Текст книги "Хит сезона (сборник)"

Глава 6

Едва я вышла из кабинета, Рыжий приложил к моему лицу чем-то смоченную тряпку, перед глазами у меня поплыли круги, пол ушел из-под ног, и я потеряла сознание.

Через мгновение, как мне показалось, мне поднесли к ноздрям что-то очень резко пахнущее, от чего я задергала головой и открыла глаза.

– Смотри внимательно! – приказал мне Рыжий. – Узнаешь, кто это?

Сквозь мутную пелену я различила, что две «шестерки», Саша и Виталя, держат прямо передо мной за руки стоящего на коленях Ромку.

– Рома! – крикнула я и попыталась вскочить.

Но Рыжий был наготове. Он схватил меня за шею и вновь прижал к лицу тряпку, смоченную эфиром. Я опять отключилась.

Очнулась я в центре Тарасова, сидя на лавочке на своем любимом Камышинском бульваре. Я долго не могла сообразить, что я тут делаю, и с недоумением смотрела на идущих мимо прохожих.

На улице было темно, и это совсем сбивало меня с толку. С трудом сообразив, что сейчас вечер, я начала постепенно восстанавливать в памяти события прошедшего дня и вдруг вспомнила все сразу.

«Ромка!» – мелькнуло у меня в голове, и, прежде чем я поняла, что делаю, я уже бежала к его дому, привлекая к себе внимание прохожих, на что мне было совершенно наплевать. Ромка был в опасности, и это было сейчас важнее всего!

Дверь в Ромкину квартиру была не заперта, и это открытие убило меня окончательно, потому что я вспомнила, что Рыжий приказывал мне смотреть на стоящего передо мной на коленях Ромку, а его держали за руки два парня в черных куртках. Ромка был в руках Митрофановой!

Я вбежала в прихожую, и сразу же мне в глаза бросились следы борьбы – вешалка с одеждой на полу, оторванный от рубашки рукав, разбитое зеркало на стене.

Я подобрала рукав, прижала его к груди и прошла на кухню. Сев на табурет, я огляделась и только тут увидела, что за столом сидят Виктор с Эдуардом и молча смотрят на меня.

– Ну что за истерика, Оля! – сказал Эдик. – Возьми себя в руки.

Виктор жестом остановил его и, подойдя ко мне, прижал мою голову к себе и осторожно погладил. Я разрыдалась и только теперь заметила, что без конца повторяю одно и то же: «Рома! Ромочка! Мальчик мой! Рома! Ромочка! Мальчик…»

– Мы его вытащим обязательно! – сказал Виктор. – Поверь мне, Ольга! Клянусь Мариной!

То ли удивленная, то ли обрадованная, сама не могла понять, я с надеждой посмотрела на него.

– Вытащите, Витя? Правда? – спросила я.

Он не отвел взгляда, и я ему поверила. Сразу стало легче, хотя боль от сознания, что Рома в руках у Митрофановой, не проходила.

– Что здесь произошло? – спросил Эдик, видя, что я немного успокоилась. – Мы вошли минут десять назад и, честно говоря, не знали, что и думать.

– Вы сумели найти что-нибудь на жену Митрофанова? – спросила я взволнованно.

– Ну, кое-что о ней мы и до того знали, – усмехнулся Эдик. – Нужно было только немного обновить устаревшую информацию.

– Нам надо знать все ее квартиры и дачи! – заявила я. – Ромку могут держать на любой из них.

– Не проблема, – ответил Виктор в своем обычном лапидарном стиле.

– Знаем! – кивнул головой Эдик. – Я уже расставил своих ребят приглядывать и за обеими дачами, и за тремя квартирами, и за коттеджем в Миллионеровке…

– Ни в коем случае нельзя сейчас проявлять хоть какую-то активность! – в панике замахала я отчаянно руками.

– Почему? – в один голос воскликнули оба «афганца».

Я сбивчиво, но вполне внятно пересказала им, как в квартиру ворвался Рыжий, как он увез меня, как мне угрожала Митрофанова, и главное – рассказала о ее угрозе в адрес Ромки.

– Если я только попытаюсь сделать против Митрофановой хоть один шаг, она обещала Ромку придушить! – Я опять готова была разрыдаться.

– Да, ситуация, – почесал в затылке Эдик. – Тут напролом идти нельзя, убьют пацана.

