Текст книги "Те, кого нет. Тени прошлого"

– Ты чем занимаешься, Марта? – поинтересовалась женщина, пока Лиза разливала суп.

– А вы? – нагловато спросила Марта, устраиваясь поудобнее. Оказывается, она жутко проголодалась.

Ольга вспыхнула, а смешок брата только подлил масла в огонь.

– В данный момент сижу с ребенком. И все-таки?

– Марта учится в гимназии номер шестнадцать, – встрял Костик.

– А ты откуда знаешь?

– Мы знакомы уже сто лет, и я ее пригласил пожить у нас.

– Вот как? – удивилась Ольга. – И где же это вы познакомились?

Лиза исподтишка покосилась на брата, однако промолчала. Марта мельком подумала: с чего бы ему врать? Костика, с его мучнисто-бледным лицом, синяками под глазами, тощего, на голову ниже, с тараканами в голове, представить своим приятелем ей было непросто. Однако он все равно был симпатичный, а его старшая сестра, видно, большая зануда.

Работая ложкой, Марта невнятно пробормотала:

– На областной олимпиаде…

Костик жутко развеселился. Марта взглянула на него так, как умела: холодно и презрительно.

Пока Лиза подавала второе – картофель, салат и рыбу под белым соусом, – Ольга задала гостье еще парочку подобных вопросов. Наихудшим был вопрос о родителях.

– Моя мать – хирургическая сестра в детской областной, – с большой неохотой ответила Марта.

– Это там, где отделением заведовала Куйжель? – оживилась Ольга – Вот женщина! Она дружила с нашими родителями и часто бывала у нас. Правда, Марта Яновна теперь уже в возрасте, но совсем недавно звонила…

– Не знаю я никакой Куйжель, – буркнула Марта. – Мне до нее никакого дела нет.

– А твой отец? У тебя есть братья или сестры?

– Слушай, чего ты прицепилась? – перебил старшую сестру Костик. – Отец у нее – министр здравоохранения… Марта! Идем ко мне, я тебе кое-что покажу…

Когда оба выбрались из-за стола, Ольга сразу закурила.

Елизавета, отчаянно зевая, швыряла посуду в мойку. Ей, разбуженной на рассвете ревом мотоцикла, сейчас больше всего на свете хотелось часок вздремнуть, потом постоять под душем и поваляться с книжкой, пока не заявится Андрей. Ольга теперь будет до самого вечера препираться со своим капризным малышом в душной комнате вместо того, чтобы хоть ненадолго спуститься во двор и погулять с ним на крохотной детской площадке, которую этим летом соорудил в тени какой-то неведомый благодетель.

Лиза шагнула к кухонному окну и открыла его пошире. Прямо за подоконником в ветвях старой липы возились очумевшие от жары пыльные воробьи.

– Жутко невоспитанная девица, – проговорила Ольга, затягиваясь.

– Ты имеешь в виду Марту? – Лиза стремительно обернулась к сестре. – Чего тебе неймется, Оля? Все у тебя плохие. С тех пор как вы с Артуром расстались, ты стала просто невыносимой. Чужая, недобрая, раздражаешься по всякому поводу. Чем тебе девочка не угодила?

– От нее за версту несет уголовщиной!

– Здрасьте! Приехали…

– Нечего тут иронизировать, Елизавета. – Ольга поднялась и отправила окурок за окно. – И вот что я тебе скажу: чтоб этой барышни духу здесь не было. Причем как можно быстрее. Ты думаешь, я не заметила на ней твои шмотки? Ей что – совсем некуда податься? Больше я терпеть этого не стану. В конце концов, кто из нас здесь старший?

– Ну, раз ты старшая, – Лиза в сердцах сорвала фартук и швырнула сестре под ноги, – давай, надевай и хоть разок вымой посуду. А завтра спозаранку чеши в супермаркет, на рынок, в аптеки, делай Котьке уколы, мой полы, стирай, готовь на всех. А я займусь племянником. В качестве бесплатной няньки.

– Дура, – насупилась Ольга. – Думаешь, с ребенком легко?

– Тебе все трудно. – Лиза направилась было к двери, но все-таки вернулась и подняла фартук. Уже завязывая тесемки на талии, сердито проговорила: – Ладно уж. Все равно от тебя толку нет. Иди с моих глаз!..

