Текст книги "Боевой вестник"

– Я так точно не прощу, – хмыкнул черный лорд, потирая подбородок.

– Вот от тебя-то он и набрался дурного, волчья душа.

– Я учил его только владеть мечом и арбалетом, государь.

Король снова сплюнул и хотел было еще что-то сказать, но снизу послышался жалобный старческий окрик:

– Ваше величество! Что же вы делаете! Это ведь яблоневый сад! Зачем вы здесь сеете оливковые косточки?

Два собрата по мечу глянули под окно. Футах в тридцати внизу стоял королевский садовник Мортимер Фиш в своем неизменном сером балахоне. Древний старик с остатками длинных седых волос вокруг блестящей плеши опирался на сучковатый посох и смотрел на коротко остриженную траву, усыпанную оливковыми косточками.

– Это не я, Мортимер. Это все лорд Вэйлорд! – Король глянул на товарища. – Что ж ты делаешь, пьяница.

– Очень смешно…

– Ваше величество! – заскулил внизу Фиш. – Зачем вы так говорите? А то я не знаю, что сир Вэйлорд терпеть не может оливок!

– Ты не помнишь, сколько ему лет? – тихо спросил Хлодвиг.

– Не помню, государь, но думается мне, он бродил тут, будучи седым, еще в те времена, когда сам Артогно верхом на своем белом мамонте объезжал земли Гринвельда в поисках места для столицы нового королевства.

– Эй, Мортимер! – крикнул король вниз.

– Да, ваше величество! – отозвался старик.

– Расскажи про царствование короля Сигиберта!

Мортимер Фиш задумчиво уставился в небо, потирая костлявой рукой лысину. Затем растерянно проговорил:

– Ваше величество, но последний король Гринвельда, носящий это имя, царствовал три века назад.

– Я знаю, Мортимер! Оттого и спрашиваю про него у тебя!

– И ты еще упрекаешь принца Леона? – фыркнул Нэйрос. – Сам все никак не повзрослеешь.

– Ваше величество, даже ваш отец, Дэсмонд, не позволял себе так смеяться надо мной. – Поняв шутку, старик разобиделся. – Уж его-то я помню.

– Я тоже помню, Мортимер! – крикнул король и добавил уже тише: – Он не шутил. Он рубил головы. И ты бы с ним не бранился из-за косточек. Ладно! Ступай! Я больше не буду!

Садовник поковылял прочь, что-то тихо бормоча себе под нос и стеная от шутки короля.

– О чем ты пошептаться хотел, государь? – Вэйлорд уселся на подоконник, подставив спину лучам заходящего солнца.

Хлодвиг обернулся, жуя оливку. Обслуга трапезной достаточно далеко, и можно вести разговор о делах сокровенных, без опаски, что кто-то подслушает.

– Вообще, старый друг, я рассчитывал, что при нашем разговоре ты будешь трезвым.

– Я трезв, как уже говорил. Итак, что за дело?

– Ты ведь знаешь, Нэй, об этой забавной черте династии Эверретов?

– Темный и светлый? – Вэйлорд усмехнулся. – Кто не ведает об этом? Такого больше нигде не сыскать.

– Верно. Мой отец, Дэсмонд, был жестоким королем. И это все хорошо помнят. Две войны, множество казней. Может, сейчас и побаиваются писать о нем в летописях как о кровавом деспоте, но знают-то это все. А вот его отец и мой дед, Албоин Шестой, был человеком просвещенным. Он хотел узаконить власть вождей лесных племен, проложить Белый тракт до Скифарии и установить с ней прочный мир и торговлю. И простой люд его любил. Царствование Албоина было долгим и мирным. Отец его, Леон Второй, был характера иного: жесток, высокомерен. При нем бремя простого народа стало непосильным, а когда он попытался закрепостить твое волчье племя, вспыхнул мятеж.

– Я помню, государь.

– Не сбивай меня с мысли. Так вот. Мятеж окончился уступками, и рабство отменили. Но, по большому счету, лишь слово «раб» перешло в разряд ругательных, а для простолюдинов мало что изменилось. Их стало нельзя покупать и продавать, но один лорд по-прежнему может передать своих подданных другому, нельзя лишь разлучать тех, кто состоит в родстве и браке. Вроде и должны запомнить Леона Второго как избавителя от оков рабства, но помнят его как жестокого тирана. А тот, что предшествовал тирану, был светел и благороден – Хлодвиг Третий, отец Леона Второго. Он построил Дом Наук в Артогно и королевскую библиотеку в каждом из больших городов. Велел вырыть под столицей систему сточных каналов, чтоб нечистоты сразу уходили в море. И с тех пор как его замысел был воплощен, в городе не случилось ни одной эпидемии.

