Текст книги "Безнадёга"

– Почему вы не убили меня, как этого парня, Билли? Может, не стоит даже и спрашивать? Вы выше этого?

– О, черт, мы все выше этого, и ты это знаешь. – Коп обнажил окровавленные зубы в улыбке, которая не доставила Джонни ни малейшего удовольствия. – Дело в том… Слушай внимательно… Я могу даже отпустить тебя. Тебе бы это понравилось? У тебя в голове по меньшей мере еще две глупые, бессмысленные книги, может, даже полдюжины. Ты сможешь написать их до того, как тебя хватит удар, который тебе уготован. И я уверен, что по прошествии некоторого времени ты выкинешь из головы это маленькое приключение и вновь убедишь себя, будто сделанное тобой оправдывает твое существование. Тебе бы этого хотелось, Джонни? Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил?

Джонни кивнул:

– Да, очень хочу.

– Свобода! Птичка, вырвавшаяся из клетки! – Коп помахал руками, и Джонни увидел, что кровавые пятна под мышками увеличились в размерах, протянувшись едва ли не до ремня.

– Все так. – Джонни, впрочем, не верил, будто у копа есть хоть малейшее желание отпустить его. Но он знал, что с каждой минутой в теле копа остается все меньше крови.

– Хорошо. Предлагаю сделку знаменитому писателю – пососи мой член. Пососи, и я тебя отпущу. Дашь на дашь.

Коп расстегнул «молнию», спустил трусы и вывалил что-то похожее на мертвую белую змею. Джонни не изумился, увидев сочащуюся с конца струйку крови. Коп кровил из всех естественных отверстий.

– Кстати, о литературе. Этот минет больше в духе Энн Райс, чем Амристеда Мопина. Предлагаю тебе последовать совету королевы Виктории: закрой глаза и думай, что это клубничный торт.

Ты, наверное, не понимаешь, думал Джонни, что мне доводилось видеть кое-что похуже члена, сочащегося кровью. И не только во Вьетнаме.

Он понял, что в нем вновь закипает злость, грозя перехлестнуть через край. Естественно, по-другому и быть не могло. Злость – вот его наркотик. Не виски, не кокаин. Обычная злость. И дело тут даже не в спустившем штаны и вывалившем свое хозяйство копе. Джонни Маринвилл терпеть не мог, чтобы ему что-то совали в лицо.

– Если хотите, я готов встать перед вами на колени. – Джонни говорил ровным голосом, но что-то в лице копа изменилось, изменилось впервые. А здоровый глаз сощурился.

– Почему ты так смотришь на меня? Что дает тебе право так смотреть на меня? Тэк!

– Не важно, как я смотрю. Зарубите себе на носу: через три секунды после того, как я возьму в рот вашу дохлятину, она будет лежать на земле. Это ясно? Тэк!

Последнее слово он выплюнул копу в лицо, и на мгновение гигант не просто удивился: его словно громом поразило. Затем лицо копа перекосило от ярости, и он с такой силой ударил Джонни, что тот буквально отлетел в сторону, ударился об стену, из глаз посыпались искры, когда голова его соприкоснулась с кирпичом, потом он медленно осел на асфальт. Болели старые раны, к ним прибавились новые, но выражение, которое он увидел на лице копа, того стоило. Джонни поднял глаза, рассчитывая увидеть его вновь, и у него екнуло сердце.

Лицо копа закаменело. Кожа теперь напоминала слой штукатурки. Даже налитый кровью глаз казался нереальным. Словно внутри скрывалось другое лицо и теперь оно рвалось наружу.

Здоровый глаз копа какое-то время сверлил Джонни, потом коп запрокинул голову и поднял к небу левую руку с растопыренными пальцами.

– Тэк ах лах, – просипел он. – Тимох. Кан де лаш! Ун! Ун!

Что-то захлопало, словно сохнущие простыни на ветру, и какая-то тень упала на лицо Джонни. Раздался грубый крик, не карканье, а нечто иное, и тут же на Джонни спикировала какая-то птица, когти вонзились в плечи, прокалывая куртку, клюв зарылся в волосы.

