Электронная библиотека » Стивен Кинг » » онлайн чтение - страница 20


  • Текст добавлен: 29 декабря 2015, 11:20


Автор книги: Стивен Кинг


Жанр: Героическая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 20 (всего у книги 93 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Шрифт:
- 100% +
5

А увидел он землю с небывалого, невообразимого расстояния – как будто он парил в небе на многомильной высоте. Он видел ложащиеся на землю тени облаков, плывущих над нею, как сны. Так, наверное, видят землю орлы, но только стрелок парил в три раза выше любого орла.

Шагнуть через эту дверь – значит упасть и с криком лететь вниз на протяжении многих минут, и погибнуть потом, врезавшись глубоко в землю.

Нет, ты видел не только это.

Он обдумывал увиденное, тупо сидя на песке перед закрытой дверью, баюкая на коленях искалеченную руку. Теперь уже первые признаки заражения обнаружились выше локтя. Скоро, уж будьте уверены, оно дойдет и до сердца.

В голове у него прогремел голос Корта:

«А теперь послушайте меня, сопляки. И слушайте очень внимательно, потому что когда-нибудь то, что я сейчас вам скажу, может спасти вам жизнь. Вот вы смотрите, и вам кажется, что вы все видите, но на самом-то деле вы видите далеко не все. И для этого тоже вас ко мне определили – чтобы я показал вам, чего вы не видите в том, на что смотрите. Когда, например, вам страшно, или когда вы деретесь, или бежите, или занимаетесь любовью. Никто не видит всего, на что смотрит, но прежде чем вам стать стрелками – тем из вас, кому не придется уйти на Запад, – вам надо еще научиться одним только взглядом увидеть больше, чем иной человек видит за всю свою жизнь. А то, что вы не увидите с первого взгляда, можно увидеть потом – глазами памяти – в том случае, если вы доживете до того, чтобы вспомнить. Вот так-то. Потому что разница между тем, видишь ты или не видишь, может стать разницей между жизнью и смертью».

Он видел землю с большой высоты (и голова у него закружилась еще сильнее, а ему самому было гораздо страшнее, чем тогда, когда человек в черном наслал на него видение, завершившееся образом одинокой травинки, ибо то, что увидел он через дверь, было отнюдь не видением, и рассеянный взгляд его безотчетно зафиксировал одну вещь, о которой стрелок вспомнил только сейчас: земля внизу была не пустыней, не морем, а какой-то зеленой равниной, покрытой неправдоподобно буйной растительностью, с прогалинами воды. Стрелок даже подумал, что это болото, но однако же…

«Куда подевалось твое внимание? – свирепо дразнил его голос Корта. – Ты видел больше!»

Да.

Он видел еще что-то белое.

Белые края.

«Браво, Роланд!» – воскликнул Корт у него в голове, и Роланд как будто почувствовал пожатие его твердой мозолистой руки. Он даже поморщился.

Он видел землю через окно.

Стрелок заставил себя подняться, снова взялся за ручку двери, ощущая ладонью холод металла и жаркие линии гравировки, и опять открыл дверь.

6

Панорама земли, которую он ожидал увидеть с такой немыслимой, ужасающей высоты, исчезла. Он смотрел на слова, которых не понимал. Не то чтобы не понимал совсем: это были Великие Буквы, но порядком искаженные…

Над словами было изображение какого-то экипажа без лошадей – автомобиля, одного из тех, которые, предположительно, наводнили мир еще до того, как он сдвинулся с места. Внезапно стрелку вспомнились слова Джейка на дорожной станции, когда стрелок его загипнотизировал.

Быть может, такой экипаж – еще с ним рядом стояла, смеясь, дама в мехах – или очень похожий и наехал на Джейка в том другом, странном мире.

Это и есть тот другой мир, подумал стрелок.

Вдруг панорама земли…

Она не изменилась, но она стала сдвигаться. Стрелок покачнулся. Голова у него закружилась, к горлу подступила тошнота. Слова и картинка ушли куда-то вниз, и теперь стрелок увидел проход между двумя рядами кресел. Кроме нескольких пустых, почти все они были заняты мужчинами в странной одежде. Стрелок подумал, что это костюмы, хотя раньше ничего подобного он не видел. Штуки у них вокруг шеи, наверное, галстуки или шейные платки, но он таких тоже ни разу не видел. И вроде никто из них не вооружен. Роланд не заметил ни мечей, ни кинжалов, не говоря уже о револьверах. Что это еще за доверчивые овечки? Одни читали газеты с мелкими-мелкими буковками и картинками, другие что-то писали на бумаге какими-то странными ручками. Он в жизни таких не видел. Но ручки – что? Вот бумага – это да. В его мире бумага была на вес золота. Столько бумаги Роланд не видел за всю свою жизнь. Вот и сейчас один из мужчин вырвал листок из желтого блокнота и скомкал его, хотя исписал одну сторону, и то всего лишь наполовину, а на другой не писал вовсе. Как бы стрелок ни был болен, глядя на такое противоестественное расточительство, он ощутил приступ гнева и ужаса.

