Текст книги "Ментальные болезни – это не стыдно. Книга о том, как справиться с недугом близкого и не потерять себя"

Глава 3
Услышать голос друга. Хранители молчания

В семьях, которые отличаются от общепринятых норм, существует негласный запрет на раскрытие тайн. Семнадцатилетняя Зинаида держала в секрете от всех своих друзей и знакомых заболевание сестры. Та была старше на два года. Ее назвали в честь матери – Любовь. Родители говорили, что в семье после ее рождения любви стало вдвое больше: одна зрелая, другая юная – Любавушка. Но после нервного потрясения, связанного с насилием, хрупкая психика Любавушки надломилась и так и не восстановилась. В девятнадцать лет ей дали инвалидность.

Зина уехала учиться в город, подальше от односельчан, которые каждый день встречали Любаву на улицах и видели, как она себя ведет, что говорит, во что одета. Младшей сестре было безумно стыдно за старшую, но еще сильнее она страдала оттого, что предала ее своим стыдом. Рядом не было никого, кто поддержал бы Зину. Мама отдалилась от обеих дочерей, пытаясь осмыслить происходящее. Расстройства психики в деревне, где они жили, считались глубоким позором.

Я хорошо знаю хранителей молчания. Иногда мне кажется, что рыцарский орден Тамплиеров или Братство франкмасонов приняли бы их в свой круг без обряда посвящения. Они – те, кто не выдаст секрет. Они не позволят себе при встрече узнать друг друга. Я сама из их числа.

Но если вы думаете, что состояние тревоги и стыда – навсегда, знайте, что это не так. Тягостные чувства могут подкрадываться на цыпочках и превращать жизнь в тоскливое место, или шквалом эмоций сбивать с ног, или вибрировать напряжением в голосе. Но интенсивность этих ощущений непостоянна.

Да, никуда не уйти от того, что близкий, друг или возлюбленный болен. Но поддаться обреченности – не выход из ситуации. Чтобы сбросить напряжение, нам нужно совсем немного.

Нам нужен собеседник.

Тот, кто готов услышать крик, рвущийся из глубины нашего сердца. Тот, кто не испугается нашего бремени. Такой человек найдется, поверьте.

Зачастую на пути встречаются те, кому такая ноша кажется неподъемной. Они вежливо кивают, жалостливо охают и стараются поскорее свернуть разговор. Как будто боятся заразиться. Когда таких людей вокруг много, кажется, что весь этот большой мир не согласен принимать нас с нашими проблемами.

Как мшистый валун перекрывает течение ручья, так останавливается время в непрожитой боли и равнодушии окружающих.

Помните Веронику? Ее внутренняя жизнь остановилась на отметке в шестнадцать лет. Подруги беззаботно щебетали о нарядах на выпускной и знакомились с мальчиками, и вероникина беда проходила мимо них. Они дежурно жалели ее и тут же возвращались к своим делам. Поговорить было не с кем, и девушка поняла: лучше молчать. Делать вид, что ничего не происходит. Огромный валун придавил девичью энергию, время застыло в отсутствии слушателя. Диагноз своей матери она скрывала даже от собственного мужа.

Впервые Вероника рассказала о своей беде в психотерапевтической группе. Озвучила наконец то, что носила в себе целых пятьдесят лет. Она смогла сделать это благодаря атмосфере поддержки и тому, что услышала голоса друзей – тех, кто не будет стыдить, отвергать и, опустив глаза, пытаться быстрее закончить разговор.

Дальше в этой книге я поделюсь с вами тем, как проживать свои чувства, если все внутри сжато в маленький каменный шарик. Тем, что помогало моим клиентам и лично мне. Предложу последовательность действенных и терапевтических шагов. Расскажу, каким образом может раскрыться внутреннее пространство. Ведь если мы будем проживать чувства и ощущать свое «Я», то мы создадим место для себя и для других. И сможем смотреть на мир не сквозь страх, а сквозь свет.

