Текст книги "Лекции по семиотике культуры и лингвистике"

Одно из видных направлений отечественного языкознания второй половины XIX в. – Харьковская лингвистическая школа. Представителями ее были А. А. Потебня, Д. Н. Овсянико-Куликовский, А. В… Ветухов, А. Г. Горнфельд и др. Они исследовали язык в широком культурном и историческом контексте. У истоков Харьковской лингвистической школы стояли И. И. Срезневский и его ученик П. А. Лавровский. Наиболее значительные достижения Харьковской лингвистической школы связаны с деятельностью Потебни. Он считал, что в основе развития языка лежит смена поэтического мышления, отразившегося в формах слов и высказываний, прозаическим мышлением. Определение искусства как основной формы познания, предшествующей философским и научным формам познания, было распространено в начале ХХ в. Взгляды Потебни на поэтический язык, природу поэзии и вообще искусства составляют его «лингвистическую поэтику». Последователи Харьковской лингвистической школы историко-генетическим подходом к изучению языковых явлений способствовали развитию отечественной семасиологии, лексикологии, этимологии.

А. А. Потебня

Александр Афанасьевич Потебня (1835–1891) – видный русский и украинский языковед считается создателем философско-лингвистической концепции – «потебнианства». В 1856 окончил Харьковский университет и с 1860 преподавал в нем. С 1875 – проф. Харьковского университета; чл. – корр. Петербургской АН (с 1877). Центральный труд Потебни «Из записок по русской грамматике» сыграл выдающуюся роль в обосновании исторического языкознания, в развитии грамматической теории русского языка. Потебня одним из первых в России поставил на почву точного фактологического исследования разработку вопросов истории мышления в его связи с языком, пытался установить общие семантические принципы осознания человеком основных категориальных отношений действительности. Рассматривая речевые единицы как акт мысли, в котором языковая форма выступает «ссылкой на значение», Потебня[23]23
  Потебня А. А. Мысль и язык // Потебня А. А. Полн. собр. соч. в 4 т. – М., 1926. Т. 1.


[Закрыть] обосновывает учение о «внутренней форме» слова. Согласно этому учению, наряду со знаковой оболочкой и абстрактным значением, слово имеет «внутреннюю форму». Т. е. представление, образ этого значения, подобно тому, как термин «окно», помимо четырехбуквенного сочетания знаков и понятия о застекленном проеме стены, содержит образ этого значения – представление об «оке» (глазе). Внутреннее противоречие между такими чувственными образами и абстрактными значениями определяет, по мнению Потебни, генезис рече-мыслительной деятельности. Разрабатывая учение о роли языка в психической деятельности, Потебня указывает, что представление значения речевого сигнала, т. н. «апперцепция в слове» выступает как предпосылка самосознания. В работе «Из записок по русской грамматике» Потебня анализирует чувственный образ в слове как «внутренний знак» его семантики и рассматривает в функции «внутренней формы» ближайшее значение слова, которое носит общенародный характер и является условием понимания речи. Анализируя образ и значение как основные компоненты искусства, Потебня подчеркивает полисемантичность его языка, вводит т. н. «формулу поэтичности»: А (образ) < X (значения), возводящую неравенство числа образов множеству их возможных значений в специфику искусства.[24]24
  Потебня А. А. Из записок по теории словесности. – Харьков, 1905. С. 101.


[Закрыть] Соотношение образа и значения в слове носит, по мнению Потебни, исторический характер; оно очерчивает специфику как мифологического сознания (характеризующегося нерасчлененностью образных и понятийных сторон своего языка), так и сменяющих его форм художественно-поэтического мышления (в котором значение преломляется через образ) и научного мышления (характеризующегося приматом значения над образом). Исследуя генезис грамматических и логических категорий, Потебня вскрыл категориальную синкретичность первобытного мышления, связанную с архаической нерасчлененностью представлений о субстанции и атрибутах, и рассматривал путь ее преодоления. В связи с анализом истории мышления и его категорий Потебня развивает идеи эмпирического обоснования логики. Ценные результаты получены исследователем и в области литературоведения, фольклористики, славяноведения, изучения украинского языка.

