Текст книги "Счастливому солдату… Или как, однажды рискнув, можно остаться счастливым на всю жизнь"

В одном доме разместили шесть или даже больше девочек, выделялась одна очень яркая и деловая – Светлана, – спустя много лет, я могу вспомнить лишь ее. Она мне позже рассказала, что за ней ухаживает брат нашей преподавательницы, что давало, по ее мнению, какие-никакие, но привилегии. Хозяйкой дома была Антонина – очень интересная женщина, лидер, абсолютная противоположность моим личным качествам. Она жила отдельно с семьей в своем доме, часто сидела на крыльце и курила.

К дому, в который поселили девочек, примыкала пристройка. В ней было две комнаты. Так как три девочки были мне незнакомы и держались вместе, их было решено заселить в большую комнату. В ней находились три кровати, шкаф и круглый стол со стулом – по центру. В моей комнатке стоял холодильник, тумбочка и моя кровать. Комнатка была проходной, но меня это не смущало и ничуть не напрягало, тем более я сразу договорилась с девочками, что они будут мне уступать стол и стул для занятий стенографией. Готовили мы на кухне у девочек, которые жили за стеной, но сама кухня от моей комнатки не была чем-либо отгорожена: просто там стояла плита, разного рода кастрюли, газовый баллон. Хозяйкой владений была Ольга, – женщина от 50 лет, которая была без ног и тяжело передвигалась при помощи палки и костыля. Кто-то рассказал, что в молодости она едва не стала жертвой изнасилования и предпочла выброситься из окна. Жила она отдельно в маленьком домике-сарайчике вместе с сыном 6 лет – очень начитанным мальчиком. Нужно сказать, что об этой женщине все знали в городе, жалели, и потому водители автобуса останавливались таким образом, чтобы ей выйти и минимум идти до своего дома. Но и домой она попадала вот так: в доме, где я жила с девочками, окно находилось на высоте такой, чтобы была возможность попасть внутрь, лишь перешагнув через него. Ольга открывала окно, слегка нажав рукой на створки, перешагивала, проходила через комнату девочек, потом через мою комнатку, несколько шагов по двору… и она у себя дома. Поэтому ни двери, ни окна почти никогда не закрывались наглухо.

Как я и сказала, меня определили работать в кафе «Светлана» поваром, но так как я приехала вторым заходом, большинство постоянных поручений было уже распределено, и мне предстояло лишь кому-то помогать или кого-то заменять.

Надо сказать, что меня еще устраивало и то, что получилось каким-то образом быть в смене, противоположной смене девочек. То есть, когда у меня был рабочий день, у девочек был выходной и как они его проводили, можно было лишь догадываться. Но когда у меня был нерабочий день, это было абсолютное счастье: одна в доме, когда можешь лежать на своей кровати с художественной книжкой, а можешь – пойти в комнату девочек и сидеть за их столом: заниматься стенографией, писать письма Игорю. Телевизора не было. Кажется, можно было пойти посмотреть к Ольге, но мы не злоупотребляли гостеприимством, я помню лишь один раз, когда переступила ее порог и смотрела фильм по телевизору «Прости меня, Алеша», который позже обсуждали в письмах с Игорем, но это было лишь потому, что нечаянно захлопнула дверь, а ключ остался внутри, и ждала позднего возвращения девочек домой с работы.

В один из таких прекрасных летних дней, когда я сидела за столом и, как обычно, строчила письмо Игорю, резко распахнулось окно и влез парень. Сказать, что я дико испугалась, – это ничего не сказать. Он нагло, как мне показалось, уселся напротив на одну из кроватей девочек.

