Текст книги "Коучинг война"

Иными словами, когнитивный домен остается фундаментальным элементом в комплексной структуре новых вооруженных сил, концепций и технологий.

От того, насколько гибким и соответствующим той или иной научной парадигме будет мышление у лиц, принимающих решения в области оборонной политики, миротворческих операций и Realpolitik в целом, будет зависеть успех противоборства с потенциальным врагом в будущем.

Следовательно, как можно определить коучинг войну? В ней стержневым фактором является гибкость и адаптация вооруженных сил к изменчивой среде, которая включает в себя потенциального противника и нейтральные силы. Важным являются не только опережающие военные технологии, которые будут сдерживать от линейной гонки вооружений, оказывающей негативное влияние на бюджет в целом, но и широкий спектр военно-дипломатических приемов от демонстрации силы (учения, маневры, военные игры) и создания стратегических ловушек для противников до программ в рамках «мягкой силы» и заключения альянсов и соглашений (включая возможные тайные пакты с различными движениями и организациями, которые не вписываются в конвенциональную политику).

Для подтверждения нашего тезиса о коучинг войне предлагаем рассмотреть практику конфликтов недавнего прошлого, которая наглядно помогает усвоить теорию.

По классификации Джозефа Ная-младшего существует несколько видов власти и их проекции – жесткая, мягкая и умная. Жесткая основана на принуждении, а мягкая на культурном влиянии и стимулировании интереса. Умная представляет комбинацию обеих. Анализ их соотношения и применения крайне важен в контексте исследуемой темы.

В качестве конкретных примеров (кейсов) мы предлагаем рассмотреть Сирию, где была применена жесткая сила, Кавказ, с позиции применения исключительно гуманитарных технологий, и Украину, где применялись оба метода. Кроме того, мы рассмотрим гуманитарный подход внутри силовых операций – как вооруженные силы США оказывают политическое влияние через сотрудничество, а также экономические средства ведения противоборства, лоббизм и инструменты социального инжиниринга.

Спектры власти

Пожалуй, нужно начать с того, что «война – это феномен, фундаментально связанный с распределением и перераспределением власти»2929
  Blainey G. The Causes of War. NY: The Free Press, 1973. p. 114.


[Закрыть]. Но так как в английском языке слово power в зависимости от контекста, а иногда и одновременно означает власть, господство и силу, мы будем употреблять это слово без перевода. Power является по своей природе как материальной (экономическая власть денег или ресурсов, наличие физических средств для принуждения, такие как оружие и персонал), так и психологической (легальная, религиозная или научная власть, интеллектуальный и социальный престиж, харизма, иллюзорная или действительная репутация), и обе разновидности служат для обеспечения дипломатической или военной мощи3030
  Strategy, Dept. of Navy, Washington, D.C., 1997, p. 10


[Закрыть]. По своей природе, которая является ни хорошей, ни плохой, power проявляется везде по-разному, что зависит от специфики общества. В различных местах в разные времена власть и господство имели совершенно различное распространение. Власть испанского короля Филиппа II опиралась на землевладельцев-аристократов, но европейская сила, связанная с городскими банкирами смогла превозмочь его военное превосходство. А в США во время Вьетнамской войны давление разношерстной политической коалиции вынудило руководство страны завершить военную кампанию. Немало примеров может набраться и в русской истории.

Поэтому для любого стратега главной проблемой является определение, где и в какую форму будет воплощена power, а также идентификация тех точек (в нашем случае это важно), где применение военной силы будет наиболее эффективным3131
  Ibid, p. 16


[Закрыть].

Профессор Гарвардского университета Джозеф Най и бывший государственный секретарь США Ричард Эрмитаж сформулировали основные принципы современных разновидностей power. «Power – это возможность влиять на поведение других для получения желаемого результата»3232
  CSIS Commission on Smart Power: a smarter, more secure America / cochairs, Richard L. Armitage, Joseph S. Nye, Jr. Washington, CSIS Press, 2007. p. 6.


