Текст книги "Танго Один"

Лэтэм сел на один из стульев, спиной к окну. Штор не было, и сквозь стекло Фуллертон видел сотни клерков, которые, как муравьи, суетились в башне напротив.

Лэтэм снял фуражку и осторожно положил ее на стол перед собой. Волосы его выглядели неестественно черными, однако седина на висках свидетельствовала о том, что они не крашеные. Он жестом пригласил Фуллертона сесть. Тот сел, поправив брюки.

– Вы знаете, кто я? – спросил Лэтэм.

Фуллертон кивнул.

– Тогда нет необходимости представляться, – ответил старший офицер полиции, стуча пальцами правой руки по столу.

Фуллертон заметил, что ногти у него аккуратно подстрижены, кожица вокруг них обработана.

– Расскажите, почему вы хотите поступить в столичную полицию.

Фуллертон почувствовал раздражение. Подав прошение о приеме в СП, он выдержал двадцать часов собеседований, тысячи психологических тестов и испытаний. Его сотни раз спрашивали о причинах желания служить в полиции, и Джеми сомневался, что Лэтэму неизвестно об этом. Тогда зачем задавать вопрос, если ответ на него ясен? Фуллертон хотел было перейти в наступление и спросить помощника комиссара, чем вызван такой интерес, но понял, что ничего этим не добьется.

– Именно о такой карьере я всегда мечтал, сэр, – ответил он. – Это шанс сделать что-нибудь для общества. Чем-нибудь помочь. Изменить его.

Лэтэм изучающе смотрел на посетителя. Внешне он выглядел абсолютно бесстрастным. Фуллертон понял, что по лицу комиссара вряд ли удастся что-нибудь выяснить. Он слегка улыбнулся, облокотился на спинку стула, чтобы казаться как можно более расслабленным.

– Естественно, я не альтруист, – продолжил Фуллертон и поднял руки, словно языком жестов желая показать, что он открыт, честен и ему нечего скрывать. – Я не хочу работать в офисе, не хочу предлагать людям страховки, которые им без надобности, или проводить жизнь с телефонной трубкой. Я хочу быть там, где нужна помощь, где надо решать проблемы.

И вновь от Лэтэма не последовало никакой реакции: ни понимающего кивка, ни улыбки. Только его немигающий взгляд, казалось, прожигал насквозь.

– По правде, сэр, не уверен, что могу еще что-либо добавить. Каждый знает, чем занимается офицер полиции. И это та работа, которую я хочу выполнять.

Фуллертон улыбнулся и кивнул, но Лэтэм не ответил. Пальцы с безупречным маникюром продолжали выбивать дробь на столе.

– Что вы почувствовали, когда вам не предложили быстрое продвижение по службе?

– Немного расстроился, но подумал: если меня возьмут обычным рекрутом, мои таланты скоро проявятся. Пройдет год или немного больше, и я достигну вершин, я все равно добьюсь успеха.

Фуллертон старайся говорить уверенно. Однако он уже начал сомневаться, что Лэтэм позволит ему поступить в СП. Тогда зачем эта личная встреча? Почему нельзя было просто написать ему и сообщить об отказе? Впрочем, это были всего лишь ощущения, и Фуллертону не оставалось ничего другого, как продолжить разговор.

– Какие таланты?

Фуллертону начала надоедать игра Лэтэма. Подавшись вперед, он посмотрел ему прямо в глаза и выдержал холодный взгляд старшего офицера, не моргая.

– Прежде всего те, которые выявились во время собеседований. Таланты, благодаря которым я попал в первую пятерку в университете на моем курсе. В Оксфорде.

Словно копье, он метнул это название в Лэтэма, зная, что помощник комиссара сумел получить только вторую степень в Лидсе.

Впервые за все время Лэтэм улыбнулся. Перестал барабанить пальцами и нежно потрогал козырек фуражки.

– А как насчет других ваших талантов? – тихо, почти шепотом спросил Лэтэм. – Ложь? Обман? Шантаж?

Эти три слова поразили Фуллертона, как резкий удар в солнечное сплетение. Оглушенный, он откинулся на спинку стула.

– Что? – выдохнул он.

Прежде чем заговорить, Лэтэм несколько секунд смотрел на Фуллертона.

– Неужели вы думали, мы не знаем, что вы употребляли наркотики? Вы полагали, мы так глупы? Вы намеревались поступить в СП и показать нам, насколько вы умнее нас? Хотели ткнуть нас носом в наши ошибки?