Я, помня слова отца, что в жизни многое зависит от девушки, что она должна быть мудрой и в чем-то даже хитрой… попыталась Ивану, как потом выяснилось его имя, «заговорить зубы». Начала скороговоркой о том, как меня зовут; сколько мне лет; где я работаю; где я живу и учусь; упомянула о том, что я еще занимаюсь стенографией; что девочек, к которым Иван решил залезть подобным образом через окно, нет дома, они работают, а будут лишь завтра. А в данный момент пишу письмо своему парню, который проходит службу в ГСВГ (Группе Советских Войск в Германии), а именно – в городе Магдебург. Каково было мое изумление, когда Иван сказал, что действительно он накануне залез на орешник и увидел, как девочки стираются и вешают свое белье, и решил познакомиться с кем-нибудь из них (соответственно, меня он видеть не мог, так как когда девочки выходные, я на работе). Что он так же служил в ГСВГ, в городе Магдебурге, а сейчас после службы решил в Крыму немного подзаработать денег. Иван был приятной внешности и при других обстоятельствах, возможно, я бы ему и ответила положительно на его предложение познакомиться, но у меня был Игорь, пусть и на расстоянии, но человек, который ко мне был неравнодушен и к которому была неравнодушна и я. Поэтому самое большее, что я могла предложить Ивану – это разрешить ему приходить ко мне в гости через окно, когда я выходная, и сидеть напротив, наблюдая, как я занимаюсь стенографией или пишу письмо Игорю. Позже я стала доверять Ивану даже отнести мое письмо на главпочтамт или по моему паспорту получить там же письмо от Игоря. Это была наша тайна, никому я о ней и о нем не рассказывала, а Иван не приходил к девочкам, когда я была на работе, хотя я и предлагала ему с кем-нибудь подружиться: девочки хотели познакомиться с ребятами, а Иван жил не один в доме, но тогда тайна перестанет быть тайной. Сам он был из таких парней, о которых мечтают девушки: симпатичный, чтобы не пил, не курил, цветы дарил… Кстати, 8 сентября, в день моего семнадцатилетия, выяснилось, что он еще и может дарить цветы. Но об этом позже.

Письма от Игоря приходили регулярно, он мечтал о нашей встрече, мои послания его поддерживали и давали какую-то надежду. В одном из писем он упомянул, что никогда не принимает что-либо близко к сердцу, быстро отходит, нервы попусту не тратит, ведь жизнь человеку дается одна и не такая она уж большая, так лучше он придержит нервы для своих будущих детей. Мне он казался позитивным человеком, а упоминание о детях показывало всю серьезность его намерений: что мы еще такие молодые, что самое лучшее у нас еще впереди.

Однажды в письме Игорь спросил, как можно ко мне позвонить в Крым, где я прохожу практику. Я, не долго думая, увидела, как по двору на велосипеде катается сын Антонины. Я просто его спросила номер их домашнего телефона. А мальчик просто мне его назвал. Этой новостью я и поделилась Игорю в письме. И благополучно забыла.

Спустя время, глубокой ночью, когда все вокруг спали, мне снится сон. Светлана, круша все на своем пути, разбрасывая в разные стороны кастрюли, завалив набок газовый баллон и плиту, пробирается ко мне в комнатку с криком: «Да ты задолбала со своим женихом, никому спать не даете». И бросается ко мне. Но это уже, кажется, не сон, а реальность. Светлана меня тормошит и говорит про какого-то жениха, а у меня ведь никого нет, значит, она ошибается, и я отворачиваюсь от нее. Но она не унимается и снова кричит, что я всех разбудила уже, подойди скорее к телефону и ответь. Я, ничего не понимая, сонная, молча одеваюсь и иду на улицу. Там темно, на крыльце сидит Антонина и, как всегда, курит. Я захожу к ней внутрь дома. Сразу видно отменную хозяйку: чистота, уют. А во всю стену висит огромное зеркало, в которое я, было глянула, и отпрянула назад: Антонина стоит у двери и смотрит неприязненно. Я взяла трубку и сказала несмело: «Алло». На другом конце провода приятный мужской голос назвался Игорем и попросил не бросать трубку, как это делала ранее Антонина. Игорь извинялся за молчание в письмах, так как ездил в краткосрочный отпуск к себе домой в Смоленск: его отец болел. Я молча выслушала под гнетом укоризненного взгляда Антонины в зеркале. Не помню, о чем мы еще могли говорить, но мне было очень стыдно. Попрощалась наскоро с Игорем и выслушала лекцию от Антонины, которая никак не хотела верить, что мне звонят не из какого-то Киева, а именно из Германии. Как я уже упоминала, все девочки, которые поселились в домах, могли не знать друг друга по имени, что и получилось в моем случае. Когда Антонине позвонил Игорь среди ночи и попросил к телефону меня, она стала бросать трубку поначалу, называя все цирком, а Игоря – шутником. Но очевидно он очень упрашивал меня позвать, что она смилостивилась и отправилась к девочкам, которых было больше по количеству. Разбудила их стуком в дверь, решив, очевидно, что зовут к телефону ту самую бойкую девочку, которая оказалась Светланой. Когда ее разбудили, она очень рассердилась: может, потому что звонили не ей, а может просто потому что была глубокая ночь и хотелось спать после тяжелого трудового дня. Никто не мог понять, кому именно звонят. Чей жених? Никого с именем Лена или Алена среди девочек не было. В итоге Светлана стала пробираться между плитой и газовым баллоном на нашу часть жилища, а мне в это время снился сон, как она все крушит…

