Текст книги "Сияние"

Глава 7
В другой спальне

Дэнни проснулся с отдававшимся в ушах гулким грохотом и диким, хриплым голосом:

А ну иди сюда, и я тебя проучу как следует! Я найду тебя! Я все равно тебя найду!

Но глухой стук оказался всего лишь учащенным биением его собственного сердца, а единственным криком в ночи было далекое завывание полицейской сирены.

Он лежал не шевелясь, глядя, как на потолке играют тени от листьев деревьев. Они прихотливо изгибались, сливались вместе, образовывая подобие лиан и других вьющихся растений, напоминая узор, вытканный на толстом ковре. Дэнни был в теплой пижаме, но между ней и его кожей образовался липкий слой холодного пота.

– Тони! – прошептал он. – Ты здесь?

Никто не отозвался.

Он выскользнул из-под одеяла, неслышно подошел к окну и посмотрел на Арапахо-стрит, сейчас пустую и тихую. Два часа ночи. Там никого не было, лишь тротуары, усыпанные опавшими листьями, припаркованные машины и уличный фонарь на углу через дорогу от автозаправочной станции «Клифф Брайс». Изогнутая верхушка и неподвижность придавали фонарю сходство с монстром из фильмов о космических пришельцах.

Дэнни оглядел всю улицу, напрягая зрение, чтобы не упустить смутную манящую фигуру Тони, но так никого и не увидел.

Ветер постанывал в верхушках деревьев, шуршал сухими листьями, гоняя их по тротуару и вокруг колес автомобилей. Это был едва слышный, но грустный звук, и мальчик подумал, что, вероятно, единственный во всем Боулдере не спит и может слышать его. По крайней мере единственный человек. Но откуда ему знать, что еще может таиться в ночи, хищно рыская в глубоких тенях, наблюдая и нюхая воздушные потоки?

Я найду тебя! Я все равно тебя найду!

– Тони! – прошептал он снова, но уже без особой надежды.

Ветер ответил ему сильным порывом, разметав листья по скату крыши под окном. Некоторые из них попали в водосточный желоб и замерли там, словно уставшие танцоры.

Дэнни… Дэнни-и-и…

Он вздрогнул, услышав знакомый голос, и высунулся из окна, опершись руками о подоконник. И стоило прозвучать голосу Тони, как вся ночь, казалось, пришла в безмолвное и таинственное движение, зашептала, хотя ветер полностью утих, листья застыли и даже тени перестали колебаться. Дэнни почудилось, что он видит что-то темное у автобусной остановки в квартале от дома, но он не был уверен, реальность ли это или его воображение.

Не уезжай туда, Дэнни…

Потом снова поднялся ветер, заставив его моргнуть, и тень у остановки пропала… если вообще там была. Он постоял у окна

(минуту? час?)

еще какое-то время, но ничего больше не произошло. В конце концов он снова забрался в постель, натянул на себя одеяло и продолжил смотреть, как тени, отбрасываемые светом фонаря-пришельца, трансформируются в джунгли, населенные плотоядными растениями, стремившимися обвиться вокруг него, задушить насмерть и утащить его тело вниз, в черноту, где пульсировало красными вспышками одно слово:

РОМ.

Часть вторая
Окончание сезона

Глава 8
Вид на «Оверлук»

Мама беспокоилась.

Она боялась, что «жук» не выдержит поездки вверх и вниз по горам и они застрянут прямо на дороге, где кто-нибудь будет мчаться на большой скорости и врежется в них. Дэнни был настроен более оптимистично: если папа сказал, что «жук» осилит последнее путешествие, то скорее всего так и будет.

– Мы почти приехали, – сказал Джек.

Уэнди убрала выбившиеся пряди волос за уши.

– Слава тебе Господи!

Она сидела на продавленном правом сиденье с романом Виктории Холт, раскрытым, но перевернутым мягкой обложкой вверх у нее на коленях. Она надела синее платье, которое Дэнни считал самым красивым. Матросский воротник делал ее похожей на школьницу. Папа то и дело норовил положить руку ей на бедро, а она каждый раз смеялась и смахивала ее со словами:

– Отстань, муха назойливая!