Однако обилие течений и направлений, характерных для этого времени в России, как в искусстве, так и в науке, в конечном итоге обернулось борьбой между ними. Потерпели поражение научные и художественные представления наиболее глубокомысленные, требующие широкого круга знаний и, как правило, оторванные от привязанности к сиюминутным практическим задачам. И все они стали высмеиваться, а затем и преследоваться. Сохранилась частушка, показывающая пренебрежительное отношение к этим течениям в науке и искусстве:

 
«Сублимация культуры
И рефлексов неоргазм
Суть концепция структуры
Анормальных протоплазм…»
Это что же, Марь-Макарны,
Чай, похабные словца?
Нет, это лектор популярно
Объясняет стиль дворца!
 

Так семиотика в России первый раз оказалась под запретом, в загоне вместе с социологией, впоследствии с кибернетикой, генетикой и другими передовыми научными направлениями. Многие представители семиотики преследовались (например, М. Бахтин, а В. Я. Пропп до конца жизни преподавал в ЛГУ немецкий язык), труды их оказались запрещенными (например, О. Фрейденберг), кто-то эмигрировал (наиболее яркий пример – Р. Якобсон).

Однако и в этот темный период ученые продолжали свои исследования в интересующем нас направлении. К таким энтузиастам можно отнести Виноградовскую школу в языкознании – одно из направлений советского языкознания, возникшее в 40–50 гг. ХХ в. и объединившим учеников и последователей В. В. Виноградова общим пониманием природы языка, общей методологией его исследования. В теории Виноградова в центре изучения языка стоит, с одной стороны, слово как центральная единица языковой системы, с другой стороны, – текст во всей его сложности, рассматриваются взаимоотношения языка и речи, раскрывается динамика языковых явлений. Эта концепция отличается от концепции Ф. де Соссюра (Женевская школа), фактически описывающего язык вне связи с актом речи, и от филологической концепции К. Фосслера, ориентированной прежде всего на экспрессивно-эстетическую функцию языка.

Таким же подвижником был Михаил Константинович Петров (1924–1987) – философ, историк науки, многие работы которого написаны в свете семиотики. Он защитил первую в Советском Союзе науковедческую диссертацию «Философские проблемы науки о науке». Перевел в 1968 роман-антиутопию Дж. Оруэлла «1984», что по тем временам было подвигом. Из-за своих взглядов оказался за бортом официальной науки. Исследовал проблемы взаимовлияния, общения и преемственности культур, генезис и пути образования разных культурных типов: индийской общины, западноевропейской античности, Средневековья и Нового времени. Многие его работы до сих пор не опубликованы. Вышедшая в 1991 книга «Язык, знак, культура», написанная в 1974 году, восполнила в некоторой степени лакуну его неопубликованных трудов, насчитывающих 12 тыс. страниц рукописей. В работе исследуется функционирование социокодов в разных культурах.

Столь же незаслуженно оказавшимся в тени был Николай Иванович Жинкин (1893–1979) – психолог, философ, лингвист. Он был автором работ по эстетике и теории живописи, один из основоположников отечественной учебной и научно-популярной кинематографии, первопроходец в изучении кино как искусства и процессов восприятия кинокартины, исследователь коммуникации животных и общих проблем семиотики. Однако его труды до сих пор известны лишь в пределах сравнительно узких и разобщенных друг с другом профессиональных сообществ. Связано это как с общественными условиями, так и личной скромностью ученого. За долгую жизнь была издана лишь одна, правда, самая объемная его работа – знаменитые «Механизмы речи».[25]25
  Жинкин Н. И. Язык. Речь. Творчество. – М., 1998.


[Закрыть] В 1998 г. началось издание его избранных трудов.