– Однако рабство он отменять и не думал. – Нэйрос горько усмехнулся.

– Какой король способен направить против себя мечи собственной знати? Только безумец. Я благодарю своего предка, злобного Леона Второго, что избавил меня от этой ноши. Но вот ведь какая штука мне не дает покоя. Ты же знаешь, что королем после Дэсмонда должен был стать не я, а принц Горан, мой старший брат.

– Благородный Горан пал в бою на Мамонтовом острове, – вздохнул Нэйрос. – И с ним сложили бы головы и мы, если бы он не приказал нам с тобой взять отряд латников и вызволить из ловушки сира Гильома Блэйда с его людьми. А может, и нет. Возможно, если бы мы тогда остались с Гораном, то выжили бы все. Но, как бы то ни было, трон по праву наследования перешел к тебе, государь.

– Это все я знаю. Но ведь королем должен был стать Горан. А каким бы он был? Мне он приходился братом. Мне сложно судить. Он мог стать славным, добрым и великим королем? Ведь после нашего отца, обагрившего руки в крови казненных, должен был прийти именно такой.

– Твой брат был смел без меры. Отчаян и силен. Но он был жесток, если ты не заметил, хоть и не настолько, как Дэсмонд. И ко мне он относился не так сурово, как твой отец. Но я думаю, что ты истинно добрый и мудрый правитель.

– Льстец, – фыркнул Хлодвиг.

– В этом меня никто и никогда не упрекал.

– Ну, будет тебе. Однако каким я останусь в памяти потомков? Я хочу дать простому люду школы, насытить их жажду знаний. Завоеватели всегда угоняют в рабство самых искусных ремесленников или убивают их. Трудно восполнить такие потери после войны. А война близка.

– Ты одержим мыслями о войне. Не всегда смена течения в океане Предела приводила к открытому вторжению.

– Не всегда, – кивнул король. – Однако стычки были каждый раз, так или иначе. Но кто сказал, что этого не случится вновь? Мы пожгли и разрушили верфи на острове, уничтожили боры корабельных сосен, нанесли немалый урон колдунам. Но прошло восемнадцать лет, а течение уже поменяло направление.

– С чего ты взял, государь?

– А вот послушай. Ты ведь помнишь лорда Брекенриджа?

Нэйрос кивнул. Конечно, он помнил лорда одного из больших домов королевства. Когда Кабрийский орден, а с ними многие из прочей знати, отправился завоевывать Скифарию, молодой Роберт Брекенридж состоял в его рядах. Его сыновья, Гай и Вилор, были совсем детьми, и управлять родовыми землями остался его младший брат Эдвин. И Эдвин Брекенридж оказался единственным из лордов ближайших к Волчьему мысу территорий, который собрал войско и двинулся на мыс отражать нашествие корсаров Мамонтова острова, пока было еще не поздно. Другие лорды, питая нескрываемую неприязнь к так называемому волчьему народу, выжидали. Пусть корсары убивают свободолюбивых жителей мыса, и пусть они, в свою очередь, проливают кровь корсаров. Но Эдвин не стал ждать – двинулся на помощь и погиб в неравной схватке. И тогда король Дэсмонд в очередной раз позволил себе разгневаться. Его супруга-королева, носящая имя Эолинн, мать Хлодвига и Горана, являлась родной теткой Роберта и Эдвина Брекенриджей. Гибель племянника глубоко поразила королеву. А Дэсмонд, при всех своих недостатках, обладал тем не менее такой добродетелью, как безмерная и страстная любовь к супруге. После гибели Эдвина король приказал лордам снаряжать войско и идти на Волчий мыс отражать нашествие, а затем плыть на Мамонтов остров, пока это позволяло течение, и нести туда возмездие. Однако для волчьего народа и для Эдвина уже было поздно.

– Отчего мне его забыть? Он один из немногих, кто не считает возведение в лорды кузнеца чем-то постыдным.

– А тех, кто с презрением обзывает тебя возведенным, ты тоже помнишь? – Хлодвиг усмехнулся.