Первый шаг на пути к образованию свободного пространства внутри – вовне найти того, кто сможет услышать вас. Возможно, это будет тот, кто прошел похожий путь. Для этого я и создала в соцсетях хештег #ментальное_расстройство_это_не_стыдно – он поможет вам найти друг друга.

Таких людей – переживших подобное и потому знающих, как поддержать, – называют «ранеными целителями». Каждый из нас, кто прошел той же дорогой и смог трансформировать свою боль в опыт, в той или иной мере целитель.

Когда мы, пусть невнятно и путано, но открываем затаенное, прерываем молчание, связываем кусочки оборванных событий – мы выстраиваем свою биографию.

Зинаида смогла объединить разрозненный опыт своего пути. Она окончила колледж в другом городе и вернулась в родное село. Туда, где все знали ее историю, знали о болезни сестры и откуда она сама сбежала несколько лет назад. Как она решилась вернуться? За время учебы Зина посмотрела на сжатое внутреннее пространство другим, любящим взглядом. Но возник он не сам по себе. Он появился только после того, как другой человек, однокурсник Зины, с состраданием и участием выслушал ее рассказ. Казалось бы – двадцатилетний мальчишка, толком не знающий жизни, а все-таки смог сделать то, чего не удалось ни матери Зины, ни ее окружению. Друг слушал ее без корыстного мотива, без желания научить или дать совет. Он слушал и прерывистую, заикающуюся, порой бессвязную речь, и долгое молчание, и все это – с целью разделить ее боль. В конце он просто сказал, как сильно сочувствует всему, через что ей пришлось пройти. И Зина услышала этот голос, который наконец давал ей право жить с такой личной историей. После окончания учебы однокурсник остался в городе, а Зина приехала обратно. Но теперь она уже не была хранителем тайны. Она могла говорить об этом.

Моя клиентка Вероника, после того как раскрыла свою историю, вместо снисхождения и жалости встретила поддержку и сочувствие. В голосах участников психотерапевтической группы звучали уважение и готовность понять ее боль. По завершении присутствующие делились, что рассказ Вероники позволил им раскрыться так глубоко и искренно, как никогда раньше. Этот опыт помог им стать более чуткими как к другим, так и к себе.

Приходит пора прервать молчание. Быть хранителем тайных историй – не такая уж и привилегия.

Но чтобы заговорить, необходим тот, кто задаст вопрос. Кто не испугается, не отведет взгляда, не переведет тактично тему разговора. Нужен тот, кто готов спросить и выслушать ответ.

Я не подскажу точную формулировку или вариации такого вопроса. Для каждого человека и ситуации он будет разным. Вы сами почувствуете, о чем именно надо спросить, когда увидите в этом необходимость. Неважно, какие слова вы подберете – главное, задайте сам вопрос. Он развяжет узел вечного молчания, и человек наконец-то сможет рассказать о той боли, которую он носит в себе уже много лет.

Средневековый поэт Вольфрам фон Эшенбах рассказывает легенду о незаданном вопросе [4]4
  Парсифаль. Легенды. Хранители святого Грааля / Вольфрам фон Эшенбах. Пер. со средневерхненемецкого Льва Гинзбурга. – М.: Художественная литература, 1974.


[Закрыть]. Он описывает путь юного Парсифаля, чья мать с детства учила его не задавать людям лишних вопросов. После долгих приключений, сражений в турнирах и обретении рыцарства,  Парсифаль встречает Короля-рыбака и получает приглашение посетить его зачарованный замок. На роскошном пиру гости пьют, едят, веселятся. Только Король-рыбак не притрагивается к пище, страдая от проклятья незаживающей раны. Все в замке, кроме самого Персифаля, знают предание: однажды появится юноша и сможет исцелить страдающего короля, случайно задав один правильный вопрос. И в голове Парсифаля возникает тот самый спасительный вопрос, но, помня материнский наказ не быть любопытным, он молчит. К утру гости разъезжаются, сам замок исчезает. А Король-рыбак остается с кровоточащей раной.