Марта не знала, как быть. Она кожей чувствовала напряжение, сгущавшееся вокруг ее персоны. Единственным выходом было ехать к бабушке и деду на дачу. Там не придется ничего сочинять – она этого терпеть не могла.

Тем временем Костик угощал ее шоколадом и «Властелином колец» на DVD – и то, и другое ей тоже не нравилось. Она томилась и скучала, пока не явилась Лиза и не увела ее к себе – поговорить.

– Марта, ты все-таки должна позвонить маме. Можешь себе представить, как она волнуется?

– Сомневаюсь! Ты просто ничего не понимаешь.

– Послушай, Марта, мне твои секреты до лампочки. Родителей не выбирают, они такие, какие есть. Кроме всего прочего, как будущий психиатр, предупреждаю: ты за полшага до нервного срыва.

– Думаешь? – усмехнулась Марта. – Нервы у меня очень крепкие. Если надо, я уеду прямо сейчас. К деду и бабушке на дачу.

– Нет, дорогуша, никуда ты одна не поедешь. Вечером тебя отвезет Андрей. А пока – вот тебе мобильник, позвони своим и ступай к Косте. Мне нужно часок передохнуть.

– Хорошо, – покорно согласилась Марта, еще ничего не решив.

Она вышла на галерею, прошлась туда-сюда, раздумывая, и наконец уселась на верхней ступени затоптанной лестницы. Набрала по памяти цифры, услышала голос Родиона и тут же понизила свой до шепота:

– Родя, привет!.. Да тише, не ори как бесноватый! Ты где находишься?

– Я в офисе у отца. Тут никого нет – все разъехались кто куда… Марта, слава Богу! Где ты, с тобой все в порядке?

– Сказано тебе: не ори, а то отключусь. У меня все в порядке. Жива-здорова. Теперь слушай внимательно. Если ты проболтаешься об этом звонке, больше ко мне не приближайся. Я серьезно говорю – никогда в жизни, до самого конца, ты меня знаешь. Ни слова никому из вашего контуженного семейства, в особенности твоей тетке…

– Ты просто понятия не имеешь, что тут творится! Весь поселок на ушах. Где Валентин?

– Все, я тебя предупредила! Я не звонила, ты по-прежнему ничего обо мне не знаешь. И держи, прошу тебя, рот на замке, иначе ты мне никто…

– Марта!!!

– Пока. Я потом еще позвоню. – Она мгновенно отключилась, чтобы он больше ничего не успел сказать, и вытерла тылом ладони взмокший лоб.

«Напрасно я это сделала, – подумала Марта. – И кто, в самом деле, мне теперь Родион? Посторонний. Хотела бы я знать – он в курсе моего происхождения или нет?»

Она отнесла мобильник и положила его на тахту рядом с Лизой. Девушка вроде бы дремала, одним глазом поглядывая в растрепанную книжонку.

– Можно мне в душ?

– Угу. Чистое полотенце в шкафу на верхней полке. На сестру не обращай внимания. Потом иди к Косте, я часок покемарю. И не вздумай удрать!

– Куда я денусь, – хмыкнула Марта.

Как только девчонка покинула комнату, Лиза уронила книжку и натянула на ухо угол фиолетовой простынки. И тут заверещал телефон.

– Да что ж это за наказание! – Она со стоном выпуталась из простыни и недоуменно уставилась на высветившийся незнакомый номер. – Какого лешего?

– Мне с этого телефона только что звонила Марта…

– Вы кто?

– Я ее двоюродный брат. Меня зовут Родион Смагин.

– Выходит, она почему-то решила позвонить вам, а не родителям… – Лиза мгновенно стряхнула остатки сна. Что-то смутно знакомое почудилось ей в фамилии звонившего. – С Мартой все в порядке. Вечером она собирается на дачу к бабушке и деду…

– Я сейчас приеду, – перебил Родион. – Скажите адрес.

– Нет. – Она покосилась на дверь и понизила голос. – Если Марта вас сама не позвала, значит, на то есть веские причины.

– Простите, как мне к вам обращаться?

Лиза назвалась.