Я услышала в его голосе искреннюю заботу о Ромке и, чуть успокоившись, судорожно вздохнула.

– Значит, так! – сказал Эдик, по привычке беря на себя функции командира, и я с радостью уступила ему право принимать решения, которое обычно принадлежало мне, потому что никто, кроме Эдика, и не пытался оспаривать у меня это право. – Делаем пока только то, что никак не укажет на твою активность Митрофановой. У нас три задачи. Первая – позаботиться о Салько прежде, чем он позаботится о себе сам и, не дай бог, исчезнет и из нашего поля зрения, и из-под надзора его столь талантливой в интригах супруги. Вторая – доказать, что ты не убивала эту балерину, ну, Ельницкую, что ли. И третья – вытащить Ромку.

– Это – первая! – перебила я его.

– Нет, Оля! – возразил он спокойно. – Мне тоже хочется побыстрее помочь ни в чем не виноватому пацану. Но если мы сейчас с этого начнем, Митрофанова объявит нам войну, и неизвестно еще, чем эта война кончится. Она выдвинула свои условия – значит, ты должна делать вид, что выполняешь их. Пока она в это будет верить, пацана не тронет. А мы тем временем постараемся вытащить козыри из ее колоды…

– И что же нам делать? – спросила я.

– Прежде всего – сдать Салько Свиридову, – сказал Эдик. – А жена убитого им пожарника, пока она над собой чего-нибудь не натворила, должна дать показания. Сама понимаешь, это сделать можешь только ты. Нам к Свиридову путь заказан. У нас с ним слишком разные представления о методах установления справедливости и порядка. И мы для него – такие же преступники, как и те, против кого боремся мы. Или почти такие же. Но для суда это роли играть не будет. Поэтому садись и звони Свиридову прямо сейчас. Хотя стой! Отсюда нельзя! Он же и тебя арестует за это убийство, которое ты якобы совершила. Ладно, сейчас пойдете с Виктором на улицу, выберете автомат поспокойнее, оттуда и позвоните. Только не долго, а то накроют. Ты, Виктор, останешься с ней. Неизвестно, что еще взбредет в голову этой Митрофановой. На всякий случай, чтобы накладок впредь не было, одну ее больше не оставляй. Мало ли что! Я свяжусь со своими. Будем охотиться за Рыжим.

– Зачем? – забеспокоилась я. – Ведь Митрофанова предупредила…

– Ты что же, думаешь, что, кроме тебя, некому Рыжему счет предъявить? – засмеялся Эдик. – Ну у тебя и самомнение. Да ему пол-Тарасова рады были бы башку оторвать. Да не могут, не получается.

Он усмехнулся.

– А у нас получится. Но башку отрывать не будем, а поговорим с ним по душам, попросим рассказать, как он в костюмчике Мефистофеля гастролировал.

– Он не скажет ничего, – сказала я, вспомнив Рыжего.

– Скажет, – спокойно и уверенно произнес Эдик, и у меня мурашки по спине пробежали от его слов, потому что мне однажды пришлось смотреть, как он разговаривает с бандитами «по душам».

– Все! – сказал Эдик, поднимая обе руки и прекращая дискуссию. – Встречаемся здесь же.

Мы с Виктором разыскали подходящий телефон-автомат за пять кварталов от Роминой квартиры – он стоял на открытом перекрестке пешеходных улиц, которые просматривались далеко в каждую сторону. Ни подъехать неожиданно, ни подбежать к нам незаметно было невозможно. К тому же Виктор был начеку, а его афганскому опыту я доверяла, можно сказать, слепо. Мне приходилось видеть его в деле, и это было лучшей его рекомендацией в моих глазах.

К генералу Свиридову мне пришлось пробиваться довольно долго. Меня отфутболивали от одного заместителя к другому, а их у генерала насчитывалось, оказывается, около десятка, и, только истратив кучу жетонов и нервов, я услышала наконец в трубке знакомый, всегда дежурно-веселый голос милицейского генерала:

– Алло! Ну, кто это такой настойчивый, что все мои заместители уже от него стонут?

– Георгий Петрович! – воскликнула я. – Это Бойкова. У меня к вам разговор есть!