– Будь уверен, государь. Я должен помнить тех, кто относится ко мне дружелюбно, чтобы знать, на кого можно опереться в трудный час. А врагов я должен помнить, чтобы по возможности предотвратить приход этого трудного часа.

– Умно. Однако не об этом речь. Сегодня вестник принес пару грамот из Брекенрока. Одна из них – петиция ассамблеи лордов.

– Вот как? О чем речь?

– Чуть позже, Нэй. Вторая бумага содержит информацию иного рода. Несколько дней назад пропал конный латник из стражи Брекенрока. Подумали, дезертировал. Хотя с чего бы: у Роберта добрые земли и хорошие урожаи уже третий год. Его латники живут сытно и тепло, несмотря на близость моря, из которого нам постоянно приходится ждать беды. Латника начали искать – прочесывали окрестности, расспрашивали людей. И нашли в нескольких милях севернее замка, прямо на берегу Жертвенного моря, лодку-долбленку из краснолистого тиса.

– Краснолистый тис? – Нэйрос нахмурился. – Но такое дерево в Гринвельде не растет уже лет четыреста.

– Как и мамонты более здесь не водятся, – кивнул Хлодвиг. – Но все это еще есть на Мамонтовом острове. Ты и сам видел эти могучие деревья, которые начали расти за много тысяч лет до войны богов. Следовательно, лодка с острова.

– И каковы ее размеры? Не указано в письме?

– Указано. На одного человека.

– Но позволь, государь, даже если течение сменилось и благоприятствует движению флота к нашим берегам, нельзя на лодке просто взять и пересечь Жертвенное море. Это же одноместная долбленка, не парусный ял и не двадцативесельная галера.

– А кто сказал, что лодка самостоятельно пересекла море? Под покровом ночи или тумана мог приблизиться корабль и спустить эту лодку с одним человеком на воду, дабы он достиг берега незамеченным. Но даже галера на две сотни весел не способна преодолеть течение, что идет с океана Предела в море, а затем огибает Мамонтов остров. Она не смогла бы приблизиться и спустить лодку на воду, если бы течение не изменилось. Эта лодка – знак нам. Война близка.

Нэйрос повернул голову и уставился на закат, пылающий над Слезной бухтой. За ней начинался океан Предела. Алые краски, заполнившие небо, казались сейчас зловещим предвестием большого и долгого кровопролития.

– Возможно, это вражеский лазутчик… Не он ли повинен в исчезновении латника из Брекенрока? – задумчиво проговорил Нэйрос.

– Ты, как всегда, проницателен, мой друг. Латника нашли в кустах неподалеку, к северу от замка. У него перерезано горло, а доспехи, оружие и конь исчезли. Если на той лодке кто-то прибыл сюда и направился на юг, то это, несомненно, его рук дело. А куда лазутчику податься, как не на юг? На севере лишь неприступные горы Цитадели Богов. И даже к ним идти придется много дней по малообжитым землям, кишащим зверьем.

– Я понимаю, это не простая задача, но нужно заняться поисками того человека. Ведь известно, какие у него доспехи и конь.

– На месте лазутчика, Нэй, я бы сменил это все при первой же возможности, – покачал головой король.

– Я бы тоже. Но это пока единственный признак.

– Я уже поручил барону Глендауэру заняться этим. Можешь не сомневаться.

– И к войне скорой нам готовиться надо. – Нэйрос вздохнул.

– Безусловно, мой друг. Но пока в нашем королевстве мир, я должен кое-что успеть. Есть очень важное дело.

– Поведай уже, государь, что за дело.

– Помнишь легенду о том, что король Сигиберт частенько наряжался странствующим рыцарем и неузнанным участвовал в турнирах? Или как он переодевался крестьянином и посещал праздники урожая, веселясь с простым людом?

– Помню, Хлодвиг. На одном из таких праздников ему даже зуб выбили, и об этом баллада сложена. Даже не одна.

– Правда? Не слыхивал что-то.

– Ну, кто ж будет петь такую песнь государю об одном из его прародителей?

– Дерзкий бард в подпитии, быть может? Ну, не важно. Когда-то давно, еще только став королем, подумал я, что неплохо бы переодеться простолюдином и пойти в народ – узнать, как и чем он живет и какие чаяния носит в сердцах. Что для него благо, а что нет.