Н. И. Жинкин

II. Второй этап развития семиотики в России

Второй этап победоносного шествия и развития семиотики связан с годами «оттепели» в России. В 60-е годы, когда были реабилитированы многие безвинно пострадавшие, вместе с ними вернулись и те, кто занимался исследованиями в области семиотики. Стали публиковаться труды М. М. Бахтина, сыгравшие важную роль в развитии семиотических идей не только в нашей стране, но и на Западе. Вспомним, что именно под воздействием книги «Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» Ю. Кристева пришла к обоснованию интертекстуальности, под влиянием М. Бахтина оказался и У. Эко. Публикуются труды О. Фрейденберг и др. К этому времени относится становление и развитие Московско-тартуской школы. Теперь уже предметом семиотического анализа становится не только литература, но и многие другие виды искусства – музыка, пластические искусства, кино. Семиотические аспекты анализа оказываются применимы и к другим сферам жизнедеятельности человека – быта, в том числе жилища, идеологии и политики. В это время появляются философские труды по семиотике, получает развитие семиотический анализ и в психологии, и в медицине. На Западе, особенно во Франции, наблюдается взрыв интереса к семиотике. В это время начинают работать и создают свои знаменитые произведения Ж. Бодрийяр, Р. Барт, позднее Ю. Кристева.

Одним из ярких представителей семиотики этого периода был Лазарь Осипович Резников (1905–1970) – советский философ, доктор философских наук (с 1948), профессор (с 1948). Судьба его достаточно показательна для советского периода. Он окончил Северо-Кавказский университет (1929) и философскую аспирантуру МИФЛИ (1938). Вел педагогическую и научно-исследовательскую работу в вузах с 1929. Был репрессирован с 1949 по 1956 и позже реабилитирован; в связи с этим не печатался 10 лет (с 1948 по 1958). После освобождения был приглашен в Ленинградский университет. С 1956 – профессор философского факультета Ленинградского университета. Разрабатывал вопросы теории познания. Начинал свою исследовательскую деятельность с изучения теории отражения. Это привело его к изучению проблем познания, что, в свою очередь, подвело к исследованию связи познания и мышления с языком. Закономерным стало исследование гносеологических проблем семиотики. Самая значительная работа – «Гносеологические вопросы семиотики» (Л., 1964), которая была переведена на многие языки мира. Однако сам Резников считал, что семиотический аспект анализа невозможен по отношению к искусству, а применим только при изучении проблем познания. Несмотря на это, его идеи легли в основу многих отечественных работ по семиотике искусства. (На Западе, где развитие семиотики шло без идеологического деформирующего давления, семиотические исследования применялись во всех областях знания, в том числе и в искусствознании) Лазарь Осипович Резников пользовался большим уважением в кругу своих коллег, в том числе и автора этих строк, восхищавшихся его эрудицией и оригинальным умом.

Коллегой Лазаря Осиповича Резникова был Виктор Александрович Штофф (1915–1984) – советский философ, доктор философских наук (с 1964), профессор (с 1966). Окончил философский факультет ЛГУ (1937) и аспирантуру (1941). Вел педагогическую и научно-исследовательскую работу в вузах (с 1937), с 1945 – на философском факультете ЛГУ. Заведующий кафедрой философии Института повышения квалификации преподавателей общественных наук при ЛГУ (с 1967). Область научных исследований – теория познания, методология научных исследований и философские вопросы естествознания. Проблемы моделирования связывал со знаковостью.

Самым значительным явлением в области семиотики этого периода была Московско-тартуская школа, объединявшая представителей двух городов – Москвы и Тарту. Нередко эту школу называют тартуско-московской.[26]26
  Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа: [Сб.]. – М., 1994.