Я услышала, что генерал как-то подавился готовыми вылететь из него словами, и отчетливо представила, как он машет кому-то руками: «Засекайте! Засекайте скорее, откуда говорит!»

– Вы напрасно там гоняете своих, Георгий Петрович! – сказала я. – Я тут дольше двух минут торчать не буду. А за это время вы меня не найдете.

– Конечно, что такое две минуты, вот если бы… – начал генерал.

Я сразу поняла, что генерал уже понес ахинею, лишь бы время затянуть и заставить меня лопухнуться. Мужик он, по-моему, хороший, но туповатый.

– Молчите и слушайте меня! – скомандовала я ему. – Или я положу трубку.

– Слушаю! – тут же испугался он и замолчал.

– Я вам тут помогла немного, – сказала я. – Пожарника в театре убил заслуженный артист Арнольд Салько, он же Алексей Васильевич Митрофанов. Впрочем, он и сволочь заслуженная.

– Но, Оля! – перебил меня Свиридов. – Это же чушь. Салько в момент убийства пожарника был на сцене, играл в спектакле.

– Да не был он на сцене! – воскликнула я. – Он вообще неизвестно где был. Пока неизвестно. А на сцене сам пожарник и был в гриме. А если вы поговорите с режиссером, вы поймете, что это вполне возможная вещь, а не мои фантазии. А жена пожарника подтвердит. Вернее, теперь уже не жена – вдова. Он ей позвонил домой и сообщил, что на сцену выходит вместо Салько. Она прибежала смотреть… Я ее последний раз в морге видела, вчера. И поторопитесь, пожалуйста, у нее, по-моему, суицидальное настроение.

– Время! – шепнул мне в ухо Виктор.

– Какое настроение? – переспросил Свиридов.

– Повеситься она хочет! Вот какое! – крикнула я ему на прощание и повесила трубку.

Мы успели отойти на полквартала от телефона, как вдруг Виктор сгреб меня в охапку, повернул к себе лицом, надвинулся на меня, как коршун на куропатку, и принялся целовать. Прямо в губы. Я до того растерялась, что даже не сопротивлялась.

Секунд через двадцать он от меня оторвался, все так же неожиданно схватил меня за руку и потащил в какую-то подворотню. Краем глаза я успела заметить, что по улице медленно ползет милицейская «канарейка».

Подворотня оказалась проходным двором. Мы вышли на другую улицу, Виктор остановился, вновь повернул меня к себе, посмотрел в глаза и сказал:

– Не рассказывай!

– Кому? – удивилась я.

– Марине!

– Ладно! – сказала я. – Забыли!

Больше по дороге в нашу «штаб-квартиру» с нами никаких приключений не случилось.

На меня опять навалились мысли о Ромке, мне постоянно казалось, что Митрофанова меня обманула и Ромки уже нет в живых. Я пыталась успокаивать себя, но у меня ничего не выходило, а потом я нашла способ справляться со своими нервами.

Стоило на меня наползти отчаянию, как я поворачивалась к Виктору и смотрела на его спокойную и уверенную фигуру. От этого мне становилось немного легче, и я начинала думать, что все в конце концов обойдется. Негативы со снимками момента убийства я приготовила и держала на всякий случай при себе, готовая отдать их, если появится Рыжий. Но Рыжий так и не пришел, и это меня даже удивило.

Эдика тоже не было. Но через два часа, за которые я вся измучилась ожиданием и вынужденным бездействием, он позвонил и сказал коротко:

– Приезжайте с Виктором в Зоналку. Мне люди нужны. Каждый человек на счету. Иван встретит, проводит.

Виктор не сказал ни слова, когда я ему сообщила о звонке Эдика, просто встал и пошел к двери.

Я уже представила, как долго мы будем ловить машину и уговаривать водителей тащиться с нами в Зоналку, к черту на кулички, откуда им придется наверняка возвращаться порожняком, и мне вновь стало тоскливо. Время-то идет – и идет без всякого толка.

Но у Виктора оказалась припаркована рядом с домом старенькая, но вполне, как выяснилось, быстроходная «Волга». Мы выбрались из города, повторяя путь, который я проделала с Рыжим до Миллионеровки.