Фуллертон положил руки на колени, невероятным усилием заставляя себя не сжимать их в кулаки.

– Не знаю, что вы думаете о моих поступках, сэр, но смею вас заверить... – Он замолчал, подыскивая слова.

– Заверить меня в чем? – спросил Лэтэм.

– Кто-то обманул вас, сэр.

– А я совершенно уверен, что это правда, Фуллертон.

– Что бы вам ни сказали, это ложь. Кто-то пытается подставить меня.

– Зачем кому-то делать такое?

Фуллертон покачал головой. Мысли его смешались. Как это понять, черт побери? Что известно Лэтэму? И чего он хочет?

– Вы отрицаете, что нюхаете кокаин? – продолжал комиссар.

– Отрицаю, – ответил Фуллертон.

– И коноплю не употребляете?

– Я никогда не курил даже сигарет, сэр. Послушайте, я сдал анализы мочи, когда проходил медицинскую комиссию. Вероятно, ее проверили и на наличие наркотиков.

– Конечно.

– Ну, и?

– И анализ показал, что вы чисты, как первый снег.

– Как и вы. Это ведь что-то доказывает, не так ли?

Лэтэм слабо улыбнулся:

– Доказывает, что вы весьма сообразительны, Фуллертон. Точнее, что вам хотелось бы быть сообразительным.

Фуллертон снова наклонился вперед, пытаясь скрыть волнение.

– Мое прошлое проверили, сэр. За мной не числится никаких преступлений, даже превышения скорости.

– Вы отрицаете, что регулярно принимаете наркотики?

– Отрицаю.

– И что употребляли коноплю в университете? Глаза у Фуллертона полезли на лоб, во рту пересохло.

– Вас поймали с тремя унциями конопли в туалете во время концерта по случаю окончания семестра, не так ли? – продолжал Лэтэм, прожигая Фуллертона взглядом насквозь.

Фуллертон старался сдержать дрожь в руках.

– Будь это так, меня бы отчислили.

– Да, если бы ваш куратор не был вашим покупателем. Если бы вы не заставили его замять дело, угрожая в противном случае выдать его. Могу также объяснить, как вы вошли в пятерку лучших выпускников.

– Я получил диплом заслуженно, – быстро ответил Фуллертон. Слишком быстро, как потом сообразил. – Нет ни одного доказательства. Это все слухи.

– Нам вполне достаточно слухов, – сказал Лэтэм. – Здесь не суд, не надо убеждать присяжных.

– Тогда к чему все это? Предупреждение без осуждения?

– Вы полагаете, я бы здесь присутствовал, если бы обо всем этом упоминалось в деле? Думаете, у меня нет других занятий, как беседовать с тем, кто считает себя умнее всех?

Во рту у Фуллертона пересохло, нос зачесался, и ему хотелось потереть его. Но он знал: если поднимет руку, она задрожит.

– Мне не интересно уличать наркоманов, Фуллертон. Зато мне любопытно знать, насколько сильно вы хотите стать офицером полиции. Настоящим офицером.

– Да, сэр, хочу.

Лэтэм взглянул на Фуллертона, его рот превратился в узкую полоску. Он медленно кивнул:

– Очень хорошо. С этого момента я требую от вас абсолютной честности. Понятно?

Фуллертон облизнул сухие губы.

– Согласен, сэр.

– Благодарю, – сказал Лэтэм. – Какие наркотики вы употребляете?

– Кокаин, сэр. Время от времени. Коноплю. Экстази.

– Героин?

– В прошлом, сэр. Только нюхал, никогда не кололся.

– ЛСД?

– После университета – ни разу, сэр. Мне не нравится терять контроль над собой.

– Вы не считаете себя наркоманом?

Фуллертон покачал головой:

– У меня нет потребности, сэр. Я употребляю, потому что это приятно, а не потому, что необходимо.

– Так говорят все наркоманы.

– Я обходился без наркотиков неделями, сэр. Это не проблема.

– Вы подменили мочу?

– Я дал приятелю пятьдесят фунтов за бутылку его мочи.

– А ваш руководитель в Оксфорде? Вы шантажировали его?

Фуллертон кивнул:

– Только за коноплю, клянусь. Первым в университете я стал заслуженно.

