Текст книги "Зелёная миля"

Вечером, когда Зверюга обходил блок Е, Уэртон стоял у решетки, отделяющей его камеру от коридора. Он дождался, пока Зверюга посмотрит на него, а затем надул щеки и ударил по ним ребрами ладоней. Поток шоколадной слюны окатил Зверюгу. Уэртон, наверное, сжевал весь батончик, как табак, обратив его в жидкую массу и не проглотив ни кусочка.

После этого Дикий Билл повалился на койку, дрыгая ногами, давясь от хохота и тыча пальцем в Зверюгу.

– Что-то вы почернели, босс. Как вам удалось поменять цвет кожи? – Он гоготал, держась за живот. – Господи, как жалко, что это не дерьмо! Ужасно жалко! Если б…

– Сам ты дерьмо, – прорычал Зверюга. – И я надеюсь, что ты обделаешься по уши, потому что тотчас же отправишься в свой любимый туалет.

Вновь Уэртона облачили в смирительную рубашку и препроводили в изолятор. На этот раз на двое суток. Иногда мы слышали, как он буйствует за дверью, иногда он обещал вести себя как полагается, иногда требовал позвать ему доктора, потому что он умирает, но большую часть времени он молчал. Молчал он и когда мы вывели его из изолятора. Уэртон шел по коридору с опущенной головой, тупым взглядом и никак не отреагировал на слова Гарри: «Все зависит только от тебя». Действительно, какое-то время он сидел тихо, а потом вновь доставал нас. Впрочем, он не придумал ничего такого, с чем бы мы не сталкивались раньше (может, за исключением трюка с шоколадным батончиком, даже Зверюга признал его оригинальность). Поражала разве что та настойчивость, с которой Уэртон творил зло. Я опасался, что рано или поздно кто-то утратит бдительность, и тогда жди беды. Ситуация эта могла сохраняться довольно-таки долго, потому что у Уэртона был адвокат, который бомбардировал инстанции петициями, убеждая всех и вся, что не следует убивать такого молодого парня… тем более белого. Жаловаться не имело смысла, потому что работа адвоката Уэртона и состояла в том, чтобы отсрочить, а то и отменить вовсе встречу его клиента с электрическим стулом. Заботясь о его жизни, этот адвокат подвергал серьезному риску наши. Мы же нисколько не сомневались, что никакие адвокаты не спасут Уэртона от Старой Замыкалки.

Глава 6

Пришел день, когда Мелинда Мурс, жена начальника тюрьмы, вернулась из Индианолы. Врачи закончили обследования. Получили отличные рентгеновские снимки опухоли в мозгу. Подтвердили документально слабость в руке и парализующие боли, повторяющиеся теперь чуть ли не каждый день. И умыли руки. Дали ее мужу пригоршню таблеток с морфием и отправили Мелинду домой умирать. У Хола Мурса накопились дни, которые он мог брать по болезни (не много, в те годы с этим было строго), и он взял их, чтобы ухаживать за женой.

Через три дня после возвращения Мелинды мы с Джейнис поехали навестить ее. Я позвонил заранее, и Хол дал добро: у Мелинды выдался хороший день, и она будет рада нас видеть.

– Я терпеть не могу такие визиты, – честно признался я Джейнис, когда мы ехали к маленькому дому Мурсов, который они купили вскоре после свадьбы.

– Не только ты, дорогой. – Она похлопала меня по руке. – Но мы будем держаться стойко, как и она.

– Надеюсь на это.

Мелинду мы нашли в гостиной, залитой лучами яркого октябрьского солнца. Увиденное поразило меня в самое сердце. Казалось, Мелинда потеряла фунтов девяносто. Разумеется, это преувеличение; если б она похудела на девяносто фунтов, от нее бы просто ничего не осталось, но именно так отреагировал мой мозг, когда глаза доложили о том, что увидели. Пожелтевшая, как пергамент, кожа буквально прилипла к костям. Под глазами чернели мешки. И впервые на моей памяти Мелинда сидела в кресле без вышивания или вязания. Просто сидела. Как пассажир на вокзале в ожидании поезда.