[Закрыть] Основные представители: Ю. М. Лотман, З. Г. Минц, Б. М. Гаспаров, Б. Ф. Егоров, Л. Мялль (Тарту), В. В. Иванов, В. Н. Топоров, Б. А. Успенский, А. М. Пятигорский, И. И. Ревзин, М. И. Лекомцев, Г. А. Лесскис (Москва). Ведущую роль играли Ю. М. Лотман и В. В. Иванов. Несмотря на то, что многие ее участники жили в Ленинграде, Риге, Вильнюсе, Ереване, центром ее был Тарту, вернее, Тартуский университет и его кафедра русской литературы, возглавляемая Ю. М. Лотманом. Около 10 лет в Москве работал кружок (или семинар), как пишет М. Л. Гаспаров, похожий на филиал Московско-Тартуской школы: сперва в Инязе, потом у А. К. Жолковского, потом у Е. М. Мелетинского. По мнению Лотмана, Тарту оказался выгодным местом встречи московской и ленинградской филологической школ. Москвичи, как правило, пришли в семиотику от лингвистики. Но все они в какой-то мере занимались литературоведением. Группа в Тарту, возглавляемая Ю. М. Лотманом и З. Г. Минц – литературоведы, занимавшиеся лингвистикой. Оба эти направления соединились в интересе к языку как генератору текстов в культурном контексте. Различение школ обозначилось в начале ХХ века. В Москве образовался Московский лингвистический кружок, в Петрограде – Ленинграде – функционировал ОПОЯЗ, где доминирующим было литературоведение (Эйхенбаум, Жирмунский, Томашевский, Пумпянский, Бахтин, Фрейденберг, Пропп, Тынянов, Гуковский). Работа в Тарту Бодуэна де Куртене как бы представляла собой историческое предвестие Тартуской семиотики. Симбиоз двух традиций оказался плодотворным, отражая биполярность всей русской культуры.

Московские представители – профессиональные лингвисты, хотя у каждого была своя специальность: В. В. Иванов – хеттолог, В. Н. Топоров – балтист и индолог, И. А. Ревзин – германист, Ю. Лекомцев – специалист по вьетнамскому языку, Зализняк и Б. А. Успенский – слависты. Все они занимались разными подходами к семиотике, но впоследствии в основном занимались семиотическим анализом художественного текста и мифологии. Эта область получила название «вторичные моделирующие системы», в отличие от «первичной моделирующей системы», представляющей собой естественный язык.

Как писал Б. А. Успенский: «Если москвичи – лингвисты, в какой-то мере занявшиеся литературоведением, то представители тартуской группы – литературоведы, занявшиеся лингвистикой» (ТГУ, 1987).

В 1962 году прошел симпозиум по структурному изучению знаковых систем в Москве, положивший начало выпуску «Трудов по знаковым системам» (начавших выходить с 1964 г. – всего выпущено 25 томов) и конференций, проходивших сначала в Кяэрику, затем в Тарту. Впоследствии материалы Тартуских летних школ публиковались под заголовком «Летняя школа по вторичным моделирующим системам» (было их всего 5 – с 1964 по 1973 гг.). Название «вторичные моделирующие системы» возникло, чтобы избежать возраставшей критики, с одной стороны, с другой – знаковые системы понимались как моделирующие частные аспекты действительности, надстраивающиеся над первичной моделирующей системой – языком.

Московско-тартуская школа как бы представала семиотическим феноменом, в котором направление исследований, формы работы, стиль научного общения представляли собой своего рода семиотический код, отличавшийся от всей обстановки в стране, имея определенную знаковую ценность в культуре, в которой он формировался и функционировал. Семиотические принципы исследований Московско-тартуской школы были изоморфны обстоятельствам в стране. Герметизм школы поддерживался эзотерическим научным языком. Но интерес к изданиям был чрезвычайно велик как в Советском Союзе, так и за рубежом.