– Вы все еще торгуете?

Фуллертон скривился:

– Это зависит, сэр...

– От чего?

– От вашего понимания торговли.

– Продажа ради выгоды.

Фуллертон снова поморщился:

– Продаю друзьям, и было бы глупо терять на этом, не так ли? Надеюсь, вы не думаете, что я стану торговать себе в ущерб?

– Таким образом, вы дилер, – сказал Лэтэм.

На лбу Фуллертона выступил пот, но он не стал вытирать его, чтобы не обнаружить свое волнение.

– И что из этого, сэр? – спросил он. – Полагаю, теперь меня не примут в полицию? Учитывая все...

В первый раз в улыбке Лэтэма мелькнула теплота.

– Пожалуй, Фуллертон, вы будете удивлены.

* * *

– Вы не задумывались над тем, что вам, человеку с черной кожей, будет трудно поступить в СП? – спросил помощник комиссара Лэтэм.

Сначала Клифф Уоррен решил, что ослышался, и застыл с мрачным выражением на лице.

Лэтэм скрестил на груди руки и, откинув голову, сверху вниз посмотрел на Уоррена:

– Что-то не так, Уоррен? Язык прикусили?

До Уоррена все еще не доходил смысл вопроса старшего офицера.

– Я не уверен, что понял вас, сэр.

– А вопрос, Уоррен, такой: как вам кажется, то обстоятельство, что вы черный, – хороший повод не принять вас? Ведь в СП не любят черных. Вы не расслышали? Мы расисты. Мы не любим негров.

Уоррен нахмурился. Отвел глаза от пронзительного взгляда Лэтэма и посмотрел в окно на башню. Ему показалось, что он видит дурной сон, но в любой момент может проснуться у себя дома и найти в шкафу новенькую форму. То, что происходило в данную минуту, не имело никакого смысла. Приезд на Собачий остров. Лифт с секретным кодом. Офис, пустой, не считая стола, двух стульев и старшего офицера полиции, в котором Уоррен узнал завсегдатая телевизионных программ. Офицер говорил как расист, который мог лишить Уоррена работы, если таковая вообще ему когда-нибудь светила.

– Я не придерживаюсь вашей точки зрения, сэр, – выдавил Уоррен.

– Собственная точка зрения – не слишком ли это для вас? Вам больше подходят фотографии обезьян на шкафчике, бананы на заднем сиденье патрульной машины, звонки по телефону от мистера Ку-клукс-клан.

– Я думал, СП хочет расширить набор, – сказал Уоррен. Лэтэм поднял бровь:

– А теперь? Вы не горите желанием изменить мир?

– Мне хотелось работать, сэр.

Лэтэм сложил руки под подбородком, как ребенок, шепчущий молитву, и немигающим взглядом уставился на Уоррена.

– Вас не разозлили мои слова? – наконец произнес он.

– Я слышал и похуже, сэр.

– И вы всегда так спокойно реагируете?

– Почему вы решили, что я спокоен, сэр?

Лэтэм медленно кивнул, соглашаясь с Уорреном.

– Это проверка, не так ли, сэр?

– В каком-то смысле, Уоррен.

Уоррен холодно улыбнулся:

– Тест нечестный. Вы возглавляете полицию, офицером которой я надеюсь стать. Поэтому я вынужден контролировать себя. Разве я не прав?

– Думаю, нет.

– Видите ли, если бы вы не были помощником комиссара и сказали мне все это на улице, моя реакция могла быть менее... сдержанной. – Уоррен подался вперед, не сводя глаз с Лэтэма. – В самом деле, – прошептал он, – я бы пнул вас по вашей белоснежной заднице. – Уоррен усмехнулся, продемонстрировав идеально белые зубы. – Надеюсь, без обид?

Лэтэм снова улыбнулся. На сей раз в глазах мелькнул огонек удовлетворения. И Уоррен понял, что сдал тест. Может, не совсем так, как надо, но сдал.

– Забудем, – произнес помощник комиссара. – Расскажите мне о ваших преступлениях.

– Маленьких проступках, – уточнил Уоррен. – Угон машины в четырнадцать лет. Неосторожное вождение. Нахождение за рулем в нетрезвом виде, без прав. Жалкие проступки.

Криминальное прошлое Уоррена уже обсуждалось во всех подробностях при собеседовании.

– И больше нет ничего такого, о чем мы должны знать, что может повлиять на наше решение принять вас в полицию?

