Текст книги "Бессонница"

– Да, наверное… – начал Эд, а потом резко замолчал. Его глаза вновь широко распахнулись, и Ральфу это совсем не понравилось. – Младенцы! – прошипел Эд. – Ты меня слышишь? Младенцы!

Ральф снова прижал его к машине, в третий или четвертый раз, он уже сбился со счета.

– О чем ты, Эд? – внезапно его озарила догадка. – Натали? Ты беспокоишься о Натали?

Бледная, хитрая улыбка коснулась губ Эда. Он посмотрел сквозь Ральфа на Здоровяка:

– Удобрения, говорите? Ну, если там действительно удобрения, вы ведь не откажетесь открыть одну из бочек?

Здоровяк наградил Ральфа тяжелым многозначительным взглядом.

– Чуваку нужен доктор, – заметил он.

– Может быть. Но мне показалось, что он уже потихонечку успокаивается. Не могли бы вы открыть одну из этих бочек? Может, ему от этого полегчает.

– Да, конечно. Говно вопрос.

Еще одна вспышка молнии, еще один раскат грома – на этот раз он, казалось, накрыл всю землю, – и за шиворот Ральфу упали первые капли дождя. Он посмотрел налево и увидел Дорранса Марстеллара. Старик стоял на входе на площадку для пикников и с тревогой смотрел на их троицу.

– Дождь будет нехилый, похоже на то, – сказал Здоровяк. – А я не могу допустить, чтобы это все промокло. Начнется химическая реакция. Так что смотрите быстро. – Он ощупал одну из бочек, покопался в кузове и достал оттуда лом. – Я, наверное, такой же псих, как и он, если я это делаю, – доверительно сообщил он Ральфу. – Я о чем… я спокойно ехал домой, вез вот эту бодягу с работы. А он в меня врезался.

– Давай, – сказал Ральф. – Это займет всего пару секунд.

– Ага, – угрюмо отозвался Здоровяк, просовывая плоский конец лома под крышку одной из бочек. – Зато воспоминаний – на всю оставшуюся жизнь.

Опять прогремел гром, и Здоровяк не расслышал, что сказал Эд. А вот Ральф услышал, и внутри у него все похолодело.

– Эти бочки набиты трупами мертвых детей, – сказал Эд. – Вот увидишь.

Здоровяк поддел крышку. В голосе Эда была такая непоколебимая убежденность, что Ральф почти ожидал увидеть в контейнере крошечные ручки и макушки маленьких головок. Но вместо этого его взору открылась смесь голубых кристаллов и какого-то бурого порошка. Запах, шедший от бочки, был очень сильным и похожим на торфяной, с легкой примесью каких-то химикатов.

– Ну что, посмотрели? Довольны теперь? – спросил Здоровяк, вновь обращаясь к Эду. – Я же вам не маньяк какой-то. Что скажете?

На лице Эда промелькнуло что-то похожее на смущение, и когда снова ударил гром, он вздрогнул. Потом наклонился, протянул руку к открытой бочке и вопросительно посмотрел на водителя «форда».

Тот кивнул ему. Почти сочувственно, как показалось Ральфу.

– Конечно, можешь потрогать, мне по фигу. Только если пойдет дождь, пока это дерьмо будет у тебя в руке, танцевать будешь не хуже Траволты. Оно жжется.

Эд засунул руку в бочку, зачерпнул ладонью немного смеси и посмотрел, как она протекает сквозь пальцы. Потом растерянно взглянул на Ральфа (в этом взгляде было еще и смущение, как показалось Ральфу) и засунул руку в бочку по локоть.

– Эй, – закричал Здоровяк. – Это тебе не коробка с крекерами!

На мгновение на лице Эда появилась хитрая ухмылка – взгляд, говорящий: «Знаю я ваши штучки», – а потом она снова сменилась смущением, когда и в глубине он не нашел ничего, кроме все тех же удобрений. Когда он вытащил руку из бочки, она была пыльной и пахла химической смесью. Еще одна вспышка молнии озарила улицу и аэропорт, а удар грома почти оглушил Ральфа.