Особенность Московско-тартуской школы – она представляла возможность для междисциплинарного сотрудничества: историки и лингвисты, музыковеды и этнографы, математики и биологи общались в рамках общего языка. Таковы были особенности Московско-тартуской школы в 60-е гг. В 70-е гг. и внешние условия работы, и внутренние механизмы общения начали изменяться. В 1973 г. Летние школы прекратились, «Труды по знаковым системам» были сокращены по объему, что повлияло на характер изданий. Связано это было с ухудшимися условиями культурного и идеологического климата. В 80-е–90-е гг. идеология, захлестнувшая науку, сменила знак на противоположный. И сегодня представители Московско-тартуской школы продолжают свои исследования, уже не связанные единым центром.

Временные границы школы – начало 60 – конец 70-х годов. Практически к 1986 году школа прекратила свое существование.[27]27
  Лотман Ю. М. и ТМШ. – М., 1994. С. 275.


[Закрыть] Вскоре возникло разочарование в семиотике. А. М. Пятигорский писал: «Семиотика превратилась в такой кухонный комбайн, куда можно запихнуть все что угодно» (Пятигорский А. М. интервью «Я был для Лотмана…»). В статье «Заметки из 90-х о семиотике 60-х годов» он пишет о том, что «господствовала тенденция (которая мне тогда очень нравилась) принимать за теорию метод описания объекта, а с другой стороны приписывать этому методу онтологические характеристики. Так, метод бинарных оппозиций превращался из рабочего метода описания чуть ли не в закон природы описываемого объекта». Все упиралось в то, что, как указывал Ю. И. Левин в статье, посвященной 25-летию школы, «не оправдались надежды на отыскание семиотического философского камня, т. е. универсальной отмычки, метода, аппарата, который бы позволил описать и понять с единой точки зрения если не вообще все семиотические явления и объекты знаковой природы, то, хотя бы объекты определенного, достаточно широкого класса (миф, поэзия и т. д.) Не оправдались надежды на построения достаточно строгой, богатой и при этом действующей модели «культуры вообще» (ТГУ, 1987. С. 10).

В дальнейшем каждый из представителей школы применяет ее методы в области своих научных интересов, но школы как таковой не существует.

Остановимся на некоторых наиболее значимых для семиотики именах.

Юрий Михайлович Лотман (1922–1993) – литературовед, культуролог, искусствовед, семиотик, глава Московско-тартуской школы. Ему принадлежит обширный комментарий к «Евгению Онегину», биография Пушкина, работы о Гоголе и Карамзине, о литературном наследии декабристов. В своих книгах и статьях ученый уделял особое внимание быту и культуре различных эпох русской истории. Ю. М. Лотман прожил свою творческую жизнь в общении с учеными различных специальностей: помимо гуманитариев, это были физиологи, медики, биологи, кибернетики. Важнейшей сферой научной деятельности Ю. М. Лотмана была семиотика культуры. Ею он занимался с 1963 г. Во второй пол. 60-х гг. по его инициативе были проведены Летние школы в эстонском местечке Кяэрику. В них приняли участие многие ученые Москвы и Ленинграда. Итогом был ряд сборников в «Ученых записках Тартуского университета», книга Ю. М. Лотмана «Статьи по типологии культуры» (Материалы к курсу теории литературы, вып. 2. – Тарту, 1973). Ученым было написано большое число работ по семиотике, среди которых: «Семиотика кино и проблемы киноэстетики» (1973), «Культура и взрыв» (1992). После смерти были изданы: «Избранные статьи» в 3-х тт. (1993); «Беседы о русской культуре» (1994); «Анализ поэтического текста» (1996); «Внутри мыслящих миров: Человек – текст – семиосфера – история» (1996) и мн. др. В работах ученого сочетается теоретический логико-культурологический подход с конкретными разысканиями в области истории общественной мысли, литературы и быта с семиотической точки зрения.

Ю. М. Лотман

Библиография и научные идеи Ю. М. Лотмана отражены в двух публикациях: Guingugtnario. Сб. статей молодых филологов к 50-летию проф. Ю. М. Лотмана. – Тарту. А также вышедший там же через 10 лет библиографический указатель, посвященный 60-летию ученого.