– Допросы и тесты были очень скрупулезными, сэр, – ответил Уоррен.

– Вы не упоминали о вашем гомосексуализме? – спросил Лэтэм.

– Меня не спрашивали, – парировал Уоррен.

– Полагаете, это не важно?

– Уверен, так думали те, кто допрашивал меня.

– Нам неизвестно о ваших домашних привычках, образе жизни.

– Я живу один.

– Но у вас бывают случайные сексуальные партнеры, не так ли?

Уоррен сжал губы. Может, Лэтэм продолжает проверку? Но зачем? Проще было бы сообщить, что СП в услугах Уоррена не нуждается. И сделать это должен офицер не такого ранга, как Лэтэм.

– Вряд ли моя сексуальная жизнь нуждается в обсуждении, сэр, – пробормотал Уоррен. – При всем к вам уважении.

– А если ее рассматривать как повод для шантажа? – спросил Лэтэм.

– Гомосексуализм не преследуется законом, сэр.

– Я знаю об этом, Уоррен, но любые отклонения от нормы делают офицера уязвимым.

– Опять-таки, сэр, не думаю, что сейчас гомосексуализм рассматривается как отклонение. В наши дни это вопрос выбора стиля жизни.

Лэтэм медленно кивнул.

– Значит, вы не стыдитесь?

– Я не стыжусь того, что черный, что гей. Меня не спрашивали об этом, сэр, потому и не говорил. Я не лгал.

– А ваши преступления? Что вы думаете о них?

– Вы хотите знать, испытываю ли я чувство стыда за то, что совершил их?

Лэтэм никак не отреагировал на вопрос, видимо, посчитав его риторическим, и продолжал всматриваться в Уоррена.

Уоррен пожал плечами:

– Конечно, мне стыдно. Я был глупым, недисциплинированным, диким, просто злым подростком, ищущим неприятностей и не понимающим, что этим можно разрушить свою жизнь. Мне повезло – я не скатился вниз. Если бы не одна девушка – социальный работник, которой действительно была небезразлична ее работа, возможно, я бы как раз сейчас валялся у стойки бара, а не сидел здесь в вашем офисе. – Уоррен оглядел пустое помещение. – В этой комнате, – поправился он. – Думаю, свои дела вы ведете не здесь. Зачем все это, сэр? Мои преступления – открытая книга, и я не понимаю, каким образом мои сексуальные пристрастия могут помешать мне поступить в СП.

Лэтэм молча постучал наманикюренными пальцами по столу. Окно с двойными стеклами не пропускало снаружи никаких звуков. Было так тихо, что Уоррен слышал свое дыхание, медленное и ровное.

– Как вы думаете, Уоррен, какого сорта преступления вы совершили? – наконец произнес Лэтэм.

– Опять? Очень плохо одно: если бы я был более способным, меня бы не задерживали так часто.

– А сейчас?

Уоррен от удивления поднял бровь.

– Сейчас? – переспросил он.

– Представьте себе ситуацию: социальному работнику не удалось наставить вас на путь истинный, и вы продолжаете катиться по той же дорожке, на которую ступили вначале. Воровство. Мелкие преступления. Куда бы это вас привело?

– Трудно сказать, сэр.

– Попытайтесь.

Уоррен пожал плечами:

– Думаю, к торговле наркотиками. Это самое страшное преступление в наши дни. Все – от угона машин до оружия и проституции – замешано на наркотиках.

– И какого рода наркодилером вы могли бы стать?

Уоррен нахмурился. Об этом он никогда не думал.

– Возможно, одним из лучших.

– Потому что?..

– Потому что теперь я не такой глупый. Потому что образован лучше, чем любой преступник. Знаю законы и полицейские процедуры, чего не знает большинство. И если уж быть совершенно честным, считаю, что, черт побери, намного умнее многих офицеров полиции, которых встречал.

– Не думаю, что вы были так откровенны на собеседованиях, – заметил Лэтэм.

– Мне кажется, мы вышли за пределы обычных собеседований, сэр. И ваши вопросы не требуют от меня соблюдения корректности. Я не попаду в Хендон?

– Не сегодня, – ответил Лэтэм. – Но это не значит, что вы не станете офицером полиции, Уоррен, обещаю вам это. Вы набрали высокий балл во всех проверках, вы то, что нам нужно. – Лэтэм потрогал правое ухо, потом почесал лоб. – Вопрос в том, на что вы пойдете, чтобы служить нам?

