Текст книги "Жить, используя семь навыков. Истории мужества и вдохновения"

Переломный момент в отношениях, описанных в этой истории, наступил, когда мать проявила самосознание и попыталась понять свою дочь. Она слушала ее не с намерением ответить, а искренне, стремясь понять, и это изменило все (навык 5: сначала стремитесь понять, потом – быть понятыми).

Прежде чем перейти к своему рассказу, предлагаю предысторию. Вся наша семья, кроме дочери Алекс, переехала из Бостона в Филадельфию из-за моей работы. Алекс осталась после окончания средней школы в Бостоне, немного походила в колледж и наделала кучу долгов. Ей пришлось переехать домой к маме с папой. Когда она приехала, мы предложили ей соблюдать непреложные правила: она должна была найти работу, сама платить за свой транспорт, не брать кредитов, не брать наши машины, помогать по дому.

Однажды, когда я пришла с работы домой, Алекс встретила меня в дверях. Она спросила, может ли она взять мою машину, чтобы съездить в Бостон. Она хорошо знала, что ответ на этот вопрос был, есть и будет «нет». Я даже не знаю, зачем она просила меня. Конечно, я ответила «нет», не дав себе труда даже подумать несколько секунд. Это «нет» расстроило ее гораздо больше, чем все мои вместе взятые «нет», сказанные раньше. Алекс так расстроилась, что даже перестала со мной разговаривать. Так продолжалось много дней. Если я заходила в комнату, она вставала и выходила. Если я задавала ей прямой вопрос, она отделывалась односложным ответом. Я думала, что она сердится из-за моего отказа дать ей машину. Я думала, что все встанет на свои места через несколько дней.

Однако, поразмыслив, я поняла, что все не так просто. Я задалась вопросом: «Почему она так сильно расстроилась из-за отказа, который получала столько раз в прошлом? Что происходит?» Я решила, что должна применить навык 5, чтобы выяснить, что беспокоит Алекс.

Придя домой, я попросила ее пройти со мной на кухню. Сначала она отказалась. (Позже она говорила, что расценила мое приглашение как попытку отругать ее за очередную оплошность.) Я сама пошла в ее комнату и сказала: «Алекс, пожалуйста, сядь. Я хочу понять, почему ты так расстроена». Она продолжала молчать. После нескольких моих попыток она, кажется, почувствовала, что я действительно хочу понять, почему она так расстроена. Наконец, она заговорила.

Со слезами и рыданиями она выплеснула свои обиды:

«Мама, я знаю, что в Бостоне вела себя плохо. Но я пытаюсь показать тебе, что дома могу измениться. Каждый раз, когда ты меня просишь о чем-нибудь, я делаю это. Если ты просишь меня принести молока, взять вещи из химчистки или пойти в магазин, я иду. Я всегда говорю “да”. На все твои просьбы я отвечаю “да”: вымыть холодильник, убраться в комнате, постирать. Я делаю все это, мама. Я никогда не жалуюсь. Я просто делаю это для тебя.

Но когда я прошу тебя о чем-нибудь, ты всегда говоришь “нет”. Я не прошу тебя о многом. Я чувствую себя глупо, потому что окончила школу, но вынуждена продолжать жить дома. Поэтому я не прошу тебя о многом. Но когда я прошу тебя, то всегда это или слишком поздно, или тебе не хочется, или тебе неудобно или не по дороге. Хотя бы раз. Я хочу, чтобы ты мне сказала “да”. Хотя бы раз».

Она была права. Алекс была права. Как только она начала говорить, мне сразу стало это ясно. Она говорила «да», я говорила «нет». Она приводила мне конкретные примеры. Я даже не могла отрицать того, что она говорила. Сначала я могла только вымолвить: «Ты права, Алекс, Ты абсолютно права. Я делаю так. Ты права». Потом я извинилась за свою бесчувственность и черствость. Я пообещала, что буду сознательно стремиться чаще говорить ей «да». Я поблагодарила ее за все «да» в ответ на мои просьбы. И хотя она по нашему соглашению все-таки не могла пользоваться моей машиной, этот разговор совершенно изменил наши отношения. Мы разговаривали всего 45 минут, а отношения преобразились. Наши каналы общения открылись, а доверие друг к другу возросло.