За креслами дугой изгибалась закругленная белая стена с рядом окон. Кое-где они были закрыты своего рода ставнями, а в открытых виднелось голубое небо.

К дверному проему приблизилась женщина в одежде, похожей на униформу, но опять же не встречавшуюся стрелку раньше: ярко-красного цвета с брюками вместо юбки. Он отчетливо видел то место, где соединялись ее ноги. Раньше он видел это место только у обнаженных женщин.

Она подступила так близко к двери, что Роланду даже показалось, будто она сейчас пройдет сквозь нее. Он отступил на шаг, умудрившись не упасть. Она посмотрела на него с видом умелой, даже профессиональной предупредительности, так что сразу стало ясно, что эта женщина, будучи на службе, вместе с тем не принадлежит никому, кроме себя самой. Но это нисколько не заинтересовало стрелка. Заинтересовало же его другое, а именно то, что выражение ее лица ни капельки не изменилось. Как-то странно, что женщина – да и вообще кто угодно, уж если на то пошло, – так ласково смотрит на немытого, измученного мужика, который и на ногах-то стоит еле-еле, с револьверами по бокам, пропитанной кровью повязкой на правой руке и в джинсах, что выглядят так, словно по ним прошлись циркулярной пилой.

– Не желаете ли… – спросила женщина в красном. Стрелок не понял последовавших за этим слов. Наверное, речь шла о еде или напитке, подумал он. Это красное одеяние… это не хлопок. Шелк? Немного похоже на шелк, но опять же…

– Джин, – ответил ей голос. Это слово Роланд понял. И внезапно он понял еще кое-что.

Это не дверь.

Это глаза.

Звучит, конечно, как полный бред, но он смотрел на внутреннее убранство машины, летевшей по небу. И смотрел чужими глазами.

Чьими же, интересно?

Но он уже понял. Он смотрел глазами Узника.

Глава 2
Эдди Дин
1

Словно бы подтверждая его догадку, какой бы безумной она ни казалась, картина, которую видел перед собой стрелок сквозь дверной проем, вдруг поднялась и сместилась в сторону. Она повернулась (опять подступило головокружение, как будто стоишь на какой-нибудь платформе с колесами, которую раскачивают туда-сюда невидимые руки), и проход между рядами поплыл мимо дверного проема. Стрелок увидел помещение, где находилось несколько женщин, одетых в одинаковую красную форму. Там было полно каких-то стальных предметов, и стрелку захотелось остановить движущуюся картинку, несмотря на изнеможение и боль, чтобы рассмотреть эти похожие на механизмы устройства получше. Одна штуковина напоминала печь. Женщина в униформе, та, которую он уже видел, как раз наливала джин, заказанный непонятным голосом. Бутылка была совсем крошечной и, без сомнения, стеклянной. А вот бокал, в который она наливала, только имел вид стекла, но стрелку показалось, что он все-таки сделан из чего-то другого.

Прежде чем стрелок успел рассмотреть все как следует, изображение в дверном проеме сдвинулось. Опять головокружительный поворот – и он уже смотрит на какую-то дверь из металла. На табличке над ней светились буквы. Стрелок сумел разобрать это слово: СВОБОДНО.

Изображение немного сместилось. Справа от двери, через которую смотрел Роланд, показалась рука и взялась за ручку той двери, на которую он смотрел. Он увидел манжету рукава голубой рубахи, чуть-чуть закатанного, и завитки черных волос на руке. Длинные пальцы. Перстень с камнем, который мог быть и рубином, и простой стекляшкой. Скорее второе, решил стрелок, для драгоценного этот камень уж слишком здоровый и вульгарный.

Металлическая дверь распахнулась, и стрелок заглянул в уборную, самую странную из всех, которые доводилось ему видеть: она была сплошь из металла.

Косяк металлической двери проплыл мимо двери на морском берегу. Стрелок услышал, как щелкнула задвижка. Он был избавлен от очередного головокружительного поворота и поэтому предположил, что человек, глазами которого он сейчас смотрел, запер за собой дверь не оглядываясь, просто протянув руку назад.