Уоррен наморщил лоб, но ничего не сказал.

– Видите ли, Уоррен, если надеть на вас форму полицейского и отправить патрулировать улицу, возможно, это будет неплохо для общества. Но в борьбе с преступностью мало что изменит. – Лэтэм глубоко вдохнул, задержал дыхание, потом медленно выдохнул. – Мы бы хотели, Уоррен, чтобы вы стали нашим агентом под прикрытием. И чтобы никто не знал, что вы работаете на СП.

Глаза Уоррена сузились.

– Вы предлагаете мне притвориться преступником?

Лэтэм покачал головой:

– Нет, я предлагаю вам стать преступником. Перейти грань.

– И быть полевым агентом?

– Нет, офицером полиции. Полевой агент – это преступник, который собирает информацию для таких же, как он сам. Вы же в качестве полномочного офицера полиции будете сообщать нам обо всех преступниках, с которыми столкнетесь.

– Это значит, что я не смогу носить форму, не поеду в Хендон? У меня не будет испытательного срока?

– Вам никогда не придется совершать патрулирование. И единственный способ оказаться в полиции – угодить под арест. Число людей, которые будут знать, что вы действующий офицер полиции, можно пересчитать по пальцам одной руки.

– На какой срок?

– Так долго, как сумеете выдержать. Надеюсь, это растянется на годы. В идеале вы можете сделать карьеру, работая под прикрытием.

Уоррен провел рукой по черным волосам, коротко постриженным два дня назад в преддверии новой жизни.

– Значит, я буду офицером полиции, но под прикрытием? И никогда не смогу носить форму?

– Да, таковы условия.

– Если я не поеду в Хендон, где меня будут учить?

– Вам не надо учиться, – ответил Лэтэм. – Мы считаем, это принесет только вред. В настоящее время оперативники, работающие под прикрытием, лишены рангов. Мы потратили годы, чтобы научить их быть полицейскими, потом отправили работать под прикрытием и ждали, что они станут действовать как преступники. Вскоре стало ясно, что в преступников нельзя играть. Не важно, какой длины наши агенты отращивали волосы или как пытались слиться с преступным миром, – результат был один: они все равно оставались полицейскими, которые вели себя как преступники. Поэтому мы не хотим, чтобы вы действовали подобным образом, Уоррен. Нам нужно, чтобы вы стали подлинным преступником. У вас уже есть идеальное прикрытие – ваши старые грешки. От них можно оттолкнуться.

– Я могу нарушать закон? Я правильно понял?

В первый раз Лэтэму стало не по себе.

– Мы говорим не об этом, – ответил он, поправляя манжеты. – Это вы обсудите позже с вашим начальством. Я здесь для того, чтобы сделать вам предложение. Вы знаете: у меня большие возможности. И если я пообещаю, что СП прикроет вас на все сто процентов, не сомневайтесь: так и будет.

– А если я откажусь?

Лэтэм поморщился:

– Как я уже сказал, вас введут в актив полиции. Можете отправиться в Хендон завтра же, опоздав всего на день. Уверен, вы сделаете безупречную карьеру, но то, что я вам предлагаю, – прекрасный повод отличиться.

Уоррен кивнул.

– Есть у меня время подумать?

Лэтэм взглянул на большие настенные часы.

– Мне бы хотелось услышать о вашем решении сейчас же, – проговорил помощник комиссара. – Если вам нужно думать над нашим предложением, значит, вы не тот человек, которого мы ищем.

* * *

– Могу я узнать одну вещь прямо сейчас? – спросила Тина, теребя маленький золотой гвоздик в левом ухе. – Я поступаю в СП или нет?

– Не как обычный полицейский, – мягко ответил Лэтэм. Глаза Тины наполнились слезами, но она сдержалась.

– Это несправедливо, – сказала девушка. Ее нижняя губа дрожала.

– Вам не следовало лгать, Тина. Вы на самом деле думали, что мы не узнаем всего?

– Это было так давно, – прошептала Тина, разглядывая башню в окне за спиной старшего офицера. – Целую жизнь назад.

– И естественно, вы не предполагали, что занятие проституцией помешает вам стать офицером полиции?

– Мне было тогда всего пятнадцать! – воскликнула она.