– Помню, – покачал головой Нэйрос. – Но ты тогда пьяный был, и я не думал, что ты всерьез.

– А вот представь себе, я это говорил всерьез, и мысль эта не отпускала меня все годы. В петиции лордов, что пришла из Брекенрока, явно сквозят недовольство и опасения знати. Лорды боятся реформ. Они ропщут. Выходит, я могу остаться в памяти потомков как деспотичный король, а не светлый и славный, каким должен быть преемник моего жестокого отца. Но я не могу отступиться от задуманного из-за одной бумаги, пусть на ней и поставили подписи десятки лордов. У нас в Гринвельде столетиями ничего не меняется – кроме королей. В иных землях, в той же Артаксате, уже научились делать зеркала из стекла, а не из полированного серебра или стали. И зеркала эти столь чисты и ясны, что с их помощью можно даже самому бриться, видя каждый волосок. Даже ресницы свои пересчитать можно! В Торнае давно придумали механический хронометр, указывающий время с точностью до шестидесятой доли минуты. И не нужен человек, чтоб выкрикивать часы или бить в колокол. В Артаксате делают стекло такой чистоты и прозрачности, что даже птицы бьются в окна, не замечая преграды. Конечно, мы можем покупать все эти творения. И покупаем. Но что умеем делать мы? Лучшие мечи? Возможно. Крепкие доспехи? Не спорю. Но все это мы производим уже много столетий. А те же Торнай и Артаксата развиваются. Мы делали свои мечи и доспехи, когда Торнай еще был построен из глины и его жители не знали железа. И вот мы все еще куем свои доспехи, а в Торнае уже изобрели механические часы с пружинами и зрительную трубу, приближающую звезды в сотни раз. Я говорю советникам, что мы столетиями топчемся на месте, а мне отвечают, что это стабильность. Но я вижу лишь застой. Нам нужна всеобщая грамотность, чтоб из народа, коему доступны науки, могли выходить мыслители, готовые создавать свои изобретения и проникать в тайны чужих. Мы должны развиваться и идти вперед. Иначе пройдет еще пара сотен лет, и та же Артаксата научится делать колесницы, способные бороздить небесный свод, а мы все будем хвалиться своими мечами и доспехами.

– Я что-то совсем запутался, государь. А при чем тут посещение крестьянских гулянок, ассамблея лордов и выбитый зуб короля Сигиберта?

– Мне необходимо узнать простой народ. Но как я могу это сделать? Призвать людей к себе? Но они будут твердить то, чему научат их лорды. Посещать народные сборища? Но сюзерены тех мест опять-таки подготовятся. Куда бы ни отправился король, там выкрасят стены, обновят заборы, приоденут чернь и представят обученных простолюдинов, которые будет говорить, как они любят короля и как они довольны своим великодушным лордом. Лет через пятьсот они, наверное, даже дороги новые за один день мостить научатся к приезду короля. А где истина? Под слоями свежей краски, коей вымазаны дома, под новыми одеждами крестьян, в кои их вырядили для услады глаз государя. И государь будет доволен: все хорошо в королевстве. А мне истина нужна, а не красивая картинка и хвалебные оды. Мне надо одеться простолюдином и пойти в народ. Говорить с ним и слушать его не как король, но как один из них.

– Но это опасно, государь.

– Именно поэтому мы пойдем с тобой вместе. Тебе куда проще. Ты сам из простых людей, и ты, ежели что, сумеешь обеспечить мне защиту. Пойми, петиция лордов – это важно, но я должен знать мнение и другой стороны. И я не из простого тщеславия, дабы оставить о себе добрую память, хочу сделать сие. Мне важно будущее королевства, коим правит мой род уже сотни лет.

– Слух о том, что ты рядишься в простолюдина, имея намерение пойти в народ, разойдется быстрее, чем ты сменишь далматику на поношенную тунику конюха, государь. И тогда весь замысел пойдет прахом.

– Мне это известно, волчья душа. Мы не скажем никому. Людей, осведомленных об этом, можно будет пересчитать по пальцам одной руки.

– А как в таком случае объяснить твое отсутствие? К тебе постоянно кто-то с визитом является.