– Мелинда, – радостно приветствовала ее моя жена. Я думаю, встреча с Мелиндой потрясла ее не меньше, чем меня, но она блестяще скрыла свои истинные чувства. В этом женщины большие мастера. Джейнис подошла к креслу, в котором сидела жена начальника тюрьмы, опустилась на колено и взяла ее за руку. При этом мой взгляд упал на синий коврик перед камином, и я подумал, что его следует перекрасить в цвет перезревших лаймов, поскольку комната эта – другой вариант Зеленой мили.

– Я принесла тебе цветочный чай, который сделала сама, – щебетала Джейнис. – Действует лучше любого снотворного. Я оставила его на кухне.

– Спасибо тебе, дорогая. – Старый, осипший голос.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – спросила моя жена.

– Лучше. – Голос этого не подтверждал. – Не то чтобы я готова пойти на танцы, но сегодня по крайней мере не болит голова. В больнице мне дали какие-то таблетки. Иногда они помогают.

– Так ведь это хорошо!

– Но пальцы не слушаются. Что-то случилось… с моей правой рукой. – Мелинда подняла правую руку, посмотрела на нее, словно никогда не видела раньше, и опустила. – Что-то случилось… со мной. – Она начала плакать, беззвучно, совсем как Коффи. И у меня в голове зазвучали, повторяясь снова и снова, его слова: «Я же помог, так ведь?»

Появился Хол. Обнял меня и сразу же увел с собой. Я нисколько не возражал. Мы прошли на кухню, он налил мне самогона, приготовленного кем-то из местных фермеров. Мы чокнулись и выпили. Самогон обжег горло, но по телу разлилось приятное тепло. Когда же Мурс поднял кувшин, молчаливо предлагая мне повторить, я покачал головой. Дикий Билл Уэртон сидел в камере без смирительной рубашки, поэтому не следовало ходить рядом с замутненной алкоголем головой, даже если нас разделяла решетка.

– Не знаю, сколько еще я смогу это выносить, Пол, – тихо заговорил Мурс. – По утрам приходит женщина, чтобы помочь мне, но врачи говорят, что Мелинда может потерять контроль над кишечником и… и… – Он замолчал, изо всех сил стараясь вновь не расплакаться передо мной.

– Делай все, что в твоих силах. – Я через стол пожал его руку в почечных бляшках. – Изо дня в день, а остальное предоставь Господу. Выше головы не прыгнуть, так ведь?

– Пожалуй, ты прав. Но это так тяжело, Пол. Молю Бога, чтобы тебе не довелось узнать, как это тяжело.

Не без труда, но ему удалось взять себя в руки.

– А теперь расскажи, какие у вас новости. Как вы управляетесь с Уильямом Уэртоном? Перси Уэтмор тебя больше не достает?

Мы поговорили о тюремных делах, а потом отбыли. По дороге домой моя жена молчала, сидя рядом со мной с влажными от слез щеками. А у меня в голове все вертелась, словно кружащий по камере Делакруа Мистер Джинглес, фраза Джона Коффи: «Я же помог, так ведь?»

– Это ужасно, – вырвалось в какой-то момент у жены. – И нет никого, кто мог бы ей помочь.

Я согласно кивнул, но слова Коффи: «Я же помог, так ведь?» – утверждали прямо противоположное. Однако такие мысли пристали скорее безумцу, поэтому я постарался выкинуть их из головы.

Когда мы свернули в наш двор, Джейнис заговорила опять, но… на этот раз не о своей подруге Мелинде, а о моей урологической инфекции. Джейнис хотела знать, действительно ли она прошла.

– Действительно прошла, – заверил ее я.

– Так это же прекрасно. – И она поцеловала меня над бровью, отчего у меня, как обычно, по всему телу побежали мурашки. – Может, нам пора, ты понимаешь, кое-чем заняться. Если у тебя есть время и желание.

Второго хватало с лихвой, первого оставалось на пределе, поэтому я взял жену за руку, повел в спальню и раздел, пока она гладила одну часть моего тела, которая раздувалась, но больше не болела. И когда я погружал эту часть в ее сладостную влажность, медленно, как ей нравилось, как нравилось нам обоим, думал я о Джоне Коффи, о его «Я же помог, так ведь?», «Я же помог, так ведь?», «Я же помог, так ведь?» Не фраза, а строка популярной песенки, которая, привязавшись, никак не выходит из головы.