Они еще потолковали и в результате сговорились встретиться через час у Оперного, где Родион имел шанс припарковаться. Пушкинская в такое время – сплошной поток железа, к тому же Елизавета не хотела, чтобы этот Смагин вычислил, где она живет.

Фамилия родственника Марты почему-то крепко засела в голове. Где она могла ее слышать?

Когда Лиза переходила Сумскую, Родион уже поджидал ее, нетерпеливо вышагивая у косо припаркованного ближе к служебному входу бежевого «рено». Вокруг мотались скейтеры всех возрастов, вопя и громыхая досками. Двоюродный брат Марты оказался рослым и вполне симпатичным; Лиза сделала строгое лицо, остановилась и негромко окликнула по имени.

– Привет, – парень стремительно бросился к ней. – Как там Марта?

– Вполне. Смотрит какой-то триллер на видео… Что у вас произошло? Андрей, мой приятель, на рассвете подобрал ее на трассе в сорока километрах от города, в районе Шаур. Она что, с родителями поссорилась? Наотрез отказывается возвращаться домой и давать знать о себе.

– Понятно… У нас в Шаурах дом, – перебил Родион. – Были гости, юбилей отца, мне пришлось ненадолго уехать, а когда я вернулся – ни Марты, ни ее дядюшки. Отправились прокатиться на катамаране – и пропали… Мы тем же вечером прочесали акваторию – ничего. Марта классная пловчиха, кандидат в мастера спорта, но сами понимаете – на воде всякое может случиться. Да и берега там не везде безопасные… Можете представить, в каком состоянии вся семья? А тут еще утром нашелся пустой катамаран – сосед натолкнулся на него ночью посреди озера. Утром продолжили поиски, без всякого результата, после чего родители Марты отправились в город. Отец – подавать заявление на розыск, мать – на работу, у нее в больнице операционный день. Только и оставалось еще раз обойти на моторке берега. Я это поручил Володьке…

– А кто это?

– Приятель. Он в тех краях каждую корягу знает, вырос на озерах, а мы в Шаурах поселились недавно. Вам Марта, конечно, ничего не рассказывала?

– С какой стати? – Лиза усмехнулась. – Вы сами знаете – у Марты… гм… непростой характер.

– Не спорю. А о своем дяде Валентине?

– Ни звука. Впервые слышу это имя. – Лиза нетерпеливо переступила с ноги на ногу, давая понять, что разговор слишком затягивается. Однако парень не обратил на это внимания.

– Она позвонила мне и первым делом взяла с меня слово никому не говорить об этом звонке. Детский сад какой-то. Все в трансе, а я смотрю на это и чувствую себя последней сволочью… Знаете, Лиза, все-таки я должен с ней поговорить!

– Она не поедет с вами сейчас, Родион.

– Что же тогда делать?

– Андрей отвезет ее, а завтра с утра разбирайтесь сами сколько угодно. Позвоните мне сегодня вечером после десяти, получите полный отчет.

– Спасибо.

– Не за что. – Лиза натянуто улыбнулась. – Все будет в порядке. Главное, ничего не усложняйте… Родители у Марты нормальные?

– Она никогда ни на что не жаловалась. Больше привязана к отцу, потому что моя тетка Александра все силы отдает работе. Обычная семья.

– Мне нужно бежать.

– Подвезти вас?

– Нет. – Девушка покачала головой. – Здесь рядом, я пройдусь. До свидания!

– Хотелось бы передать ей привет, – потерянно пробормотал Родион. – Но, думаю, Марте лучше не знать, что мы с вами встречались.

– Это точно, – кивнула Лиза.

Она не стала дожидаться, пока бежевый «рено» выберется со стоянки. Пересекла Сумскую на светофоре и энергично зашагала через сквер в сторону Пушкинской, ни разу не оглянувшись.

Дома, слава Богу, все было спокойно. Сестра с Кирюшей тусовались на детской площадке в компании других мамаш. Жара понемногу спадала, и дворничиха тетя Нина, волоча в пыли неподатливую змею шланга, поливала теплой водицей цветничок, разбитый нижними соседями.

«Интересно, – рассеянно подумала Лиза, – сколько ей удалось настрелять с наших прижимистых на достойные похороны столетнего Сома? Вспомнила!!!»