Запах подсказал Джонни, кто сидит у него на плечах, запах протухшего, сгнившего мяса. Крылья повисли по обе стороны его лица, вгоняя запах ему в ноздри. Перед мысленным взором Джонни возникли болтающаяся в петле немецкая овчарка и два стервятника, теребящих ее за заднюю лапу и хвост. Теперь один из них решил поужинать самим Джонни. Мерзкая тварь, видимо, не слышала о том, что стервятники – жуткие трусы и нападают только на падаль. Этот же ковырял его череп, желая сквозь волосы добраться до крови.

– Уберите его! – в ужасе заверещал Джонни. Он попытался схватить стервятника за крылья, но в руках у него остались только перья. Джонни ничего не видел, он зажмурил глаза, опасаясь, что стервятник их выклюет. – Господи, пожалуйста, пожалуйста, уберите его!

– Если я уберу его, ты будешь смотреть на меня как должно? – спросил коп. – Никакой наглости во взгляде? Никакой непочтительности?

– Нет! Никогда! – Джонни мог сейчас пообещать все, что угодно. Последние угольки сопротивления затухли. Стервятник полностью лишил его воли.

– Ты обещаешь?

Птица била крыльями, впивалась в куртку когтями, рылась клювом в волосах. И пахла как зеленое мясо и развороченные внутренности. Сидела на Джонни. Жрала его. Пожирала живьем.

– Да! Да! Обещаю!

– И хрен с тобой, – спокойно проговорил коп. – Хрен с тобой, оз па, и с твоим обещанием. Позаботься о себе сам. Или умри.

Опустившись на колени и наклонившись вперед, Джонни на ощупь нашел те места, где крылья птицы соединялись с телом. Она пыталась вырваться, громко кричала и мотала головой из стороны в сторону. Всхлипывая главным образом от отвращения, Джонни оторвал одно крыло и швырнул стервятника в стену. Птица смотрела на человека черными, как вар, глазами, окровавленный клюв открывался и закрывался.

Это же моя кровь, сволочь ты этакая, подумал Джонни. Он отбросил крыло и встал. Стервятник, замахав единственным оставшимся крылом, двинулся к патрульной машине, но Джонни настиг его и сапогами размазал по асфальту, закрыв лицо руками, чтобы не видеть этой мерзости.

– Неплохо, – одобрительно кивнул коп. – Ты с ним справился, приятель. А теперь посмотри на меня.

– Нет. – Джонни стоял, дрожа и не отрывая рук от лица.

– Посмотри.

Голос требовал абсолютного повиновения.

Джонни посмотрел. Коп стоял, подняв руку с растопыренными пальцами. Джонни вскинул голову. На стене, огораживающей стоянку с севера, сидели стервятники, не меньше двух дюжин, и смотрели на них.

– Хочешь, чтобы я их позвал? – вкрадчиво спросил коп. – Ты знаешь, я могу. Птички – мое хобби. Если я захочу, они съедят тебя заживо.

– Н-н-нет. – Джонни взглянул на копа и, к своему облегчению, обнаружил, что ширинка застегнута. А брюки в промежности покраснели от крови. – Нет, н-не надо.

– А где волшебное слово, Джонни?

Он не сразу понял, чего от него хочет коп. Потом до него дошло.

– Пожалуйста.

– И ты готов вести себя благоразумно?

– Д-да.

– Так ли это? – Коп словно говорил сам с собой. – Так ли?

Джонни молча смотрел на него. Злость ушла. Ушло все, осталось только оцепенение.

– Этот мальчик. – Коп смотрел на второй этаж здания муниципалитета, на окна с матовыми стеклами и решетками. – Этот мальчик меня тревожит. Не следует ли мне поговорить с тобой о нем? Может, ты мне что и посоветуешь.

Коп сложил руки на груди и забарабанил пальцами по ключицам точно так же, как барабанил по рулю. При этом он не отрывал взгляда от Джонни.

– А может, мне все-таки убить тебя, Джонни? Может, это наилучший вариант? Как только ты умрешь, тебя наградят Нобелевской премией, о которой ты так мечтал. Что скажешь?