[Закрыть]. При этом Эрмитаж и Най отмечают, что исторически power зависела от таких критериев, как размер страны и численность ее населения, природные ресурсы, экономическая мощь, военная сила и социальная стабильность. А источник любой power в первую очередь зависит от контекста. Hard power (жесткая сила) дает возможность странам использовать метод кнута и пряника для того, чтобы получить желаемый результат. Soft power (мягкая сила) дает возможность привлекать людей на свою сторону без применения насилия. Для soft power фундаментальной основой является легитимность. Smart power (умная сила) не является ни hard ни soft, а представляет собой комбинацию обеих.

Специалисты по сетевым войнам предлагают аллегорические трактовки hard и soft power для оказания политического влияния. Для них hard power выражается в различных формах принуждения, тогда как soft power – это, своего рода, маяк на скале, который привлекает всех, кто находится в диапазоне его действия.3333
  Подробнее см. Савин Л.В. Сетецентричная и сетевая война. Введение в концепцию. – М.: Евразийское движение, 2011.


[Закрыть]

Эрмитаж и Най в 2007 г. определили формулу для будущей стратегии Америки: «smart power означает развитие интегрированной стратегии, ресурсной базы и инструментария для достижения целей США, которые предусмотрены и hard, и soft power»3434
  CSIS Commission on Smart Power : a smarter, more secure America / cochairs, Richard L. Armitage, Joseph S. Nye, Jr. Washington, CSIS Press, 2007. p. 7


[Закрыть]. Они также констатируют, что во внешней политике США ранее больше использовали hard power, так как ее действия были прямолинейны, а основы ее могущества видимы для внешних акторов.

Современный американский политолог Уолтер Рассел Мид развивает идею Дж. Ная о hard и soft power в контексте доминирования США, интерпретируя как военную составляющую, так и концепцию Антонио Грамши о гегемонии. Он пишет, что hard power делится на военную и экономическую составляющие. Первую можно назвать острой силой, так как она основывается на силе штыков и можно на своей шкуре почувствовать их действие – если мы будем ей противостоять, то острые штыки будут подталкивать нас в нужном направлении. Это твердый фундамент американской системы. Экономическая составляющая – это липкая сила, которая соблазняет и убеждает одновременно. Она представляет собой «сеть экономических институтов и стратегий – вовлекает в нашу систему других и затем создает для них такие условия, что им становится трудно ее покинуть»3535
  Уолтер Рассел Мид. Власть, террор, мир и война. Большая стратегия Америки в обществе риска. – М.: Прогресс-Традиция, 2006. С. 25.


[Закрыть].

Soft power также имеет два аспекта: притягательная сила американских ценностей, культуры, политики в отношении различных зарубежных обществ и сила, заключенная в определении повестки дня и уcтановлении рамок дискуссии (сила мировой гегемонии по Грамши). «Притягательная сила – ценности, идеи, политические шаги, встроенные в нашу систему, – ублажает другие нации. Сила гегемонии создает нечто столь же искусственное и произвольное, сколь с исторической точки зрения сама американская система порядка со времен Второй мировой войны выглядит естественной, желанной, неизбежной и устойчивой»3636
  Там же. С. 25-26.


[Закрыть].

Уолтер Рассел Мид указывает, что острая сила США связана с осознанием необходимости подавляющего военного превосходства как надежной основы национальной безопасности. Липкую силу он сравнивает с хищным растением росянкой, которое завлекает свою жертву приятным запахом, поэтому ее действие, хоть и не предусматривает вооруженное насилие, но в основе не имеет совпадения волеизъявлений. На эту силу работает влиятельное лобби коммерсантов, банкиров и торговцев, вовлекая в американскую зависимость рынки и производителей. На практике это выражается в создании неравных условий торговли и обмена – страны, которые вовлечены в американскую торгово-финансовую орбиту (имеется в виду также ВТО, Всемирный банк и МВФ) боятся разрыва с США, так как нуждаются в рынках сбыта и одновременно владеют ценными бумагами. «Крушение американской экономики – или американской мощи – нанесет колоссальный, неприемлемый ущерб всему остальному миру», – считает Мид3737
  Уолтер Рассел Мид. Власть, террор, мир и война. Большая стратегия Америки в обществе риска. – М.: Прогресс-Традиция, 2006. С. 36.