– Мы оставим во дворце моего двойника, – прошептал Хлодвиг. – Я обучу его кое-каким азам, и этого вполне хватит, чтоб он продержался несколько дней в качестве короля. Мы постараемся не покидать своих постов на более долгое время, чем трое суток подряд. Я ведь тоже не могу оставить дела. Как и ты твои обязанности. Но твое отсутствие легче может остаться незамеченным, ты так нелюдим. Нелюдимей тебя во дворце только Гильом Блэйд.

– Мне не нравится эта затея, государь.

– Да тебе постоянно что-то не нравится, – нахмурился Хлодвиг.

– Где ты найдешь человека, как две капли воды похожего на тебя?

– Он уже найден. Я это давным-давно поручил барону Рональду Глендауэру. И он сыскал такого человека. Скоро ты его увидишь.

– Ваше величество! – воскликнул стольник. – Все готово! Простите великодушно за долгое ожидание!

– Ну, наконец-то! Что, и никто из пробников не отдал концы? – Хлодвиг засмеялся. – Ладно, ступай и пригласи наконец к ужину королеву и мою дочь.

– И принца, – шепнул Вэйлорд.

– Ах да. И этого беспечного мальчишку Леона тоже!

* * *

Восемнадцатилетний наследник престола, принц Леон, был строен, высок и красив: густые вьющиеся черные волосы, юношеский пушок, обрамляющий волевой подбородок, еще не знакомый с бритвой. Улыбчивый, громкоголосый Леон был не похож ни на Хлодвига, ни на златовласую Анриетту из дома Кессаритов – разве что большие глаза с холодным взглядом взял от нее. Еще ребенком Леон много времени проводил на малом ристалище, особенно когда Нэйрос тренировал там рекрутов гвардии. Тяга к оружию и способности к воинским искусствам проявились в принце с малых лет и радовали Хлодвига. Но с годами в нем проснулось еще и влечение к вину да беспутным женщинам. В юные годы принц постоянно увязывался за Вэйлордом, который и научил его владеть мечом, метать боевой топор или копье, а также другим премудростям боя. Юный Леон перенял от мрачного Вэйлорда любовь к черной одежде, так подходящей к его темным волосам. Доспехи он тоже любил черные. Даже кобыла, обесчещенная беспородными жеребцами в стойле мамаши Сиргаритки, была вороной масти. За прежнюю привязанность принца к Нэйросу король в шутку называл его волчонком, но в последние годы воспитанник стал много дерзить бывшему наставнику. Словно тот кудрявый мальчишка, радостно когда-то восклицавший «Дядя Нэй!», и этот нахальный юнец, именовавший Нэйроса старым волком, были совершенно разными людьми.

Леон вошел в королевскую трапезную последним. Тяжело дыша и слегка пошатываясь, он направился к столу и поцеловал сначала мать, сидящую рядом с королем, затем сестру, расположившуюся напротив Нэйроса. От принца разило вином, потом и духами девиц из дома терпимости. Мерзкое, одним словом, сочетание, запах самого порока. Когда он приветствовал родственниц поцелуями, королева нахмурилась, а Элисса поморщилась. Леон был облачен в измятую длинную котту с множеством серебряных пуговиц даже на рукавах, от локтя до запястий – для красоты.

– Ба! Сам черный лорд решил отужинать с нами! Какая честь! – воскликнул принц, смеясь и обходя стол, чтобы сильно хлопнуть ладонью Нэйроса по спине.

Тот не обратил на это внимания и продолжил неторопливо поедать мясной пирог, запивая легким вином из золотого кубка.

Леон наконец сел на свое место – напротив родителей и слева от Вэйлорда. Принц тут же схватил несколько жареных куриных крылышек и небрежно бросил в серебряное блюдо перед собой. Туда же полетели пирожки с луком и яйцом.

– Сестрица, будь добра, подай вина, – улыбнулся он Элиссе и кивнул на штоф, стоявший перед королем.

Элисса взглянула на отца. Король все это время сидел молча, не притрагиваясь к еде, и буквально сверлил сына суровым взглядом. Теперь он слегка мотнул головой, запрещая Элиссе выполнить просьбу брата.

– Чашник! – громко сказал Хлодвиг. – Подай принцу яблочный сок. Вина его высочеству на сегодня достаточно.

– Сок? – Леон скривился. – А отчего столь осуждающий взгляд, отец?

– Тебе разумения не хватает понять? – строго проговорил король. – Неужто ко всем твоим порокам прибавилась еще и глупость?