Мы часто поступаем как Персифаль: даже если видим, что человеку плохо, разводим руками – мол, в душу ведь не залезешь, зачем бередить рану? И «захочет – сам расскажет». Но нет, сам он не расскажет. Будет молчать, стиснув зубы, но никогда – слышите, никогда! – первым не начнет говорить о том, что его родственник болен. По крайней мере, в нашей культуре.

Участники психотерапевтической группы не постеснялись спросить Веронику о ее кровоточащей ране и сделали то, что не сделал для Короля-рыбака рыцарь Парсифаль. Для Зины подобный вопрос прозвучал от молодого однокурсника. Вы можете задать его тому, кто сейчас рядом с вами. Мы в состоянии быть друг для друга целителями, просто спросив и выслушав ответ.

Задавайте вопрос и себе. Он важен. Не пренебрегайте им. Когда нам тяжело, возможен эффект туннельного мышления [5]5
  Туннельное мышление (туннельное видение) – метафора, которая в психологии используется для обозначения состояния, когда человек, погрузившись в проблему, не видит ничего, кроме нее.


[Закрыть]: мы попадаем в ловушку мозга и неспособны анализировать ситуацию с разных сторон.

Если вы оглядываетесь по сторонам и не видите в данный момент того, кто смог бы услышать вас, идите в соцсети, рассказывайте свою историю и ставьте хештег #ментальные_расстройства_это_не_стыдно.

Ваш опыт будет тем самым голосом друга, который позволит выйти из ловушки стыда. Вы сможете расширить туннельное мышление и переберетесь через ранее неприступный барьер. Чтобы перепрыгнуть его, важно научиться замечать то, что раньше оставалось недоступным вниманию.

Глава 4
Интеграция травматического опыта

Как говорится, страшно не то, что происходит, а то, как потом с этим жить. Для тех, кто столкнулся с ментальным заболеванием близких, эта истина совершенно справедлива. Как жить дальше – после того как твоя мама оказалась в психиатрической клинике? После того как твоего ребенка официально признали «не таким»? После того как тебе пришлось принимать решения, думать за двоих и справляться с таким коктейлем эмоций, что выдержать его порою просто невозможно?

Интегрировать травматический опыт – значит научиться жить с ним. Не пугаясь, не прячась, не зажимаясь. Смеяться, ходить на работу, встречаться с друзьями и не думать каждую минуту о том, что произошло с близким.

Как же можно интегрировать этот опыт? Я расскажу об этом на примере других людей. В конце каждой истории вы найдете методики, которые сможете применить и для исцеления своего состояния.

История № 1. Отказ от взросления

– Я не хочу взрослеть, – медленно, почти по слогам, говорит моя клиентка Анна, – для меня быть взрослой означает страдать.

Она откидывается на спинку кресла, некоторое время молчит, а потом продолжает:

– В детстве я пряталась от всех в бабушкином трехстворчатом шифоньере. Там, внизу, под одеждой, лежали книги. Справочники, русская классика, сказки с иллюстрациями художника Билибина… Больше всего я любила книгу с мифами одного из восточных народов. В каждой сказке герой отправлялся в путь через пустыню, где встречался с дэвами [6]6
  Дэва – в буддийской космологии название для множества разнотипных существ, более сильных, долгоживущих и более удовлетворенных жизнью, чем люди.


[Закрыть], голодал и падал от усталости. Я жалела его. Зачем проходить через испытания? Зачем эти вечные трудности? Почему не может быть так, чтобы сразу: вышел из дома – и вот она, награда?

Ане давно уже за тридцать, но при знакомстве она всем говорит, что ей двадцать два. Когда она была в этом возрасте, у ее бабушки диагностировали болезнь Альцгеймера. Начиналось все с легкой забывчивости. Бабуля тщетно искала очки, уютно устроившиеся на лбу, с трудом узнавала бывших коллег, навещавших ее в юбилей. После спрашивала у внучки: «А кто это приходил?» Появилось безразличие к внешнему виду – она могла весь день проходить в ночной рубашке и в таком же «наряде» отправиться в магазин. Из речи ушли красочные эпитеты и тонкий юмор, зато в поведении нарастали раздражительность, агрессивность, подозрительность. При любой возможности бабушка старалась сбежать из дома. Ане пару раз приходилось давать объявления в городские паблики с пометкой «Пропал человек» и привлекать поисковые отряды.