Позже мы обсуждали, почему этот разговор так сильно повлиял на нашу жизнь. Алекс сказала, что когда она, наконец, увидела, что я действительно хочу узнать ее мысли и чувства, она поняла, что хочет мне все рассказать. Она нуждалась в человеке, с которым можно откровенно поговорить. Ей было нужно, чтобы ее выслушали и поддержали, а не судили и оценивали. Тот разговор показал ей, что я действительно ценю ее и хочу ей помочь. С того дня и до сих пор (а прошло уже пять лет) она приходит ко мне, когда ей нужно, чтобы кто-то ее выслушал.

Люди склонны судить других людей по их поведению, а себя по собственным побуждениям. Причиной поведения дочери была потребность в искреннем, доброжелательном и заслуженном уважении. Без уважения отношения зашли в тупик. Когда человек испытывает истинное сочувствие, это изменяет его умонастроение и позволяет ему разрешать сложные проблемы.

Кульминация этой истории наступила, когда 19-летний сын высказал отцу свои мысли по поводу Кейтлин. Посмотрите, как после этого изменились психологические ожидания отца. Обратите внимание на стремление отца просто быть доступным.

Я считал, что у меня отличные отношения с моей дочерью Кейтлин, пока она росла. И вот ей исполнилось 16. Неожиданно я почувствовал себя вышедшим из моды аксессуаром: чем-то, имевшим ценность в прошлом, но утратившим ее в настоящем. Ей было 16. У нее была собственная машина и работа. Она сама платила за бензин и одежду. Я превратился в менеджера гостиницы, где жила Кейтлин. Наши разговоры были примерно такими:

«Как сегодня дела в школе?»

«Отлично».

«Как на работе?»

«Хорошо».

«Как этот новый парень, с которым ты видишься?»

«Пап…»

Я начал волноваться, что уже никогда не смогу с ней разговаривать. Тогда я позвонил своему 19-летнему сыну, который учился в колледже и жил не дома. «Грег, это отец, – сказал я. – Я беспокоюсь за Кейтлин. Она не хочет со мной разговаривать».

Он начал смеяться. «Пап, ей 16 лет. Никто не хочет разговаривать с родителями, когда им 16». Потом он добавил: «Не дави на нее. Просто подожди. Помоги ей. Не волнуйся, она любит тебя».

С этой недели в моем органайзере под ролью отца всегда красовалась запись: «Лови момент с Кейтлин». Я не знал, когда настанут эти моменты. Их нельзя было запрограммировать, но моя антенна была настроена на них. Я просто ждал.

Иногда я бываю в командировках по пять дней в неделю. В дороге я сплю плохо. Поэтому, когда попадаю домой, обычно около девяти или десяти вечера, я хватаю пульт, ныряю в кресло перед телевизором и в течение часа переключаю каналы. Иногда, когда вхожу в дом, я могу крикнуть: «Всем привет!» Но уже через пять минут я сижу в своем кресле и выполняю привычный ритуал расслабления. Только на следующий день после того, как высплюсь, я могу уделить всем то внимание, которое требуется.

Однажды вечером я приехал из аэропорта и не хотел ни с кем разговаривать. И как раз в этот вечер я понадобился Кейтлин. Пока я карабкался по лестнице с сумками, она сказала: «Привет, пап, у тебя есть минута?»

Я подумал: «Ну, хорошо, минута». Потом в мою голову ворвалась другая мысль: «Это стимул, теперь остановись и подумай. Что сейчас самое важное? Я что, обязан идти и пялиться в телевизор? Сейчас тот самый момент с Кейтлин, которого я ждал». В долю секунды я сказал себе: «Делай то, что важнее всего» [навык 3: сначала делай то, что необходимо делать сначала]. Я бросил свои сумки и присел. Кейтлин начала говорить. От меня не требовалось слов. Я просто находился с ней в течение следующих 45 минут, слушая и время от времени вставляя пару слов.

Недели через три на столе в гостиной загадочным образом появилась шахматная доска, подготовленная для игры. Никто в нашей семье не играет в шахматы. Она простояла там несколько дней. Как-то я проходил мимо стола в гостиной и услышал голос из комнаты: «Эй, пап, хочешь, сыграем в шахматы?»