– Вытри быстрее руку, пока не пошел дождь, я тебя предупреждаю, – сказал Здоровяк. Он сунул руку в окно своей машины и достал оттуда пакет из «Макдоналдса». Потом выудил из него несколько салфеток и протянул их Эду, который с отсутствующим видом принялся стирать удобрение со своей руки. Здоровяк тем временем закрыл бочку, забив пробку на место одним ударом могучего кулака, и бросил взгляд на потемневшее небо. Когда Эд дотронулся до его плеча, он шарахнулся в сторону и посмотрел на него с испугом.

– По-моему, мне надо извиниться, – сказал Эд, и на этот раз его голос звучал совершенно нормально.

– Веселый ты парень, как я погляжу, – отозвался Здоровяк, и в его голосе было искреннее облегчение. Он накрыл бочки пленкой и привязал ее обратно. Наблюдая за ним, Ральф невольно задумался о том, какой все-таки хитрый вор – время. Когда-то он мог с такой же легкостью упаковать что угодно. Он и сейчас тоже может, но теперь этот процесс отнимает у него как минимум две минуты и, может быть, плюс к тому три-четыре матерных слова.

Здоровяк вновь повернулся к ним, скрестив руки на своей необъятной груди.

– Вы видели аварию? – спросил он у Ральфа.

– Нет, – мгновенно отозвался тот. Он так и не понял, почему соврал, но решение было принято сразу. – Я смотрел, как приземляется самолет. Компании United.

К его изумлению, щеки Здоровяка снова пошли красными пятнами. Ты тоже за ним следил, внезапно подумал Ральф. И не просто смотрел, как он приземляется, иначе ты бы так не покраснел… ты еще и наблюдал за тем, как он подруливает к терминалу.

И дальше все стало понятно. Толстяк был уверен, что авария произошла по его вине или что так могут решить полицейские, которые станут заниматься этим делом. Он засмотрелся на самолет и не заметил, как Эд выехал из ворот аэропорта и вылетел на Харрис-авеню.

– Послушайте, мне действительно очень жаль, – еще раз повторил Эд, и выглядел он не просто виноватым, он выглядел совершенно подавленным. Ральф вдруг поймал себя на том, что он всерьез раздумывает, насколько можно доверять этому выражению Эда, и понимает ли он,

(Хей, хей, Сьюзан Дей)

что тут вообще происходит… и кто такая, черт возьми, эта самая Сьюзан Дей.

– Я ударился головой о руль, – продолжал Эд, – и, судя по всему, мне хорошенько стукнуло по мозгам, понимаете?

– Да, кажется, понимаю, – сказал Здоровяк. Он поднял голову, посмотрел на темное грозовое небо, потом вновь перевел взгляд на Эда. – У меня есть предложение, приятель.

– Какое предложение?

– Давай просто обменяемся именами и номерами телефонов и не будем затевать всю эту бодягу со страховкой и прочим дерьмом. А потом каждый поедет своим путем.

Эд неуверенно взглянул на Ральфа, но тот лишь пожал плечами.

– Если приедет полиция, – продолжал Здоровяк, – у меня могут возникнуть проблемы. Они выяснят, что прошлой зимой я тоже попадал в аварию и теперь езжу по временному разрешению. И само собой, они постараются обвинить меня во всех смертных грехах, даже если окажется, что я ничего не нарушил. Понимаешь, о чем я?

– Да, – кивнул Эд. – Кажется, понимаю. Но эта авария произошла полностью по моей вине. Я превысил скорость…

– Да и столкновение-то пустячное, кажется, – сказал Здоровяк, потом с тревогой оглянулся и посмотрел на обе машины. Затем он опять обратился к Эду: – Ты потерял немного масла, но оно уже не течет. Я думаю, до дому ты доберешься… если, конечно, ты живешь в городе. Ты ведь в городе живешь?

– Да, – сказал Эд.

– А я тебе заплачу за ремонт, ну… до пятидесяти баксов точно.

Ральфа посетила еще одна догадка, почему водитель «форда» вдруг так резко изменил манеру поведения и вместо агрессии перешел чуть ли не на откровенную лесть. ДТП прошлой зимой? Да, скорее всего. Но Ральф никогда не слышал о такой штуке, как временное разрешение. Так что, судя по всему, это все была просто чушь, и мистер Садовник Вест-Сайда ездил вообще без прав. Но ситуацию осложняло вот что: Эд говорил чистую правду, авария произошла по его вине.

– Если мы просто разойдемся с миром и поедем по домам, – продолжал Здоровяк, – мне не придется опять объяснять полиции, что произошло прошлой зимой, а тебе не придется рассказывать, почему ты выскочил из машины, начал бить меня и кричать, что у меня полный грузовик трупов.