Потом, по дороге в тюрьму, я подумал о том, что пора репетировать экзекуцию Делакруа. И меня обдало холодом: сие означало, что Перси появится перед достопочтенной публикой. Я убеждал себя, что это необходимо, что одна эта экзекуция – и мы избавимся от Перси Уэтмора… но все равно по моему телу пробегала дрожь, словно инфекция, которая мучила меня, не исчезла, а лишь переместилась на другое место и, вместо того чтобы жечь пах, теперь морозила спину.

Глава 7

– На выход, – гаркнул следующим вечером Зверюга, подходя к камере Делакруа. – Пойдем на прогулку. Ты, я и Мистер Джинглес.

Делакруа подозрительно посмотрел на него, потом сунул руку в сигарную коробку, которая служила домиком мышонку. Обхватив мышонка пальцами, вновь взглянул на Зверюгу.

– Что это вы задумали?

– Сегодня у тебя будет шанс стать знаменитостью. У тебя и Мистера Джинглеса, – ответил Дин, вместе с Гарри подошедший к Зверюге. Синяки на его шее уже пожелтели, из голоса исчезло хрипение. Он повернулся к Зверюге. – Кандалы на него надевать, Брут?

Зверюга на мгновение задумался.

– Нет. Ты же будешь примерным мальчиком, Делакруа? Ты и твой мышонок. В конце концов, выступать сегодня ему.

Перси и я стояли у стола дежурного, наблюдая эту сцену. Перси сложил руки на груди, на его губах играла пренебрежительная улыбка. Потом он достал расческу и принялся за свои волосы. Наблюдал и Джон Коффи, застыв у решетки. Уэртон лежал на койке, уставившись в потолок и игнорируя происходящее вокруг. Он все еще «был хорошим», хотя состояние, которое он называл хорошим, врачи в Брейр-Ридж диагностировали бы как кататонию. Присутствовал и еще один человек. Он оставался в моем кабинете, но его тень через открытую дверь падала на Зеленую милю.

– Что вы такое напридумывали? – ворчал Дел, перебрасывая ноги через край койки. Зверюга тем временем отомкнул оба замка и откатил дверь. Взгляд француза так и бегал по лицам надзирателей.

– Что ж, я тебе скажу, – ответил Зверюга. – Мистер Мурс будет некоторое время отсутствовать. У него тяжело больна жена. Ты, наверное, слышал об этом. А замещает его мистер Андерсон, мистер Кертис Андерсон.

– Я знаю. Ну и какое мне до этого дело?

– Так вот, мистер Андерсон прослышал о твоем мышонке и хочет посмотреть, чему ты его научил. Он и еще шесть человек собрались в административном корпусе. Не просто надзиратели, а большие шишки. Один, насколько мне известно, политик из столицы штата.

Делакруа расцвел. Я видел, что слова Зверюги он воспринял как должное. Вполне естественно, что они захотели посмотреть на выступление Мистера Джинглеса. Кто откажет себе в таком удовольствии?

Он вновь слазил под кровать, затем под подушку: за ярко раскрашенной катушкой и розовым леденцом. Потом вопросительно посмотрел на Зверюгу. Тот согласно кивнул.

– Да, именно фокус с катушкой они и хотят увидеть. Да и леденцы Мистер Джинглес ест презабавно. И не забудь коробку из-под сигар. Тебе же надо его в чем-то нести, так?

Делакруа достал коробку, положил в нее леденец и катушку, но сам Мистер Джинглес предпочел остаться на плече своего хозяина. Француз вышел из камеры, выпятив грудь, и окинул взглядом Дина и Гарри.

– Вы тоже идете?

– Нет, – покачал головой Дин. – У нас есть другие дела. Но ты, Дел, задай им перцу. Покажи, на что способен простой парень из Луизианы, если уж он берется за дело.

– Покажу, можете не сомневаться. – И таким счастьем светилось его лицо, что я даже пожалел его, несмотря на то, что он натворил. В каком мире мы живем… как ужасен этот мир!

Делакруа повернулся к Джону Коффи, с которым у него завязались дружеские отношения, как это часто бывает среди смертников.

– Покажи им, на что он способен, Дел, – серьезным тоном произнес Коффи. – Покажи им все трюки.

Делакруа кивнул и поднес руку к плечу. Мистер Джинглес перебрался на нее, а Делакруа протянул руку к камере Коффи. Джон Коффи просунул сквозь решетку огромный указательный палец, и будь я проклят, если мышонок не вытянул шею и не лизнул кончик пальца, точно собака.