Радости мне не принес звонок Игоря, я чувствовала неловкость от этой ситуации. Попросила больше его не звонить, но, вопреки всему, в письме он написал, что все время вспоминает наш разговор, мой голос и старается вспомнить все мои фразы и слова. Писал, что скорей бы уже наступила осень, и мы могли бы встретиться и спокойно поговорить без всяких преград о чем угодно. Ну а пока остается писать и ждать ответа, чтобы наша связь по переписке не прерывалась, а наоборот крепла.

Однажды я встала тихонько на работу, чтобы не будить девочек, стала прокрадываться в направлении туалета: там на стене висел осколок зеркала, нужно было привести себя в порядок. Шла маленькими шажками в темноте, как вдруг услышала голос Антонины. Она сидела, как обычно, на ступеньках веранды и курила. Она спросила, почему я так крадусь, на что я просто ответила, что в туалете есть зеркало, и она пригласила меня в дом причесаться нормально. Как я упоминала, у нее было шикарное зеркало во всю стену. Я с какой-то неловкостью согласилась. Пока приводила в порядок свои волосы – тогда еще не совсем длинные – Антонина спросила, почему больше не звонит Игорь, она не против, если он будет звонить, – ведь теперь она точно знает, кого он просит к телефону. А что до того, что он может звонить только ночью, она ответила, что ничего страшного, ей очень часто не спится…

Игорь писал, что ему кажется, будто мы знакомы давно, что он меня знает; что нашей встречи никто не сможет изменить, что бы там ни было; что никакие трудности нам не помешают встретиться; чтобы я ему верила, как он верит мне.

Игорь говорил в редких ночных звонках на телефон Антонины и писал в письмах, что всегда с нетерпением ждет от меня весточек, как если бы они приходили каждый день, и когда от меня нет писем, он начинает волноваться – вдруг я не получаю его писем или еще что-нибудь думаю. Тогда у него просто нет настроения, ни к чему не лежат руки и плохо начинает спать. Ведь он спит только днем, ночью он на «боевом» дежурстве у коммутатора, – в армии Игорь был телефонистом, как у них говорили «качает связь».

Так незаметно наступила осень. И также незаметно – 8 сентября. В этот день мне должно было исполниться семнадцать лет. С утра у меня было недомогание, и я сама попросилась на работе быть на мойке посуды. Там я хотела в одиночестве собраться со своими мыслями. Служба Игоря подходила к концу, и мне почему-то уже не так радужно виделась наша встреча. Сказать точнее, я просто в нее не верила.

Пришел Иван спросить, как мои дела. Он по-прежнему тайно приходил в мои выходные дни через окно, отдавал письма Игоря, которые по моему паспорту получал на главпочтамте, и ждал, сидя напротив на кровати, пока я напишу ответ, забирал его, чтобы назавтра, когда я буду на работе, отнести на главпочтамт.

Я поделилась с Иваном, что у меня день рождения, а настроения почему-то нет праздничного, на что он улыбнулся и сказал, что все будет нормально.

