутый в эспадрильи[17]17
  Сандалии на веревочной подошве.


[Закрыть], одетый в рубашку и мешковатые брюки в крестьянском стиле, сидел напротив облаченного в костюм молодого человека с зачесанными назад блестящими от бриллиантина волосами, больше походившего на американского инвестора, чем на резидента советской разведки. Аркадий Пашин был молодым, блестящим, пугающим, презираемым, обладающим серьезными связями, энергичным, неутомимым, безжалостным, честолюбивым человеком и являлся для Спешнева большущей и болезненной занозой в заднице.

– Спешнев, вы должны были прибыть в десять утра. Сейчас уже десять ноль-пять. Это неприемлемо, это недопустимо, это нежелательно. Мы обязаны соблюдать строжайшую дисциплину. У нас не хватает людей, не хватает денег, нет вообще почти никаких ресурсов. Вы что же, не понимаете, что только дисциплина, и еще раз дисциплина, а также старательная работа могут помочь нам пережить эти тяжелые времена и добиться успеха?

– Пашин, меня предупреждали, что вы чудовище. Но, молодой человек, я даже представить себе не мог, что вы любите тешиться такими мелкими уколами, – тепло улыбнулся Спешнев.

– Знаешь что, старый козел, – проговорил побледневший до синевы Пашин, почти не шевеля тонкими губами, – я тебя сюда не вызывал. У меня здесь запущено множество многообещающих проектов. Это идея какого-то трусливого московского гения, не догадывающегося о том, что здесь творится. И мне не нужен трухлявый старый идол, не желающий подчиняться, не соблюдающий субординацию и тратящий впустую мое время и народные деньги.

– Сегодня прекрасный весенний солнечный день. Старик немного погулял, понюхал цветочки, подышал свежим морским воздухом. Конечно, Хозяин за такое преступление снова отправил бы меня в Гулаг, но у вас, Пашин, руки коротки. По крайней мере, пока. Вам придется продолжать игру. Таков приказ. Так что сколько бы дерьма вы ни пытались на меня вывалить, это останется чистой самодеятельностью и послужит только для вашего утешения.

– Мне уже говорили, что вы гордец. – Пашин снова заговорил на «вы». – Прямо кинозвезда из Коминтерна. Тщеславие, нарциссизм, самовлюбленность. Именно поэтому вы никогда не станете настоящим советским человеком. Вы ни за что не согласитесь упустить возможность лишний раз пококетничать с зеркалом, вы слишком истрепались для того, чтобы оставаться специалистом.

– Я всего лишь скромный слуга народа. Поэтому давайте называть все и всех своими именами. Меня зовут зэк номер сорок семь пятнадцать.

– Ладно, ладно. Это нас никуда не приведет. У вас есть задание, которое нужно выполнить; именно поэтому вы оказались здесь. Полагаю, что вы уже взялись за дело.

– Я вам не подотчетен, Пашин.

– Да, но мои донесения могут пойти вам на пользу, а могут и повредить. Разве не было бы лучше, если бы мои донесения служили вам, а ваши – мне?

– И ваши и мои донесения должны служить революции, и ничему больше. Но что касается дела, могу сказать: да, я кое-что отрыл. Я видел нашего молодого принца. Вы знаете, что у него есть прозвище? Насколько я понимаю, это вы его открыли. Значит, вы уже давно оседлали эту лошадку. Вероятно, вас раздражает то, что развитие контактов с ним поручили мне, сочтя вас недостаточно опытным. Так вот, прозвище говорит о его силе, его перспективах, его огромных возможностях и о вашем превосходном чутье на такие вещи. Вам известно это прозвище?

– Меня не интересуют всякие…

– Его называют «Куском Сала». Очевидно, он настолько торопится в социалистическое будущее, что частенько забывает мыться. Тьфу! Вы, наверно, почуяли его раньше, чем увидели. Я терпеть не могу грязных людей, особенно если у них нет для этого серьезных причин. Я провел девять лет, даже близко не видя ванны, и кончились они совсем недавно. Это было очень неприятно. Поэтому на всем протяжении того короткого отрезка жизни, который мне остался, я буду принимать ванну каждый день.

– Забудьте о его запахе. Сосредоточьтесь на его потенциале. Вы слышали, как он выступает? Это великолепно!

– Я слышал отзывы. Он любит длинные речи – по крайней мере, так мне говорили. И еще я слышал, что он любит находиться в центре внимания.

– Он безжалостен, он уже убивал во время гангстерских войн сороковых годов, он предан идее и если и верит во что-то, то только в перемены. Он обладает тем же самым качеством, которое есть у вас, Спешнев, и которого так не хватает всем нам. Магнетизмом.

– Это называется харизмой. Да, у меня она есть. Да, у вас ее нет. Да, у Кастро она тоже есть. Да, я считаю, что он обладает определенным потенциалом. Если, конечно, научится подстригать ногти.

– Существует возможность для развития. Хотя это может оказаться не таким простым делом, как вам кажется.

– Почему же?

– Тайная полиция Батисты не представляет опасности, по крайней мере пока Кастро не приступает к активным действиям и является оратором, а не бойцом. Время для сражений еще не подошло, и ваша задача состоит не только в его вербовке, обучении и подготовке. Вам, возможно, придется еще и защищать его.

– От кого? От его жены, которая злится на любовницу? Или от любовницы, которая злится на жену?

– Нет. Этот человек предан своему делу. Опасность ему грозит с другой стороны.

Пашин вынул из папки фотографию. Она была сделана в аэропорту Гаваны. На ней была запечатлена группа мужчин, спустившихся по трапу из самолета «констеллейшн» компании «Эр Кубана» и направлявшихся к зданию аэровокзала. Один, с пышной шапкой белых волос, держался очень важно и властно, а двое или трое остальных явно преклонялись перед ним – фактотумы[18]18
  Фактотум – доверенное лицо, беспрекословно выполняющее любые поручения.


[Закрыть], помощники, евнухи или кем еще они могли быть.

– Он? – спросил Спешнев, указывая на человека, входившего в группу, но явственно выпадавшего из нее.

– Он.

Это был крупный американец с квадратной головой, остриженной под ежик, и выдающейся челюстью.

– Солдат?

– Если верить сплетням, которые ходят в посольстве, убийца. Ему приходилось убивать на войне многих, очень многих.

– О да, для таких есть подходящее название. Мне кажется, лучше всего подойдет слово «герой». Но почему он здесь оказался?

– Якобы как телохранитель того важного типа. В их стране это известный политический деятель. Но этого человека по каким-то причинам завербовали специально для того, чтобы сопровождать политика на Кубу. Наши люди в Вашингтоне отметили это и предупредили меня. Им кажется, что это очень любопытно.

– И?..

– И мы не знаем почему. Может быть, просто так. А может быть, дело в том, что если кого-то нужно убить, то он будет самым подходящим человеком. Он не такой, как вся остальная свита. Если дать ему работу, он ее выполнит.

– Хмм… Это на них непохоже.

– Да, но нельзя исключить возможность того, что они подумывают переменить свои привычки. Они хотят привлечь внимание некоторых людей в некоторых странах, а такая операция отлично послужила бы этой цели. Скажете, нет?

– Возможно.

– Поэтому я думаю, что вам следует внимательно смотреть вокруг. Обязательно понять, для чего этот парень сюда явился. И…

– И?..

– И если он прилетел, чтобы прервать карьеру принца наших снов, то, как вы сами понимаете, зэк сорок семь пятнадцать, все решается очень просто. Вы должны оказаться лучше и быстрее. Вам придется убить его.