– Пошли, Дел, не тяни резину, – поторопил его Зверюга. – Эти люди опаздывают к обеду ради того, чтобы посмотреть, что вытворяет твой мышонок. – И тут Зверюга грешил против истины: Андерсон находился в тюрьме до восьми, а у надзирателей, которых он пригласил на «шоу» Делакруа, смена заканчивалась в одиннадцать или в двенадцать. А политика из столицы скорее всего изображал вольнонаемный клерк, которому кто-то одолжил галстук. Но Делакруа знать об этом не мог.

– Я готов. – На наших глазах Делакруа превратился в знаменитость.

– В путь. – И Зверюга повел Делакруа по Зеленой миле.

Мистер Джинглес уже вернулся на его плечо.

– Mesdames et messieurs! – не пройдя и шага, возвестил Делакруа. – Bienvenue au cirque de mousie[29]29
  Месье и мадам! Добро пожаловать в мышиный цирк! (фр.)


[Закрыть]!

Однако, пусть в эйфории, Делакруа обогнул Перси по широкой дуге и бросил на него настороженный взгляд.

Гарри и Дин встали у пустой камеры напротив той, где лежал Уэртон (наш дружок даже не шевельнулся). Они наблюдали, как Зверюга открыл дверь во двор, за которой его ждали два других надзирателя, и повел Делакруа в административный корпус. Как только за ним захлопнулась дверь, я повернулся к своему кабинету. Тень все лежала на полу, и я порадовался, что Делакруа ее не заметил, думая только о предстоящем выступлении.

– Выходи, – скомандовал я. – И стараемся все делать быстро. Я хочу провести два прогона, а времени у нас в обрез.

Старик Два Зуба, со сверкающим взглядом и всклоченными волосами, вышел из моего кабинета и прошествовал в камеру Делакруа со словами: «Я сажусь, я сажусь, я сажусь».

Вот где настоящий цирк, подумал я, закрывая газа. Настоящий цирк здесь, а мы – группа дрессированных мышей. Потом я выбросил из головы эту мысль, и мы приступили к репетиции.

Глава 8

Первая репетиция прошла хорошо, так же как и вторая. Перси превзошел все мои ожидания. Сие не означало, что все пройдет как по маслу, когда французу действительно придется пройти по Миле, но Перси сделал большой шаг в правильном направлении. Мне пришла в голову мысль о том, что ларчик открывается просто: причина в том, что Перси наконец-то добрался до дела, которое ему нравилось. Волна отвращения поднялась во мне, но я тут же подавил ненужные эмоции. Какая, собственно, разница? Перси наденет колпак на Делакруа, даст команду включить ток, а потом они оба нас покинут. Чем не счастливый конец? И, как резонно заметил Мурс, Делакруа все равно поджарят мозги, кто бы ни отдал команду.

При этом Перси чувствовал, что успешно справляется с новой ролью. Это поняли и остальные. Что касается меня, то я испытывал несказанное облегчение, и на какое-то время Перси перестал вызывать у меня активное неприятие. По всему выходило, что экзекуция должна пройти нормально. Еще больше я обрадовался, отметив, что Перси прислушивается к дельным советам, касающимся его действий на том или ином этапе. По крайней мере это уменьшало вероятность ошибки. Если вы хотите знать правду, мы прониклись оптимизмом… даже Дин, который ранее старался держаться подальше от Перси… как физически, так и духовно. Полагаю, ничего удивительного в этом не было, большинству людей льстит, что молодой человек обращает внимание на их советы, а мы в этом ничуть не отличались от остальных. В результате никто из нас не заметил, что Дикий Билл Уэртон более не смотрит в потолок. Включая и меня. Он смотрел на нас, стоящих кружком у стола дежурного и дающих советы Перси. Мы давали ему советы! А он всем своим видом показывал, что прислушивается к ним! Смех да и только, учитывая, как все обернулось.

Звук поворачиваемого в замке ключа положил конец послерепетиционной дискуссии. Дин повернулся к Перси.

– Ни одного лишнего слова или взгляда. Мы не хотим, чтобы он знал, чем мы тут занимались. Незачем его расстраивать.