[Закрыть] .

Притягательная сила, конечно, действует не на всех, так как во многих странах не признают, а часто и открыто осуждают американские ценности и суррогатную культуру этой страны. Но у нее несколько элементов, которые включают в себя мировую роль США, иммиграцию и гуманитарную помощь, которую Вашингтон оказывает многим государствам.

И, наконец, четвертая сила – гегемония основана на том, что мировой порядок, поддерживаемый США был признан легитимным и неизбежным3838
  Там же. С. 41.


[Закрыть].

При этом острая, липкая и мягкая силы поддерживают силу гегемонии. «Это три разнородные силы, действуя совместно, теряют свою специфику, сливаются в синергетическом потенциале и образуют целое, превышающее сумму составляющих его частей»3939
  Там же. С. 42.


[Закрыть] .

И даже военная сила, по мнению Мида, не является исключительно острой, так как имеет и мягкий компонент, связанный с сетью военных баз США, международным сотрудничеством, в том числе посредством НАТО, обучением специалистов со всего мира и гуманитарными программами.

Данный подход Мида показывает более широкий спектр возможностей, чем дихотомию на гуманитарные операции и ведение боевых действий.

Довольно показательной в плане обсуждений в среде военного сообщества США о значении той или иной силы, является монография Колина Грея «Жесткая и мягкая силы: утилита военной силы как инструмента политики XXI века».4040
  Colin S. Gray, Hard Power and Soft Power: The Utility of Military Force as an Instrument of Policy in the 21st Century, SSI Monograph, 2011.


[Закрыть] Колин Грей предлагает рассмотреть одиннадцать положений для более глубокого понимания политического феномена мягкой и жесткой силы, при этом, делая оговорку, что они имеют различный фокус и их можно определить, как правильные или неправильные, правильные, но вводящие в заблуждение, или неправильные, но поучительные.

1. Военная сила менее эффективна в качестве инструмента политики XXI в., чем это было в не в столь отдаленном прошлом.

2. Времена меняются: история следует хронологии, но совершенно не линейна.

3. Эффективность военной силы зависит от культуры и обстоятельств.

4. «Тяжелые времена способствуют появлению мягких принципов».

5. Война может оказаться стратегической хирургией, проводимая в соответствии с законом политических целей, но также грубой силой или насилием.

6. Мягкая сила не является существенно дискреционной, и ее концепция, скорее всего, может ввести в заблуждение, чем просветить.

7. Мягкая сила попадает под ошибочную характеристику (в целом неправильную) как альтернатива военной и экономической мощи.

8. Опасно основывать мягкую силу на расчетах и чувстве частого отсутствия мотивации других стран.

9. Сфера политики эффективности мягкой силы, как правило, либо структурно стимулирует легкий успех, либо излишне противостоит такому влиянию.

10. Жесткая и мягкая силы должны дополнять друг друга, только если они окажутся стратегически некомпетентными и не будут обладать высокой политической эффективностью как по отдельности, так и «вместе».

11. Мягкая и жесткая силы больше стимулируют друг друга, чем заменяют.

В итоге, считая жесткую и мягкую силу полными или частичными альтернативами друг друга, Колин Грей делает следующие выводы:

Есть случаи, при которых ни мягкая, ни жесткая силы не эффективны для получения преимущества, не говоря уже о победе. Кроме того, есть вероятность, что ни одна их комбинация не сможет принести успех. Ученые, как правило, в состоянии постулировать чудо исторического эффективного гипотетического вмешательства, которые должны были привести к успеху, но это могут быть лишь досужие домыслы.