Горы произвели на Дэнни внушительное впечатление. Отец уже однажды возил его к скалистым холмам рядом с Боулдером, которые назывались Флатиронами, но эти оказались намного больше, а на самых высоких вершинах виднелись шапки изумительно белого снега, который, как сказал папа, не сходил круглый год.

И они действительно очутились в настоящих горах. Отвесные каменные стены окружали их со всех сторон, такие высокие, что края нельзя было увидеть, даже высунув голову в окно машины. Когда они покидали Боулдер, температура там зашкаливала за семьдесят градусов[6]6
    21,1 C.


[Закрыть]. А здесь, хотя уже перевалило за полдень, воздух был колюче-холодным, как в ноябре в Вермонте, и папа даже включил печку, пусть она и работала не слишком хорошо. Они проехали мимо нескольких знаков, предупреждавших «ОСТОРОЖНО, КАМНЕПАД!» (мама прочла их вслух), но как ни предвкушал Дэнни с опасливым волнением, что увидит падающий на дорогу обломок скалы, ничего подобного не случилось. По крайней мере пока.

Полчаса назад они миновали другой указатель, который, по словам папы, был для них особенно важен. «ВЪЕЗД НА ПЕРЕВАЛ САЙДУАЙНДЕР», – гласил он, и папа объяснил, что только до этого места зимой дорогу расчищали снегоуборочные тракторы. Дальше шоссе становилось слишком крутым, и на зиму оно закрывалось от небольшого городка Сайдуайндер, через который они проехали незадолго до появления указателя, до самого Бакленда в штате Юта.

А сейчас они проезжали еще один дорожный знак.

– Что он означает, мама?

– Он предписывает медленно движущимся транспортным средствам держаться правой полосы. Это как раз про нас.

– «Жук» не подведет, – сказал Дэнни.

– Твои слова да Богу в уши… – отозвалась мама и скрестила пальцы рук. Дэнни посмотрел вниз на ее туфли с открытыми носами и увидел, что пальцы ног она скрестила тоже. Он хихикнул. Мама улыбнулась ему, но он знал, что она все равно не перестает тревожиться.

Дорога пошла вверх, перейдя в серию крутых поворотов серпантина, и Джеку пришлось переключиться с четвертой передачи на третью, а вскоре и на вторую. «Жук» протестующе скрежетал, а Уэнди не сводила глаз со стрелки спидометра, которая опустилась с сорока до тридцати, потом до двадцати – и осталась подрагивать возле этого числа.

– Бензонасос… – робко начала она.

– Бензонасос как-нибудь протянет еще три мили, – оборвал ее Джек.

Скалы справа от них неожиданно расступились, и открылся вид на глубокую долину, которая, казалось, протянулась в бесконечность, поросшая темно-зелеными соснами и елями. Над деревьями серые скалы обрывались на несколько сотен футов вниз, прежде чем выровняться. Уэнди увидела, что с вершины одной из таких скал низвергается водопад и лучи послеполуденного солнца отражаются в воде, как золотые рыбки, бьющиеся в голубой сети. Это были красивые, но суровые горы. Едва ли они прощают людям ошибки. Дурные предчувствия комом подкатили ей к горлу. Ведь не так далеко к западу отсюда протянулась Сьерра-Невада, где попала в снежный плен группа Доннера, членам которой пришлось прибегнуть к каннибализму, чтобы выжить. Воистину горы ошибок не прощали.

Выжав сцепление, Джек рывком перевел рычаг на первую передачу, и они продолжили медленный подъем под отчаянные завывания мотора «жука».

– А ты знаешь, – сказала она, – по-моему, мы и пяти машин не встретили от самого Сайдуайндера. Причем одной из них был гостиничный лимузин.

Джек кивнул.

– Они доставляют постояльцев прямо в денверский аэропорт Стейплтон. Как сказал Уотсон, на дороге выше отеля уже местами встречается лед, а по прогнозу завтра в горах будет первый снегопад. Вот почему большинство водителей стараются на всякий случай проезжать через горы по основным магистралям. Лучше бы этому треклятому Уллману оказаться в отеле. Но мы скорее всего его застанем.