Она чуть не подпрыгнула на ходу. Только в натренированном медицинской зубрежкой мозгу могла застрять такая чепуха – не имеющая ни к чему отношения чужая фамилия. Давным-давно, еще до их с мамой отъезда за границу, отец рассказывал ей, как их дед с семьей в самом конце войны въехал в ту странную квартиру, в которой родилась и по сей день жила Лиза. А заодно и об Иване Соме, местном старожиле, всю жизнь промахавшем метлой и лопатой на одном и том же участке.

«Фантастический тип, – восхищался отец. – Всех до единого жильцов за полстолетия помнит по имени-отчеству, ходячая домовая книга, даром что запущенный хроник и печенка в руинах. Мои родители, оказывается, поселились здесь не по собственной воле. Твоя бабушка после холодных краев хотела в Крым, но денег на это, конечно, не было. Не нашлось работы и для деда – кто в сорок пятом рискнул бы взять на должность только что вернувшегося ссыльного? Пришлось устраиваться обычным фельдшером, хоть и был он гастроэнтерологом экстра-класса, очень известным в прошлом. Долго мыкались мы по родственникам, пока дед по чистой случайности не вытащил с того света какую-то партийную шишку. Тут и должность нашлась, и квартира как бы сама собой образовалась… А с пятьдесят третьего потянулись в Харьков такие же бедолаги. С ними и некая Александра Буславина, Шурочка, которая, как позже поведал Сом, до ареста имела местом жительства эту самую квартиру. Казус! Дед отчаянно расстроился – все-таки Буславина, как и он сам, пострадала, однако Сом заявил, что все это чепуха и Шурочка не станет претендовать на свою старую жилплощадь, она ей ни к чему, потому как у нее одна-единственная цель – разыскать дочь Надю, которую малолетней отправили в детдом. И нашла-таки, хоть не имела на руках ни одной зацепки! На это понадобилось несколько лет, потому что дочь выросла, вышла замуж за офицера и сменила фамилию. Смагин его звали, этого офицера, Максим Смагин. У них к тому времени родился сын, внук Шурочки. Вот ведь какие случаются истории…»

Те ли это Смагины? Может, однофамильцы, а может, и в самом деле имеют к Марте и Родиону самое прямое отношение. Мало ли Смагиных на свете, к тому же все это ровным счетом ничего не значит. Дело в самой Лизе: она всегда испытывала что-то вроде неотвязного зуда, имея в голове неразрешенный вопрос, и сейчас совершенно искренне радовалась, что память, как всегда, не подвела…

Марту она обнаружила на прежнем месте – в комнате Костика, зато сам младший блистательно отсутствовал. В телевизоре крутилось какое-то шоу, на которое девчонка не обращала ни малейшего внимания, а на вопрос Лизы, куда девался брат, только пожала плечами.

– Ты не заметила – Костик принял лекарство? У него в семь по схеме.

– Нет… А что с ним?

– Стеноз легочной артерии. Сложная штука.

– Это у него с самого рождения?

– Примерно. Можно было оперировать в раннем детстве, но упустили время. В семьях врачей это бывает – сапожник вечно без сапог. Теперь только после шестнадцати.

– По нему не скажешь, – с почтением проговорила Марта. – Он у вас шустрый.

– Угу, – согласилась Лиза, окинув быстрым взглядом комнату брата. – Ну и разгром в этой берлоге… Может, спустишься подышать воздухом? А я пока приберу…

– Спасибо, – буркнула Марта. – Вчера надышалась. Уж лучше я телевизор посмотрю.

– Как хочешь. – Лиза прислонилась к косяку, внимательно глядя на девчонку. – Скоро Андрей явится и отвезет тебя. Возражений нет?

Ответа она не получила.

Марта просто отвернулась к экрану, и выражение лица при этом у нее было такое, что Лиза долго не могла подобрать слово, чтобы хоть как-нибудь его определить.

6

Всю обратную дорогу до Шаур Родион неотступно размышлял о Марте. А еще – о той совершенно безобразной ситуации, в которой оказался из-за нее.