Мягкая сила не имеет вариативности. Вполне возможно, что на протяжении большей части американской культуры распространяли и уважали этот факт, но он берется в расчет только в отношении политического выбора. Страны могут проникать друг в друга глубоко некоторыми своими ценностями и практиками, одновременно с этим находясь в весьма конфликтных отношениях, поскольку интересы их считаются несовместимыми.

Исторически контекст общего взаимного неуважения между антагонистическими обществами и их политиками – нечто необычное. Политика и интересы, которые движут ими – способ подавления многокультурности, не говоря уже о близости. Когда национальные интересы воспринимаются как столкновение, мягкая сила – неэффективна. Существует множество примеров, но самые яркие это: рост англо-германского антагонизма конца XIX в. и американо-японский антагонизм XX в.

В то время как теория мягкой силы предлагает предположение, что американские ценности и культура, как правило, некоторым образом способны кооптировать «другим» экономически привлекательным образом, исторические свидетельства могут указывать на другое направление. Более точно, в отношениях, где используется мягкая сила, есть свидетельства присутствия жесткой силы. Фукидид (около 400 г. до н. э.) более подробно описывает эти явления международных отношений и внешней политики, чем Джозеф Най.

Мягкая сила реально и, возможно, часто хороша в малом количестве. Но мягкая сила в основном считается пиритом, рассматриваемый как эффективный инструмент (американской) политики.

Но проблема эффективности мягкой силы не должна, таким образом, восхвалять эффективность военной силы. Задача политики XXI в. в действительности состоит в том, что ни жесткая, ни мягкая сила не являются надежными инструментами политики. Ключевая разница между ними двумя, однако, заключается в том, что в то время как необходимо практически рассматривать военную силу как инструмент политики, например, такой подход нельзя применить к мягкой силе. В отличие от американской мягкой силы, ее военная мощь не является присущей данностью. Возможность угрожать и использовать военную силу сильно варьируется даже с точки зрения контингента и требует централизованного направления. Мягкая сила в корне отличается. Это диффузная по существу «данность», которую нельзя изменить даже внезапным решением, и ее последствия (первого, второго, третьего порядка) в конкретной стране не всегда предсказуемы.

Кроме данных выводов Колин Грей по ходу рассуждений делает еще несколько важных замечаний.

·Мягкая сила культурных ценностей выражает то, что другие могут посчитать привлекательным, и всегда рискует исключить национальные черты, которые противоречат американской культуре.

Военная сила не просто соотношение качества/ количества, которое может рассматриваться как элементарная частица, неизменная в своей сущности.

Это комплекс, который поступает в упаковках различного размера и с разным содержимым.

Война может принимать различные формы и наиболее частые – это нерегулярная, гибридная, регулярная и совершенно иная война, когда применяется оружие массового уничтожения.

Эффективность военной силы зависит не только от своего качества и количества, а также, самое важное, от необходимого политического определения стратегической эффективности.

Один размер не может подойти всем. Несмотря на многие черты глобализации, которые потенциально сглаживают некоторые различия между политиками и их обществами, стратегические контексты и культуры реальных и потенциальных воюющих сторон несомненно будут более или менее асимметричны.

Даже если каким-то чудом, один размер эффективности/неэффективности военной силы подошел нескольким государствам, где политические системы почти полностью совпадали, как бы это ни было странным, то культурный фактор, несмотря на стратегические обстоятельства, остался чрезвычайно различным.

И, наконец, согласно этому короткому списку скептических мыслей, даже если кто-то подписался бы отстоять убеждения, что степень эффективности военной силы может выражаться количественно с течением времени, можно было бы утверждать, что существует неизменный показатель менее эффективной практической военной силы.