Коп поднял голову, оглядел сидящих на стене стервятников и расхохотался. Они ответили гортанным карканьем. А Джонни не мог отделаться от пришедшей ему в голову жуткой мысли, потому что не находил другого объяснения тому, что видел.

Птицы смеются вместе с ним. Потому что это не его шутка, она общая.

Порыв ветра ворвался на стоянку, заставив Джонни покачнуться. Ветер подхватил оторванное крыло стервятника и отнес на несколько шагов. Свет мерк очень уж быстро. Джонни посмотрел на запад и увидел поднявшийся в воздух песок, застилающий горы. Скоро они полностью исчезли из виду. Солнце еще стояло над пылью, но светить ему оставалось недолго. Песчаная буря надвигалась на Безнадегу.

Пять человек в соседних камерах – Карверы, Мэри Джексон и старый мистер Седые Волосы – вслушивались в человеческие вопли и сопровождавшие их крики птиц и хлопанье крыльев. Наконец все стихло. Дэвид надеялся, что трупов не прибавилось, но кто мог знать наверняка.

– Так как, вы говорите, его зовут? – спросила Мэри.

– Колли Энтрегьян, – ответил старик. По голосу чувствовалось, что крики на улице вымотали его донельзя. – Колли – уменьшительное от Колльера. Он приехал сюда из одного шахтерского городка в Вайоминге пятнадцать или шестнадцать лет назад. Совсем молодым. Хотел наняться полицейским, не получилось, пошел работать на шахту «Диабло компани». Примерно в то время «Диабло» готовилась к закрытию шахты. Насколько я помню, Колли определили в подразделение, занятое консервацией остающихся механизмов.

– Он сказал нам с Питером, что шахту открыли, – возразила Мэри.

Старик покачал головой:

– Кое-кто думал, что из старой Китайской шахты еще не выбрали всех запасов, но они ошибались. Действительно, тут что-то пытались сделать, но лишь растратили деньги инвесторов и вновь закрыли шахту. Чему очень радовался Джим Рид. Устал он от драк в барах. Все мы радовались, когда Китайскую шахту оставили в покое. Там водились привидения, о чем в здешних краях знали многие. В том числе и я.

– Кто такой Джим Рид? – спросил Ральф.

– Начальник городской службы охраны. В большом городе его называли бы начальником полиции, но в те дни население Безнадеги не превышало двухсот человек. У Джима было два помощника, Дэйв Пирсон и Колли. Никто не думал, что Колли останется после того, как «Диабло» свернула все дела. Неженатый, с пособием по нетрудоспособности. Но он болтался в городе, берясь за разные работы, потом Джим начал загружать его. С заданиями он справлялся, поэтому по рекомендации Джима городские власти наняли его в девяносто первом году.

– Для такого городка трое копов – многовато, – заметил Ральф.

– Я знаю. Но мы получали дотацию из Вашингтона, в рамках закона о поддержании правопорядка в сельских районах, и заключили договор с округом Седалия, обязавшись приглядывать за окрестностями. Штрафовать лихачей, сажать за решетку пьяных и все такое.

Снаружи, перекрывая шум ветра, завыли койоты.

– За что он получал пособие по нетрудоспособности? Психическое заболевание?

– Нет. Пикап, на котором он ехал, перевернулся, спускаясь в карьер. Колли отделался переломом ноги. Кости срослись, но легкая хромота осталась.

– Это не он, – твердо заявила Мэри.

Старик повернулся к ней, кустистые брови взлетели вверх.

– Человек, который убил моего мужа, не хромал.

– Все так, – согласился старик. – Он не хромает. Но это Колли. В последние пятнадцать лет я видел его едва ли не каждый день, угощал его в «Сломанном барабане», не отказывался от его угощения в «Пивной пене». Его как-то арестовали, сфотографировали, сняли отпечатки пальцев. Наверное, искали наркотики, не знаю. Никакого обвинения ему не предъявляли.

– А вы врач, мистер? – спросил Дэвид.

– Ветеринар, – ответил старик. – Меня зовут Том Биллингсли. – Он протянул большую натруженную ладонь и пожал руку мальчика.

Внизу распахнулась дверь.