Когда мы пролетали по шоссе мимо сверкающих на солнце новенькими блестящими крышами из оцинкованного кровельного железа несуразных, но впечатляющих «дворцов» из белого кирпича и я увидела трехэтажный коттедж, в котором разговаривала с Митрофановой, сердце у меня сжалось, и я подумала, что, может быть, именно здесь сидит Ромка в каком-нибудь подвале, а может быть, даже эти двое ублюдков, Саша и Виталик, издеваются сейчас над ним. А я проезжаю мимо и даже не могу ему помочь!

До Зоналки оказалось не так уж далеко от Миллионеровки, и это зародило во мне надежду, что, разобравшись в Зоналке, Эдик вернется чуть ближе к городу и займется коттеджем.

У очередного поворота Виктор притормозил и свернул с шоссе направо, в сторону Волги, на узкую асфальтированную дорогу между двумя рядами лесополос. За деревьями справа и слева замелькали внушительные двух– и даже трехэтажные дачи, хотя до миллионеровских домов им, конечно, было далеко.

Зоналка – насколько я знакома была с окрестностями Тарасова – маленькая деревушка, а тут – дачи.

– Почему ты сюда свернул? – спросила я Виктора. – Ты уверен, что нам сюда нужно?

Он молча кивнул.

– А я не уверена! – возразила я.

– Знак на шоссе, – ответил Виктор. – Иван оставил.

– Какой знак? – не поверила я ему. – Я ничего не видела.

– Камни, – сказал Виктор и без всякой видимой для меня причины свернул на развилке, где узкая дорога разделялась на три еще более узкие, на правую.

– Опять знак? – спросила я.

Виктор кивнул головой. Мне оставалось только вздохнуть и поверить ему, что я и сделала.

Поэтому я совсем не удивилась, когда неожиданно рядом с дорогой выросла коренастая фигура Ивана, с которым я уже была знакома.

– Привет! – сказал Иван. – Вас ждем. Кольцо надо замкнуть вокруг дачки. Местность хреновая – овраг, народа не хватает.

Он вручил мне пистолет и предупредил, чтобы пользовалась им только в крайнем случае. Если Рыжий прямо на меня выйдет.

– Рыжий? – воскликнула я. – Рыжего будем сейчас брать?

– Его Эдик брать будет, – поправил меня Иван. – Мы только страхуем.

– Как твое плечо? – вспомнила я, что Иван был ранен, когда я его видела последний раз и даже оказывала ему помощь.

– Забыл уже про него! – улыбнулся Иван. – Пошли, ждут нас…

Он круто свернул с дороги и пропал где-то внизу. Мы с Виктором последовали за ним и оказались на склоне довольно глубокого оврага.

Иван шел без особых мер предосторожности, поэтому я не чувствовала пока опасности.

– Вон та дача! – показал рукой Иван на небольшой мысок в устье оврага. – Ни с какой стороны не подойдешь, только сверху. Эдик там.

Я присмотрелась к темной полоске зелени между песчаным мысом и высоким береговым склоном, сплошь заросшим деревьями и кустарником.

На самой границе песка и леса стояло ветхое одноэтажное строение необычной архитектуры. От слегка приподнятой центральной части дачки в обе стороны расходились чуть пологие два крыла, и я никак не могла сообразить, что же это мне напоминает.

«Да это же дворец в миниатюре! – вдруг поняла я. – Ну точно, я где-то видела такой же, только большой».

Фасад деревянного мини-дворца выходил на основание песчаной косы и смотрел не на саму Волгу, а на небольшой заливчик, образовавшийся между косой и берегом. Небольшая узкая веранда, окаймлявшая всю дачу, была обнесена невысокими перилами с фигурными балясинами.

В средней части веранда расширялась и вытягивалась вперед, к воде, образуя нечто вроде свайного настила, нависающего над водой.

В общем, строил эту дачу человек со вкусом, хотя, судя повсему, было это очень давно – дерево наружных стен потемнело от дождей, краска облупилась, и местами на стенах зияли безобразные темные пятна – то ли грибок, то ли еще какая-нибудь древесная гниль.

Видно, нынешнему хозяину не до дачи было и не появлялся он на ней годами.

– Выглядит пустой… – заметила я, когда мы остановились и пристроились за последним рядом кустов на противоположном от дачи краю песчаной косы – дальше все просматривалось как на ладони.