Следом пришла цыганка. Надо сказать, что на мойке у меня скопилось очень много грязной посуды, она возвышалась в окошке неровными горками, отчего порой падала и разбивалась. А посетители кафе все подносили ее и подносили. Я себя очень плохо чувствовала, чтобы поторопиться еще быстрее разгрести посуду. Как говорится, усилиями воли: десять шагов назад, один шаг вперед. И когда подошла цыганка и предложила за два маленьких грязных блюдца от салата рассказать, что меня ждет в жизни, я без особой инициативы согласилась ее выслушать, а что до блюдец… они все равно рано или поздно упадут и разобьются.

Цыганка начала с того, что меня никто не понимает; что я «как белая ворона», не похожая ни на кого… я начала прислушиваться, так как начало было положено таковое, как и было на самом деле. Я себя чувствовала одинокой и непонятой окружающими, в частности, я совсем не походила на тех девочек, с которыми училась, и, возможно, где-то в глубине души, меня это тяготило, но это было очень глубоко, – настолько, что я не до конца понимала, нужно ли мне быть на кого-то похожей. В конце своего повествования цыганка заключила, что мне встретится хороший человек, и я буду в жизни очень счастливая.

Далее меня ожидал сюрприз. Заведующий кафе позвал меня к телефону, и я услышала голос мамы, всей семьей нашли номер крымского телефона и решили позвонить по межгороду, чтобы поздравить меня с семнадцатилетием. Надо ли говорить, как для меня это было впечатлительно, я наревелась вдоволь и вернулась снова на мойку посуды. Там меня ожидал сотрудник – парень учился в другой группе, был старше на несколько лет и постоянно меня задирал. В то время я не до конца понимала причин его поведения. Например, однажды, когда мы вместе готовили пельмени, нужно было их отнести в холодильник, а перед этим он предложил мне встретиться и просто погулять по городу, я отказалась, и вот итог: стоило мне зайти в огромный холодильник, чтобы поставить пельмени, он быстро меня в нем закрыл. Конечно, ненадолго, но испугаться я успела, стала отчаянно стучать в дверь. Поэтому, когда пришла на мойку и увидела его там, ничего хорошего уже не ждала. Однако он меня удивил тем, что в мое отсутствие перемыл всю посуду. Предложил помочь вынести огромную кастрюлю с помоями, на что я с радостью согласилась, так как не до конца понимала, как я ее одна потащу. В процессе пока мы шли, это медленно, тяжело… он мне снова предложил встретиться, на что я ответила отказом, – зачем я буду тратить время на абсолютно чужого человека, когда меня дома ждет интересная книжка. К тому же ко мне стали доходить слухи от добрых однокурсниц, что парень всем рассказывает, что уже со мной встречается. В итоге товарищ бросил меня с тяжелой кастрюлей помоев посреди двора и был таков. Я вообще агрессии ни в каком виде не приемлю, вследствие чего его откровенно боялась.

Наступил вечер, и после работы я пошла домой. На крыльце своего дома сидела по обыкновению Антонина и курила. Увидев меня, она спросила, правда ли у меня сегодня день рождения: звонил Игорь и просил передать от него поздравление. (В мой родной город он также отослал телеграмму). Я была очень рада этому известию, а еще через время раздался стук в дверь, я открыла, а на пороге стоит Антонина с астрами, поздравляет меня с моим днем, обнимает, и радости моей нет предела. Сколько прекрасного (о плохом не будем) случилось за этот день 8 сентября.

О том, что мне семнадцать лет, я не рассказывала девочкам, с которыми живу: интересы у нас были разные, и как-то подругами мы не стали. Было уже поздно: я сидела на своей кровати с книжкой, а девочки были в своей комнате: изредка я заглядывала к ним что-то спросить, в этот момент девочки прятали сигареты – не хотели, похоже, чтобы я знала, что они покуривают. Мне же было все равно; скорее, моей эмоцией было – удивление, зачем вредить своему здоровью.