Подобные выводы дают основания судить, что даже теоретические вопросы применения обеих методик еще далеки до своего совершенства и, скорее всего, дебаты еще будут продолжаться, хотя сама терминология может претерпевать изменения.

Гибридно-сетевая война в Сирии

Вооруженный конфликт в Сирии полностью подходит под определение сетевой войны. Тактика и поведение сетевых воинов (как назвали широкий спектр борцов – от активистов-экологов и компьютерных хакеров до террористов и сепаратистов) начали изучаться спецслужбами и военными, в первую очередь, в США, не только чтобы противостоять им, но и для того чтобы перенять их методы для применения в интересующих регионах. В качестве исполнителей подбирались лица из политической оппозиции, диссидентов, недовольных, этнические меньшинства, а если критической массы не хватало, то с помощью интернет и манипуляций с информацией начинала формироваться ложная идентичность и велась постоянная пропаганда для подготовки необходимых настроений в обществе. В некоторых случаях вовлечение большого количества граждан в процесс помогало достичь необходимого эффекта мирным путем, что получило название «цветных революций», в других регионах заведомо подобные инициативы были обречены на провал, поэтому проектировщики делали упор на военную силу, как произошло в Ливии.

Использование лозунгов радикального ислама в подобных ситуациях (применительно к ближневосточному региону) весьма эффективно, так как позволяет привлечь большое количество волонтеров для «джихада». С другой стороны, страны Запада могут избавиться от своих радикальных элементов и фанатиков, позволив им выехать в горячие точки. В третьих, основная графа расходов в таких случаях ложилась бременем не на спецслужбы и связанные с ними структуры, а на идеологизированных правителей типа самодержцев Саудовской Аравии и Катара, которые дополнительно могли использовать ситуацию для своих геополитических интересов в регионе.

Сам конфликт разворачивался сразу в нескольких измерениях. Помимо стратегического и политического уровня есть религиозный, этнический и информационный факторы, которые подливали масла в огонь текущей войны. Именно салафизм (ваххабизм) являлся той скрепой, которая стимулировала Саудовскую Аравию в стремлении очистить чужую страну от «неверных», среди которых не только христиане различных конфессий, но также алавиты, которые представляют правящий класс, и шииты. Иран в данном конфликте также позиционировался как давний религиозный и ресурсный конкурент саудитов, а военная и экономическая поддержка Тегераном Башара Асада только усугубляла такое рвение. Саудовская Аравия была обеспокоена растущей мощью Ирана и его влиянием в регионе, особенно в качестве мирового центра шиизма, так как последователи этой версии ислама есть и в Саудовской Аравии, и в соседнем Бахрейне, где они составляют большинство жителей.

Но сравнение Сирии с государствами, где прошли цветные революции, на наш взгляд, будет не совсем корректным. В Сербии, Грузии, Украине и Киргизии политические протесты проходили в основном в столицах. Здесь же все началось на периферии – первые волнения состоялись на приграничных Иордании территориях, потом вблизи Ливана (Таль-Калах, Ксайр), Турции и Ирака (Букамаль). Следовательно, логика развития событий была иная, так как в Сирии восстание началось в сельских регионах. Можно с уверенностью сказать, что этому способствовали либеральные экономические реформы, начатые Асадом еще в середине 2000-х гг. Они частично и создали базу для будущих недовольных, так как привели к социальному расслоению. Ситуация в чем-то напоминала некоторые Республики России Северного Кавказа, где молодежь из сельской местности активно пополняла ряды бандформирований, так как не видела для себя перспектив и считала делом справедливости взять в руки оружие.