– Да она и была пустая еще вчера, – усмехнулся Иван. – Дача в здешних краях известная. Здесь писатель жил тарасовский, Григорий Петрович, про казаков все писал да про волгарей. Дачу ему архитектор строил, из Питера. Копия, говорят, с дворца какого-то… А как помер писатель лет пять назад, так никто и не живет. Наследники в Москве, а из местных никто дачку не трогает. Уважали они Григория Петровича. Вот здесь они и засели вчера…

– Кто они? – спросила я. – Рыжий там не один?

Иван смутился почему-то.

– Да не один… – пробормотал он.

– Сколько их? – спросила я опять, не понимая, почему я вынуждена вести этот допрос.

– Трое, – сказал Иван и отвернулся, давая мне понять, что разговаривать больше не будет.

– Ваня, – произнес вдруг Виктор. – Нельзя так. Надо сказать.

– Что сказать? – буркнул Иван.

– Сам знаешь, – ответил Виктор.

– О чем вы, ребята? – спросила я, недоуменно глядя то на одного, то на другого.

– Эдик сказал – не говорить! – отрезал Иван, не обращая на мой вопрос никакого внимания.

– Неправильно это, – заявил Виктор и замолчал, не желая оспаривать авторитет командира.

Я только собралась на них напуститься, чтобы не играли втемную со мной, как со стороны горы раздался крик сойки.

Иван тут же прикрыл мне рот ладонью и показал глазами на пистолет. Я поняла, что крик сойки был сигналом о начале операции.

Мы замерли и долго вслушивались в нависшую над песчаным мысом тишину, которую нарушали только шелест тихо набегавших на песок волн и отдаленные крики чаек. Рыжий, возможно, уже знал, что его окружили, и теперь ищет способ вырваться из этой ловушки.

Внезапно раздалась автоматная очередь, затем глухой взрыв, и левое крыло дачки взлетело на воздух, рассыпавшись дождем деревянных обломков. Я успела заметить, что в воздухе мелькнуло тело человека.

Автомат умолк, зато послышались пистолетные выстрелы. Стреляли только из одного пистолета – это было слышно по тону выстрелов.

Причем стрельба была какая-то неуверенная, судорожная, и я поняла, что стреляет не Эдик. Эдик просто не мог так стрелять. Его пистолет молчал.

– Почему он не стреляет? – спросила я встревоженно.

– Почему, почему! – проворчал Иван раздраженно, но на мой вопрос не ответил.

Стрельба на какое-то время прекратилась, и неожиданно для всех нас из-под дощатого настила, выступающего над водой, выскочил небольшой юркий катерок и, заложив узкую петлю по заливчику, пошел в сторону противоположного берега Волги. В катерке сидели двое.

Рядом. Потому что их руки были сцеплены наручниками. Один из них был Рыжий, он пригнулся над рулем и смотрел вперед.

Вторым был Ромка!

Он дергал за руку Рыжего, мешая вести катер, пока не получил от того затрещину.

Тогда Ромка развернулся всем телом назад и стал смотреть на берег, куда огромными скачками выбегал по дощатому настилу из горящей дачи Эдик, на нас с Виктором, выскакивающих из-за кустов и несущихся что есть мочи к воде, на Ивана, который бросился зачем-то в сторону – я не поняла.

– Рома! – кричала я, тоже не понимая, что и зачем делаю. – Рома! Эдик уже стоял на песке, широко расставив ноги, и, двумя руками держа пистолет, целился в ровно идущий по воде и на глазах уменьшающийся катер.

Мы с Виктором подбежали и встали рядом с Эдиком, тяжело дыша.

– Две моторки! Быстро! – спокойно скомандовал Эдик, продолжая целиться в уходящую с каждой секундой все дальше моторку.

Наконец он опустил пистолет, поняв, что на таком расстоянии он не может гарантировать, что попадет в Рыжего, не зацепив при этом Ромку.

Эдик побежал вправо по песчаному берегу туда, где Иван заводил «реквизированную» на соседней даче моторную лодку. Я еле успела заскочить в моторку, когда она трогалась от берега. Виктор влетел в лодку уже после меня.

– Мы их не догоним! – вырвалось у меня.

– Догоним! – уверенно сказал Эдик.

Иван промолчал. Когда командир говорит: «Догоним!» – стоит ли высказывать в этом сомнения?