Неожиданно открылось окно, так как что-то упало на пол с подоконника. Девочки ахнули, начали шушукаться, я прислушалась и услышала голос Ивана. В тот момент я скорее подумала, что ему надоело ходить ко мне бесполезно, и он решил-таки с кем-нибудь из девочек познакомиться. Но тут я услышала отчетливое, что кто-то сказал: «Тебе нужно самому ей отдать». Иван прошел через комнату девочек и я, сидя на кровати, просто обомлела: он был красиво одет, в руках – огромный букет гладиолусов с елочкой (я это сразу отметила, что для меня означало, что цветы он не просто сорвал – украл – на какой-нибудь клумбе, а купил). Сразу же девочки засуетились: ведь праздник, мой день рождения, нужно отметить! Они сделали бутерброды – никогда не забуду – булка и майонез. До этого я никак не понимала вкус майонеза, оттого и не кушала такой еды. Но в условиях, когда нет ничего (в том числе денег), вкуснее из еды лично для меня ничего не было. Подписали мне открытку. Посидели за одним столом. Пожурили меня, что я такая вся тайная, столько времени прятала такого парня…

Через несколько дней мы уезжали в свой родной город. Иван помогал мне нести сумки к автобусу, теперь уже не таясь. Но для меня это ничего ровным счетом не значило, потому что в письмах Игоря по-прежнему была надежда на нашу встречу. А значит, – мое счастье еще впереди.

Наступил октябрь. Начались мои занятия в техникуме. Письма к Игорю я все так же писала часто, но они почему-то не доходили. Он писал, что не сердится, так как понимает, что у меня учеба, к тому же я продолжила занятия стенографией.

Игорь мне писал, но часто и звонил. Это выглядело всегда так: звонок поздней ночью, я сонная подхожу к телефону, прошу его подождать, пока умоюсь и приведу себя в порядок, на что он отвечал, что готов ждать. А я садилась на край ванны; включала кран с водой, которой не было; просто сидела и думала… На самом деле я просто стеснялась разговаривать с Игорем, чтобы, не дай бог, не сказать что-то лишнее; может, не выдать свои эмоции и волнение. Потом подходила к телефону, немного поговорим и… до следующих писем или звонков.

 
Вот оно лежит передо мною
Нежное письмо издалека.
В нем, родная, все живет тобою,
Лаской дышит каждая строка.
 

А у Игоря исполнилось ровно два года, как он призвался в армию, настроение не праздничное. Но я для себя отметила, что в письмах Игорь начал меня называть Аленка и, вместо обычного «до свидания», писал «до скорой встречи».

Неожиданно я получила два письма: в одном Игорь писал о том, что скоро будет в Смоленске и указывал свой домашний адрес, но настойчиво просил уведомить его, нужна ли мне самой наша встреча, так как ему показалось, что не очень-то я и стремлюсь к этому, и что все зависит только от моего ответа. Также он указывал, что будет находиться дома в отпуске до середины ноября, а потом снова уедет в ГДР. Пока я раздумывала, что ответить на слова Игоря – он как бы перенес на меня всю ответственность за нашу встречу – пришло уже более миролюбивое письмо, подписанное в конце: «До свидания. Пиши мне домой. До скорой встречи, Аленка».

Я писала Игорю уже в Смоленск и письма, почти каждый день, и стихи, которые находила в книгах и газетах:…

 
Я ищу тебя в сумерках года,
Стерегу телефонный звонок.
Беспризорной собакой свобода
Еле слышно скулит возле ног.
Погрузилась в молчанье природа,
До предела пружины взведя.
Я ищу тебя в сумерках года,
До сих пор ни следа не найдя.
До (конца ноября), как до края рассвета,
Надо выстоять, надо дойти.
И не важно мне, с кем ты и где ты:
(Надеюсь, приедешь) – сойдутся пути…
                                              В. Федоров
 

…или просто списывала у однокурсниц с тетрадок:

 
Пока еще не врем запутанно и грубо,
давай с тобой умрем, хотя бы друг для друга.
Пока еще не ложь – фантазия, не боле, —
пока еще на грош не накопилось боли.
Пока еще глаза беспомощно медовы,
пока еще нельзя на свете без Мадонны.
Пока еще, как гость, ты добр и осторожен,
пока еще поврозь, хоть как-нибудь, да сможем.
                                                                   Р. Казакова
 

Также я себе взяла за привычку не беспокоиться, что нет долго от Игоря звонков по межгороду, так как часто не работал телефон, и в том, что нет писем, винила только почту. Даже вот Игорю описала два интересных случая.