Лэтэм снова сел на стул.

– Тем не менее.

Одинокая слеза скатилась по щеке девушки. Она покачала головой, злясь на себя за прошлое, которое встало на пути ее мечты попасть в СП. Это было бы началом. Стартом. Новой жизнью. Теперь за одну минуту все рухнуло. Тина вытащила из сумочки сигареты и зажигалку.

– По-моему, здесь не курят, – заметил Лэтэм, когда Тина достала сигарету и зажала ее между губ.

– Плевать! – огрызнулась она, щелкая зажигалкой. – Мне нужно покурить.

Девушка глубоко затянулась и выпустила в потолок струйку дыма.

– Вы знали, что ваше криминальное прошлое когда-нибудь выплывет наружу и у вас будут проблемы? – тихо сказал помощник комиссара.

Тина взглянула на него.

– У меня нет криминального прошлого, – возразила она. – Два предупреждения на улице, и то под другими именами. Меня даже не арестовывали.

– Вы работали проституткой больше года, Тина, – продолжал Лэтэм. – О вас знала полиция нравов. Вас знали на панели.

– Я делала это, чтобы выжить. По необходимости.

– Понимаю.

– Да? – съязвила Тина. – Сомневаюсь. Вы знаете, каково это – самому заботиться о себе, когда ты всего лишь ребенок? Уйти из дома, потому что твой отчим все время пытается залезть тебе в трусы, а мать так пьяна, что не может остановить его, даже если бы и хотела? Каково это – с парой фунтов в кармане приехать в Лондон, где тебя никто не ждет? Знаете? Я, мать вашу, так не думаю! Что вы можете понимать, сидя здесь, в вашей форме с иголочки с начищенными серебряными пуговицами, наманикюренными руками, с пенсией и маленькой женой с ее «вольво» и курсами икебаны. Да вы представить не можете, что я пережила! – Тина подалась вперед. – Вы думаете, мне не попадались такие, как вы? Кристально чистые на людях столпы общества! Но все, чего вы действительно хотите, так это перепихнуться с несовершеннолетней девицей на переднем сиденье машины, потому что ротик вашей милой женушки не прикасался к вашему дружку с тех пор, как Англия выиграла чемпионат по футболу.

Тина еще раз глубоко затянулась – руки ее дрожали – и выпустила дым прямо в лицо Лэтэму. Тот никак не отреагировал, просто продолжал смотреть на нее сквозь табачное облачко.

Она закрыла глаза.

– Простите, – прошептала девушка.

– Я думал, вы меня изобьете, – сказал Лэтэм.

Тина открыла глаза. Еще раз затянулась, но теперь выпустила дым в сторону.

– Если можно было бы повернуть время назад, я бы постаралась все изменить. Но тогда у меня не было выбора, – произнесла она. Девушка оглядела комнату, взгляд остановился на больших настенных часах – красная стрелка отсчитывала секунды ее жизни. – Вы привезли меня сюда, чтобы сказать это, да? Вы не могли написать? Или позвонить?

– Я хотел поговорить с вами.

Она повернулась, посмотрела на Лэтэма темно-зелеными глазами.

– Вы хотели увидеть меня униженной?

Лэтэм покачал головой:

– Нет.

– Тогда зачем?

– У меня для вас предложение.

– Я так и знала! – вскрикнула Тина. – Все вы чертовски одинаковы. Хорошо, сделаю это для вас, коль вы открыли дверь в мое прошлое. Квид про, черт возьми, кво[3]3
  Quid pro quo (лат.) – недоразумение, возникшее в результате того, что одно лицо, вещь, понятие принято за другое; путаница.


[Закрыть]!

Лэтэм печально улыбнулся и покачал головой:

– Простите, если расстрою вас, но я, возможно, самый счастливый женатый мужчина, которого вы когда-либо встречали. Просто выслушайте меня, хорошо?

Тина кивнула. Огляделась в поисках пепельницы, не нашла ее и, виновато улыбнувшись, стряхнула пепел прямо под стол.

– О'кей.

– Ваше прошлое мешает вам вступить в СП в качестве обычного рекрута, – продолжил Лэтэм. – И вот почему. Представьте себе, вам придется арестовывать кого-то, кому известен тот период вашей жизни. А что, если узнают остальные? Любое дело, с которым вы будете работать, окажется скомпрометировано. Никто не станет задаваться вопросом, насколько вы хороший полицейский. Если что-то и будет иметь значение, так только то, что вы занимались проституцией. Разве это не повод для шантажа?