Болезнь быстро брала свое, и бабушка все меньше становилась похожей на себя прежнюю. Казалось, будто в квартире поселилась агрессивная, хитрая незнакомка. Анна убеждала себя, что должна быть образцовой внучкой. Готовила еду на пару, меняла бабуле памперсы, научилась делать уколы. И почему-то перестала испытывать радость совсем, словно разучилась. Пропали энергия и силы справляться с жизнью. И однажды, в каком-то полузабытьи, Аня устроила бабушку в пансионат для пожилых людей с постоянным проживанием, а после ни разу не навестила ее. Не могла.

Сама она застряла в этих двадцати двух годах – точке, в которой ей стало страшно взрослеть. Чем больше времени проходило, чем дольше бабушка оставалась в пансионате, тем сильнее Анне хотелось спрятаться, забыться, мумифицироваться в том времени, когда все еще было хорошо. У нее не хватало сил наблюдать за процессом разрушения личности дорогого человека и при этом выдерживать собственные чувства. Она возненавидела себя за то, что не смогла соответствовать образу понимающей, мудрой, спокойной внучки. И сформировала для себя ложное убеждение «взрослеть – значит страдать», найдя свой способ справиться с ситуацией.

Он состоял из трех больших букв «З»:

Забыть. Замолчать. Замереть.

Каждый вечер после работы Аня шла в ближайшую пиццерию. Заказывала бокал красного сухого, пепперони, приправленную паприкой, надевала наушники и включала очередной молодежный сериал. Через экран она искала успокоение и впитывала образы того, как ей хотелось бы жить. Юношеская, бьющая через край энергия, вечеринки, шутки, смех, новые проекты, общение с креативными людьми, карьера… А в реальности – оставленная на втором курсе учеба, потому что нужно было ухаживать за бабушкой, работа кассиром в сетевом магазине и желание навечно остаться в точке «до» события, которое переехало ее, словно груженый тяжеловоз.

Аня не знала, как выйти из этого порочного круга, как начать наконец собственную, а не сериальную жизнь. Она замкнулась, отдалилась от друзей, никому не рассказывала о том, что происходит, и была убеждена, что ничего нельзя изменить.

Забыть. Замолчать. Замереть.

Три слова с большой буквы «З» превратились в навязчивую мантру, которая стала определять ее мышление, поведение и образ жизни. Анна потерялась под тяжестью ошибочного убеждения. Она восприняла его как руководство для проживания трудных ситуаций.

Забыть – сделать вид, что ничего не было. И поверить в это самой.

Замолчать – никому не рассказывать о произошедшем.

Замереть – сделать вид, что ничего не случилось.

В истории Анны наглядно видно, как работает психологический механизм вытеснения. Конечно, она не понимала, что использует его, ведь такие вещи проявляются бессознательно. Психологические защиты снижают уровень невыносимой тревоги и нужны нам для ощущения цельности образа личности. Но для более эффективного проживания собственной жизни важно понимать, что происходит: какие реакции проявляются и как их можно изменить.

Вытеснение работает так: изначально событие осознается, но спустя некоторое время вытесняется из сознания, потому что у психики оказывается недостаточно ресурсов для его проживания. Именно так забываются травматические ситуации из прошлого, мысли, внутриличностные конфликты. Однако вытесненная энергия не теряет своей активности. Она проявляется в отсутствии сил и энергии, которую нужно затрачивать, чтобы удерживать импульсы.

Наша героиня Анна старательно пыталась забыть невыносимую для нее часть личной истории – то, что произошло с бабушкой, и то, как она отправила ее в пансионат и больше не навещала. Но забвение не делало ее жизнь эффективной, плодотворной и цельной. Скорее наоборот: стремление забыть ситуацию с бабушкой и ту роль, которую она в ней сыграла, подписав документы на помещение в пансион, не давало ей покоя и подтачивало и без того скудные силы. В итоге ее жизнь словно замерла; движение к ней создавали только меняющиеся сериальные картинки.