ЛЮБОВЬ… ИЗ БУТЫЛКИ

Не только о кораблекрушениях и несчастных случаях сообщает морская почта – бутылки с запечатанными в них письмами. Когда шотландцу Джиму Кэршу стукнуло пятнадцать лет, он написал письмо, указав обратный адрес, запечатал послание в бутылку и бросил в море. Бутылка проделала четыреста миль и оказалась на норвежском берегу, где ее подобрала четырнадцатилетняя Экки Олсен. Она написала Джиму ответ, послав его уже обычной почтой. Сейчас Джим и Экки больше не пишут друг другу писем – став мужем и женой, они живут под одной крышей.

В Италии очень плохо ходит почта.

Однажды одна женщина получила письмо от какого-то парня, влюбленного в нее. Муж, узнав об этом, потребовал развод. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы женщина не сказала: «Да это же ты мне в молодости написал письмо. И подпись твоя, да и, судя по дате, отправлено было… 45 лет назад!».

Все свободное от учебы время я отдавала чтению стихов.

 
Мне говорят:
нету такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
Больно многого хочешь,
нету людей таких.
Зря ты только морочишь
и себя и других!
Говорят: зря грустишь,
зря не ешь и не спишь,
не глупи!
Всё равно ведь уступишь,
так уж лучше сейчас
уступи!
…А она есть.
Есть.
Есть.
А она – здесь,
здесь,
здесь,
в сердце моём
тёплым живёт птенцом…
              Вероника Тушнова
 

Так в ожидании наступил и 1988 год.

Я очень страдала, часто перечитывая письма Игоря, и никак не могла понять, почему человек, так стремившийся встретиться, бросил писать, не уведомив меня о причине расставания.

Чтобы заглушить боль в душе, еще не зная в то время мудрость, что нужно себя занять чем-то полезным, так как природа не терпит пустоты, я краем уха услышала, что можно пойти подработать посудомойкой в заводскую столовую. Сказано – сделано. Я устроилась работать вечерами после учебы и приходила домой уже затемно. Учебу забросила; родителям не говорила, где я пропадаю все это время, – как потом мама сказала, что просто решили, что у меня парень, и мы встречаемся.

Неожиданно мне пришла в голову мысль, что не может вот так человек забыть обо мне, а вдруг с ним что-то случилось нехорошее. В одном из первых писем Игорь рассказал о своей семье: как зовут его родителей и сестру, где они трудятся. Так как адрес я уже знала, то не составило большого труда написать матери Игоря.

Вскоре пришел ответ, что их Игорек побыл дома две недели и уехал снова в ГДР; и, если я желаю, то могу ему написать, вот его новый адрес: полевая почта 25556.

Я не знала, как начать письмо к человеку, который поступил со мной таким образом: доставил очень много печальных мыслей и, благодаря которому, я убила столько прекрасного времени: не училась, не читала; все кругом было не мило. В семнадцать лет видится все трагически, прямо конец света. И я написала большое письмо, в котором описала свои переживания.

И… порвала его, так как поняла, что, по сути, парень мне ничего не обещал, что нужно быть гордой.

Скоро должен был наступить праздник 23 февраля – День Советской Армии. И я решила поздравить Игоря по его новому адресу в Германии открыткой, но в конце подписалась сухо, – как если бы подписывала открытку незнакомому человеку, официальным тоном, – не подруга по переписке Лена, а просто Лена. И не друг Игорь, а просто Игорь.

Вскоре я получила такое письмо.

В этот день я находилась в библиотеке и читала стихи Э. Асадова.

 
      Я могу тебя очень ждать…
      Я могу тебя очень ждать,
      Долго-долго и верно-верно,
      И ночами могу не спать
      Год, и два, и всю жизнь, наверно!
     Пусть листочки календаря
     Облетят, как листва у сада,
     Только знать бы, что все не зря,
     Что тебе это вправду надо!
     Я могу за тобой идти
     По чащобам и перелазам,
     По пескам, без дорог почти,
     По горам, по любому пути,
     Где и черт не бывал ни разу!
     Все пройду, никого не коря,
     Одолею любые тревоги,
     Только знать бы, что все не зря,
     Что потом не предашь в дороге.
     Я могу для тебя отдать
     Все, что есть у меня и будет.
     Я могу за тебя принять
     Горечь злейших на свете судеб.
     Буду счастьем считать, даря
     Целый мир тебе ежечасно.
     Только знать бы, что все не зря,
     Что люблю тебя не напрасно!
 