Катер с Рыжим и Ромкой уходил все дальше от нас, и вместе с ним уходили мои надежды, что мне удастся еще когда-нибудь увидеть Ромку живым…

Но катер вдруг начал понемногу замедлять ход, это было видно по тому, как быстро сокращалось расстояние между ним и нашей моторкой.

Эдик кивнул на катер и сказал:

– Воды набрали, я им корпус еще там, на даче, продырявил немного ломиком. Потонуть не потонут, а скорость потеряют.

Катер развернулся, и я поняла, что Рыжий рассчитывает добраться до небольшого поросшего деревьями островка – первого из зеленого архипелага, застрявшего посредине Волги.

На островке спрятаться было негде, на нем даже кустов не было, только группа высоких деревьев с голыми стволами. Островок просматривался насквозь, и Эдик усмехнулся, увидев маневр Рыжего.

Тот явно рассчитывал на возможность вброд перейти на соседний большой остров, где можно было и затеряться, и моторку раздобыть у какого-нибудь рыбака, которых наверняка там было немало.

Эдик встал и замахал руками. Я оглянулась и увидела, что нас догоняет еще одна моторка, которой Эдик и подавал сигналы.

Эдик сел опять, а вторая моторка слегка развернулась и стала подходить к островку по широкой дуге, рассчитывая в скором времени оказаться в проливчике между ним и большим островом.

Видел ли этот маневр Рыжий, я судить не могу, но он не изменил своих намерений. Мы отставали от него уже всего только метров на сто.

Катерок с разбега ткнулся в песок, Рыжий выскочил из него и потащил за собой Ромку как на веревке. Тот часто спотыкался, иногда падал, но тут же вскакивал и бежал за Рыжим, изо всех сил стараясь, как я поняла, мешать ему, как только мог.

Рыжий направлялся к большому острову.

Иван повернул немного лодку вдоль берега, и за счет этого мы сильно сократили разрыв между Рыжим и нами. Метров за пять до берега Эдик крикнул:

– Иван – в лодке, остальные – со мной!

И соскочил из лодки в воду. Я дождалась, пока моторка коснется песка, и мощный толчок вперед буквально снес меня на берег.

Я перевернулась через голову, но тут же вскочила и, на ходу отплевываясь от набившегося в рот песка, устремилась за Эдиком.

Рыжего мы догнали сразу за деревьями, где начинался залитый водой зеленый густой заросший луг. Бежать по нему было невозможно.

Поняв, что уйти не удастся и что он фактически окружен, Рыжий круто развернулся, левой рукой обхватил Ромку и загородился им от выстрелов, а правой приставил пистолет к его голове.

– Ну вы, козлы! – крикнул он в нашу сторону. – Еще шаг, и я щенка вашего застрелю!

Мы остановились все и сразу. Никто Ромкиной жизнью рисковать не хотел. Я видела Ромкино лицо. Оно вовсе не было испуганным.

Ромка смотрел на нас с надеждой, и в его глазах не было ожидания смерти.

Мне стало совсем плохо, я села прямо в мокрую траву под ногами, в болото, и закрыла глаза, не желая видеть конец этой трагедии.

– Встань, Оля! – прошептал мне стоящий рядом Виктор. – Не позорь пацана!

Я посмотрела на Ромку и увидела в его глазах испуг. Ему страшно было видеть меня бессильной, беспомощной.

Я поднялась с травы, взяла пистолет в обе руки и тоже наставила его на Рыжего, как и Виктор с Эдиком.

– Только не стреляй! – прошептал опять Виктор.

– Сдавайся, Рыжий! – крикнул Эдик. – Тебе все равно отсюда не выбраться!

– Лодку! – заорал Рыжий, и я видела, как поморщился Рома от его крика. – Лодку, или я сейчас вышибу ему мозги!

Эдик с Виктором застыли, не зная, что предпринять. Стрелять не мог ни тот, ни другой: Рыжий держал Ромку слишком близко к себе. Можно было вместо Рыжего запросто подстрелить мальчишку. К тому же Рыжий плотно прижимал ствол своего пистолета к Ромкиному виску и в любую минуту мог выстрелить.

Бросить оружие в надежде на то, что Рыжий уберется с острова и никого не тронет, было слишком наивно. Рыжий обязательно всех нас перестреляет как куропаток. Я опять впала в панику, но на землю уже не садилась.