Помимо этого парадигма неолиберальной экономики довлела над конфликтом в целом. Сирия была интересна Западным странам как рынок сбыта своей продукции и источник дешевой рабочей силы, будь то проекты транснациональных корпораций, вхождение иностранного капитала в страну и создание там новых предприятий или долговая кабала банковских займов и программы структурного регулирования, которые Всемирный банк и МВФ навязывали с по всему миру с начала 90-х гг. В процессе войны Сирия стала представлять объект интереса для компаний, связанных с реконструкцией гражданской и промышленной инфраструктуры, так как войны и катаклизмы давно стали источником дохода для таких деятелей (с ними изначально был связан Госдепартамент США). Наоми Кляйн хорошо описала этот феномен в своей работе «Доктрина шока: Становление капитализма катастроф», где, в частности, указала и на то, что если ранее вопросами преодоления последствий стихий или войн занималась ООН, то с 2004 г. эту инициативу перехватили США, создав Управление реконструкции и стабилизации. Это управление работало в тесном сотрудничестве с Советом по национальной разведке США. Самое интересное, что в списках стран, где необходимо было воссоздать инфраструктуру, часто фигурировали государства, где еще не происходило ничего экстраординарного – ни цунами, ни землетрясения, ни разрушительной гражданской войны, из-за чего ряд исследователей логично предположил, что США намеренно провоцируют там конфликты, чтобы потом провести комплексную операцию и начать восстановление на выгодных для себя условиях.

То, что конфликт готовился заранее, свидетельствуют данные сирийских спецслужб. Еще до начала массовых выступлений и гражданской войны в Сирии была разоблачена широкая сеть лиц, вовлеченных в антиправительственную деятельность, что дало основания сделать вывод о том, что против их государства начался реализовываться ливийский сценарий. Помимо арабских агентов эта сеть включала в себя агентуру США, Великобритании, Германии и Франции. Перехваченные данные и аресты свидетельствовали о том, что была использована современная аппаратура, спутниковые телефоны марки Blackberry, а связь осуществлялась через немецкий военный корабль, который находился на рейде в Средиземном море у берегов Сирии. Важно подчеркнуть, что средства связи являются важным компонентом современных сетецентричных боевых действий, так как позволяют оперативно мониторить пространство поля боя и быстро принимать решения. Неслучайно Запад оказывал поддержку вооруженной оппозиции современными средствами связи. Тактическое сетецентричное радио также было успешно обкатано американскими военными в Ираке и Афганистане. В военной операционной доктрине США, принятой за норму, есть важное понятие – петля Бойда НОРД (Наблюдение-Ориентировка-Решение-Действие).4141
  Леонид Савин. Пять стратегических колец Уордена и петля Бойда НОРД//Геополитика, 17.07.2017. https://www.geopolitica.ru/article/pyat-strategicheskih-kolec-uordena-i-petlya-boyda-nord


[Закрыть] Суть эффективного боя согласно этой теории заключается в том, чтобы самому быстрее пройти через цикл этой петли, не давая противнику, тем самым, шанса на инициативу. Для противостояния подобной тактике необходимо разрушить данную петлю, проникнув в одно из ее звеньев, либо накрывать врага ураганным огнем, что, в основном, и делали правительственные войска в Сирии.

Теперь об этнической стороне конфликта. Помимо курдов, которые активно поддерживались со стороны США, в том числе в Турции, в Сирии проживает множество других народов. Есть армяне, многие из которых находились в Алеппо. Также много выходцев с Северного Кавказа. Они объединены собирательным названием «черкесы», и в эту группу входят также балкарцы, кабардинцы, вайнахи, адыги, абхазы, шапсуги, осетины и другие этнические группы, в том числе из Дагестана. В начале 2012 г. сирийская вооруженная оппозиция пообещала взяться за черкесов после того, как они разберутся с Асадом. С учетом того, что черкесы традиционно служили в силовых структурах Сирии, занимая там важные посты, а во время арабо-израильских войн насчитывали большинство в рядовом составе сирийской армии и внесли значительный вклад в разгром групп исламских фундаменталистов, в том числе «Братьев-мусульман» в 1980-х гг., полный геноцид со стороны радикальных салафитов (при условии, если сами черкесы таковыми не являются) был бы им обеспечен. Необходимо отметить, что черкесский фактор срезонировал и в России, где сторонники радикального ислама на Кавказе (и те же черкесы) начали обвинять российские власти в поддержке «кровавого диктатора» Асада. Турция, правительство которой долгое время уверенно манипулировала своими черкесами (в том числе и абхазскими, предоставляя молодежи бесплатное образование), незамедлительно заявила о своей поддержке и черкесам Сирии.