Как же помочь Ане? Дорога освобождения от власти трех «З» состоит из трех же шагов:

Чтобы выйти из-под заклятия первой «З» – Забыть – нужно сделать противоположное действие: вспомнить.

Чтобы выйти из-под заклятия второй «З» – Замолчать – нужно сделать противоположное действие: заговорить.

Чтобы выйти из-под заклятия третьей «З» – Замереть – нужно сделать противоположное действие: принять решение действовать.

Получается настоящий алгоритм спасения для Ани:

Вспомнить – Заговорить – Принять решение действовать.

Вспомнить – значит дать произошедшему событию место. Если оно случилось, было частью реальности, то попытки искоренить его из своей памяти порождают лакуны в личной истории человека. Его представление о самом себе становится хаотичным, неполным, прерывистым. Вспомнить – значит, признав, что это было, построить непротиворечивый образ самого себя.

Заговорить – необходимое действие для того, чтобы дать произошедшему правдивое имя. Назвать ситуацию тем словом, которое соответствует реальности. Когда человек называет сложное событие или тяжелое внутреннее переживание, он ограничивает его влияние.  Теперь с этим явлением что-то можно сделать, с ним как-то можно обходиться. Оно больше не всесильно и не всемогуще. Оно имеет определенные границы, форму и подчиняется понятным и четким законам. Пока мы молчим, власть произошедшего довлеет над нами.

Принять решение действовать – важное условие для выхода из ступора. При этом нет необходимости подрываться и действовать сию же секунду. Нужно определить зону ответственности и прислушаться к своим ресурсам. Что вы можете сделать в данный момент, а что – не в ваших силах?

Аня сделала три этих шага.

Во время наших психологических сессий она, наконец, заговорила о заболевании бабушки и о том, что поместила ее в пансионат для пожилых. Она смогла проговорить свои переживания и обозначила чувство вины. Рассказала, что ненавидела себя за этот поступок настолько, что не могла даже думать о случившемся. Определила, что взять бабушку обратно и ухаживать за ней у нее не хватит ресурсов, но приняла решение навещать ее в пансионате раз в неделю.

Но главное – она сформулировала для себя новое убеждение: быть взрослым – значит видеть свои ограничения и жить с ними в ладу.

А на нашей заключительной встрече Аня рассказала мне:

– Вчера, когда шел дождь, я забежала в кофейню. Вид у меня был не самый презентабельный: тушь потекла, мокрые волосы облепили лицо. Несмотря на это, ко мне подошел молодой человек. Мы познакомились. И знаете, что? Я назвала свой реальный возраст. Сказала, что мне тридцать четыре года, а не двадцать два, как привыкла. И после этих слов я ощутила, что наконец-то могу дышать полной грудью. За эти двенадцать лет много чего произошло, но и я стала сильнее, мудрее, взрослее. Я больше не хочу возвращаться в двадцать два, мне нравится мой возраст. Спасибо.

История № 2. Социальные сигналы и опасность

Даниил молчал и смотрел в угол. По его лицу нельзя было ничего прочитать. Он не хмурился, не покашливал, не улыбался, не зевал. Было непонятно, нравится ли ему в кабинете, что он чувствует от необходимости находиться здесь со мной, удобно ли ему сидеть в кресле.

Ничего. Никаких намеков, из которых я могла бы составить хоть какое-то представление о нем. Наконец, он заговорил:

– Мне сегодня снился сон. Я торопился в супермаркет «Пятерочка» верхом на страусе. Этот негодяй бежал медленно, и мне хотелось сделать ему выговор за неподобающее поведение. Ведь страусы обязаны бежать со скоростью 70 километров в час…

Рассказывая, он словно открыл дверь в свой сон и позволил мне заглянуть туда. Я наблюдала, как молодой человек в вельветовом пиджаке с дизайнерскими заплатками на локтях взгромождается на быстроногую птицу…

Картина казалась столь реальной, что, не дождавшись конца истории, я расхохоталась. Обычно я так не делаю, сохраняя нейтральность. Но в этот раз профессиональная этика не выдержала острых и точных слов нового клиента. Треснула и разбежалась морщинками вокруг глаз в безудержном смехе.