– Ты уверен, что нам оставят необходимый запас продуктов? – спросила она, по-прежнему думая о группе Доннера.

– По крайней мере он обещал. Холлоран должен сам все тебе показать. Так зовут их повара.

– Вот как… – чуть слышно сказала она, не сводя глаз со спидометра. Скорость упала с пятнадцати до десяти миль в час.

– Верхняя точка перевала, – сообщил Джек, указывая на место в трехстах ярдах впереди. – Там есть отличная смотровая площадка, откуда вы сможете увидеть «Оверлук». Я как раз собирался съехать с дороги и дать «жуку» небольшую передышку.

Он обернулся и посмотрел на Дэнни, который сидел на кипе одеял.

– Как тебе такая идея, док? Вдруг мы встретим оленя или карибу?

– Это было бы здорово, пап!

«Фольксваген» лез и лез в гору. Скорость снизилась почти до критической отметки пять миль в час, и машина уже начала подергиваться, когда Джек свернул с дороги

(«Что здесь написано, мама?» – «ЖИВОПИСНЫЙ ВИД», – прочитала она.)

и, держась за ручной тормоз, дал «жуку» немного прокатиться на нейтрале.

– Пойдемте, – сказал он и выбрался из машины.

Все вместе они подошли к металлическому ограждению.

– Вы только посмотрите!

Уэнди и не подозревала, сколько правды может заключаться в затертом клише: у нее действительно захватило дух. Несколько секунд она просто не могла дышать, настолько ее потрясло открывшееся перед ними зрелище. Они стояли почти на вершине одного из горных пиков. А напротив них – бог знает в какой дали! – уходила прямо в небеса значительно более высокая гора, и ее зазубренная вершина вырисовывалась темным силуэтом на фоне начавшего клониться к закату солнца. Под ними распростерлась огромная долина, причем склон, по которому петляла дорога, чудом преодоленная их «жуком», уходил вниз так круто, что Уэнди поняла: если смотреть туда слишком долго, ее начнет подташнивать, а потом, чего доброго, и вырвет. В этом чистейшем разреженном воздухе разыгрывалось воображение. Разум отказывал, и тебе невольно рисовалась картина, как ты в свободном полете падаешь все ниже и ниже, как тело вращается, а земля и небо меняются местами, как взметается вверх подол платья, встречный вихрь спутывает волосы, а изо рта рвется отчаянный крик…

Лишь усилием воли ей удалось перевести взгляд и посмотреть в ту сторону, куда указывал Джек. Дорога шла дальше, прижимаясь к слону горы, напоминавшей шпиль собора, иногда делала вираж в, казалось бы, противоположном направлении, но неизменно снова устремлялась на северо-запад и поднималась все выше, пусть уже не так круто. А на самом верху толщу мрачного хвойного леса разрывал широкий квадрат зеленой лужайки, в центре которого воцарилось здание отеля. «Оверлук». При взгляде на него Уэнди снова обрела и дыхание, и голос.

– О, Джек, это просто непередаваемо!

– Ага, – согласился он. – Уллман утверждает, что это самое красивое место во всей Америке. О самом Уллмане я не слишком высокого мнения, но в данном случае он, кажется, совершенно… Дэнни! Дэнни, ты в порядке?

Уэнди оглянулась на сына, и внезапный страх за него затмил всю окружающую красоту. Она бросилась к сыну. Он стоял, вцепившись в прут ограждения, и смотрел на отель – лицо его стало серым, глаза остекленели, словно он вот-вот мог потерять сознание.

Она опустилась рядом с ним на колени и крепко ухватила его за плечи.

– Дэнни, что с тобой?..

Джек уже был рядом.

– Ты в норме, док?

Он легко, но резко встряхнул мальчика, и взгляд у того прояснился.

– Все хорошо, папочка. Я в порядке.

– Но что это было, Дэнни? – спросила Уэнди. – У тебя головка закружилась, да, милый?