Перси кивнул и поднес палец к губам, как бы показывая, что он будет нем как рыба. Дверь во двор открылась, вошел Делакруа, сопровождаемый Зверюгой, который нес коробку из-под сигар с раскрашенной катушкой, словно помощник мага, уносящий со сцены реквизит, которым босс пользовался по ходу представления. Мистер Джинглес сидел на плече Делакруа. А сам Делакруа… он сиял как медный таз, словно возвращался после выступления в Белом доме.

– Они восторгались Мистером Джинглесом! – объявил Делакруа. – Они смеялись, кричали, хлопали в ладоши!

– Это прекрасно, – кивнул Перси. Тон его изменился. Теперь он чувствовал себя полноправным хозяином. – А теперь быстро в камеру, старина.

Делакруа недоверчиво взглянул на него, и тут же Перси взялся за старое. Хищно усмехнувшись, он сделал вид, что сейчас схватит Делакруа. Разумеется, Перси хотел лишь пошутить, в таком радостном настроении он бы не стал набрасываться на Делакруа, но француз этого не знал. В страхе он попятился, споткнулся о ногу Зверюги и упал, сильно ударившись затылком о зеленый линолеум. Мистер Джинглес успел спрыгнуть с плеча Делакруа и, попискивая, бросился в его камеру.

Делакруа поднялся, бросил на посмеивающегося Перси полный ненависти взгляд и поплелся вслед за своим любимцем, потирая затылок. Зверюга, который не знал, что репетиции Перси провел отменно, презрительно посмотрел на него и двинулся вслед за Делом, гремя ключами.

Я думаю, что происшедшему следом можно найти только одно объяснение: Перси действительно хотел извиниться. Я понимаю, в это трудно поверить, но уж в очень радужном он пребывал настроении. Если так, то я еще раз убедился в справедливости циничной, старой как мир заповеди: добро никогда не остается безнаказанным. Вспомните, я уже рассказывал вам, что Перси, безуспешно пробежавшись по Зеленой миле за мышонком, еще до появления Делакруа, возвращаясь, прошел слишком близко от камеры Президента. Приближаться к камерам осужденных на смерть опасно, вот почему Зеленая миля такая широкая. Если ты ходишь по центру, из камеры тебя не достать. През ничего Перси не сделал, но я еще подумал о том, что Арлен Биттербак, пройди Перси рядом с его камерой, врезал бы ему от души. Только для того, чтобы преподать ему наглядный урок.

Что ж, През и Вождь покинули нас, а их место занял Дикий Билл Уэртон. И он пристально наблюдал за происходящим, выжидая, когда же и он сможет активно вступить в разворачивающееся действо. Такой шанс ему представился, спасибо Перси Уэтмору.

– Эй, Дел! – весело воскликнул Перси, устремившись за Делакруа и Зверюгой. При этом, забывшись, он отклонился от середины Зеленой мили, взяв в сторону камеры Уэртона. – Эй, дубина ты стоеросовая, чего ты так надулся? Я же…

В мгновение ока Уэртон вскочил с койки и метнулся к решетке. Ни разу за все время службы надзирателем я не видел такой быстроты, а ведь потом, в исправительном центре, мы со Зверюгой имели дело с молодыми, активно занимающимися спортом парнями. Дикий Билл просунул руки сквозь прутья решетки и схватил Перси, сначала за плечи, потом, рывком подтянув к себе, за горло. И через секунду вдавил его спиной в решетку. Перси верещал, как свинья на бойне, и по выражению его глаз я видел, что он уже прощается с жизнью.

– Сладенький ты мой, – проворковал Уэртон. Одна его рука оторвалась от горла Перси и взъерошила ему волосы. – Мягкие! – Уэртон хохотнул. – Как у девушки. Я бы скорее оттрахал твою задницу, нежели «киску» твоей сестры. – И он натурально поцеловал Перси в ухо.

Судя по всему, Перси (помните, он жестоко избил Делакруа за то, что тот случайно коснулся его брюк) прекрасно понимал, что происходит. Может, и не хотел, но понимал. Кровь отхлынула у него от лица, прыщи на щеках темнели, словно родинки. Глаза чуть не вылезли из орбит и повлажнели от слез. Из уголка перекошенного рта потекла струйка слюны. Все произошло очень быстро, с того момента, как Уэртон слетел с койки, прошло не больше десяти секунд.