Вдруг Ромка сделал какое-то странное движение ногой, дернулся, и Рыжий застыл с исказившимся лицом. Его правая рука немного отошла от Ромкиного виска, сам он слегка отклонился в сторону. Или это Ромка от него отклонился? Все это длилось доли секунды, но Эдик выстрелил в то же мгновение.

Рука Рыжего дрогнула, пистолет из нее выпал, он закричал.

А Ромка пошатнулся и упал в мокрую траву, увлекая за собой Рыжего!

– Ты убил его! – завопила я, устремляясь к Ромке.

– Да нет же! – услышала я за спиной смех Эдика. – Это его пистолетом по голове шандарахнуло.

Я подбежала к лежащему в воде и траве Ромке, подняла его голову и, не обращая внимания ни на Рыжего, ни на ребят, которые уже снимали с Ромкиной руки наручники, зашептала, стирая кровь с его виска:

– Ты жив, малыш! Бог мой, ты жив! Рома! Мальчик мой! Слава богу, ты жив!

– Да жив я, жив! – пробормотал смущенно Ромка. – Чего ты, Оль? Перестань!

Меня затрясло крупной дрожью, и я уткнулась в его плечо. Я плакала, но мне было уже спокойно, и уверенность с каждой секундой возвращалась ко мне.

Эдик стоял над лежащим в мокрой траве Рыжим.

– Вставай! – приказал ему Эдик.

Рыжий поднялся, глядя на него исподлобья.

– Отойдем, приятель, – кивнул Эдик на небольшую рощицу невдалеке. – Потолкуем…

Но Рыжий, видимо, был наслышан о том, как толкует с подобными ему командир – по определению самих бандитов – «афганцев»-беспредельщиков.

– Не надо! – сказал он. – Все сделаю, что скажешь. Без всякого разговора. Все скажу и все подпишу! Не надо!

Эдик смотрел на него с явным сожалением. Ему, по-моему, очень хотелось «потолковать» с Рыжим.

– В лодку! – сказал он.

Пока мы шли по залитому водой болотистому лугу, пока пробирались между деревьями и, увязая в песке, брели к моторке, на которой нас ждал Иван, я совсем уже пришла в себя. Настолько, что, перестав бояться за Ромку, начала думать о том, что делать дальше.

Рыжего Эдик посадил на нос и сел рядом с пистолетом в руке. Я подумала, не слишком ли беспечен Эдик, рассеянно поглядывающий по сторонам и на Рыжего почти не обращающий внимания?

Но очень скоро я убедилась, что Эдик далеко не так беспечен, как мне показалось. Когда наша моторка уже подходила к тарасовскому берегу и мы прошли рядом со стоящим на якоре «Прогрессом», на котором загорал его владелец, Рыжий внезапно оттолкнул сидящего рядом Эдика и прыгнул в воду. Расчет его был прост: доплыть до «Прогресса», сбросить в воду хозяина, на более быстроходном катере попытаться оторваться от нас и высадиться на тарасовском берегу. А уж там скрыться гораздо проще, чем посередине Волги.

Но Эдик словно ждал этого прыжка Рыжего. Потом, вспоминая этот эпизод, я поняла, что Эдик не только ждал этого прыжка, он и сам спровоцировал Рыжего на эту попытку побега, демонстрируя ему свою рассеянность и беспечность. Рыжий поверил и прыгнул в воду.

Эдик даже не пошатнулся от толчка Рыжего, но прыгнуть ему разрешил. Не в его правилах было оставлять врага несломленным.

Он должен был растоптать противника, уничтожить его последние силы к сопротивлению, лишить его воли. И действовал всегда по принципу: ничто так сильно не развито в нормальном человеке, как инстинкт самосохранения. И если его поставить перед лицом смерти, человек согласится на все, лишь бы ее избежать. Не знаю, может быть, он и прав.

Эдик спокойно смотрел, как Рыжий лихорадочно плывет к катеру, который был от него метрах в двадцати. Потом спокойно поднял пистолет и выстрелил в сторону «Прогресса». Я услышала, как пуля чиркнула по металлическому корпусу и ушла в воду.