– Ко всем моим порокам? Не очень ли громко сказано, всемилостивый государь? – Улыбка сползла с лица принца, хотя подобный упрек был ему не в новинку и уж точно не стал неожиданностью.

– Придержи язык! – Хлодвиг повысил голос. – Церемонию сватовства к твоей сестре ты пропустил! Это неуважение ко мне, к Элиссе, к лорду Хайдамару!

– К чему мне там надо было находиться, отец? – воскликнул принц. – Я ничуть не сомневался, что Элисса откажет ему и вся эта церемония пустая! К чему надо было, чтоб Хайдамар стерпел унижение не только в глазах твоих и матушки, но еще и будущего короля?

– Будущего короля? – Хлодвиг зло рассмеялся. – Однако, каков ты!

– Что смешного тут, отец? Так уж вышло, что мне твой трон из мамонтовой кости наследовать.

Нэйрос бросил на принца мимолетный взгляд. Когда Леону было восемь лет, он как-то спросил, правда ли, что трон сделан из бивней того белого мамонта, на котором ездил Артогно Эвер, прародитель Эверретов. Нэйрос тогда заверил, что это чистая правда, как и было принято считать. Тогда маленький Леон с сомнением заметил, что на трон ушло по меньшей мере четыре десятка бивней, а то и более полусотни. Что же это был за мамонт? Нэйрос еще тогда отметил, что наследник престола вырастет мудрым и прозорливым. Сейчас, глядя на этого полупьяного юношу, он чувствовал лишь разочарование и печаль.

– В том и беда, что ты единственный наследник, – продолжал король.

– Моя ли в том вина? – нагло усмехнулся Леон.

– Придержи язык! – послышался строгий голос королевы.

– Матушка! – С тяжелым вздохом Леон покачал головой. – Сколько лет лорду Хайдамару? Сорок? Отец, он даже старше тебя. Кому из вас, дорогие родители, пришло в голову выдать мою юную сестру за это древнее изваяние?

– Молодые и более знатные лорды уже давно кончились. – Королева Анриетта сурово взглянула на дочь.

– Матушка, ты так говоришь, будто я их всех с утеса сбросила, – тихо отозвалась принцесса, не поднимая глаз.

– Не дерзи мне, Элисса. Я тебе еще два года назад говорила: будешь привередничать, останешься без подходящей партии. А ведь в былые годы короли даже не думали спрашивать своих детей, хотят они вступать в брак или нет.

Последнюю фразу она сопроводила осуждающим взглядом, брошенным на Хлодвига. Ей было за что осуждать мужа. По ее мнению, он разбаловал не только подданных, но и собственных детей. И теперь приходилось расплачиваться.

– Ты мне сейчас упреки станешь высказывать? – Король нахмурился.

– Ну, будет вам, – насмешливо фыркнул Леон. – Есть еще в королевстве неженатые лорды помоложе Хайдамара.

И смеющийся принц взглянул на Вэйлорда.

– Болван, – беззлобно откликнулся Нэйрос.

– Сир Вэйлорд! – Королева резко повернулась в его сторону. – Уместно ли напомнить вам, что вы разговариваете с наследным принцем Гринвельда?

– Ни к чему напоминать, моя королева. Я это прекрасно помню и оттого сказал «болван», а не что-нибудь покрепче.

Леон расхохотался. Хлодвиг лишь покачал головой, ухмыляясь. Элисса посмотрела на Нэйроса: странное дело, говоря с королевой, он даже не взглянул на нее. Казалось, он избегал смотреть на Анриетту.

– Ничего, ничего, дружище, можешь даже всыпать ему для науки. – Король, похоже, шутил, но невесело. – Мне-то негоже бить собственного наследника.

– Берегись, старый волк! – вновь засмеялся Леон, жуя мясо. – Я уже владею мечом лучше тебя.

– Сильно сомневаюсь, ваше высочество.

– Может, проверим? – Принц не на шутку раззадорился.

– Брат, ну что ты такое говоришь? – вмешалась Элисса.

– Не волнуйтесь, моя принцесса, ваш брат шутит, как и я. Мы постоянно так делаем. Верно, принц?

– Это ведомо лишь нам двоим и самому Первобогу, – со смехом продолжал Леон.

– Не кощунствуй, принц! – Анриетта снова повысила голос.