– Вот мы и прибыли, Большой Джон, – загремел голос копа. – Твоя комната ждет тебя! Комната! Нет, комфортабельная квартира! Поднимайся по лестнице! Мы забыли компьютер, зато оставили тебе стены с роскошными надписями вроде «ПОСОСИ МОЙ ЧЛЕН» и «Я ТРАХАЛ ТВОЮ СЕСТРУ».

Том Биллингсли глянул на дверь, ведущую на лестницу, и повернулся к Дэвиду. Говорил он достаточно громко, чтобы слышали остальные, но обращался к Дэвиду:

– Скажу тебе кое-что еще. Он больше.

– Что вы имеете в виду? – переспросил Дэвид, заранее зная ответ.

– То, что сказал. Колли никогда не был карликом, в нем было, я думаю, шесть футов и четыре дюйма, а весил он двести двадцать – двести тридцать фунтов. Но теперь…

Старик опять бросил взгляд на дверь, за которой слышались приближающиеся шаги: по лестнице поднимались два человека. Потом повернулся к Дэвиду:

– А теперь Колли стал выше по меньшей мере на три дюйма и прибавил никак не меньше шестидесяти фунтов.

– Это безумие! – воскликнула Эллен. – Абсолютное безумие!

– Да, мэм, – согласился старик. – Но это так.

Дверь на лестницу открылась, и в комнату влетел мужчина с окровавленным лицом и седыми волосами до плеч, их также пятнала кровь. На середине комнаты мужчина споткнулся и рухнул на колени. При этом он вытянул перед собой руки, чтобы не удариться головой об стол. За ним в комнату вошел вроде бы тот человек, что привел их сюда, и в то же время совсем другой, сочащееся кровью чудовище, меняющееся прямо у них на глазах.

Он оглядел всех, и рот его расползся в широкой улыбке.

– Посмотрите на нас, – проворковал он. – Посмотрите на нас. Ну прямо одна большая счастливая семья!

Часть II
Безнадега: в этой тиши всякое может случиться

Глава 1

– Стив?

– Что?

– Это то, о чем я думаю?

Синтия указала на запад.

– А о чем ты думаешь?

– Песок, – ответила она. – Песок и ветер.

– Да. Полагаю, это именно так.

– Остановись на минутку, а?

Он вопросительно посмотрел на девушку.

– Только на минутку.

Стив Эмес сдвинул «райдер» к обочине дороги, что вела от шоссе 50 к городу Безнадеге, и остановил грузовик. Поворот они нашли без труда. И теперь Стив сидел за рулем, повернувшись к Синтии Смит, назвавшей его своим новым добрым другом. Сейчас она не смотрела на своего нового доброго друга: она уставилась на низ своей широкой безрукавки с физиономией Питера Тоша на груди и нервно теребила его.

– Я девушка здравомыслящая. – Голову она не поднимала. – Немножко психованная, но здравомыслящая. Ты мне веришь?

– Почему нет?

– И практичная. В это ты веришь?

– Конечно.

– Вот почему я подняла на смех твою интуицию, или как это называется. Ты чувствовал, что на шоссе мы что-то найдем, и мы нашли.

– Да. Нашли.

– Значит, у тебя хорошая интуиция.

– Давай ближе к делу. Мой босс…

– Правильно. Твой босс, твой босс, твой босс. Я знаю, что думать ты можешь только о нем, и ни о чем другом. Это меня и беспокоит. Потому что у меня плохое предчувствие, Стив. Предчувствие недоброго.

Он все смотрел на нее. Медленно, неохотно она подняла голову, встретилась с ним взглядом. И то, что Стив увидел в ее глазах, удивило его: страх.

– В чем дело? Чего ты боишься?

– Не знаю.

– Послушай, Синтия… Нам надо всего лишь найти копа… на крайний случай телефонную будку… и доложить об исчезновении Джонни. А также семьи Карверов.

– Все равно…

– Не волнуйся. Я буду осторожен. Обещаю.

– А не попробовать ли тебе набрать девятьсот одиннадцать по этой штуковине? – пискнула она, указав на сотовый телефон.

Стив попробовал, чтобы ублажить ее, но ничего не получилось. Он даже не связался с роуминговой компанией. Почему, он сказать не мог, наверное, мешала поднявшаяся песчаная буря.