Как только схлынули радость и облегчение оттого, что она нашлась, жива, что все, возможно, закончится вполне благополучно, до него в полной мере дошло, как он влип. Родители Марты, особенно отец, просто обезумели от ужаса и отчаяния, его собственные отец и мать крайне встревожены и растеряны, до сих пор не ясно, что с младшим братом отца, – и на этом фоне Родиону, хочешь не хочешь, приходится валять дурака, темнить, врать и отмалчиваться, и при этом делать вид, что участвует в поисках.

Неизвестно, что случилось в воскресенье вечером на озере и почему исчез и до сих пор не дал о себе знать Валентин. Еще труднее объяснить, зачем Марта после всего, что наговорила несколько дней назад в кафе, отправилась на прогулку по озеру не с кем иным, как с дядей. При этом очень торопилась, словно опасаясь, что он, Родион, вернется и ничего у нее не получится.

Как бы там ни было, сейчас она вела себя жестоко. В первую очередь по отношению к родителям.

Где-то он читал, что подростки не до конца осознают то, что делают. Вот, дескать, поэтому они, несмотря на стеснительность и зажатость, часто ведут себя демонстративно и безбашенно, что называется – самовыражаются в крике. На Марту не похоже. Да и за собой Родион ничего такого не помнил. Лет с тринадцать он постоянно чувствовал себя странно: как в гулком сыром предбаннике взрослой жизни. При тебе раздеваются, болтают, хохочут, но с собой за закрытую дверь не берут. Поэтому остается подглядывать и додумывать в меру собственного воображения. В конце концов становится ясно, что там, за закрытой дверью взрослой жизни, – свобода, настоящая или воображаемая, но никаких других преимуществ нет и не предвидится.

Возможно, он был другим, не таким, как все.

В десятиминутной пробке у пересечения с окружной Родиону пришла в голову странная вещь. После того как Марта позвонила, ничто не мешало им увидеться. И если ей так уж понадобилось отсидеться на даче у деда с бабушкой, проще простого было бы доставить ее туда. Однако последовал категорический отказ, и это означало одно – она не хочет его видеть. Точно так же, как собственных родителей. И дело тут не в том, что Марта чувствует себя виноватой, – он слишком хорошо ее знал. Наоборот: это их всех – мать, отца, а вдобавок и его она считает в чем-то виноватыми перед собой. Но в чем?

С какой стороны ни посмотри, все упиралось в Валентина Смагина.

Родион и не заметил, как оказался в Шаурах. Было около половины седьмого, когда он свернул к дому, остановился и на ощупь отыскал в бардачке пульт управления автоматикой ворот. Пока стальное рубчатое полотно, сворачиваясь в рулон, уходило вверх, за оградой приветственно подал голос Хубилай. Родион уже собрался отпустить педаль, когда обнаружил, что прямо за воротами посреди мощеной въездной полосы стоит, будто специально поджидая, отец.

Плотная фигура старшего Смагина, освещенная со спины клонящимся к западу солнцем, походила сейчас на скифскую бабу с кургана. Лица не разобрать, но и без того ясно, что выражение на нем каменное. Встречать кого бы то ни было у полковника было не в обычае, и его появление здесь означало, что что-то опять случилось. Уехал он раньше и дома находился уже больше часу, поэтому успел переодеться в широкие камуфляжные штаны и серую футболку.

Родион подал было свой «рено» вперед, однако вдруг отец резко выбросил руку и вперевалку зашагал к машине.

– Разворачивайся! – отрывисто скомандовал он.

– В чем дело? – удивился Родион.

– Съездишь к Геннадию Ивановичу и доставишь сюда.

– Зачем? Тут же два квартала! Сам, что ли, не дойдет твой Геннадий Иванович?

– Не болтай лишнего! – отрезал Смагин. – Делай, что велено.

Родион пожал плечами и вывернул руль.

До участка, где возвел свою крепость областной прокурор, и в самом деле было два квартала вверх по той же улице. Пять минут ходу.

Неторопливо доехав, Родион развернул машину, вышел и полюбовался, как видеокамеры на кронштейнах дружно повернулись в его сторону и уставились рыбьими глазками, неприязненно фиксируя визитера. Двухметровой ограды из дикого камня Геннадию Ивановичу Шереху показалось недостаточно – выходивший на улицу фасад его серого трехэтажного особняка вообще не имел окон, за исключением одного-единственного, больше смахивавшего на бойницу, перекрытую бронированной шторой. В целом дом походил на укрепленный бункер – будто областной прокурор жил в постоянной готовности к террористической атаке.