– Я что, правда такое говорил? – не поверил Эд.

– Ты же сам знаешь, что говорил, – с усмешкой сказал толстяк.

Голос с легким французско-канадским акцентом спросил:

– Эй, ребята, у вас тут все в порядке? Никто не пострадал? О, Ральф, дружище, это ты?

На борту подъехавшего грузовика красовалась надпись ХИМЧИСТКИ ДЕРРИ, и Ральф увидел, что за рулем сидит один из братьев Вашон из Олд-Кейпа. Скорее всего Триггер – самый младший.

– Это я, – сказал Ральф. Сам не зная почему, да и не спрашивая себя о причинах – это был скорее инстинкт, чем какое-то осмысленное решение, – он подошел к Триггеру, обнял его за плечи и повел обратно к грузовику из прачечной.

– Эй, а те ребята в порядке?

– В порядке, в полном порядке. – Ральф глянул назад и увидел, что Эд и Здоровяк стоят около своих машин и что-то оживленно обсуждают. Очередная порция дождевых капель пролилась с неба и забарабанила по брезенту, как неторопливые пальцы стучат по столу.

– Ну вот и славно, – удовлетворенно кивнул Триггер Вашон. – А как твоя женушка, Ральф?

Ральф вздрогнул и почувствовал себя, как человек, вспомнивший уже за ленчем, что, уходя на работу, он забыл выключить утюг.

– Господи Иисусе, – прошептал он и посмотрел на часы, надеясь на четверть шестого, на половину шестого – самое позднее, но на часах было без десяти шесть. Уже двадцать минут Каролина ждала, что он принесет ей суп и половину сандвича. Она скорее всего беспокоилась. А если принять во внимание, что за окном сверкали молнии и грохотал гром, она могла еще и испугаться. И если все-таки пойдет дождь, она не сможет даже закрыть окно – у нее почти не осталось сил.

– Ральф, – встревожился Триггер. – Что такое?

– Ничего, – отозвался Ральф. – Я просто пошел гулять и совсем забыл о времени. Потом случилась эта авария… и… ты не мог бы подбросить меня до дома, Триггер? Я тебе заплачу.

– Не, не надо мне платить, – сказал Триггер. – Мне все равно по пути. Заваливайся, Ральф. С этими двумя точно все будет в порядке? Они не начнут бить друг другу морды или еще чего?

– Вряд ли, – усмехнулся Ральф. – Сейчас, подожди минутку.

– Конечно.

Ральф подошел к Эду.

– Ну что, у вас все нормально? Разобрались?

– Да, – сказал Эд. – Мы решили уладить все это между нами. В конце концов, по большому счету все ограничилось разбитым стеклом.

Теперь он наконец стал самим собой, и большой мужчина в белой рубашке смотрел на него почти с уважением. Ральф все еще волновался за Эда, но он решил, что тут и без него прекрасно разберутся. Ему очень нравился Эд Дипно, но этим летом его главной заботой был вовсе не Эд, а Каролина. Каролина и та штуковина, которая тикала в стенах их спальни и в самой Каролине – всю ночь напролет.

– Замечательно, – сказал он Эду. – Я еду домой. Мне надо приготовить Каролине ужин, а я уже опаздываю.

Он пошел было прочь, но Здоровяк остановил его и протянул руку.

– Джон Тэнди, – сказал он.

Ральф пожал руку.

– Ральф Робертс. Рад познакомиться.

Тэнди улыбнулся:

– С учетом всех обстоятельств, сомневаюсь, конечно, что вы очень рады… но я правда рад, что вы так вовремя появились. Еще пара секунд и, мне кажется, мы бы начали бить друг другу морды.

Мне тоже так кажется, подумал Ральф, но не сказал этого вслух. Он посмотрел на Эда, окинул взглядом непривычную футболку и белый шарф с красными иероглифами. Он не стал вглядываться в глаза Эда – все-таки он еще не совсем отошел от произошедшего.

– С тобой точно все в порядке? – спросил Ральф еще раз. Ему пора было уходить, Каролина и так заждалась, но он все-таки волновался. Его не покидало стойкое ощущение, что все еще не совсем в порядке, даже совсем не в порядке.