– Нет, я просто… задумался. Простите меня. Не хотел вас напугать.

Он вдруг заметил, что родители стоят перед ним на коленях, и немного удивленно улыбнулся:

– Наверное, это из-за солнца. Солнце попало мне прямо в глаза.

– Когда доберемся до гостиницы, дадим тебе попить водички, – сказал папа.

– Хорошо.

Потом, сидя в «жуке», который гораздо увереннее преодолевал более пологий подъем, Дэнни пристроился так, чтобы смотреть прямо на дорогу. С нее теперь то и дело открывался вид на «Оверлук», где выходившие на запад большие окна отражали солнечный свет. Это было то место, что он видел в разгар снежной бури, темное и громыхающее место, в котором до жути знакомая Фигура разыскивала его в коридорах, устланных коврами с джунглями. Место, куда Тони просил его не ездить. Это было здесь. Точно здесь. И здесь же был РОМ, что бы это слово ни значило.

Глава 9
Большой отъезд

Уллман встретил их по другую сторону широких старомодных дверей. Он пожал руку Джеку и холодным кивком поприветствовал Уэнди, вероятно, отметив, как сразу несколько голов повернулись в ее сторону, стоило этой женщине с золотистыми локонами до плеч, в простеньком синем платье войти в вестибюль. Край подола скромно заканчивался на два дюйма выше колен, но этого было вполне достаточно, чтобы понять, насколько хороши ее ноги.

С подлинной теплотой Уллман отнесся только к Дэнни, но Уэнди было к этому не привыкать. Ее сын неизменно привлекал к себе даже тех мужчин, которые обычно проявляли к детям полнейшее равнодушие. Чуть наклонившись, Уллман протянул Дэнни руку. Тот серьезно пожал ее.

– Мой сын Дэнни, – представил Джек. – И моя жена Уиннифред.

– Рад с вами познакомиться, – сказал Уллман. – Сколько тебе лет, Дэнни?

– Пять, сэр.

– Вот даже как! Сэр! – Уллман улыбнулся и посмотрел на Джека. – А он хорошо воспитан.

– Разумеется, – ответил Джек.

– Миссис Торранс. – Он снова чуть склонил голову, и в мимолетном замешательстве Уэнди решила, что сейчас ей поцелуют руку. Она даже вытянула правую ладонь вперед, но Уллман лишь ненадолго сжал ее в своих ладонях. Они были маленькие, сухие и гладкие. Вероятно, он их чем-то припудривает, мелькнула у нее мысль.

В вестибюле между тем кипела работа. Почти все старомодные кресла с высокими спинками были заняты. Коридорные с чемоданами сновали туда-сюда, а у стойки, над которой возвышалась огромная латунная касса, даже образовалась очередь. Красовавшиеся на кассе наклейки «Бэнк-Америкард» и «Мастер-чардж»[7]7
    Устаревшие еще к началу 1970-х гг. платежные системы.


[Закрыть] выглядели явным анахронизмом.

Справа, ближе к еще одним двустворчатым дверям, которые были закрыты и отгорожены шнуром, находился старый камин, и в нем ярко пылали березовые поленья. На диване, придвинутом практически вплотную к камину, сидели три монахини. Они о чем-то беседовали и улыбались. Их багаж громоздился по обе стороны дивана, и они попросту коротали время, дожидаясь, чтобы очередь на выписку немного поредела. Когда Уэнди посмотрела на них, они разразились звонким девичьим смехом. Она и сама почувствовала, как улыбка коснулась ее губ; все монахини были не моложе шестидесяти.

Среди общего гомона и гула голосов в вестибюле то и дело слышался чуть приглушенный звук динь, издаваемый посеребренным колокольчиком, вмонтированным в стойку, когда один из двух клерков нажимал на него, несколько нетерпеливо приглашая: «Следующий, пожалуйста!» У Уэнди это сразу же вызвало живые и теплые воспоминания о медовом месяце, который они с Джеком провели в Нью-Йорке, в отеле «Бикман-тауэр». И впервые она всерьез позволила себе поверить, что, быть может, они получили то, в чем так нуждались: несколько месяцев вместе и вдали от остального мира, что-то вроде медового месяца на троих. Она снова улыбнулась, ласково посмотрев на Дэнни, который с жадным любопытством оглядывался по сторонам. Очередной длинный лимузин, серый, как костюм банкира, остановился перед входной дверью.