«Дорогая, я не умею играть в шахматы. Тебе придется меня учить».

«Хорошо», – сказала она, и в течение следующей недели я получал от нее ежедневный урок игры в шахматы.

Месяцем позже по всему дому стали появляться кроссворды. В один из дней я услышал: «Эй, пап, знаешь слово из трех букв, означающее то-то и то-то?» Мы стали вместе разгадывать кроссворды во время завтрака. Неожиданно мы стали командой из двух человек по решению кроссвордов. Наши отношения действительно стали глубже.

Однажды я узнал, что мои моменты с Кейтлин приносят свои плоды. Это случилось, когда я навестил ее на работе. Она работает в маленьком кафе и готовит капучино. Это место считается крутым у подростков, и я люблю заходить туда по воскресеньям.

В один из дней Кейтлин появилась как раз, когда я вошел в кафе. Она обежала стойку и неожиданно заключила меня в объятия. Для меня этот момент стоил миллионов долларов. Потом она сделала для меня специальный капучино. Она знает, как делать правильную пену: она подбрасывает пену наверх, а потом отгребает ее из середины маленькой ложечкой. Результат отличный: можно насыпать на пену два пакетика сахара, и она выдержит. Она лучший мастер капучино из тех, кого я имел удовольствие знать.

В другой раз, выходя из кафе, я остановился между входной и внутренней дверью почитать объявления. Я уверен, она думала, что я уже ушел и не услышу, что она говорит. Но я уловил, как она повернулась к человеку, которого обслуживала, и сказала: «Это лучшее, что было за это воскресенье». Мои глаза увлажнились.

Уже больше года, как я начал делать записи о моментах с Кейтлин в своем органайзере. Сначала я должен был сознательно остановиться, подумать и сделать выбор [навык 1: будьте проактивны]; для меня это была непростая работа. Теперь, много месяцев спустя, я пожинаю плоды. Изменения глубокие, и теперь нет пауз между стимулом и ответной реакцией. Ловить моменты с Кейтлин стало для меня привычкой.

Наши отношения стали более глубокими. Наши разговоры обычно начинает она сама. Мы говорим обо всем, начиная с философии и биологии и заканчивая религией, этикой, ценностями и моралью. Я смог сказать ей самые важные вещи, которые собирался, а главное, я узнал Кейтлин. То, что начиналось для меня с принципа «сначала стараться понять…», переросло в благодарное понимание другой души, в способность просто быть с моей дочерью.

Годами люди говорят о значении качественного времени. Я думаю, что качественное время никогда не заменит количественного времени. Необходимо и то, и другое. Родители просто должны быть рядом и должны быть доступными. Это особенно актуально сегодня, когда оба родителя работают и заняты еще тысячей дел. Главное – расставить приоритеты (т. е. решить, что наиболее важно – навык 3: сначала делать то, что необходимо делать сначала), а затем оставить время на спонтанное общение так, чтобы вы были доступны для своих детей-подростков.

Мать пыталась построить отношения с приемным сыном, но ее попытки были безуспешными, поскольку встречали сопротивление со стороны мальчика. Заметьте, как ее самосознание помогло ей стать проактивной и посвятить себя искренней заботе, а не гнаться за внешним результатом.

Первая жена моего мужа оставила и его, и трехлетнего сына Тая. Большинство родственников мужа сказали, что только рады от нее избавиться. Но не думаю, что ребенок способен радоваться такой ситуации. Тай, конечно, страдал. Когда я вышла замуж за его отца, ему было пять лет. Вряд ли он смог бы сформулировать то, что чувствовал тогда, но мне кажется, он боролся с идеей матери вообще – будь то родная мать или приемная.

Родная мать навещала Тая нерегулярно, и это осложняло ситуацию. Она могла исчезнуть на полгода, а потом неожиданно появиться на пороге со словами: «Я хочу провести время с Таем. Ведь он и мой сын тоже». Я знала, какую боль она ему причиняла, но он был так рад ее видеть. Что я могла поделать? Наверное, Тай чувствовал мое негодование. Но он неправильно его истолковывал, думая, что я пытаюсь заменить ему мать. А я просто хотела защитить его. В результате он оттолкнул меня. На годы.

