Текст книги "Способный ученик"

Его сообщение, надо думать, привлечет к Тодду внимание полиции… хотя они и так не обошли его вниманием. Теперь это яснее ясного. До сегодняшнего дня он словно летел на воздушном шаре, беспечно поглядывая вниз, но вдруг оболочку пробила стальная стрела, и теперь он неотвратимо падает. Главная его промашка – телефонные звонки. Ах, как они его взяли на живца. Да чего там взяли – сам набросился. Точно, звонили. Один-два раза в неделю. Денкер говорил с ними по-немецки. А про себя думал: пусть побегают с высунутыми языками по всему югу Калифорнии, поищут недобитых нацистов. Одного, умник, не учел – на телефонном узле они могли это проверить. Он, правда, не уверен в том, что телефонный узел регистрирует все звонки, но… взгляд у этой ищейки был какой-то подозрительный… Потом письмо. Зачем-то ляпнул, что в дом никто не мог залезть. Этот тип наверняка подумал: знать это может только тот, кто сам туда залезал… что он, кстати, и делал, три раза, первый – чтобы забрать письмо, и еще два – проверить, не осталось ли чего такого… Нет, не осталось. Эсэсовская форма исчезла. Четыре года как-никак прошло – в какой-то момент Дюссандер, видимо, смекнул, что лучше будет от нее избавиться.

Тодд перевел взгляд с газетной вырезки на Калошу Эда, но тот смотрел куда-то в сторону, на улицу, как будто там могло произойти что-нибудь необычное.

Этот тип, конечно, может его подозревать в чем-то, но из подозрений шубы не сошьешь. Разве что всплывет нечто такое, что связывало его и старика одной ниточкой.

Теперь всплывет, будь уверен. Потому что есть Калоша Эд. Стоит рядом – в своих дурацких кедах. И зачем такой дурак живет на свете? Тодд потянулся к «винчестеру».

Калоша Эд и есть для них то самое недостающее звено. Все ясно, скажут они, старик и мальчик были сообщниками. И что тогда? Тогда суд. Отец, само собой, найдет лучших адвокатов, и те, естественно, помогут ему выкрутиться. Улики-то все больше косвенные. К тому же он произведет благоприятное впечатление на присяжных. Но что толку, если на дальнейшей жизни можно будет поставить крест. Газетчики разденут его и бросят у всех на виду – точь-в-точь как Дюссандер свои жертвы в Патэне.

– Человек, изображенный на этом снимке, однажды переступил порог моего кабинета, – вдруг заговорил Эдвард Фрэнч, поворачиваясь к Тодду, – и назвался твоим дедушкой. Сейчас выясняется, что это давно разыскиваемый военный преступник.

– Да, – согласился Тодд. Его лицо ничего не выражало. Это было лицо манекена.

– Как это могло произойти? – Вероятно, Эдвард Фрэнч рассчитывал, что его вопрос будет подобен громовому раскату, однако в нем прозвучала растерянность, и еще обида, обида человека, которого ни за что ни про что обманули. – Я тебя спрашиваю, Тодд.

– Сначала одно, потом другое, – сказал Тодд, поднимая «винчестер». – Так и произошло. Сначала одно… потом другое. – Большим пальцем он спустил предохранитель и вскинул винтовку. – Я понимаю, звучит глупо, но именно так все и произошло. Ни убавить, ни прибавить.

Зрачки Калоши Эда расширились. Он попятился.

– Тодд, что ты… не надо. Давай поговорим. Давай обсудим.

– Обсуждайте это вместе с вонючим фрицем на том свете, – сказал Тодд и нажал на спуск.

Выстрел эхом прокатился в безветренном горячем воздухе полудня. Эдварда Фрэнча отшвырнуло к «саабу». Нашаривая опору, он сорвал рукой «дворник». Несколько секунд он отупело его разглядывал, не замечая, как на водолазке растекается красное пятно; потом выронил и поднял глаза на Тодда.

– Норма, – прошептал он имя дочери.

– Норма так норма, – сказал Тодд. – Тебе виднее, парень. – Вторым выстрелом он размозжил ему голову.

Калошу Эда развернуло к машине. Он слепо тыкался в закрытую дверцу и слабеющим голосом снова и снова повторял имя дочери. Третья пуля, угодившая в основание позвоночника, свалила его на землю. Он еще несколько раз дернулся и затих.

Школьный наставник мог бы, конечно, умереть и поспокойнее, подумал Тодд с нервным смешком. И тотчас мозг пронзило ледяной иглой. От боли он даже зажмурился.

Когда он снова открыл глаза, ему вдруг стало так хорошо, как не было много-много месяцев, а то и лет. Все тип-топ. Все в норме. Его лицо, еще минуту назад совершенно неживое, озарила какая-то первобытная радость.

В гараже он сложил в старый рюкзак патроны, четыреста с лишним патронов, все, что было в наличии. Когда он снова вышел в залитый солнцем сад, глаза его горели от радостного возбуждения, а на губах блуждала улыбка – так в предвкушении подарков улыбаются мальчишки на Рождество или в день своего рождения. Такая улыбка обычно предвещает пальбу из ракетниц после триумфальной победы, когда игроков выносят со стадиона на своих плечах ликующие болельщики. С такой улыбкой уходят на войну светловолосые парни в защитных касках.

– Я властелин мира! – выкрикнул он в высокое прозрачное небо и вскинул над головой винтовку обеими руками. А теперь – туда, на косогор, спускающийся к шоссе, туда, где лежит мощное дерево, словно созданное для засады.

Снайперам удалось снять его лишь пять часов спустя, когда почти стемнело.