– Понимаю, – вздохнула Тина. – Я просто надеялась... – Она не закончила.

– ...что это может остаться в тайне?

Тина кивнула.

– Наивно, да?

Лэтэм улыбнулся.

– Почему из всего, чем могли заняться, вы выбрали работу полицейского, Тина?

– Какой у меня выбор? Работать в магазине? Официанткой?

– Ничего плохого в этом нет. Вы не боитесь тяжелой работы, и вам не пришлось бы лгать, как при поступлении в СП. Я видел ваше досье, Тина. Видел, чем вам приходилось заниматься, чтобы выжить. Вы приобрели такие навыки, которых никогда не получили бы ни в одной школе.

Тина пожала плечами.

– Почему все-таки полиция? – снова спросил Лэтэм. – Чем хуже армия или гражданская служба?

– Потому что хочу помогать таким же, как я, – людям, еще в детстве выброшенным на улицу.

– Почему бы в таком случае не стать социальным работником?

– Я хочу сделать что-нибудь такое, от чего меньше станет негодяев, которые плюют на законы и думают, что грабить старух или приставать к детям – нормально. – Тина потерла шею. – Зачем вы спрашиваете? Вы же сказали, что я не могу поступить в полицию.

– Ничего подобного я не говорил. Я сказал, что вы не сможете носить форму констебля. Но есть другая возможность стать полицейским.

– Мыть посуду в полицейской столовке?

Лэтэм холодно взглянул на девушку:

– Факт очевидный: наших агентов очень часто разоблачают. И причина в том, что настоящие преступники всегда могут распознать офицера полиции независимо от того, насколько он опытен. Наши ребята обучаются так же, как и остальные полицейские. Они имеют большой опыт работы, благодаря которому формируются привычки, образ мыслей, манера поведения, свойственные полицейским. И потому эти люди делаются узнаваемыми.

Тина кивнула.

– Да, мы всегда могли вычислить агента из полиции нравов, – подтвердила она. – На панели он торчал как хрен на свадьбе.

В какой-то момент Тина подумала, что помощник комиссара снова упрекнет ее в дерзости. Но тот улыбнулся и согласно кивнул:

– Точно. Поэтому мы намерены создать группу из офицеров полиции, которые не прошли обучение в Хендоне. Нам нужен особый тип офицеров под прикрытием, – сказал Лэтэм. – Люди с сильным характером, чтобы могли работать в одиночку, люди, у которых есть, как бы это сказать... достаточный жизненный опыт, чтобы справиться с трудностями. И нам нужны люди с прошлым не вымышленным, а реальным, которое выдержит любые проверки.

– Например, с прошлым проститутки?

– Ваше прошлое мешает вам служить как обычному офицеру, но оно идеально для работы под прикрытием, – пояснил Лэтэм. – Те проступки, которые могут скомпрометировать вас как действующего офицера, станут главным преимуществом в работе под прикрытием.

– Потому что никто не поверит, что СП взяла на службу бывшую проститутку?

Лэтэм кивнул.

– Хочу сказать, Тина, что это нелегко. Никто не должен знать, чем вы занимаетесь, вы никому не сможете об этом говорить: ни родным, ни друзьям. Если кто-то узнает, ваша жизнь окажется под угрозой.

– А если что-то пойдет не так?

– Вас придется заменить, – ответил Лэтэм. – Но это крайний случай. Сейчас мне нужно ваше согласие. Потом все подробности объяснит Хозяин.

– Хозяин? Я что, собака? – усмехнулась Тина. – Сколько платят за такую работу?

– Вам назначат ту же ставку, что и вновь принятому на службу констеблю. Она постоянно будет увеличиваться в зависимости от стажа, продвижения по службе и сверхурочной работы. Но опять-таки это детали. Моя роль – сделать вам предложение от имени людей очень высокого ранга.

– Комиссар знает об этом?

Лэтэм нахмурился:

– Если вы спрашиваете официально, должен сказать, что вам следует задать этот вопрос в офисе помощника комиссара. Неофициально я могу сообщить, что без санкции комиссара меня бы здесь не было. Я человек подневольный.

Тина взяла пачку сигарет. Поиграла с ней, опустив пальцы внутрь пачки, и глубоко вздохнула.