Выбравшись из машины, Родион нажал кнопку у калитки в стене, над которой тут же вспыхнул зеленый огонек.

– Отойдите от двери, – сухо произнес неизвестный голос. – Ожидайте.

Ждать пришлось недолго: калитка распахнулась, из нее показалась вальяжная фигура Шереха. Бросив быстрый взгляд вдоль улицы, он проследовал к «рено» и, блестя золоченой очковой оправой, погрузился на заднее сиденье.

Родион сел за руль, и они покатили.

– Как дела, молодой человек? – осведомился пассажир, будто его и в самом деле это интересовало. – Учимся?

– Угу-м, – рассеянно буркнул Родион, продолжая гадать, что бы все это значило. – Все отлично.

Какая, к черту, учеба, если сейчас август, а в семье творится полная чепуха? Главное, что Шерех наверняка в курсе, но по обыкновению делает вид, что ничего не произошло.

Когда подкатили к дому, ворота уже были открыты, а отец нетерпеливо прохаживался по площадке у гаража. Они с Шерехом обменялись быстрым энергичным рукопожатием, причем Родион успел заметить, каким испытующим взглядом одарил гость Смагина-старшего.

Отец подхватил прокурора под локоть и повлек за собой к террасе, однако Родион все-таки успел расслышать то, что вполголоса говорилось на ходу:

– Геннадий Иванович, дорогой, не стал бы тревожить по пустякам. Но выяснились кое-какие вещи, о которых, я думаю, не стоит распространяться по телефону…

Речь, похоже, шла о вчерашних событиях. И тон – тревожный и одновременно искательный, совсем нехарактерный для отца, – показался ему подозрительным.

Загнав «рено» в гараж, где уже остывал запыленный джип, Родион закрыл ворота и почти бегом направился к дому. Пересек холл, заглянул в кухню – и сразу наткнулся на мать.

Инна Семеновна выглядела неважно – темные полукружья под глазами, подсохшее и заострившееся за ночь лицо, тревога во взгляде. Однако старалась держаться: одета, как и всегда, строго, слегка надушена, на шее – крупный кулон с пестрым австралийским опалом. Будто не в кухне, а на официальном приеме. На барной стойке уже стоял наготове поднос, где был сервирован легкий фуршетный ужин – не без коньяка.

– Привет, мам, – уронил на ходу Родион. – Попить у нас есть?

– Возьми в холодильнике, – Инна Семеновна клюнула сына в щеку и отвернулась. Родион сунулся в холодильник, сгреб початую бутылку боржоми и с ходу заглотал половину. И того показалось мало – мучила жажда, во рту не было ни капли с середины дня.

– Не спеши, подхватишь ангину, – машинально заметила Инна Семеновна, думая о другом.

– Не простужусь. Где отец?

– У себя наверху. Его сейчас нельзя беспокоить.

Родион кивнул, потянулся, чтобы бросить опустевшую бутылку в контейнер для мусора, когда мать внезапно обернулась и цепко перехватила его запястье. Он взглянул с удивлением – в ее темных глазах стоял молчаливый вопрос.

– Что? – спросил он. – Опять что-то случилось?

– Ничего, – ответила Инна Семеновна, отпуская руку сына. – Ты куда сейчас?

– К себе. Устал. Это все проклятая жара… Попозже сбегаю к Володьке, если, конечно, застану.

– Хорошо, – легко согласилась мать и снова занялась подносом.

Однако планы у Родиона были совсем другие: в холле, вместо того чтобы прямо пройти в свою комнату, он свернул к лестнице. Бесшумно поднялся наверх и взялся за ручку двери, ведущей из парадной столовой в бильярдную.

Вторая дверь бильярдной выходила в коридор в двух шагах от кабинета отца, и Родион, осторожно ступая, обогнул стол с беспорядочно раскатившимися шарами и чуть-чуть приоткрыл ее. В образовавшуюся щель донесся ровный, невнятный гул голосов – беседа, судя по всему, пока шла спокойно.

Подслушивать ему приходилось всего несколько раз в жизни, и каждый раз причина была уважительной. Во всяком случае, с его точки зрения. Но теперь он просто обязан был знать, что здесь происходит.