– Да, все хорошо, – быстро проговорил Эд и улыбнулся, но одними губами. Эта улыбка не коснулась его темных зеленых глаз. Они внимательно изучили Ральфа, как бы пытаясь понять, что он видел на самом деле… и что он

(Хей, хей, Сьюзан Дей)

запомнил.

3

В кабине грузовика Триггера Вашона пахло чистой одеждой. Этот запах почему-то всегда напоминал Ральфу запах свежего хлеба. Пассажирского сиденья там не было, и он стоял, держась одной рукой за ручку двери, а другой – за корзину из прачечной.

– Слышь, Ральф, там что-то странное происходит с этими двумя, – сказал Триггер, глядя в зеркало заднего вида.

– Ты и половины всего не знаешь, – ответил Ральф.

– Я знаю, что парень за рулем этой колымаги – Дипно, так его, что ли, зовут. У него очень славная женушка, видел я ее как-то. И вообще вроде бы нормальный парень.

– Сегодня он был слегка не в себе, – сказал Ральф.

– Что, шило в заднице засвербило?

– Да скорее целый набор слесарных инструментов.

Триггер рассмеялся над этой шуткой, уронив голову на руль.

– Ха, набор инструментов. Здорово! Просто супер! Я это запомню! – Триггер вытер глаза огромным носовым платком. – Кажется, мистер Дипно выехал из служебных ворот, да?

– Да, все правильно.

– Кажется, чтобы оттуда выехать или въехать, нужен пропуск? У мистера Ди он есть?

Ральф задумался, нахмурился и покачал головой:

– Не знаю. Я как-то об этом не думал. Надо будет спросить его в следующий раз, как увижу.

– Ага, спроси, – сказал Триггер. – И еще спроси, как там поживают слесарные инструменты. – Триггер снова расхохотался, так что опять пришлось вынимать носовой платок.

Когда они выехали на Харрис-авеню, наконец разразилась гроза. Града не было, но пошел отменный летний ливень, такой сильный, что поначалу Триггеру пришлось снизить скорость.

– Вау! – уважительно сказал он. – Ничего себе. Мне это напоминает грозу восемьдесят пятого, когда полгорода превратилось в большой канал! Помнишь, Ральф?

– Да, – отозвался Ральф. – Будем надеяться, что этого не повторится.

– Ну да, – усмехнулся Триггер и прищурился, пытаясь разглядеть дорогу сквозь дождь и работающие дворники. – Дренажную систему вроде бы починили, так что все будет в порядке. Классно!

Сочетание холодного дождя и теплого воздуха внутри машины привело к тому, что стекло запотело. Ральф сам не понял, что его дернуло, но он протянул руку и нарисовал на стекле фигуру:

– Что это? – спросил Триггер.

– На самом деле понятия не имею. Похоже на что-то китайское, правда? Такие штуки были нарисованы на шарфе у Эда Дипно.

– Что-то знакомое вроде бы, – сказал Триггер, еще раз взглянув на рисунок. Потом протянул руку и стер его. – Слушай, Ральф. По-китайски я знаю только «кому-та херовата». Да и то это вроде бы по-японски.

Ральф улыбнулся, хотя ему было не до смеха. Это все из-за Каролины. Он просто не мог не думать о ней: не мог не представлять себе открытые окна и занавески, которые шевелились, как призрачные руки, когда шел дождь.

– Ты все так и живешь в том двухэтажном домике около «Красного яблока»?

– Да.

Триггер притормозил у обочины, подняв фонтаны воды. Дождь все еще лил как из ведра. Молнии то и дело вспарывали небо, грохотал гром.

– Лучше тебе посидеть в машине, пока дождь чуть-чуть не утихнет, – сказал Триггер. – Я думаю, еще пять минут она подождет.

– Со мной все будет в порядке. – Ральф не думал, что его что-то может задержать пусть даже на полминуты. Даже наручники. – Спасибо, Триг.

– Подожди секундочку! Дай я тебе хоть кусок пленки дам – наденешь на голову, как капюшон.

– Да не надо, я так…

Он даже не стал договаривать мысль до конца. Его вдруг охватила беспричинная паника. Он распахнул дверцу грузовика и выскочил, приземлившись в глубокую лужу. Даже не обернувшись, он помахал Триггеру на прощание и поспешил по тропинке к дому, который они с Каролиной делили с Биллом Макговерном, на ходу пытаясь нащупать в кармане ключи. Но поднявшись на крыльцо, он понял, что ключи ему не понадобятся – дверь была нараспашку. Билл, который жил внизу, частенько забывал ее запирать, и Ральфу очень хотелось верить, что это действительно Билл, а не Каролина, которая пошла его искать и попала в грозу. О такой возможности ему не хотелось даже задумываться.