Туркмены – еще один народ, многие столетия проживающий на территории Сирии. Для этого этноса Анкара могла предложить значительно больше преференций, включая взывание к общему тюркскому наследию, языку и культуре. Сирийские туркмены имеют зоны компактного проживания в различных районах – Лазкие, Алеппо, Хомс, Хама, Голан, Шам, а Турция начала разыгрывать эту карту еще в 1994 г., когда в г. Искандерун была создана организация взаимопомощи туркмен Байир-Буджак. Под видом гуманитарной помощи для туркменов Сирии многие годы проводилась пропагандистская работа официальной Анкары и создавалась своя резидентура. На такую возможность указывает факт резкой активизации по туркменскому направлению политической деятельности в Турции сразу же после начала волнений в Сирии в 2011 г. Там было создано «Сирийское туркменское движение» и «Сирийская туркменская группа», которые объединились в «Сирийский туркменский блок». Кроме этого было зарегистрировано «Сирийское демократическое туркменское движение» и зонтичная организация «Сирийская туркменская платформа». Все организации имеют свои ячейки непосредственно в Сирии, где имели виды на участие в политике в будущем. Помимо пропаганды в социальных сетях и среди этнических туркменов они создали военную структуру. Эта так называемая дивизия состояла из 12 объединений под общим названием «Бригада туркменской горы». Ее главнокомандующим был полковник Мухаммад Авад, под началом которого находились боевики в провинции Латакия. Военное присутствие туркменов в Алеппо было представлено Али Башером. Тогда они заявляли, что контролируют участок в 350 км. и обеспечивают безопасность для мест компактного поселения туркменов. Под началом этой бригады находились следующие группировки: Нуреттин Зенгри (глава – Ферид Масри, зона действия – Латакия), которая входила в тройку самых крупных и наиболее сильных; Захир Бейбарс, действовавшая в районе Аванли; Аль Хува Билли (завершает тройку и действовала между поселками Кастав и Бейт Милик); Явуз Мехмет Селим (руководитель – Тарик Сохта, район Шерен); Султан Мехмет Завоеватель (зона действия – центральный Гимам); Мемдух Джолха (район Бейт Фарез, первый главарь Мустава Эмин был убит и возведен в ранг мучеников, его заменили Усама Кади, а затем Эмин Ибрагим); Бин Тамиме (находились у границы в районе деревни Нусайри); Катиб аль Мустафа; Фирсан Тевхид и Сукур уль Туркмен, которая считалась наиболее хорошо организованной группировкой (база в городе Нусайбин). И все эти военизированные объединения действовали исключительно под «туркменским флагом», отдельно от пестрой смеси боевиков, террористов и всяческих авантюристов под брендами «Свободная сирийская армия» и Генеральный военный штаб.

«Свободная сирийская армия» заслуживает отдельного внимания. Эта структура была создана при помощи турецких спецслужб, чтобы под этим лейбом собрать все разрозненные вооруженные группировки. Полковник Риад аль-Асад, который дезертировал в июле 2011 г., находился в лагере для беженцев Апайдин в Турции, но жил отдельно от гражданского населения. Чтобы попасть на встречу с ним журналисты проходили строгий досмотр и сотрудники турецких спецслужб принимали решение, следует давать им допуск или нет. Как известно, этот бренд просуществовал около года, прежде чем ряд боевиков начал откалываться и заявлять о своей автономии. Однако изначально были и другие организации, такие как Джабат Аль Нусра (филиал Аль-Каиды в Сирии) и Ахрар Аль Шам.