– Последний день сезона, – объяснил Уллман. – День закрытия отеля. Всегда суматошный. Я, между прочим, ожидал, что вы приедете не позже трех, мистер Торранс.

– Пришлось дать старому «фольксу» время на случай, если с ним случится нервный припадок, – ответил Джек. – По счастью, обошлось.

– Вам повезло, – сказал Уллман. – Чуть позже я проведу для вас троих обзорную экскурсию по зданию, и, конечно же, Дик Холлоран желал бы ознакомить миссис Торранс с устройством кухни «Оверлука». Однако боюсь, что…

Один из служащих отеля подошел к ним с выражением полнейшего отчаяния на лице.

– Прошу прощения, мистер Уллман…

– Да? Что стряслось?

– Проблема с миссис Брент, – с явным беспокойством ответил клерк. – Она отказывается оплачивать счет чем-либо, помимо карточки «Американ экспресс». Как я ни втолковывал ей, что мы перестали принимать такие карты к оплате в конце прошлого сезона, она и слышать ничего не хочет.

Он быстро обежал глазами семейство Торрансов, затем вновь перевел взгляд на Уллмана. Тот лишь пожал плечами:

– Я разберусь с этим.

– Благодарю вас, мистер Уллман. – И клерк поспешил вернуться за стойку, рядом с которой возвышалась крупная дама в длинной меховой шубе и чем-то наподобие боа из черных перьев. Дама оглушительно возмущалась.

– Я приезжаю на отдых в «Оверлук» с тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, – проинформировала она клерка, который в ответ лишь улыбался и беспомощно разводил руками. – Я не перестала приезжать сюда даже после того, как мой второй муж умер от инсульта на этом глупом роке-корте – а ведь я предупреждала его, что слишком жарко! И я всегда, слышите, всегда расплачивалась кредитной карточкой «Американ экспресс»! Можете хоть полицию вызывать, если вам угодно! Пусть меня силой увезут отсюда! Но я все равно отказываюсь платить чем-либо, помимо моей «Американ экспресс». Повторяю…

– Тысяча извинений, – сказал Уллман.

Он пересек вестибюль, деликатно взял миссис Брент под локоть, а потом лишь кивал и тоже разводил руками, когда она обрушила на него свои гневные тирады. Но в его глазах читалось сочувствие, он соглашался, поддакивал, что-то отвечал. В конце концов миссис Брент с торжествующей улыбкой повернулась к несчастному клерку за стойкой и громогласно провозгласила:

– Слава Богу, в этом отеле нашелся хотя бы один человек, способный проявить широту взглядов!

Затем она позволила Уллману, чья макушка едва доставала до пышного плеча ее шубы, взять себя под руку и куда-то увести – по всей вероятности, в личный кабинет.

– Ничего себе! – с улыбкой заметила Уэнди. – А этот пижон отрабатывает свою зарплату.

– Но ему не понравилась та тетенька, – тут же возразил Дэнни. – Он только сделал вид, что она ему нравится.

Джек усмехнулся:

– Уверен, ты прав, док. Однако лесть всегда была лучшей смазкой для колес, на которых вращается наш мир.

– А что такое лесть?

– Лесть, – ответила Уэнди, – это когда твой папа заверяет, что мне идут новые желтые брюки, хотя на самом деле так не думает, или отговаривает меня худеть, хотя во мне целых пять фунтов лишнего веса.

– А! Значит, это ложь для смеха?

– Очень близкое к истине определение.

Дэнни долго и пристально смотрел на нее, а потом сказал:

– Ты красивая, мамочка.

И сконфуженно насупился, когда родители переглянулись и разразились хохотом.