Гарри и я шагнули к камере Уэртона, поднимая дубинки. Дин выхватил револьвер. Но прежде чем события получили дальнейшее развитие, Уэртон отпустил Перси и отступил назад, вскинув руки и широко улыбаясь:

– Я его отпустил, я просто пошутил, а теперь отпустил. Не тронул ни единого волоска на пушистой головке этого мальчика, так что вам не за что сажать меня в эту гребаную комнату с мягкими стенами.

Перси Уэтмор метнулся через Зеленую милю и прижался спиной к решетке пустой камеры на противоположной стороне. Дышал он тяжело, громко и часто. Из его груди вырывались то ли воздух, то ли рыдания. Теперь он наверняка понял, почему инструкция требует, чтобы надзиратель всегда держался середины Зеленой мили, не приближаясь к зубам, которые кусают, клешням, которые хватают. Мне подумалось, что урок этот запомнится Перси надолго, в отличие от советов, которые ему надавали после репетиции. На его лице читался ужас, а волосы, впервые после его появления в нашем блоке, торчали в разные стороны. И более всего он напоминал жертву насильника, которой чудом, в самый последний момент, удалось избежать надругательства.

Последовала немая сцена, нарушаемая только рыдающим присвистом дыхания Перси. А затем раздался дикий, безумный хохот, от которого я аж подпрыгнул. Уэртон, подумал я, но ошибся. Хохотал Делакруа, стоявший в дверях своей камеры и тычущий пальцем в Перси. Мистер Джинглес уже сидел на плече француза.

– Посмотрите на него, он надул в штаны! – воскликнул Делакруа. – Посмотрите, что сделал этот великовозрастный ребенок. Он горазд молотить других дубинкой, mauvais homme[30]30
  Дурной человек (фр.).


[Закрыть], но стоит кому-то схватить его за шкирку, как он дует в штаны совсем как младенец!

Он смеялся и тыкал пальцем в Перси, в смехе этом выплеснулись страх и ненависть, которые питал к нему Делакруа. Перси только смотрел на француза, не в силах ни заговорить, ни просто пошевельнуться. Уэртон вернулся к решетке, посмотрел на темное пятно, появившееся на брюках Перси, небольшое, но довольно заметное, не оставляющее никаких сомнений в причине его происхождения, и усмехнулся.

– Похоже, кому-то следовало купить нашему мальчику резиновые трусы. – И, давясь смехом, он вернулся к койке.

Зверюга двинулся к камере Делакруа, но француз попятился и улегся на койку, прежде чем Зверюга оказался у решетки.

Я протянул руку, коснулся плеча Перси.

– Перси… – Больше я ничего сказать не успел, потому что Перси ожил, стряхнул мою руку. Потом посмотрел вниз, увидел стремительно увеличивающееся в размерах пятно и покраснел до корней волос. Глянул на меня, затем на Гарри и Дина. Я возблагодарил Бога за то, что старик Два Зуба уже ушел. Останься он в блоке, эта история в тот же день облетела бы всю тюрьму. А учитывая высокопоставленных родственников Перси, думаю, что случившийся с ним казус незамедлительно стал бы достоянием широкой общественности. И пережевывали бы подробности не один год.

– Если вы скажете кому-то хоть слово, через неделю будете стоять в очередях на бирже труда, – прошипел он. В другой ситуации за такие слова у нас возникло бы желание как следует отметелить его, но тут я мог лишь пожалеть Перси. Я думаю, он это почувствовал, отчего еще больше разъярился. Оно и понятно.

– Происходящее здесь не выходит за пределы блока, – услышал я ровный голос Дина. – Об этом ты можешь не беспокоиться.

Перси посмотрел на камеру Делакруа. Зверюга запирал замки, а изнутри отчетливо доносился смех француза. Перси метнул в него злобный взгляд. В этой жизни ты пожинаешь то, что посеял, хотелось мне сказать ему, но потом я решил, что для нравоучений время, возможно, не самое удачное.

– Что же касается тебя… – Фразу Перси не закончил. Ушел, наклонив голову, в кладовую за сухими брюками.

– Какой же он сладенький, – томным голосом протянул Уэртон.

Гарри предложил ему заткнуться, пригрозив, что в противном случае его быстренько переправят в изолятор. Уэртон сложил руки на груди, закрыл глаза и притворился, что спит.