– Да, это моя проблема, – говорит Даниил. Его голос по-прежнему беспристрастен. Как и лицо.

Я осеклась, будто с размаху налетела на бетонную стену.

– Теперь вы понимаете, в чем дело, – продолжает он, не моргая.

Но нет, я не понимала. Пришлось тщательно подбирать слова.

– Скорее ощущаю. Сейчас я растеряна и смущена, ведь я ничего не знаю о ваших чувствах. Как вы восприняли мой смех – был ли он для вас непозволительным, оскорбительным, или вы рассчитывали произвести такой эффект? Вы не даете обратную связь, поэтому мне трудно сориентироваться. Я не могу увидеть этого ни по вашей мимике, ни услышать в голосе.

Три дня назад Даниилу исполнилось девятнадцать. На день рождения он пригласил ребят из института. Всех, кому давал списывать лабораторные по физике, всех, с кем стоял в очереди в столовую. Никто не пришел. После проведенного в одиночестве праздника он записался ко мне на прием.

История с днем рождения не стала исключением из правил, она логично встроилась в давно уже происходившие события. Даня прекрасно играл в баскетбол, имел спортивное телосложение, щелкал сложные задачки, как орешки. Но начиная с третьего класса его почему-то перестали брать в командные игры. Друзья перешли в разряд бывших. Даже приятель, с которым они прежде были не разлей вода и вместе пуляли жеваной бумагой из развинченной ручки, – пересел за другую парту.

Как раз в то время родители Даниила начали бракоразводный процесс. Вместе с имуществом они делили и девятилетнего сына. Отец страдал клинической депрессией. Мать работала в театре.

«О, неужели, ты отца любишь больше, чем меня, если собираешься жить с ним?! Я этого не перенесу!..» – мама вычурно заламывала руки, бледнела, и ее тонкие черты лица искажались в неподдельном страдании.

Отец, напротив, смотрел молча. Он выискивал во взгляде сына что-то, известное лишь ему. И, не найдя, закрывал глаза и трясся в беззвучных рыданиях.

Театральность матери и болезненное, подавленное состояние отца не оставляли Дане выбора. Он не мог разорваться между двумя дорогими ему людьми и жил в интенсивном напряжении. Его организм приспособился к невыносимым условиям и просто перестал подавать эмоциональные сигналы окружающим.

Говоря профессиональными терминами, у мальчика нарушилась адаптация к внешней среде. Обычно после кратковременного стресса человек возвращается к равновесию. Но все меняется, если события не типичные и проходящие, а экстремальные по интенсивности и длительные по времени. При чрезмерной стимуляции подавляются процессы адаптации к стрессу. Нарушаются механизмы распознавания социальных сигналов.

Даниил любил обоих родителей и страдал за них двоих. Вдвойне. Но он был умным мальчиком и быстро научился не показывать это. По его лицу теперь никто ничего не мог прочесть, а значит, никто – главное, ни мама, ни папа – не мог назвать его предателем и изменником. Он превратился в tabula rasa – чистый лист, с которого стерли всю информацию. И даже под микроскопом стало невозможно прочитать, кого он любит больше и кому симпатизирует.

Из-за того, что мать была постоянно в разъездах, мальчик стал жить с отцом и его клинической депрессией. Жизнь с человеком в таком состоянии не может не наложить отпечаток на становящуюся личность. В случае Дани отпечаток этот и вовсе стал чрезмерным, наслоившись на сопутствующие сложности. В двенадцать лет он готовил еду для себя и для отца, проверял, чтобы тот по расписанию принимал таблетки, оплачивал коммунальные услуги. Те, кто знал о ситуации, поражались его ответственности, называли «умницей» и гладили по голове. Он же делал то, что ему говорят, кивал в нужных местах, прекрасно разбирался в радиофизике. Но был как будто неживой.