Уже будучи всемирно известным ученым (все его основные труды переведены на европейский и иные языки), вице-президентом Всемирной ассоциации семиотики, чл. – корр. Британской академии, действительным членом Норвежской и Шведской академий, Лотман так и не был избран ни в АН СССР, ни в АН Эст. ССР. Лишь под конец жизни он был удостоен Пушкинской премии РАН (за цикл исследований о Пушкине) и стал академиком АН Эстонии (1992). В Германии (г. Бохум) действует научно-исследовательский институт русской и советской культуры, который носит имя Ю. М. Лотмана. После кончины Лотмана интерес к его наследию не только не угасает, но и усиливается. Переиздаются труды ученого (общее их число превышает 800), выходят в свет неопубликованные работы. Ретранслируется цикл телевизионных передач «Беседы о русской культуре», которые Лотман вел по Ленинградскому (ныне Петербургскому) телевидению. В Институте высших гуманитарных исследований (ИВГИ) РГГУ в память об ученом проводятся ежегодные Лотмановские чтения. С каждым годом становится яснее выдающийся вклад Лотмана в отечественную и мировую гуманитарную науку, в т. ч. семиотику, его историческое значение как ученого, мыслителя, педагога в истории культуры XX века. Блестящий анализ творчества Лотмана и описание его творческого и жизненного пути см. в замечательной книге Б. Ф. Егорова[28]28
  Егоров Б. Ф. Жизнь и творчество Ю. М. Лотмана. – М., 1999.


[Закрыть] и в работе К. Аймермахера.[29]29
  Аймермахер К. Знак, текст. культура. – М., 1998. С. 325–365.


[Закрыть]

Юрий Иосифович Левин – литературовед, один из активных участников Летней школы в Кяэрику, также сформировался в недрах московско-тартуской семиотической школы. Круг интересов чрезвычайно широк: проза и поэзия, поэтика, фольклор, общая и частная семиотика. Разработал типологию непонимания текста, занимался семиотикой и структурой евангельских притч и советских лозунгов.

Как и Левин, к тартуской ветви Московско-тартуской школы относится еще один из ярких ее представителей – Борис Михайлович Гаспаров (1940, Ростов-на-Дону) литературовед, музыковед. Он окончил филологический факультет Ростовского университета по специальности русский язык и литература (1961), музыкально-педагогический институт им. Гнесиных по специальности музыковедение (1968). Кандидатская диссертация «Функция служебных слов в древнерусском языке» (1965, МГПИ им. В. И. Ленина); докторская диссертация «Проблемы функционального описания предложения (на материале современного русского языка)» (1971, АН БССР, Минск). С 1966 – старший преподаватель и с 1968 – доцент Тартуского государственного университета. С 1981 – живет и работает в США: 1981–1982 – профессор Стэнфордского университета; 1983–1992 – профессор Калифорнийского университета (Беркли); с 1992 по настоящее время – профессор кафедры славянских языков и литератур Колумбийского университета в Нью-Йорке. Преподавал в качестве приглашенного профессора во многих университетах Европы и Америки.

Язык исследуется Б. М. Гаспаровым как среда существования человека, с которой происходит его постоянное взаимодействие; рассматривает коммуникативный и духовно-творческий аспекты языковой деятельности. Многие работы посвящены семиотическому анализу музыки, музыкального языка, рассматриваемого Гаспаровым как система, реализуемая в музыкальной речи.

Главой московской ветви Московско-тартуской школы является Вячеслав Всеволодович Иванов (1929, Москва), сын известного писателя Вс. Иванова. Лингвист и литератор, доктор филологических наук, академик РАН. Член Британского королевского общества, Нью-йоркского лингвистического общества.