Мужчина, загоравший на катере, подскочил как ужаленный. Он, вероятно, был наслышан о разных историях на Волге, кончавшихся исчезновением людей, пропажей лодок, перестрелками и убийствами. Его «Прогресс» взревел и уже через пять секунд мчался в сторону тарасовского моста через Волгу, где река была гораздо более оживленной, чем здесь.

Рыжий, поняв, что катер ушел вместе с его надеждой на бегство, растерянно закрутился в воде на одном месте. Он прекрасно понимал, что шансов доплыть до берега и уйти от нас у него нет.

Оставалось только вернуться в нашу моторку, но Эдик не собирался, оказывается, так просто завершать эту историю с неудавшимся побегом.

– Иван, канистру! – приказал он.

Иван передал ему канистру с бензином. Я заметила, что на носу лодки стоят еще две большие канистры. Но не понимала еще, что задумал Эдик.

– Вокруг него, медленно! – приказал Эдик, и Иван, заложив руль вправо, повел моторку по кругу, оставляя Рыжего в центре.

Эдуард спокойно лил в Волгу бензин из канистры. В воздухе стоял резкий запах, а по едва колышащейся волжской воде расплывались радужные блики. Вылив одну канистру, Эдуард взялся за вторую.

– Что ты хочешь делать, Эдик? – спросила я не очень уверенно, поскольку Эдик все еще оставался командиром нашей временно объединившейся группы.

Эдик даже не обратил внимания на мой вопрос. Он вылил еще одну канистру.

Рыжий смотрел на него с ужасом, но не делал попыток вырваться, уплыть за пределы бензинового кольца. Подождав, когда канистра отплыла метров на десять от моторки и оказалась к Рыжему ближе, чем к нам, Эдик спокойно выстрелил в воду из ракетницы.

За мгновение до ослепительной вспышки, опалившей лицо волной жара, я увидела, как ныряет Рыжий, рассчитывая найти спасение под водой.

Но бензин горел большим костром, слегка сдвигающимся по течению, и Рыжему приходилось выныривать еще несколько раз внутри этого кольца. Его голова оказывалась в центре горящей бензиновой лужи, и мне казалось, что он уж и не выберется из этого плавучего костра.

Я посмотрела на Ромку. Он был явно испуган происходящим.

Остатки бензина прогорали на воде. Бензин горел клочками, лужицами, которые становились все меньше и гасли, превращаясь в точки.

Рыжий появился немного сбоку от нас после очередного нырка. Очевидно, когда он выныривал среди горящего бензина, ему не всегда удавалось вдохнуть воздух, потому что стоило ему показаться на поверхности, как он принялся неистово кашлять, не в силах даже отгрести чуть дальше от бензинового пятна на воде.

Эдик приказал Ивану подойти ближе к нему и багром подогнал бандита к лодке. Когда он зацеплял его руку наручником и пристегивал Рыжего к поручню на борту лодки, я увидела его побелевшее лицо, вытаращенные, вылезавшие из орбит глаза и судорожно раскрывающийся рот, хватающий воздух.

– К берегу! – приказал Эдик Ивану, и лодка пошла к песчаной косе, волоча по воде за собой Рыжего.

Когда мы причалили и Эдик отстегнул Рыжего от лодки, тот уже пришел в себя и попытался встать на мелководье. Но дрожащие ноги подогнулись, и он опять упал в воду. Тогда он пополз по дну, задирая над водой голову, словно большая черепаха, выбрался наполовину из воды и упал грудью на песок. Его начало рвать водой.

Эдик подошел к нему и, взяв за ворот рубашки, легко приподнял.

– Ты еще помнишь, где тебя ждет твоя любовница? – спросил Эдик. – Или тебя искупать еще раз?

Рыжий сначала отрицательно замотал головой, потом, побоявшись, что его поймут неправильно и вновь потащат в воде за лодкой, закивал утвердительно.

– Адрес! – потребовал Эдик.

Рыжий что-то забормотал, и Эдик наклонился к нему поближе, чтобы лучше слышать.

Сверху, с обрыва, донесся отдаленный свист. Зацепив Рыжего под мышки, Эдик и Иван побежали к оврагу. Виктор махнул нам с Ромкой рукой, и мы тоже пустились за ними.

– Нашумели мы тут здорово! – возбужденно крикнул на бегу Эдик. – Менты явились. Надо уходить. Тут как в ловушке. Дорога – одна.