Для этого нужно было только дождаться, пока мать пройдет по коридору с подносом и вернется обратно. Убедившись, что из бильярдной отдельные реплики отца и прокурора не разобрать, Родион присел на корточки за стойкой с киями и прислонился к стене.

Не прошло и трех минут, как в коридоре послышались шаги – и он узнал походку матери. Инна Семеновна, нагруженная подносом с закусками, не спешила, ступала с осторожностью. Вот толкнула дверь кабинета – и сразу выплеснулся недовольный голос отца: «Погоди, Инна, сейчас не до того!..» Мать неразборчиво ответила, и отец, уже спокойнее, проговорил: «Ладно, сюда давай… Нет, не на письменный…»

Родион слышал, как Инна Семеновна вышла.

«Прикрой поплотней!» – распорядился вслед отец. «Пусть, – носовым тенором возразил Шерех. – Не надо. Сквознячок, хорошо…»

Потом мать спустилась, и ненадолго все стихло. Родион поднялся, чуть помедлил, прислушиваясь, и выскользнул в коридор. Между ним и приоткрытой дверью в кабинет теперь было не больше метра, и всего за две секунды он мог убраться отсюда в бильярдную, а оттуда – вниз, к себе.

– …Так что я говорю тебе, Савелий: назвался груздем – изволь соответствовать! – Интонация прокурора мгновенно изменилась: никакого благодушия, голос звучал жестко и неприязненно. – Мне здесь только сволочей журналюг не хватало… Если эта твоя вчерашняя история получит резонанс, слетятся, черноротые, как мухи на навоз. Начнут копать по поселку, соберут сплетни в Старых Шаурах, сопоставят персоналии и должности, прикинут стоимость застройки… В общем, как хочешь, но огласки я не допущу, тем более что ты сам говоришь – дело мутное. Отец девчонки подал заявление на розыск?

– Я не в курсе. Скорее всего – да. Он хоть и тюфяк, но в обстоятельствах сориентировался.

– Плохо. Пойдет ориентировка по постам, а в райотделах у телевизионщиков куча мелких инсайдеров. Немедленно все засветят. Но тут я распоряжусь, на пару дней притормозим, а там…

– Геннадий Иванович! – суетливо вскричал отец. – Разве я не понимаю? И дело же не в этих двоих, не в деньгах – черт с ними, с тремя тысячами. Оружие!

– Что – оружие? – ощутимо насторожился Шерех.

– Из ящика для хранения – вон он, позади вас, – пропал ствол. «Бэби-браунинг», коллекционный. Взлома не было. У меня до последнего винта, что охотничье, что коллекционное, все легально, все на учете, и если эта дамская пукалка где-нибудь всплывет по криминалу, установить владельца проще репы.

– Не было взлома, говоришь? А где ключи?

– Два комплекта: один у меня в сейфе, второй в тайнике под крышкой письменного стола.

– Так. А деньги, значит, на виду держишь, даже не под замком? Счет, что ли, потерял?

– Лежали прямо в ящике. Рассчитывался с юристом, оба спешили, ну и сунул. Обычно я туда не кладу, не имею привычки.

– Выходит, тот, кто их взял оттуда, не мог рассчитывать на крупную сумму?

– С какой стати?

– Значит, не за деньгами он и приходил.

– Что вы хотите этим сказать?

– Пока ничего. Просто делюсь наблюдениями.

– Да кто приходил-то – вот вопрос! Во второй половине дня, когда уже собрались за столом, здесь никого не было. Кроме Натальи.

– Это та, из обслуги, с голыми ногами?

– Да. Я ее за коньяком посылал в кабинет. Но она понятия не имела, во-первых, о том, что находится в оружейном ящике, а во-вторых – о ключе. С налету его не найти, к тому же надо знать, как воспользоваться – замок с примочками. А деньги – да, деньги она вполне могла взять. Да только уж слишком риск большой. Я тут прикинул, мы с Инной обсудили: найти ее раз плюнуть, в фирме, которая ее прислала, девица оформлена со всеми данными.

Шерех помолчал, звякнуло стекло о поднос. Потом прокурор вдруг скороговоркой спросил:

– Кто еще знал о ключе, кроме тебя самого?