– О'кей, – сказала она. – Я согласна.

Лэтэм расплылся в улыбке:

– Хорошо, очень хорошо, Тина.

– Что теперь?

– Идите домой. За вами придут. – Он отодвинул стул и протянул руку. – Сомневаюсь, что мы снова с вами увидимся, но я буду следить за вашим продвижением с огромным интересом.

Тина пожала его руку. Пожатие было сухое, спокойное, полное внутренней силы, говорящее, что Лэтэм может сломать ее руку, если захочет. Тина пыталась припомнить, что это пожатие напоминает ей.

Только в лифте она вспомнила. Один из ее первых клиентов – жирный мужик в очках с толстыми линзами в роговой оправе, страдающий одышкой, – вознамерился отвезти Тину к себе домой. Сначала она отказалась: ее товарки предупреждали, что это небезопасно. Но толстяк предложил много денег, и Тина сдалась. Правда, она поехала с ним только после того, как он выплатил ей всю причитающуюся сумму.

Клиент жил в двухэтажном доме в восточной части Лондона. На полу лежали грязные ковры, с потолка свешивались голые лампочки. Толстяк провел девушку в переднюю и остановился в дверном проеме, тяжело дыша и наблюдая за реакцией Тины на полдюжины стеклянных банок у стены. В банках были змеи. Разных видов. Большие, словно длинные шланги, маленькие, как веточки, одни спали, другие пристально смотрели на девушку леденящим душу взглядом, высовывая языки.

Мужчина заставил Тину сделать минет посредине комнаты. Он ждал, тяжело дыша, пока она опускалась перед ним на колени, крепко зажмурившись, пытаясь таким образом спрятаться от жуткого зрелища змей.

Потом, после того как она завернула использованный презерватив в бумагу и засунула под одну из банок, толстяк взял огромного питона и предложил погладить его. Сначала Тина отказалась. Но клиент пообещал ей еще двадцать фунтов. Тогда она робко дотронулась до змеи, а когда поняла, что это не причинит ей вреда, стала более уверенной и положила руку на питонью спину. Тина думала, что она будет влажной и скользкой, а спина оказалась прохладной и сухой. И еще девушка ощутила силу удава. Она почувствовала, что он может сломать ей шею, если сожмется кольцом вокруг нее. Мужчина был в экстазе, он согласен был заплатить Тине очередную сумму денег за дополнительные ощущения, которые ей и не снились. Но она удрала, забыв даже об обещанных двадцати фунтах.

От всех этих воспоминаний девушку передернуло, и она снова потянулась за сигаретами.

* * *

Помощник комиссара Лэтэм ходил взад-вперед по комнате.

– Я все еще не уверен, что мы поступаем правильно, – наконец произнес он.

Грег Хэтуэй снял со стены часы и положил их на стол.

– Ты хочешь сказать, с позиций морали? – уточнил Хэтуэй.

На нем были темно-коричневая кожаная куртка, голубые джинсы и коричневые ботинки «Тимберлэнд». Он немного прихрамывал на левую ногу.

Лэтэм бросил на Хэтуэя холодный взгляд.

– Мне поручено обучать их и присматривать за ними, – сказал он.

Хэтуэй равнодушно пожал плечами:

– Не мое дело обсуждать решения. Оставлю это начальникам.

Он маленького роста, подумал Лэтэм, и даже если бы не был хромым, его все равно не взяли бы в СП. Не подходит под стандарты столичной полиции. Но для рекрутов важным критерием являются умственные способности, а уж в уме Хэтуэю не откажешь.

– Они просились в полицию, а не в МИ-6[4]4
  МИ-6 – военная разведка.


[Закрыть], – возразил Лэтэм.

Хэтуэй вернулся к стене и вытянул оттуда длинный провод, ведущий к маленькой камере, вмонтированной в середину часов. Провод проходил сквозь стену по потолку к видеомонитору, установленному этажом выше, откуда Хэтуэй наблюдал за всеми тремя собеседованиями. Лэтэму пришлось подняться наверх, чтобы лично удостовериться в отсутствии записывающего устройства. Ни при каких обстоятельствах нельзя было допустить записи того, что происходило в офисе: ни на бумаге, ни на пленке, ни на кассете. Официально этих трех бесед вообще не существовало. В ежедневнике Лэтэм отметил, что был в это время на личной встрече у комиссара.