Он вбежал в сумрачный коридор, вздрогнув от очередного удара грома над головой, и прошел к лестнице. Постоял там минутку, положив руку на перила и прислушиваясь к тому, как вода с его мокрых штанов и рубашки капает на деревянный пол. Потом он пошел наверх. Ему очень хотелось побежать, но оказалось, что он больше не может бегать после всего, что случилось сегодня. У него бешено колотилось сердце, а промокшие кеды были как якоря, которые задерживали каждый шаг, и почему-то перед глазами до сих пор стоял Эд Дипно и то, как он вертел головой, выходя из «датсуна», – резко и быстро, из-за чего был похож на бойцового петуха.

Третья ступенька, как всегда, скрипнула под ногой, и как бы в ответ сверху раздались шаги. Но они не успокоили Ральфа, потому что это были чужие шаги – не Каролины. Он это понял сразу, и когда на лестнице появился Билл Макговерн с бледным и обеспокоенным лицом, нервно теребящий свою панаму, Ральф был не очень-то и удивлен. Всю дорогу от аэропорта он чувствовал, что что-то случилось, ведь так? Да. Но, учитывая обстоятельства, это вряд ли можно было бы назвать предчувствием. Когда все в твоем мире приходит к некоему определенному уровню неправильности, то уже сложно что-либо изменить или повернуть вспять: все становится только хуже и хуже. И наверное, где-то на подсознательном уровне он всегда это знал. Он только не знал протяженности этой неправильной трассы.

– Ральф, – крикнул Билл. – Слава Богу! У Каролины… ну, я думаю, что-то вроде приступа. Я только что позвонил в 911, просил их прислать «скорую».

Ральф вдруг понял, что, несмотря ни на что, он все-таки сможет пробежать остаток лестницы.

4

Она лежала на полу, на пороге между кухней и комнатой, волосы закрывали ее лицо. Ральфу подумалось, что в этом есть что-то особенно страшное: это смотрелось неряшливо, а Каролина ни за что в жизни не позволила бы себе выглядеть неряшливо. Он сел перед ней на колени и убрал волосы с ее глаз и лба. Кожа под его пальцами была холодной, как его ноги в мокрых кедах.

– Я хотел перенести ее на диван, но она слишком тяжелая, – нервно проговорил Билл. Он снял панаму и снова принялся вертеть ее в руках. – А у меня спина, ты же знаешь.

– Я знаю, Билл, все в порядке. – Ральф осторожно просунул руки под спину Каролины и поднял ее с пола. Она не показалась ему тяжелой. Наоборот. Она была легкой – почти такой же, как одуванчик, на который вот-вот подуют, и белые пушинки разлетятся во все стороны. – Слава Богу, что ты был дома.

– Меня почти не было. – Билл пошел следом за Ральфом в комнату. Он так и терзал свою панаму. Ральфу он чем-то напомнил Дорранса Марстеллара с его книжкой стихов. На твоем месте я бы его не трогал, сказал старый Дорранс. Я не вижу твоих рук. – Я уже собрался уходить, когда услышал какой-то грохот наверху… наверное, это она упала…

Билл посмотрел в окно, за которым бушевала гроза. Его лицо было одновременно безумным и каким-то неприятным… алчным, что ли… а глаза, казалось, искали что-то, чего там не было. Потом в глазах Билла опять появилось осмысленное выражение.

– Дверь, – сказал он. – Похоже, она там открыта! Дождь все зальет! Я сейчас вернусь, Ральф.

Он вышел чуть ли не бегом. Но Ральф этого не заметил: сегодняшний день был похож на какой-то нелепый кошмар. И хуже всего было это кошмарное тиканье – сейчас его не заглушал даже гром.

Он положил Каролину на диван и сел перед ней на корточки. Ее дыхание было прерывистым и каким-то уж слишком быстрым, а запах изо рта – просто ужасным. Но Ральф не отвернулся.

– Держись, дорогая. – Он поднял ее руку – она была почти такой же холодной, как и ее лоб – и нежно поцеловал. – Главное, держись. Все в порядке, все хорошо.