– Жена, сын. Больше никто.

– Ну, а с сыном ты говорил об этом?

– О чем?

– О том, что из кабинета исчезли деньги и пистолет.

– Нет. Родиона тут и духу не было, когда эта каша заварилась. Инна его в город отправила с поручением. Зачем мне парня впутывать?

– Зачем? А я, Савелий, прямолинейно рассуждаю: есть четыре человека, которые с разной степенью вероятности могли это сделать. Жену твою в расчет не берем. Значит: девушка из фирмы по обслуживанию, те двое, которые пропали, и Родион. Из них только твоему сыну было точно известно, где что лежит и как открыть оружейный ящик. С другой стороны: исчезли те двое, племянница твоя и младший брат, которого ты не жалуешь. И справедливо – как по мне, я бы такого дачный нужник стеречь не поставил. А теперь скажи: ты в самом деле веришь, что с этими двоими на озере что-то случилось?

– Я, Геннадий Иванович, версий не строю. Тут факты. А что касается Родьки…

– Ты на вопрос не ответил. Веришь или нет?

Родион как наяву увидел мелкие жесты прокурора, которыми тот занимал руки, когда разговор начинал набирать остроту, и широкое, скуластое, лоснящееся от недоумения и духоты лицо отца. И одновременно вспомнил все, что здесь происходило до того, как мать послала его в город за надутым ветеринарным светилом.

«Марта!» – подумал он, вглядываясь в сумрак коридора.

Но зачем она все это затеяла? А самое главное – что успела осуществить из того, что входило в ее план? Он сам показал, где хранится ключ от оружейного ящика, хвастая отцовской коллекцией, и сам подтолкнул ее к какому-то безумному решению. Но при чем тут деньги и где, собственно, Валентин Смагин?

– Не знаю я, – отозвался Савелий Максимович. В голосе его прозвучало недоумение. – Пока все как будто сходится.

– Сходится! – торжествующе протрубил Шерех. – А вот это как тебе понравится?

И пошел плести кружева, из которых в конечном счете следовало, что никто, кроме его, Родиона, завладеть одновременно пистолетом и деньгами не мог.

Отец слушал молча, не возражая и не соглашаясь, а сам Родион пропустил половину этой чепухи мимо ушей, потому что не в ней сейчас было дело.

Наконец Савелий Максимович запыхтел, в два глотка осушил рюмку, запил минеральной и осведомился:

– Так что ж, по-вашему, Геннадий Иванович, выходит – мой сын и Марту с Валентином утопил? Это уж, простите, полный абсурд. Категорически не согласен. Какой смысл?

– Извини, увлекся. Все это пока гадательно, и на веру ничего принимать не следует. А сделать нужно следующее…

Тут Родион сосредоточился.

– Значит, так. С твоей стороны – никакой подтанцовки. Это крайне важно. Сиди тихо, как мышь, Савелий Максимович. К местным ментам соваться без толку – тут и так все ясно. Оружейный ящик и письменный стол по возможности не трогать. Не прикасаться вообще. Держать язык за зубами, как ты умеешь. А завтра с утра пришлю тебе сюда надежного человека и с ним пару оперативников. Типа дознание по обстоятельствам происшествия. Полуофициально как бы. Примешь, окажешь всяческое содействие. Работник серьезный, толковый, будет копать, пока не дороет до дна. Дальше – по результатам. Вник?

– Благодарю, – по-армейски сухо, как бы прищелкнув каблуками, обронил отец. – Надеялся на вас, и в который раз не ошибся. Должником буду, Геннадий Иванович…

В голосе, однако, звучала обида, и Савелий Максимович ее не особенно старательно прятал. Все, что прокурор нес о сыне, Смагину-старшему сильно не понравилось.

В кабинете наметилось некое шевеление, и Родион, оторвавшись от стены под дверью, бесшумно пересек коридор и скрылся в бильярдной.

За широкими, постоянно приоткрытыми для проветривания окнами уже синело, духота нехотя отступала, но его футболка насквозь промокла от пота. Он торопливо спустился вниз, миновал пустой холл, благополучно избежав встречи с матерью, а у себя в комнате первым делом сменил футболку и умылся.