Вначале я пыталась угодить ему, чтобы завоевать его любовь. Я работаю учителем, и не было такого ребенка, которого я не могла бы завоевать за полгода. Но Тай – исключение. Он был единственным ребенком, с которым мне не удалось наладить отношения. Мы ходили с ним в зоопарк, на футбольные и баскетбольные матчи. Мы брали напрокат лодки и рыбачили. Делали все, что ему нравилось. Безрезультатно. И хотя по существу я его растила, мы были чужими.

Поскольку мои отчаянные попытки оказались безрезультатными, я просто сдалась. Нет, я не относилась к нему плохо. Я любила его. Просто я не могла достучаться до него. Поэтому я сконцентрировалась на других сферах. Я достигла больших успехов на работе и в церкви. Дома я была вежлива и корректна. От него я требовала содержать комнату в чистоте, выполнять работу по дому, делать домашние задания. В свою очередь, я готовила для него, стирала его одежду, меняла постельное белье. Это все, что я могла заставить себя сделать.

В переходном возрасте у Тая начались большие проблемы. Он пил, употреблял наркотики. Он провел некоторое время в тюрьме. Мы делали для него все, что могли. Мы нашли психиатра, чтобы помочь ему разобраться с некоторыми проблемами, особенно с тем, что его бросила мать. Несмотря на это, наши отношения, если их можно было так назвать, все еще были натянутыми. Честно говоря, я мало времени проводила дома. Я не могла выдержать напряжения, возникавшего, когда мы с Таем находились в одной комнате.

После 16 лет замужества и воспитания ребенка, которого я действительно считаю своим сыном, я услышала историю «Зеленый и чистый» из книги «Семь навыков высокоэффективных людей». Она многое прояснила для меня. «О, Господи! – подумала я. – Вот оно. Вот. Оно. Ты воспитываешь мальчика на газоне». Я поняла, где была моя ошибка. Вэтом рассказе какое-то время зеленый и чистый газон были гораздо важнее, чем мальчик. Я увидела, что мои требования к Таю – содержать комнату в чистоте, убирать одежду, чистить ванну – стояли между нами. Я подумала: «Нет, нет, я не должна больше так поступать. Он гораздо важнее, чем все это. Я должна попробовать. Хотя бы попробовать».

Таю исполнилось 22 года. Только теперь я настроилась попридержать свои требования и начать строить отношения между нами. Во-первых, я решила, что не буду автоматически возражать на глупости, которые он говорит. Я буду держать язык за зубами и пытаться понять, что действительно он хотел сказать. После этого я буду отвечать так, чтобы не напугать его. Во-вторых, я знала, что должна проводить с ним больше времени. Но проблема была в том, что он не хотел проводить время со мной. Он дал мне это очень ясно понять, когда я завела разговор на эту тему. «Хорошо, – сказала я, – ты можешь хотя бы ходить со мной обедать раз в месяц?» В этот момент он выходил из комнаты. Он остановился, повернулся ко мне, и сказал: «Ну, наверное». Таким было наше, прямо скажем, не очень обнадеживающее начало.

Я дала себе полгода на то, чтобы пополнить его эмоциональный банковский счет. В течение полугода я внимательно слушала его. В течение полугода каждый месяц мы ходили с ним обедать. В течение полугода я не заставляла его быть таким, каким он должен был быть, по моему мнению. Через полгода я поняла, что мы с ним очень разные люди. И,наконец, оказалась готова принять тот факт, что у нас всегда будут разные взгляды на жизнь. Через полгода я смогла разглядеть Тая, настоящего Тая, намного лучше, чем раньше. Думаю, что и он смог увидеть меня.

Прошло четыре года с тех пор, как я попробовала пополнить его эмоциональный банковский счет. Тай теперь живет отдельно. Только сегодня утром он заезжал повидать нас. Просто заскочил поболтать. Я была рада его видеть. Наши отношения намного лучше, чем я могла даже мечтать. Этими отношениями я обязана тому, что начала, наконец, уделять главное внимание главным вещам.