А потом изображение все же повернулось – не полностью, а только наполовину: он смотрел теперь в зеркало, и перед ним было лицо, которое он уже видел однажды… на карте Таро. Те же темные глаза и непослушные черные волосы. Лицо спокойное, но бледное, а в глазах (глазах, через которые он сейчас смотрел, и одновременно глядевших на него) Роланд заметил то же самое выражение испуга и ужаса, что и в глазах человека с бабуином на плече на карте Таро.

Человека трясло.

Он тоже болен.

А потом стрелок вспомнил Норта, травоеда из Талла.

Вспомнил слова оракула.

Демон его осаждает.

Стрелку вдруг пришло в голову, что он, наверное, знает, что такое ГЕРОИН: какое-то зелье вроде бес-травы.

Правда, есть в нем что-то угнетающее?

Не задумываясь, с простой решимостью, благодаря которой он и остался последним из всех и не свернул с дороги, даже когда Катберт и все остальные погибли или же отступились, кто – покончив с собой, кто – пойдя на предательство, а кто – и просто отказавшись от самой мысли о Башне; итак, с решимостью, отметающей всякую неуверенность, раздумья и сомнения, с той самой решимостью, которая провела его через пустыню и вообще через все эти долгие годы погони за человеком в черном, стрелок шагнул в проем двери.

2

Эдди заказал джин с тоником – быть может, идея не самая лучшая – проходить подшофе славную Нью-Йоркскую таможню, к тому же он знал – стоит ему начать, остановиться он уже не сможет, – но ему нужно было хоть чем-то заняться.

«Если тебе позарез нужно спуститься, а ты не можешь найти лифт, – однажды сказал ему Генри, – спускайся хоть на помеле, только добейся своего».

А теперь, когда он сделал заказ и стюардесса ушла, ему вдруг показалось, что его сейчас, похоже, стошнит. Не то чтобы обязательно, но весьма вероятно, поэтому лучше все-таки перестраховаться. Проходить таможню с двумя фунтами чистого кокаина под мышками и при этом дышать на них джином – и так уже невеликая радость; но еще и с пятном блевотины, подсыхающей на штанах, – это точно накликать беду. Так что лучше перестраховаться. Может быть, тошнота пройдет, как это обычно бывает, но надо все-таки принять меры.

А загвоздка в том, что он собирался «остыть». То есть не завязать с «дурью» совсем, или, говоря на их языке, заморозиться, а именно «остыть». Еще один перл великого мудреца и выдающегося наркомана Генри Дина.

Они сидели тогда на балконе пентхауса «Королевской башни», еще не в отключке, но уже близкие к этому, подставляя лица теплому солнышку, потихонечку забалдевая… в те старые добрые времена, когда Эдди только-только начал нюхать рассыпуху, а сам Генри еще не сел на иглу.

– Все говорят о глубокой заморозке, – сказал тогда Генри. – Но тем не менее многие предпочитают сначала «остыть».

А Эдди, почти уже ничего не соображая, только бешено гоготал, потому что доподлинно знал, о чем говорит ему Генри. Но сам Генри лишь улыбался какой-то надломленной улыбкой.

– В некотором смысле завязывать резко лучше, чем постепенно, – продолжал Генри. – По крайней мере, когда решаешься сразу на глубокую заморозку, ты ЗНАЕШЬ, что тебя будет трясти, ты ЗНАЕШЬ, что будешь блевать, ты ЗНАЕШЬ, что будешь исходить по́том, пока тебе не покажется, что ты тонешь в нем. А вот тянуть с этим делом – значит обрекать себя на пытку ожиданием.

Эдди вспомнил о том, что он спросил Генри, как бы тот назвал «иглового» (а в те смутные невозвратные дни, месяцев этак шестнадцать назад, они торжественно уверяли друг друга, что колоться никогда не станут), когда он получает убойный «передоз».

– А это уже называется «пережариться» или «превратиться в гуся жареного», – быстро ответил Генри и вдруг удивился себе же, как это бывает, когда, и сам того не ожидая, скажешь что-то прикольное и смешное. Они переглянулись и захохотали, корчась от смеха и хватая друг друга за плечи. Гусь жареный. Умора. Вот только теперь это уже не так смешно.

Эдди встал, прошел вперед между рядами кресел, посмотрел на табличку СВОБОДНО и открыл дверь.