– На меня Уллман особо лесть не растрачивал, – сказал Джек. – Давайте отойдем к окну, ребята. Я чувствую себя неуютно, стоя посреди этого великолепия в жалкой джинсовой куртке. Честное слово, даже не предполагал увидеть здесь такую толпу в последний день.

– Ты выглядишь весьма привлекательно, – возразила Уэнди, и они снова рассмеялись. Дэнни не до конца понимал причину их веселья, но ему было все равно. Главное, что они любили друг друга. А еще ему показалось, что этот отель напомнил маме о каком-то другом месте,

(о доме какого-то человека с большим носом)

где она была счастлива[8]8
    Название отеля «Бикман-тауэр» созвучно со словом beak-man – человек с клювом (англ.).


[Закрыть]. Он бы хотел, чтобы ему здесь тоже понравилось, а потому постоянно напоминал себе, что далеко не все из того, что показывал Тони, сбывалось. Он просто будет очень осторожен. И постарается найти нечто под названием РОМ. Но ничего им не скажет, пока не почувствует, что без этого уже нельзя. Потому что сейчас они радовались, и смеялись, и не думали ни о чем дурном.

– Вы только гляньте на этот пейзаж! – сказал Джек.

– О, он просто бесподобен! Посмотри, Дэнни!

Но Дэнни вид не казался настолько уж потрясающим. Он вообще не любил высоту, от которой могла закружиться голова. За широкой внешней террасой, проходившей по всему периметру здания, безукоризненно ухоженная лужайка (где даже разместилось небольшое поле для гольфа) полого спускалась к длинному прямоугольному бассейну. На краю бассейна стояла невысокая тренога с табличкой «ЗАКРЫТО» – это слово Дэнни мог прочитать сам. А еще он знал слова «стоп», «выход», «пицца» и несколько других.

Позади бассейна начиналась покрытая гравием дорожка, вившаяся среди молодых сосенок, елей и осин. Там тоже стоял указатель, но его Дэнни не понял: «РОКЕ». Под буквами была нарисована стрелка.

– Что такое Р-О-К-Е, пап?

– Это такая игра, – ответил отец. – Немного похоже на крокет, но не на траве, а на гравийном корте со стенками, наподобие большого бильярдного стола. Это очень старая игра, Дэнни. И представь, иногда здесь даже проводились настоящие соревнования.

– В нее играют крокетными молотками?

– Похожими, – кивнул Джек. – Только ручка немного короче, а головка двусторонняя. Одна сторона деревянная, другая – из твердой резины.

(Выходи, ты, маленький говнюк!)

– Название произносится как роке, – продолжал отец. – Я научу тебя играть, если захочешь.

– Не знаю, – отозвался Дэнни странно тихим и невыразительным голосом, что заставило родителей недоуменно переглянуться поверх его головы. – Мне кажется, она мне не понравится.

– Что ж, никто тебя неволить не станет, док. Верно?

– Верно.

– А звери тебе нравятся? – спросила Уэнди. – Это фигурная стрижка растений.

Позади тропинки, которая вела к роке-корту, росла живая изгородь, подстриженная в виде различных животных. Дэнни, обладавший острым зрением, сразу различил среди них кролика, собаку, лошадь, корову и трех крупных кошек, похожих на шаловливых львов.

– А ведь как раз эти зверьки навели дядю Эла на мысль предложить мне работу здесь, – сообщил Джек. – Он вспомнил, что студентом колледжа я подрабатывал в компании, занимавшейся ландшафтным дизайном. Мы приводили в порядок лужайки, деревья и живые изгороди. А еще я кое-что подстригал у одной леди.

Уэнди прыснула и приложила ко рту ладонь. Джек, не сводя с нее глаз, повторил:

– Да уж. Помню, стриг ей кое-что каждую неделю.

– Отстань, муха назойливая, – строго сказала Уэнди, но потом хихикнула.

– У нее что, были очень густые кусты, пап? – спросил Дэнни, вызвав у обоих родителей приступ гомерического хохота. У Уэнди на глазах выступили слезы, и ей пришлось достать из сумки бумажный носовой платок.