В расшатанном мире Даниила не было кого-то, на кого он мог бы опереться, кто был бы устойчив и предсказуем. Отец его не был ни тем, ни другим.

Пару раз Даня снимал папу с подоконника двенадцатого этажа. Три раза вызывал скорую помощь, обнаружив пустые упаковки из-под лекарств. Мальчик прекрасно ориентировался в алгоритмах и знал, что и в каких случаях делать. Папа без сознания – надо звонить в неотложку. Приступ – синяя таблетка, запить большим количеством воды. Не спит ночами – красная под язык. Он знал это как памятку по основам безопасности. Выучил, зазубрил, мог наощупь отличить один блистер с лекарством от другого. Единственное, что ему было недоступно, – это то, что происходит с ним самим.

Ощущения, чувства и эмоции – наши основные инструменты для самопознания и ориентирования в окружающей среде. Чем они отличаются?

Ощущения возникают в теле. Это физиологические реакции на усталость, голод, тепло, холод, сытость после шикарного обеда, боль. Дотрагиваясь до горячей плиты, мы отдергиваем руку: здесь неприятно/больно – значит, опасно! Посредством ощущений с нами говорит мир.

Чувства рождаются внутри как ответ на стимулы. Их появление – нормально. Мы не можем диктовать, возникать им или не возникать.

Эмоции – это то, как мы выражаем наши чувства вовне. Эмоция – путь изнутри наружу.

Триада ощущения – чувства – эмоции существует в тесной связи друг с другом. Если хотя бы один компонент ломается, вся система начинает сбоить.

Существует врожденная нечувствительность к боли. Это редкое состояние, которое лишает человека возможности ощущать, что с его организмом не все в порядке. Увы, оно может привести к печальным последствиям. Вспомним пример про горячую плиту: если вы долго держите на ней руку и не ощущаете боли, что произойдет? Верно – вы получите ожог. Ощущения не сработали, поэтому не совершилось нужное действие. Если организм не подает сигналы об опасности, человек может умереть.

У Даниила не было врожденной нечувствительности к боли, но из-за чрезмерного и длительного напряжения он перестал реагировать на любые внешние стимулы и осознавать свои ощущения – а значит, потерял возможность адекватно реагировать на происходящее с ним самим. Он мог часами сидеть в неудобной позе и не менять ее. Замечать, что у него поднялась температура только, когда вокруг уже все плыло – и тогда градусник показывал 39,6. В разорванном мире Дани не было опор. Мальчик потерял доверие к своим ощущением и лишился фундамента.

Отсутствие ощущений не ограничивается одним телом. Даниил перестал реагировать не только на физическую боль или дискомфорт, но и на то, что затрагивало его душу. Именно поэтому на его лице не отражалось ничего – ни плохого, ни хорошего.

А теперь представьте, каково это – общаться с человеком, мимика которого напрочь отсутствует и не выдает вообще никакой обратной связи! Ты говоришь с ним – и не понимаешь, как он к тебе относится. Приятно ему с тобой? Заинтересован ли он в общении? Умеет ли улыбаться, радоваться, грустить?

Эмоции – то, что делает нас живыми, в том числе и в глазах других. Отношения можно пытаться строить и с манекеном в магазине, но это быстро надоест, потому что тот не будет отвечать. Кроме того, эмоции помогают нам делать выборку «свой-чужой»: ты реагируешь на то же, что я, и привычным мне образом – значит, ты «свой». Если же человек во всех ситуациях остается непробиваемым, как скала, люди не будут тянуться к нему. Именно поэтому одногруппники не пришли на день рождения Дани: отсутствие любых эмоций убивало их интерес к нему.

Работу с ним мы начинали с простого – с отслеживания его ощущений на физическом уровне. Холодно ему или жарко? Хочется пить прохладную воду или обжигающий чай? Удобно сидеть прямо или хочется откинуться на спинку кресла? Ощутить, какое место в пространстве принадлежит ему – может ли он присвоить его, сделать своим?