Когда человека бросают, он словно забирается в раковину, чтобы защититься от повторения этого болезненного опыта. Если же мы делаем любовь действенной, не ограничиваясь чувствами; если мы превращаем ее в ценность, дающую результат, если мы последовательны и искренни, то люди, пережившие эмоциональные потрясения и ставшие циниками, постепенно оттаивают и начинают верить вновь. Склонность подростков замыкаться в себе идет от их боязни быть отвергнутыми. Отчасти это и самореализующееся пророчество.

Помню, как я сказал своей дочери вскоре после того, как отвергли ее чувства: «Дорогая, не скрывай свою незащищенность». «Но мне больно, папа», – сказала она. Я ответил: «Черпай свою уверенность в приверженности своим убеждениям и системе ценностей, а не в том, как относятся к тебе другие; тогда снаружи ты сможешь позволить себе быть незащищенной, поскольку глубоко внутри будешь неуязвима». Одно из самых привлекательных качеств человека – открытость. Другие люди отождествляют себя с таким человеком и раскрываются сами. Наиболее тесные узы возникают, когда люди не скрывают друг перед другом свои слабые места. Поэтому лучший способ сохранить любовь – обмениваться чувствами, а не только переживаниями и мыслями.

Заметьте, как в этой истории отец не теряет надежды убедить сына и не уступает ему. Обратите внимание, как мальчик жаждет, чтобы его оценили, и какую радость испытывает, когда видит, что отец действительно дорожит им.

Однажды вечером я пришел домой и увидел, что мой 15-летний сын-старшеклассник очень расстроен из-за предстоящей ему пересдачи письменного экзамена по английскому языку. Он сидел в кухне на полу и с каждой минутой становился все более раздраженным. Он так разозлился, что даже заплакал. Для него это было необычно. Я повторял себе: «Что происходит? Надо как-то помочь. Я должен его выслушать. Хорошо, о чем я должен его спросить? Помни, что эмпатическое слушание подобно свежему воздуху».

После того, как я провел небольшую разведку и пробился через его слезы и раздражение, выяснилось, что Майк взволнован тем, что на переписывание экзаменационной работы понадобится целая вечность. Дело в том, что его рука была в гипсе, поэтому он не мог писать быстро. Объятый страхом, он уже представлял, как, начав экзамен в два часа дня, не сможет закончить его и к полуночи. Он дошел до такого состояния, что просто рыдал: «Я не хочу этого делать, папа. Просто не хочу. Не заставляй меня. Напиши записку, что я не могу прийти на экзамен».

Поскольку я слушал его с эмпатией, я смог выразить его озабоченность своими словами: «Майк, тебя волнует, как ты напишешь этот экзамен и сколько времени у тебя на это уйдет».

«Да».

«Что, если я завтра утром позвоню заместителю директора школы и скажу ей, что ты беспокоишься из-за длительности экзамена? Может быть, я попрошу ее через полчаса после начала экзамена проверить, не устал ли ты. И потом делать это каждые 15 минут. Так ты сможешь начать экзамен. А потом продолжишь писать. Договорились?»

Я увидел, как кровь отлила у него от лица. Он посмотрел на меня. «Ты сделаешь это? Ты действительно сделаешь это?»

«Конечно, если тебе это поможет».

«Хорошо, а когда ты будешь ей звонить, ты не можешь попросить, чтобы меня освободили от экзамена?», – он умоляюще смотрел на меня.

«Майк, ты же знаешь, что я не могу этого сделать. Ты должен сдать этот экзамен, чтобы закончить год. Но так ли уж ты беспокоишься, что не сдашь? Может быть, ты просто боишься, что сильно устанешь?» Я попытался напомнить ему о том, чего он боялся на самом деле.

«Да, да ты прав. Я действительно боюсь именно этого», – признал он.

«Хорошо, я позвоню ей утром. А потом я позвоню тебе и сообщу».

Но Майк пока не мог успокоиться. Он попробовал еще раз: «Так ты собираешься позвонить ей и сказать про мою руку. Тогда она скажет, что я могу не сдавать этот экзамен…»

«Нет. Я сказал, что позвоню ей и расскажу о твоих волнениях по поводу времени. Тогда она скажет, что будет проверять каждые полчаса, не устал ли ты, и все ли у тебя в порядке».