– Только это были не зверушки, Дэнни, – сказал Джек, немного придя в себя. – Это были карточные масти. Ну, знаешь, пики, червы, трефы, бубны. Но видишь ли, кусты непрерывно растут…

(Ползут вверх, как говорил Уотсон… Но только не растения. Вверх ползет давление в котле. Всегда проверяй давление. Если забудешь, то как-нибудь вместе со всей семейкой проснешься на треклятой луне.)

Он перестал улыбаться. Уэнди и Дэнни смотрели на него в изумлении.

– Папа! – окликнул Дэнни.

Джек вздрогнул и огляделся, словно вернулся откуда-то издалека.

– Так вот, они растут, Дэнни, и теряют форму. А потому приходится их подстригать раз или два в неделю, пока не наступят холода и они не перестанут расти.

– А еще здесь есть детская игровая площадка, мой маленький счастливчик, – сказала Уэнди.

И действительно, детская площадка располагалась сразу за фигурной изгородью. Две горки, огромные качели с множеством сидений на разной высоте, канаты с узлами, туннель из железобетонных колец, песочница и целый домик для игр, построенный в виде точной копии отеля «Оверлук».

– Хотя бы это тебе нравится, Дэнни? – спросила мама.

– Само собой, – ответил он, надеясь, что в голосе звучит энтузиазм. – Это круто!

Позади игровой площадки возвышался неприметный забор из проволочной сетки, за которым пролегала гравийная подъездная дорога, а дальше уже раскинулась бескрайняя долина, в это время дня утопавшая в голубоватой послеполуденной дымке. Дэнни не знал слова «изоляция», но если бы кто-нибудь объяснил ему его смысл, он бы лучше понял свои ощущения. Далеко внизу, как змея, решившая вздремнуть на солнышке, вилось шоссе, которое вело обратно через перевал Сайдуайндер до самого Боулдера. Путь, закрывавшийся на всю зиму. От этой мысли Дэнни стало трудно дышать, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда отец положил руку ему на плечо.

– Принесу тебе воды, док, как только смогу. Сейчас все очень заняты.

– Конечно, папа.

Откуда-то из глубин офисных помещений с видом победительницы выплыла миссис Брент. Она походкой триумфатора вышла на улицу, и через несколько секунд за ней последовали двое коридорных, с трудом тащившие сразу восемь чемоданов. Сквозь широкое окно Дэнни видел, как мужчина в сером мундире и фуражке, похожей на армейскую, подогнал длинный серебристый автомобиль к входной двери и вышел навстречу даме. Отсалютовав ей, он поспешил открыть багажник.

И, как это изредка с ним случалось, внезапно Дэнни сумел прочитать целиком одну из ее мыслей, вырвавшуюся из привычной мешанины гулких эмоций и цветовых пятен, обычно окружавшей его в толпе.

(а я бы не прочь залезть к нему в брюки)

Дэнни сдвинул брови, наблюдая, как коридорные загружают чемоданы в багажник. Женщина же не сводила глаз с мужчины в форме, руководившего погрузкой. Зачем ей понадобились мужские брюки? Неужели ей холодно даже в такой шубе? Но если она замерзла, то почему бы самой не надеть брюки? Его мама, например, ходила в брюках почти всю зиму.

Между тем мужчина в сером мундире захлопнул крышку багажника и вернулся, чтобы помочь миссис Брент сесть в автомобиль. Дэнни напряг слух и зрение – не скажет ли она что-нибудь про его брюки, – но дама лишь улыбнулась и сунула мужчине долларовую бумажку. Несколько секунд спустя она уже выезжала на своем лимузине с территории отеля.

Он подумал было спросить у мамы, зачем миссис Брент могли понадобиться штаны служащего отеля, но все же не решился. Иногда излишнее любопытство не приносило ничего, кроме неприятностей. С ним такое уже случалось.

А потому Дэнни втиснулся между сидевшими на небольшом диванчике родителями и стал глазеть на людей, оплачивавших счета у стойки. Он тихо радовался, что мама с папой были счастливы и любили друг друга. Но не мог избавиться от чувства тревоги. Не мог, как ни старался.