– Привет, Генри, великий мудрец и выдающийся наркоман, мой старший братец! В дополнение к разговору об определениях хочешь послушать мое толкование «поджаренного гуся»? Это если один из таможенников в аэропорту Кеннеди решит, что у тебя какая-то не такая рожа, или если твой полет приходится на один из тех дней, когда при них эти собаки ученые, которые вдруг начинают все разом лаять, и ссать на пол, и рваться с поводков, рискуя задохнуться от впившихся в горло ошейников… а базар-то весь из-за тебя, тебя они будут пытаться достать… а после того, как те парни с таможни перетряхнут твой багаж, тебя еще заведут в такую маленькую комнатку и спросят, не желаешь ли ты снять рубашку, а ты ответишь, что нет, не желаешь, я, мол, был тут на Багамах и подхватил небольшую простуду, а кондиционеры у вас прямо зверские, как бы простуда моя не перешла в пневмонию, а они тебе скажут: «Да неужели вы всегда так потеете при таких «зверских», как вы выражаетесь, кондиционерах, мистер Дин? В самом деле приносим свои извинения, черт подери, нам очень жаль, но придется вам все-таки снять рубашку». И ты снимаешь рубашку. «А теперь, пожалуйста, и футболку, а то вам, кажется, нездоровится, дружище, вот у вас и под мышками какие-то вздутия, не иначе как лимфатические узлы или еще чего». А ты даже им возразить не можешь, стоишь, как центровой на поле, который не видит смысла отбивать мяч, когда тот летит в сторону, и просто смотрит, как мяч уходит на трибуну, ибо, ничего не поделаешь, ушел так ушел, так что ты снимаешь футболку, и… «Батюшки, поглядите-ка, нет, парень, тебе повезло, это не опухоль, разве что только на теле общества, ха-ха-ха, эти штуковины больше похожи на пластиковые пакеты, прикрепленные скотчем, и, кстати, сынок, не волнуйся насчет запашка, это всего лишь «гусь». Он просто «поджаривается».

Не поворачиваясь, он запер дверь. Пятна света перед глазами теперь стали ярче. Двигатели самолета тихонько гудели. Он повернулся к зеркалу, чтобы посмотреть, насколько неважно он выглядит, и внезапно его охватило какое-то ужасное, проникающее до самых глубин нутра чувство: как будто за ним наблюдают.

«Эй ты, не психуй, успокойся, – сказал он себе, встревоженный. – Ты же вроде бы самый непробиваемый тип на свете и никогда не страдал паранойей. Поэтому-то и послали тебя. Поэтому…»

Внезапно ему почудилось, что глаза в зеркале – не его глаза, не орехово-зеленоватые глаза Эдди Дина, растопившие столько сердец, помогавшие пресловутому Эдди Дину, двадцати одного года от роду, раздвинуть столько прелестных ножек за последнюю треть его жизни, а совершенно чужие: не ореховые, а голубые, цвета линялых «левисов». Холодные, ясные, неожиданно острые, как будто бесстрастно оценивающие находящуюся перед ним цель. Глаза снайпера.

И еще он увидел – ей-богу, отчетливо увидел, – как в них отразилась чайка, устремившаяся вниз, к набегающей волне, и выхватывающая что-то из воды.

Он еще успел подумать: Что за дерьмо такое? – и понял, что на этот раз его все-таки вырвет.

За какую-то долю секунды до того как его вывернуло, пока он еще не оторвал взгляда от зеркала, голубые глаза исчезли… но до этого он испытал странное ощущение, как будто в нем два человека… как будто он одержим, как та девочка из «Изгоняющего дьявола».

Он явственно ощутил у себя в мозгу присутствие чужого сознания и услышал чужую мысль не так, как человек слышит собственные свои мысли, а скорее как голос по радио: «Я прошел. Я в воздушной карете».

Было что-то еще, но Эдди уже не расслышал, потому что был занят другим: старался блевать в раковину, производя при этом как можно меньше шума.

Он не успел еще вытереть рот, как вдруг с ним приключилось такое, чего с ним в жизни не случалось. На какой-то пугающий миг исчезло все, образовался провал во времени. Как небольшая аккуратная белая лакуна в газетной колонке.

Что это? – подумал Эдди беспомощно. Что еще за дерьмо?

А потом его снова стошнило. Может быть, даже и к лучшему. Что бы там ни говорили, у рвоты есть хотя бы одно, но действительно стоящее преимущество: пока ты блюешь, ни о чем больше ты просто не можешь думать.

3

Я прошел. Я в воздушной карете, подумал стрелок, и уже через секунду: Он меня видит в зеркале!