Но он сам понимал, что все плохо. Это тиканье означало, что все далеко не в порядке. Теперь тикало уже не в стенах (честно сказать, там никогда и не тикало, в стенах), теперь тикало только в его жене. В Каролине. В его милой, единственной Каролине. Она уходила от него… и что ему делать без нее?!

– Только держись, – повторил он. – Держись, слышишь? – Он снова поцеловал ее руку и прижал к своей щеке. И заплакал только тогда, когда услышал вой сирен «скорой помощи».

5

Каролина пришла в себя в карете «скорой помощи», по дороге в больницу (дождь закончился, снова выглянуло солнце, и мокрые улицы блестели), и поначалу она разговаривала так невнятно, что Ральф уже уверился в том, что у нее инфаркт. Потом она окончательно пришла в себя и заговорила гораздо яснее, но тут случился второй приступ, и Ральфу вместе с санитаром, который принимал вызов, пришлось ее держать.

Ральф ждал в комнате для посетителей на третьем этаже. Но к нему вышел совсем не доктор Литчфилд, а какой-то Джамаль, невролог. Доктор Джамаль говорил тихим, «успокоительным» голосом. Он сказал, что Каролине сейчас уже лучше, но на ночь ее оставят в больнице, просто чтобы удостовериться, что с ней все в порядке, а утром она уже сможет вернуться домой. Врачи собирались использовать новые препараты – дорогие, конечно, но говорят, что они творят чудеса.

– Не надо терять надежду, мистер Робертс, – сказал доктор.

– Да, – отозвался Ральф. – Конечно, не надо. А это чему-то поможет?

Доктор Джамаль улыбнулся. Он говорил тихим, приятным голосом, который казался еще приятнее из-за его легкого индийского акцента. И хотя он не сказал Ральфу всей правды, не сказал, что Каролина умрет, он все-таки был к этому ближе, чем кто бы то ни было за весь этот долгий год, на протяжении которого его жена так отчаянно боролась за жизнь. Новые лекарства, сказал Джамаль, скорее всего предотвратят возможные рецидивы приступов, но болезнь уже дошла до той стадии, когда любые прогнозы стоит принимать на веру с очень большой поправкой. К несчастью, несмотря на все усилия врачей, опухоль продолжала расти.

– Скоро могут возникнуть проблемы с двигательно-опорным аппаратом, – сказал доктор Джамаль своим тихим спокойным голосом. – И боюсь, что со зрением тоже.

– Могу я провести эту ночь с ней? – тихо спросил Ральф. – Ей так будет спокойнее спать. – Он помолчал, а потом добавил: – И мне тоже.

– Конечно, – просиял доктор Джамаль. – Это замечательная идея.

– Да, – сказал Ральф. – Мне тоже так кажется.

6

И он сидел рядом со своей спящей женой, и слушал тиканье, которое было совсем не в стенах, и думал: Когда-нибудь скоро – может быть, этой осенью, а может, зимой – я вернусь в эту комнату вместе с ней. Это было не предположение, скорее – пророчество. Он наклонился и положил голову на простыню, которая прикрывала грудь жены. Он не хотел снова плакать, но все-таки заплакал.

Это тиканье… Такое громкое и такое ровное.

Мне бы очень хотелось добраться до этой штуки, что издает эти звуки, подумал он. Я бы расколотил ее на куски, я бы топтал ее ногами, пока она не разлетелась бы на сотни мелких кусочков. Бог свидетель, я бы именно так и сделал.

Он уснул в кресле почти сразу после полуночи, а когда проснулся на следующее утро, воздух был прохладнее, чем накануне, и Каролина уже проснулась, в полном порядке, с ясными глазами. Казалось, что она вообще здорова. Ральф отвез ее домой и вновь приступил к своей тяжкой работе: делать последние месяцы ее жизни максимально приятными. И он еще долго не вспоминал про Эда Дипно; даже когда на лице Элен стали появляться синяки, он все равно еще долго не вспоминал про Эда.

Когда лето сменилось осенью, а осень – зимой, последней зимой Каролины, Ральф уже не мог думать ни о чем другом, кроме этих часов смерти, которые тикали все громче и громче, пусть даже и замедлили ход.

Но тогда у него еще не было проблем со сном.

Проблемы начались позже.