– К сожалению, ничего не выходит. – Стив протянул ей телефон. – Может, ты? Вдруг тебе повезет больше? Женская рука и все такое.

Синтия покачала головой.

– Ты ничего не чувствуешь? Совсем ничего?

Стив вздохнул. Да, что-то он чувствовал. Нечто, напоминающее чувство, испытанное им в юности, в Техасе. Лето, когда ему исполнилось тринадцать, стало самым длинным, жарким, странным летом в его жизни. К концу августа участились вечерние грозы, короткие, но яростные. Однако еще больше запомнились ему минуты перед грозой: черное небо, застывший воздух, раскаты грома, разрезающие воздух ветвистые молнии. Все это как-то странно воздействовало на него, чего не случалось ни до, ни после. Из глаз его начинали сыпаться искры, живот скручивало, пенис наполнялся кровью и стоял столбом. Ужас и экстаз переполняли его, словно природа должна вот-вот поведать ему какой-то важный секрет, дать уникальный шанс. Но оканчивалось все проливным дождем. Примерно то же самое испытывал он и сейчас, только без эрекции, без экстаза, без ужаса. Но чувство это не оставляло его с той минуты, как Синтия нашла шлем его босса. Что-то пошло не так, а скоро будет еще хуже. Пока Синтия не заговорила на эту тему, он отгонял от себя эти мысли. Когда Стив был ребенком, на него, вероятно, действовали изменения в атмосферном давлении, вызванные приближающейся грозой, атмосферное электричество, может, что-то еще. А теперь надвигалась песчаная буря, так ведь? Да, наверное, именно в этом дело, опять deja vu. Ясное и понятное объяснение. Однако…

– Да, есть немного, что-то я чувствую. Но что я могу с этим поделать? Ты же не хочешь, чтобы я повернул назад?

– Нет. Мы не можем повернуть назад. Просто будь осторожен. Хорошо?

Порыв ветра тряхнул «райдер». Песком плескануло на асфальт.

– Хорошо, но тебе придется мне помочь.

Стив тронул грузовик с места. Заходящее солнце коснулось границы поднимающейся песчаной завесы и окрасило ее верх кровью.

– Конечно. – Синтия скорчила гримаску, ветер вновь швырнул песком в ветровое стекло. – Можешь на это рассчитывать.

Сочащийся кровью коп запер новичка в камеру, примыкающую к той, в которой сидели Дэвид Карвер и Том Биллингсли. Покончив с этим, он медленно повернулся на каблуках, описав полный круг. На его кровоточащем лице застыло выражение глубокой задумчивости. Потом он сунул руку в карман и вновь достал кольцо с ключами. Дэвид заметил, что коп выбрал тот же, что и раньше, квадратный, с черной магнитной полосой, должно быть, ключ-отмычку, отпирающий все замки.

– Так-так-так. Займемся туристами. – Он направился к камере, в которой сидели отец и мать Дэвида. Коп подходил, а они отступали от решетки, держась за руки.

– Оставь их в покое, – в тревоге закричал Дэвид. Биллингсли схватил его за руку повыше локтя, но мальчик вырвался. – Ты слышишь меня? Отстань от них!

– Мечтать не вредно, сопляк, – ответил Колли Энтрегьян, вставил ключ в замок, что-то щелкнуло, он открыл дверь. – Хорошие вести. Элли… тебя выпустили на поруки. Кыш отсюда.

Эллен покачала головой. В комнате начали сгущаться сумерки. Лицо Эллен ушло в тень, белое как мел. Ральф еще сильнее прижал ее к себе.

– Вы уже причинили достаточно горя нашей семье, – вырвалось у него.

– А по-моему, нет. – Коп выхватил огромный револьвер, нацелил на Ральфа, взвел курок. – Быстро выходишь отсюда, дамочка, или я всажу твоему ненаглядному пулю между глаз. Хочешь, чтобы его мозги остались в голове или сохли на стенке? Мне без разницы.

Господи, заставь его остановиться, взмолился Дэвид. Пожалуйста, заставь его остановиться. Если Ты смог вернуть Брайена оттуда, где он был, Ты сможешь сделать и это. Сможешь заставить его остановиться. Дорогой Бог, пожалуйста, не разрешай ему увести мою мать.