Именно они и стали моим ответом Игорю.

И снова продолжилась наша переписка. Теперь уже Игорь делал так: не дожидаясь, пока письмо от меня придет, перечитывал мои письма, – будто поговорил со мной, – и садился за ответ.

Игорь писал, что вот подумал, как нам трудно без писем наших, и что, наверное, к лучшему, что нам не довелось в отпуске встретиться. «Представляешь, – писал Игорь, – как нам трудно было бы друг без друга, а мы еще молоды, и время наше придет, и мы встретимся, и я так предчувствую, что и не расстанемся».

Иногда не только почта была виновата в том, что мы не могли общаться, а просто затруднения с конвертами.

В письмах Игорь много описывал о своей жизни в Германии, как там красиво, на полках магазинов есть много продуктов и товаров, что и при коммунизме у нас такого не будет.

У Игоря было хобби – ловить рыбу, он часто ходил на речку. В свободное время он мог бы ходить на дискотеку, но ему уже это надоело, и он предпочитал смотреть телевизор: передачи были интересные, а если нравились песни какие-нибудь, то и записывал на магнитофон. Так нам обоим нравилась группа «Мираж» и строчки из песни стали нашим девизом: «Счастье никто нам так просто не даст, ты пойми, наконец, все зависит от нас».

Время летело незаметно.

Я училась в техникуме, Игорь работал: с 8 до 20 часов, сутки дома, а потом в ночь с 20 до 8 часов и двое суток дома.

Ночью – когда на смене – иногда писал стихи.

 
              На память
Ты не печалься, моя дорогая,
Я ведь с тобой, ты слышишь, родная,
В сердце мое ты запала давно,
И без тебя мне теперь нелегко.
Хоть мы с тобой не встречались ни разу,
Но подружились надолго и сразу.
Время проходит, дни все летят
Видишь: теперь я уже не солдат.
Но письма твои с нетерпеньем читаю,
Каждую строчку в душе оставляю.
И чтоб я ни думал, куда бы ни шел,
Всегда о тебе с тоской вспоминаю,
По несколько раз твои строчки читаю
Себя за проступки всегда проклинаю,
вскружившие голову мне,
На время мне дали забыть о тебе.
Но сердце твое не камень, – я знаю,
И снова мы вместе.
Я счастлив, моя дорогая,
Я строчки свои написал для тебя,
Чтоб ты их прочла и все поняла,
Ведь, Лена, поверь, кроме тебя,
Нет у меня никого навсегда.
 

Игорю я также посылала стихи, это был все тот же поэт Э. Асадов, также очень нравились стихи С. Есенина. На что Игорь отвечал, что, получив долгожданное письмо, он чувствует, что не один, что с ним есть я, – хоть и не рядом, но есть.

В письмах Игорь описывал, как у них устроен быт, что он сам готовит кушать, – и не из концентратов, а из продуктов. Он купил книгу с рецептами «На все вкусы», и в свободное от работы время колдует на кухне. Вот лепил сам пельмени и очень даже неплохо получилось; жарил рыбу, которую сам ловил. И ему показалось, что он соседям надоел, так как жены офицеров и прапорщиков стали говорить: «Охота тебе возиться, стал бы на довольствие в столовой». Но Игорь считает, что в жизни все пригодится, что он любит порядок и даже составляет график дежурства по общей столовой, но все бесполезно, – его никто в этом не поддерживает.