Похоже, она была сердита на весь мир: очередной жених ушел обиженный, принц явился с опозданием и в подпитии, а король своими ухмылками поощряет дерзость Вэйлорда в адрес наследника престола.

– Довольно! – Хлодвиг вдруг хлопнул ладонью по столу. – Пошутили, и хватит. Теперь я буду говорить серьезно, и ты, Леон, будешь очень внимательно меня слушать.

– Я же всегда тебя слушал внимательно, отец…

– Я не велел тебе говорить. Я велел тебе слушать! – повысил голос король. – Твоя матушка тут сказала, что в былые времена короли не спрашивали своих чад, каким образом им желательно выполнять свой долг перед троном и королевством. Быть по сему. Ты достаточно развлекался, и молодость твоя проходит среди всех возможных радостей жизни. Теперь пора тебе вспомнить, что когда-нибудь, надеюсь, не очень скоро, ты займешь мой трон. Это значит, что твоей вольной жизни пришел конец. Через четыре дня тебе надлежит прибыть в Золотую Гавань. Там будет ждать галера, на которой ты пересечешь Срединное море.

– Что? – Беспечное выражение слетело с лица принца, словно осенний лист от сильного ветра.

Все, включая Нэйроса, с удивлением уставились на Хлодвига. Похоже, сие известие для каждого было полнейшей неожиданностью.

– Что это значит, муж? – тихо спросила Анриетта.

– Я еще не договорил! – строго и громко сказал государь. – Итак, Леон, с тобой надлежит отправиться твоему сквайру, Кристану Брекенриджу, а также двум охранителям. Ты поедешь в Тассирию в качестве королевского посланника от Гринвельда. Одним из охранителей пусть будет сир Харольд Нордвуд. Он немного умеет говорить и даже писать по-тассирийски.

– Ты отправляешь меня в ссылку?! – с обидой, горечью и гневом воскликнул Леон.

– В ссылку? – Король скривился. – В своем ли ты уме, сын? Я поручаю тебе дело государственной важности, достойное наследного принца. Возмужаешь, познаешь новый для себя мир. Уму-разуму научишься. Заодно и делам политическим. На пользу будет как тебе, так и королевству, которым тебе предстоит управлять.

– Не хочу я ни в какую Тассирию, – угрюмо проворчал принц, растерянно глядя на отца.

– А я разве спрашиваю, хочешь ты или нет? Когда-то я вместе со своим старшим братом, наследным принцем Гораном, отправился на войну. На Мамонтов остров. Ни я, ни брат даже не думали, хотим ли мы этого. Мы просто понимали: в этом состоит наш долг. И мы свой долг выполнили. Теперь настал твой черед. К тому же ты не едешь на войну, а станешь посланником мира. Будешь жить при дворе императора. Чем плоха такая доля? И уговаривать я тебя не собираюсь. Ты поедешь, и это моя королевская воля. И все двенадцать богов мне не помешают, даже если захотят.

– И как давно ты это решил? – тихо, но строго спросила Анриетта мужа.

– Достаточно давно. В переписке с Тассирией мы обсуждали обмен послами. Сегодня пришла весть, что их посол с дарами и обслугой направился в Артогно. Прочный мир с Тассирией нам нужен не менее, чем со Скифарией. Нужна и торговля, а не контрабанда, которой занимаются нынче наши негоцианты. А большая торговля даст стимул росту флота. И на том флоте будут морскую науку постигать моряки, мы начнем строить боевые корабли для борьбы со Странствующим королевством. Течение изменилось, война не за горами. И уже в следующем году Странствующее королевство может приблизиться к нам настолько, что войны избежать не удастся. Флот мы построить не успеем, морским наукам людей обучить – тоже. Но мы успеем наладить дружбу с двумя державами – на юге и востоке, а это уже немало.

– Отчего я узнаю об этом только сейчас, Хлодвиг? – Тон королевы выражал беспредельное изумление и недовольство.

– Не хотел долгих споров. Теперь на них есть всего четыре дня.

– Но так поступать неправильно!

– Я король. Делаю что хочу. – Хлодвиг усмехнулся. – И не спорь со мной, женщина. Пожалуйста.

– Ты отправляешь его в совершенно чужой мир…

– Это не Мамонтов остров и не Скифария, с которой мы не так давно воевали. Это древнейшая империя. И с их воинами в последний раз мы скрещивали мечи больше ста лет назад.