Будучи подростком, вместе с А. Вознесенским находился под духовной опекой Б. Л. Пастернака, что, несомненно, повлияло на эрудицию и культуру. Иванов – доктор филологических наук, профессор. В 2000 г. избран действительным членом АН РФ. В годы перестройки был заведующим кафедрой мировой культуры МГУ им. М. Ломоносова, где работали С. С. Аверинцев, Г. С. Кнабе, Е. М. Мелетинский и др., депутатом Верховного Совета СССР.

Начал печататься с 1953 года, опубликовав свыше 2000 работ. Много статей в разных энциклопедиях России и за рубежом. Круг научных интересов Иванова чрезвычайно широк. Ему принадлежат работы по структурной типологии языков, по духовной культуре балто-славянских народов, монография «Хеттский язык» (1963). Иванов первым среди ученых московско-тартуской школы стал заниматься вопросами семиотики. Это произошло в 60-х гг., а в 70-х он публикует ряд работ по семиотике культуры: «Очерки по истории семиотики в СССР» – (М., 1976), «Чет и нечет. Асимметрия мозга и знаковых систем» – М., 1978 (сам автор считает эту работу одной из лучших) и др. В последней из указанных работ ученый связал деятельность мозга и семиотику – что интересно, но спорно и не нашло поддержки в трудах соратников Иванова по семиотическим изысканиям. Иванов является одним из инициаторов выступления группы отечественных ученых с коллективным докладом на VII Международном съезде славистов в 1973 г. Этот доклад впервые обобщил идеи московско-тартуской школы и представил семиотику культуры в виде законченной теории. Другие соавторы доклада – В. Н. Топоров, Ю. М. Лотман, Н. М. Пятигорский, Б. А. Успенский.

В настоящее время – профессор кафедры славистики в Калифорнийском Лос-анжелесском университете (UCLA), директор Института истории мировой культуры при МГУ.

В 1980–90 гг. ученый обратился к проблемам кибернетической лингвистики и методам построения информационного языка для текстов по дескриптивной лингвистике. Он выступил также редактором сборника «Ноосфера и художественное творчество» (М., 1991), в том числе он является одним из ведущих авторов энциклопедии «Мифы народов мира» (1988), Государственная премия СССР в 1990, работы совместно с Т. В. Гамкрелидзе «Индоевропейский язык и индоевропейцы» (1984), Ленинская премия, 1988.

В. Н. Топоров

Столь же значимо наследие другого представителя московской ветви Московско-тартуской школы Владимира Николаевича Топорова (1928–2006) – филолога, языковеда, культуролога, доктора филологических наук (1988). Он был избран действительным членом Российской Академии наук (1990), действительным членом РАЕН (1993), был главным научным сотрудником Института славяноведения и балканистики РАН, автор 1200 публикаций, из них 25 – монографии. 7 мая 1998 г. ему была вручена первая Литературная премия Александра Солженицына. Премию Топорову вручил сам А. И. Солженицын, в речи на торжественной церемонии высоко оценивший научные заслуги Владимира Николаевича. Труды Топорова поражают многогранностью и разнообразием, его научный горизонт отличается большой широтой: в области языкознания занимался общетеоретическими проблемами, а также античным, славянским, балтийским, древнеиндийским, древнеиранским языкознанием, изучением енисейских языков и их взаимоотношений; мифологией и мифопоэтикой; ритуалами и символами, их соотношением с мифологическими системами и религиями; буддологией (в 1960 он осуществил издание малого буддийского канона – Джаммапады, книга вышла в его переводе, с его введением и комментарием); литературоведением (Буслаев, Тредиаковский, Жуковский, Пушкин, Фонвизин, Батюшков, Карамзин, Тютчев, Достоевский, Тургенев, Ремизов, Блок, Ахматова – вот неполный перечень литературоведческих интересов). И все работы пронизывает семиотический аспект анализа. Один из основоположников многих семиотических концепций, которые получили широкое распространение в мире. Статья ученого «Геометрические символы» (1973) даст читателю представление о семиотических трудах ученого.