«Но папа, я проголодаюсь. А там не разрешают есть. Я не могу сидеть шесть часов без еды. Что мне делать? Буфет закроется, а в аудитории мне не разрешат поесть». Он все еще боялся и теперь просто искал любой предлог, чтобы избежать экзамена.

«Майк, ты боишься, что проголодаешься?»

«Да, конечно. Ты же знаешь, что я не могу так долго без еды. Я упаду в обморок».

«Хорошо. О еде я с ней тоже поговорю. Посмотрим, наверное, мы сможем организовать для тебя еду, если понадобится». Я знал, что просто нужно набраться терпения и дождаться, пока закончится истерика, в которую он сам себя загнал. Я знал, что потребуется время, поэтому просто продолжал показывать ему, как могу помочь решить проблемы, скоторыми он боялся столкнуться.

«Ну, хорошо, если ты спросишь ее про еду, это будет отлично», – согласился он.

«Хорошо», – сказал я. – Значит, договорились. Ты поднимаешься и идешь готовиться ко сну, заканчиваешь домашние задания, но не сидишь допоздна. Тогда перед экзаменом будешь чувствовать себя свежим. А я позвоню заместителю директора утром и расскажу ей о твоих тревогах».

«Хорошо. Спасибо, папа».

Я попрощался с ним утром, крепко обнял, посадил на автобус и позвонил заместителю директора из своего офиса. Когда она взяла трубку, я рассказал ей о тревогах Майка. Сначала она засмеялась. Потом сказала: «Господин Хофмайер, Майк об этом не знает, но мы собираемся устроить обед с пиццей в час дня, чтобы дети расслабились, кроме того, в классе, где будет проходить экзамен, будет содовая вода и закуски. Экзамен займет всего лишь полтора часа, и, по крайней мере, 90 из 140 переписывают его. Так что он будет далеко не единственным. Наверняка он думает, что будет там один. Как же он ошибается! Можете позвонить и сказать ему об этом. Или можете не говорить, это будет для него приятным сюрпризом». К тому моменту, как она закончила говорить, я уже улыбался.

Я поблагодарил ее за время, которое она мне уделила, и повесил трубку. Через несколько минут телефон зазвонил. Это был Майк.

«Пап, ты ей позвонил?»

«Да, Майк. Она сказала, что у тебя все будет хорошо. Она сказала, что ни у кого это еще не занимало больше двух часов. Она с удовольствием будет проверять тебя каждые полчаса. А если ты действительно проголодаешься, пока будешь писать, она позаботится о том, чтобы в классе была еда. Если у тебя будут еще вопросы, она с удовольствием поговорит с тобой».

«Ты правда звонил, папа?»

«Да, Майк, я правда звонил».

«Круто. Пока».

Позже днем Майк, пританцовывая, вошел в дверь моего офиса. Он доехал до центра на поезде, чтобы вернуться домой со мной на машине. Он улыбался. «Представляешь, пап. У меня это заняло всего полтора часа. А еще там была пицца…» Какая перемена! Менее суток назад он топал ногами и лил слезы на кухне. Теперь он гулял по улице, желая провести время с отцом. Этот случай научил меня двум вещам: во-первых, когда я веду себя с сыном так, как должен вести себя отец, я испытываю удовлетворение. Во-вторых, я узнал, что терпение и стремление, прежде всего, понять другого, а также принятие и выполнение обязательств – основа для создания доверия в любых отношениях.

Есть пять проявлений любви, при наличии которых возникает синергия, и между людьми устанавливаются близкие отношения. Первое проявление – просто понимать, особенно чувства и глубинные смыслы. Второе – стремиться быть понятым, и это тоже относится к чувствам и глубинным смыслам. Третье – с помощью слов демонстрировать человеку веру в его способности – говорить о своих чувствах к нему и уверенности, что он может «сделать это». Четвертое – молиться за него и с ним, если он верующий человек. Пятое – приносить себя в жертву другому человеку, делать для него то, что кажется выходящим за привычные рамки. Такое поведение помогло найти выход из трудной ситуации в этой истории; отец пожертвовал тем, что в представлении сына было зоной комфорта, и это сыграло решающую роль.