Эллен оттолкнула руку Ральфа.

– Элли, нет!

– Я должна. Разве ты не видишь?

Рука Ральфа повисла как плеть. Энтрегьян снял курок со взвода и небрежно бросил револьвер в кобуру. Протянул руку к Эллен, словно собирался пригласить ее на танец. И она пошла к нему. Заговорила очень тихо. Дэвид знал, что слова матери не предназначались для его ушей, но Бог наградил его превосходным слухом.

– Если ты хочешь… этого, уведи меня туда, где нас не увидит мой сын.

– Не волнуйся, – ответил Энтрегьян тем же тихим, заговорщическим голосом. – Я не хочу… этого. Во всяком случае… с тобой. А теперь выходи.

Он захлопнул дверь камеры, тряхнул ее, чтобы убедиться, что замок закрылся, взял мать Дэвида за руку и повел к двери.

– Мама! – закричал Дэвид, схватился за прутья решетки и потряс их. Дверь задребезжала, ничего больше. – Мама, нет! Оставь ее в покое, подонок! Оставь мою мать в покое!

– Не волнуйся, Дэвид, я вернусь, – ответила Эллен мягким, потерянным голосом, испугавшим его еще больше. Словно она прощалась с ним. Или коп загипнотизировал ее одним своим прикосновением. – Обо мне не волнуйся.

– Нет! – кричал Дэвид. – Папа, останови его! Заставь его отпустить маму!

Сомнений у него не было: если этот окровавленный коп уведет мать из комнаты, больше он ее не увидит.

– Дэвид… – Ральф отступил на два шага, упал на койку, прижал руки к лицу и зарыдал.

– Я позабочусь о ней, Дэвид, не волнуйся. – Энтрегьян уже стоял у двери, ведущей на лестницу. Эллен Карвер он держал за руку повыше локтя. На лице его сияла улыбка. Назвать ее ослепительной не позволяли замаранные кровью зубы. – Я все тонко чувствую, как тот парень в «Мостах округа Мэдисон», только на этот раз мы обойдемся без кинокамер.

– Если с ней что-то случится, ты об этом пожалеешь.

Улыбка копа поблекла. Похоже, он начал злиться.

– Возможно… но я в этом сомневаюсь. Ты ведь у нас богомолец, так?

Дэвид смотрел на него, не произнося ни слова.

– Да, конечно. Только так богомольцы и выглядят. С ясными глазами и недовольным ртом. Маленький богомолец в бейсбольной рубашке! Это же надо! – Коп наклонился к Эллен и теперь смотрел на Дэвида сквозь ее волосы. – Молись сколько хочешь, Дэвид, но не рассчитывай, что тебе это поможет. Твоего Бога здесь нет, как не было его с Иисусом, когда тот умирал на кресте с залепленными мухами глазами. Тэк!

Эллен увидела, кто поднимается по ступеням, закричала, попыталась податься назад, но Энтрегьян держал ее крепко. В дверь прошмыгнул койот. Он даже не посмотрел на орущую женщину, пытающуюся вырвать руку из железных пальцев копа, и спокойно прошествовал на середину комнаты. Остановился, повернул морду к копу, поднял на него желтые глаза.

– Ах лах, – бросил коп и на мгновение отпустил Эллен, чтобы провести правой рукой по тыльной стороне ладони левой. – Хим ен тоу.

Койот сел.

– Этот парень очень шустрый. – Обращался Энтрегьян, похоже, ко всем, но смотрел на Дэвида. – Очень шустрый. Куда шустрее собак. Если высунете из камеры руку или ногу, он отхватит ее до того, как вы сообразите, что к чему. Это я вам гарантирую.

– Оставь мою мать в покое, – гнул свое Дэвид.

– Сынок, – в голосе Энтрегьяна слышалось сочувствие, – я могу сунуть палку в задницу твоей мамаше и вертеть ее, пока не вспыхнет огонь, если мне того захочется, и тебе меня не остановить. И я еще вернусь, чтобы заняться тобой.

С этими словами он и скрылся за дверью, прихватив с собой мать Дэвида.