– Но иные нравы…

– Он уже не мальчик, и ему пора бы свой, – король сделал упор на последнем слове, – нрав обуздать.

– А тропические болезни, о них ты подумал?

– Подумал, но у блудниц в тупике Роз он может подцепить и чего похуже. И довольно. Я, кажется, сказал, чтобы ты более не спорила со мной. – Король взглянул на супругу. – Когда он вернется возмужавшим и поумневшим, ты только благодарить меня будешь.

– И на сколько? На какой срок ты меня отсылаешь туда, отец? – растерянно спросил Леон.

– Если ты оправдаешь мои чаяния, то уже через два года я пришлю тебе замену.

– Два года?! – воскликнул принц, поднявшись.

– Но если ты меня разочаруешь, то можешь там и состариться. – Хлодвиг строго взглянул на сына.

Тот некоторое время стоял молча, бросая растерянные взгляды на всех сотрапезников. Затем покачал головой:

– Благодарю за чудесный ужин. Но что-то аппетит у меня пропал совершенно.

Сказав это, он резко развернулся и пошел прочь.

– Ты доволен? – прошипела Анриетта, когда Леон удалился, хлопнув дверью.

– Задай мне этот вопрос через два года.

– Государь, могу я молвить слово? – спросил Вэйлорд.

– Попробуй. – Хлодвиг пожал плечами, возвращаясь к еде.

– Дозволь мне отправиться с ним вторым охранителем. Кристан Брекенридж молод и малоопытен. Сир Харольд Нордвуд хороший воин и достойный рыцарь, однако не из лучших бойцов. И тебе, и королеве будет спокойнее при мысли, что рядом с принцем я. Ведь ты же сказал, что сопровождающих должно быть трое.

– Так я сказал. – Хлодвиг медленно кивнул. – Но не ты один умеешь держать меч и метать топоры. А ты мне нужен здесь. Или позабыл уже? Твое место у трона!

– Да, но…

– Волк! Ты слово молвил, я дал ответ. И покончим с этим.

* * *

Вдоль малого дворцового парка, где иногда тренировались рекруты гвардии, росли тисы – еще молодые, даже юные по меркам этой долговечной породы: им было всего по три сотни лет. Они не доросли до покоев Нэйроса Вэйлорда, и луна беспрепятственно заглядывала в его окна на третьем этаже.

Сегодня полнолуние. В такие ночи Вэйлорда всегда мучила бессонница. Со временем он научился извлекать из нее пользу: расположившись на подоконнике, он сейчас старательно приводил в порядок свой треугольный щит. Для начала надо было натереть стальную окантовку с островерхими клепками. Кое-где стала проступать ржавчина, и Вэйлорд старательно полировал сталь жесткой тряпицей с мелким песком. Затем обычным сукном убирал возникавшую при полировке пыль, потом натирал куском войлока, зализывая царапины и придавая блеск. Дальше на очереди было черное поле щита, в центре которого красовался большой белый отпечаток волчьей лапы. Таков был незамысловатый герб лорда Вэйлорда, первого в своей династии, бывшего кузнеца и оруженосца принца Хлодвига Эверрета.

Щит он изготовил сам, сам и нанес выбранную эмблему. Местами краска уже облупилась, и Вэйлорд водил ножом по щиту, сдирая хлопья. Затем протирал уксусом, обезжиривая поверхность под новую покраску. Его труды освещали полная луна и пара лампад на тумбе. Из окна этажом выше доносилось мягкое и ласковое звучание флейты – там жила принцесса Элисса. Отчего-то ей тоже не спалось сегодня. Возможно, после отвергнутого сватовства у нее вышел неприятный разговор с королевой, и теперь юная дева пытается унять расстройство. «Не смотри в мои очи, Нэй! Они раздражены от ярких бликов Слезной бухты!» – так она сказала ему сегодня днем. И вот теперь он трудился над своим щитом, при свете полной луны слушая игру принцессы. Это так успокаивало после всех тревог минувшего дня: встреча скифариев, неприятный разговор за ужином… Последнее, пожалуй, хуже всего. И дело было не в беспечности принца или перебранке царственной четы, свидетелем которой он поневоле стал. Сир Нэйрос Вэйлорд уже много лет старательно уклонялся от встреч с королевой. При его положении они были почти неизбежны, но черный лорд стремился свести их к минимуму.