Я спрашивала про девушек, которые окружают Игоря, на что он отвечал так: «Немок полно любых, но они есть они, а я есть я, а у меня есть ты». Игорь писал, что очень мне верит; что он уже не маленький мальчик, которому шестнадцать лет; он уже отслужил в армии, остался работать в ГДР, и у него совсем другие взгляды на жизнь, чем были до армии. Он уже думает о том, что в недалеком будущем придется создавать семью, а для этого нужен человек. Человек, с которым можно поделиться и радостью, и горем. Такой девушки, как я, он еще не встречал; и, может быть, встретил, хоть пока и в письмах, но навсегда. И чтобы я ему тоже верила, что если от него нет долго писем, то это не потому, что он не хочет общаться, а потому что у него есть какие-то трудности, из-за которых не написать.

Наступило лето, а с ним и новые заботы. Я не поехала на практику в Крым, и меня определили поваром в заводскую столовую. Уставала очень сильно. Я по-прежнему была на «вторых ролях», но получала, если можно так сказать, жизненный опыт. Так у нас работали взрослые женщины, которые были замужем. Я слушала их разговоры: о семье, о мужчинах, о мужьях… особенно, как с ними тяжело, если не любишь. Мне казалось, что чего проще, – выходи замуж только за того, кого сильно любишь. На что мне пеняли, что я еще очень молодая и не понимаю жизни.

Однажды поздней ночью раздался звонок. Это был Валера… да-да, тот парень, который просто ушел в армию и ничего мне не пообещал. Он был в моем городе и просил о встрече: нам нужно серьезно поговорить. Что ж, я согласилась, но с условием, что выйду лишь на лестничную площадку. Когда Валера приехал, то поведал мне такую историю, что два года в армии думал лишь обо мне; спланировал, что после службы останется в Венгрии, привезет меня туда в качестве жены, и заживем мы счастливо и богато. Я была в растерянности, как можно было мне не написать о своих планах, ведь он мне нравился со школы, хорошо ко мне относился и защищал от других ребят (а, бывало, и девочек, которые меня обижали), когда мы гостили летом на каникулах в деревне у бабушки.

Спас ситуацию мой отец, который увидел приоткрытую дверь и вышел на лестничную площадку, никак не надеясь увидеть там меня да еще с Валерой. Они поздоровались, отец внимательно выслушал парня и сказал, что своим предложением он испортит мне жизнь. Я учусь в техникуме последний год, и если он так в меня влюблен, то что мешает подождать немного, а тогда уж пусть везет хоть на край света. А я… о такой ли свадьбе я мечтала, чтобы наскоро, в три дня расписали, без свадебного платья и фаты, и… в чужую страну.

Наступила осень. В техникуме выбирали места, где по распределению нужно будет отработать три года. Мне можно было бы остаться в своем родном городе, но хотелось самостоятельной жизни вдали от дома. И я выбрала Днепропетровск, о чем впоследствии пожалела, но дело сделано. Я встретила свои 18 лет в домашней обстановке, а Игорь написал мне, что я теперь совершеннолетняя и имею полное право отвечать за свои поступки. Я же отметила для себя, что он очень серьезный; другой бы, скорее, написал, что имею полное право делать, что захочу.

Игорь планировал поехать в отпуск к себе в Смоленск в ноябре, но по не зависящим от него обстоятельствам все изменилось, и, похоже, отпуск затягивался на неопределенное время. Так наступил декабрь, и однажды отец мне сказал, что вот я переписываюсь, трачу столько времени, никуда не хожу, а вот если бы я написала Игорю прямо, что в следующем году – а если быть точнее, то через два-три месяца – заканчиваю учебу, уезжаю по распределению в Днепропетровск, а это ни много ни мало, огромный областной город, где я буду жить в одной комнате с несколькими девочками, буду работать на крупном предприятии в столовой, и может судьба меня там найдет. Так не лучше ли сейчас приехать Игорю ко мне в гости и познакомиться, все-таки мы проживаем в трехкомнатной квартире, найдется и для него отдельная комната. Отец настаивал, что хорошо знает жизнь, и что если у Игоря серьезные намерения, если я ему дорога, то он бросит работу за границей и приедет ко мне. Я не очень верила в подобное, но написала: конечно, не про то, что встречу свою судьбу, – об этом я меньше всего думала, а про то, что мне нужно будет жить с девочками стесненно, много работать и будет ли возможность у нас встретиться и узнать друг друга в таких условиях.