Идти дальше в работу с адаптацией к внешней среде, не научившись распознавать свои телесные ощущения, неэффективно. Поэтому, если ваши реакции, а точнее, их отсутствие, похожи на безэмоциональность Даниила – начните с наблюдения за телом. Просто слушайте, наблюдайте, как тело реагирует на радостную новость, на активность, на умственное напряжение, на физические нагрузки. Будьте исследователем! Это восхитительно – открывать себя, знакомиться с собой. Делайте это, как делал Даня, как делала я после встречи с заболеванием мамы и как делали многие мои клиенты.

Прямо сейчас дайте себе пять секунд, чтобы встретиться со своей телесностью. Спросите себя: «Как тебе сейчас, расскажи?» – и вслушайтесь. Может, зябко, или внутри ворочается огненный шар раздражения, или хочется выдать боевой клич индейцев?

Признавая, каково нам сейчас, мы становимся более устойчивыми. У нас появляется то, на что можно опереться – реальность ощущений.

Второй этап в работе с адаптацией к внешней среде – идентификация, то есть умение называть ощущения и чувства и давать им право на существование. Холодно, больно, приятно, мягко, грустно – чудесно, что все это есть. Проговорите себе: «Да, я чертовски устал(а). У меня на плечах как будто по десять килограммов забот. Я имею право назвать то, что чувствую» или наоборот, «Мне хорошо сейчас. Спокойно, тихо, и мое тело тоже отдыхает». Фразы могут быть любыми – подберите своему состоянию верные для вас слова.

Третий этап – мы учимся проявлять наши ощущения и чувства наружу. Говорить о них, отображать на лице, в позах тела, реагировать на то, что приятно, и пытаться изменить то, что доставляет дискомфорт.

На одной из наших встреч Даниил поморщился и заметил:

– Какое же у вас неудобное кресло.

Я ликовала. Это был прекрасный результат нашей работы – к молодому человеку стали возвращаться ощущения!

А мне пришлось раскошелиться и купить более удобное кресло.

История № 3. Виноваты все, кроме меня. Отрицание бессилия

– Ничего подобного. Вы говорите чушь. Мой ребенок нормальный. У нее просто сложности с коммуникацией. Никто не может найти к ней подход.

Девочка лет восьми бегала по кабинету. Схватила со стола подставку для канцелярских предметов, вырвала из цветочного горшка стебли герани, попробовала на зуб и тут же бросила. Залезла под кресло, чтобы пробраться в угол, где стояли стеклянные фигурки.

Андрей Викторович, тридцатилетний офицер, сжимал челюсти так, что скрипели зубы. В жизни военного все подчинено правилам, уставам, распорядку. На каждый случай заготовлена методичка: как себя вести при пожарах, наводнениях, нападениях. В каких случаях отступать, в каких – наступать, в каких – выжидать. С этой точки зрения в жизни военного есть особая безопасность, ведь ответы на многие вопросы уже четко прописаны в памятках. Это оправдано – в стрессовой ситуации человек реагирует на уровне своей подготовки. Основная задача: запомнить короткую и ясную последовательность действий и поступать по инструкции. Все.

Но вот на случай экзистенциальных вопросов, например о том, как принять особенности своей долгожданной дочки, методичек нет.

Один из алгоритмов поведения в непонятной ситуации – найти виноватого, и тогда, быть может, полегчает. Андрей Викторович виноватых нашел. Ими стали специалисты, которые не могли научить его ребенка общаться. В гневе папа-военный был страшен: раздувшиеся ноздри, безапелляционный тон голоса, яростное хлопанье дверью. Специалисты пытались что-то объяснить, но поняв, что это бесполезно, сворачивали всякую коммуникацию.

Чем больше человек отрицает, тем больше закрывается. Все у́же становится его внутренний мир, и тем меньше в его распоряжении остается инструментов для того, чтобы справиться со сложным переживанием. Стараясь избежать боли, он бежит от непредсказуемости внешних обстоятельств и только загоняет себя в угол.