Также известно, что в ноябре 2011 г. в «Свободную сирийскую армию» (ССА) влилось около 600 боевиков из ливийской Аль-Каеды4242
  Libyan fighters join “free Syrian army” forces,” Al Bawaba, 29 November 2011.


[Закрыть]. Эта операция проходила под руководством Абдель Хакима Белхаджа, который, согласно заверению бывшего премьер-министра Испании Хосе Мария Аснар, подозревается в организации терактов 11 марта 2004 г. в Мадриде4343
  Spain’s Former Prime Minister Jose Maria Aznar on the Arab Awakening and How the West Should React,” CNBC.com., 9 December 2011.


[Закрыть]. Сам Бельхадж тесно связан с шейхом Али аль-Салиби, который был провозглашен новым лидером Ливии. В Сирии неподалеку от турецкой границы в составе группы боевиков также был замечен аль-Махди Хатари, ливиец по происхождению, проживавший до присоединения к Аль-Каиде в Ирландии. Он возглавлял Трипольскую бригаду и был вторым лицом в Военном совете Триполи после Абделя Хакима Белхаджа4444
  Fitzgerald, Mary. Libyan-Irish commander resigns as deputy head of Tripoli military council. The Irish Times, 11 October 2011.


[Закрыть]. Хатари сложил свои полномочия в Ливии, заявив, что хочет вернуться к жене в Ирландию, однако последовал в Турцию, а оттуда во главе с боевиками пробрался на территорию Сирии4545
  Meyssan, Thierry. Free Syrian Army commanded by Military Governor of Tripoli. 23 Dec. 2011. http://counterpsyops.com/2011/12/23/ free-syrian-army-commanded-by-military-governor-of-tripoli/#more-3505


[Закрыть].

Помимо тех, кто выступал от лица полковника Риада были и другие формирования – Военный совет ССА, возглавлявшийся бригадным генералом Мустафой эль-Шейхом; группа Касема Садиддина в Хомсе; Мохаммед Хуссейн эль-Хадж Али, заявивший в сентябре 2012 г. о создании Сирийской национальной армии; Объединенное военное командование под руководством Аднаном Селу; «Сирийская группа поддержки», представляющая НПО из США, которую уличили в связях с ЦРУ; Объединенное командование Военно-революционного совета и Генеральный штаб Совета Верховного Объединенного военного командования во главе с бригадным генералом Салимом Идрисом. Хотя среди всех перечисленных группировок единого согласия не было, они не стали от этого менее опасными и были объединены единой целью – свержение действующего правительства.

На эту смесь из боевиков можно взглянуть и через призму теории сетевых войн. В ней существует такое понятие как тактика роя. Она заключается в том, что небольшие группы или отдельные активисты атакуют более сильного и могущественного противника. Так как эти группы слишком малы (что удобно для просачивания и совершения различных акций), но многочисленны, их действия причиняют объекту нападения существенные неудобства, если не постоянный дискомфорт, таким образом, постепенно выводя его из строя. Данная техника была названа по аналогии с действиями насекомых типа термитов и пчел, которые защищают свою территорию и дружно набрасываются на незванных гостей. Так действовали различные группы антиглобалистов при проведении саммитов Всемирного банка, Экономического форума в Давосе и т. п. мероприятий глобальной политической элиты. Безусловно, роевое поведение боевиков усиливалось и гражданскими инициативами.

«Гражданская составляющая» в агрессии против Сирии была основана на координационных комитетах (Tansiqiyyat), которые не делали акцент на этнической или религиозной принадлежности. Они были рассредоточены по всей стране. Часть из них в открытую помогала боевикам, другая проводила саботажи, третья занималась исключительно акциями протеста. Такая изменчивая природа характерна для сетевых воинов, которые сегодня делают одну работу, а завтра, в зависимости от обстоятельств, могут резко изменить вид деятельности.