К выдающимся московским ученым относился и Михаил Леонидович Гаспаров (1935–2005) – литературовед, переводчик, видный исследователь по проблемам семиотики. Принимал активное участие в трудах Московско-Тартуской школы. Окончил классическое отделение филологического факультета МГУ в 1957; тогда же начал печататься. Работал в ИМЛИ АН (сектор античной литературы) в 1958–1990, в Институте русского языка АН (сектор стилистики и языка художественной литературы) с 1990. Чл. – корр. – 1990, действительный член РАН – 1992, Государственная премия – 1995. Основные труды посвящены классической филологии и стиховедению. М. Л. Гаспаров исследует единство формы и содержания в структуре античных поэтических жанров (кандидатская дис. – «Античная басня», 1963; монография «Античная литературная басня», 1971; статьи «Поэзия Горация» 1970; «Цицерон и античная риторика», 1972; «Три подступа к поэзии Овидия», 1973 и др.). Стиховедческие работы Гаспарова посвящены анализу и типологии неклассической метрики и ритмики, истории русского стиха, взаимоотношениям стиха и смысла. Монография «Современный русский стих. Метрика и ритмика» (1974; док. дисс. 1976) не только обобщила изыскания автора в области теории и истории русского стиха, но и явилась своеобразным итогом развития советского стиховедения 50–60-х гг. Гаспаров выступает как переводчик (Пиндар, Гораций, Овидий, античные баснописцы, Цицерон, Светоний, средневековые латинские писатели) и теоретик перевода. Последующие монографии «Очерк истории русского стиха: метрика, ритмика, рифма, строфика» (1984); «Учебный материал по литературоведению: Русский стих» (1987, 1989); «Очерк истории европейского стиха» (1989); «Избранные статьи» (1995), «Занимательная Греция: рассказы о древнегреческой культуре» (1995) и др. обобщили опыт очень широкого круга работ (свыше 300). В 1997 закончилось издание «Избранных трудов» в трех томах в серии «Семиотика. Язык. Культура». В последние годы жизни М. Л. Гаспаров преподавал в ведущих университетах в США.

Столь же значительно для семиотики имя Бориса Андреевича Успенского (род. 1937) – доктора филологических наук (1972), профессора (1979), действительного члена РАЕН (1993), главного научного сотрудника Института высших гуманитарных исследований РГГУ.

Направления научных исследований – история славянских языков; семиотика культуры; семиотика истории.

В РГГУ работал с 1993, член международного редсовета журнала Arbor Mundi («Мировое древо»), издающегося в РГГУ, член редколлегии серии «Труды по знаковым системам». Кроме того, он обладатель различных международных высоких научных регалий: действительный член Европейской академии наук (Academia Europaea), профессор Неаполитанского восточного университета (Instituto Universitario Orientale), иностранный член Австрийской академии наук, почетный член Международного общества визуальной семиотики и Британского общества по изучению славянской средневековой культуры, член Международной ассоциации семиотических исследований, автор более 350 работ, один из наиболее значительных представителей отечественной семиотической школы, крупнейший специалист в области истории русского языка, участвовал с 1976 в работе Международной ассоциации семиотических исследований. В настоящее время работает над семиотикой русской истории (XV–XVII вв.). В 1996–1997 гг. вторым изданием вышли его избранные труды. Первые два тома посвящены работам ученого в области структурной типологии языков и семиотики культуры, третий том – славянскому языкознанию. Книга Успенского «Семиотика искусства» (М., 1995), в которой идет речь о структуре художественного текста и типологии композиционной формы, заслуживает особого внимания. Как показал в ней Успенский, в художественном произведении различные точки зрения вступают в определенные отношения друг с другом, образуя таким образом достаточно сложную систему противопоставлений, различий и тождеств. Эта структура рассматривается ученым в оценочном, фразеологическом и пространственно временном аспекте. Хотя в книге Успенского – в ее основной части – речь идет прежде всего о литературных произведениях, автор касается также театра, музыки, изобразительного искусства, показывая структурную общность различных видов искусства.