Роланд подался назад. Не совсем ушел, но попятился, как, бывает, ребенок отступает в самый дальний конец длинной комнаты. Он находился внутри небесного экипажа и внутри какого-то человека. Внутри узника. В это первое мгновение, когда он подступил чуть ли не к самому «порогу» (он не знал, как это правильно описать), он очутился даже более чем внутри незнакомца – он почти стал этим человеком. Он чувствовал его болезненное состояние и знал, что его сейчас вырвет. А еще Роланд понял, что может не только чувствовать это тело, но и, при необходимости, управлять им. Он будет мучиться всеми его болячками, и обезьяноподобный демон, который его донимает, будет терзать и Роланда тоже, но, если ему будет нужно, он может им управлять.

А может и оставаться в своем мире незамеченным.

Когда у узника прошел приступ рвоты, стрелок рванулся вперед, на этот раз уже переступив через «порог». Он почти ничего не понимал в этой странной ситуации, а действуя в ситуации, в которую не совсем врубаешься, можно нагородить таких дел, что потом сам рад не будешь, но Роланду необходимо было узнать две вещи. И эта отчаянная необходимость перевешивала боязнь любых последствий, пусть даже самых что ни на есть ужасных.

На месте ли дверь, через которую он покинул свой мир?

А если да, то где тогда его тело? Осталось у двери на берегу, ослабевшее, брошенное, может быть, умирающее, если уже не мертвое? Без души и сознания, покинувших тело, продолжает ли его сердце бездумно биться, дышат ли легкие, раздражаются ли нервы? А если тело его еще держится, то до ночи ему уж точно не дожить. Ночью на берег выползут омарообразные твари задать свои горестные вопросы и как следует пообедать.

Он быстро оглянулся назад, повернув голову, которая на мгновение стала его головой.

Дверь стояла на месте, у него за спиной. Стояла открытая в его мир, петли ее держались теперь за стальной косяк этой странной уборной. И – да – у двери лежал он, Роланд, последний стрелок. Лежал на боку, прижав перевязанную правую руку к животу.

Я дышу, подумал Роланд. Мне бы надо вернуться и переместить себя. Но сначала я сделаю кое-какие дела. Сначала…

Он покинул сознание узника и отступил, выжидая, стараясь понять, заметил ли узник его присутствие.

4

Рвота уже прекратилась, но Эдди еще постоял над раковиной, крепко зажмурив глаза.

Кажется, я на секунду отрубился. Даже не знаю, что это было. Я что, оглядывался?

Он нащупал кран, пустил холодную воду и, не открывая глаз, побрызгал себе на лоб и щеки.

А потом, понимая, что дальше откладывать невозможно, осторожно открыл глаза и посмотрел в зеркало.

Из зеркала на него глядели его собственные глаза.

Никаких чужих голосов в голове.

Никакого странного чувства, что за ним наблюдают.

«Ты на мгновение отрубился, Эдди, – пояснил ему великий мудрец и выдающийся наркоман. – Обычное дело для того, кто «остывает».

Эдди взглянул на часы. До Нью-Йорка полтора часа. Самолет сядет в 4.05 по восточному поясному времени, и времечко будет горячее. Проба сил.

Он вернулся на место. Джин уже ждал его на откидном столике. Он отпил пару глотков, и к нему подошла стюардесса спросить, не нужно ли ему еще что-нибудь. Но едва он открыл рот, чтобы сказать «нет, спасибо», как вдруг опять на мгновение отрубился.

5

– Только чего-нибудь перекусить, пожалуйста, – сказал стрелок ртом Эдди Дина.

– Горячее подадут в…

– Я буквально умираю с голоду, – совершенно искренне проговорил стрелок. – Все, что угодно, хотя бы бутер…

– Бутер? – нахмурилась женщина в красной армейской форме, и внезапно стрелок заглянул в мозг узника. Сандвич… слово прозвучало словно издалека, тихо, как шорох в поднесенной к уху раковине.

– Сандвич хотя бы.

Женщина в форме как будто задумалась.

– Ну… у нас есть рыба, тунец…

– Было бы замечательно, – обрадовался стрелок, хотя в жизни не слышал о танцующей рыбе. Ну ладно, нищие не выбирают.

– Что-то вы бледный, – сказала женщина в форме. – Вы, наверное, плохо переносите полеты?

– Да нет, это просто от голода.

Она одарила его профессиональной улыбкой.

– Сейчас что-нибудь вам сварганим.

– Сварганим? – изумленно переспросил стрелок. В его мире слово «сварганить» означало на сленге «изнасиловать женщину». Ну да ладно. Сейчас принесут поесть. Роланд даже не знал, сможет ли он перенести сандвич с танцующей рыбой обратно на берег, где лежало сейчас его тело, которому так нужна была пища… Но все по порядку, одно за другим.

Сварганить, подумал стрелок и тряхнул головой Эдди Дина, как будто не веря.

А потом отступил опять.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 13

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации