Текст книги "Монета встанет на ребро"

Я, тихонько ругаясь, шла по периметру площади, прикрыв глаза от летящего в них противного снега и пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь сквозь эту грязно-бело-мокрую кашу.

Площадь ради турнира была четко разделена на четыре части, словно прямоугольник, рассеченный диагоналями. В верхней части, у самой границы прямоугольника, вчера величаво возносила серебряную голову городская ратуша, а сегодня просто стояло какое-то довольно высокое строение, заметно посмурневшее, полинявшее и упавшее духом от чудесной погоды. Готические витражные окна казались заплаканными, покрытые разводами стены развенчивали все мифы о нерушимости, а деревянные, с ужасным скрипом открывающиеся двери просто молили о ремонте. В общем, испытания дождем, ветром и холодом ратуша не выдержала.

В правой части площади стояло десятка два рослых лошадей разных мастей и пород. Все, как одна, необъезженные трехлетки. Кони недовольно фыркали, когда снег забивался им в ноздри, трясли головой и так и норовили лягнуть соседа. Конюхи, бродившие вокруг, лениво проверяли, правильно ли оседланы и взнузданы животные. Впрочем, народу между ними сновало мало, так что я справедливо решила, что их звездный час в этом турнире еще не пробил.

Левая четверть площади была подозрительно пуста, но зато ограждалась цепью стражников, трижды кольцующей странно пустынное пространство, покрытое не тронутым ни одним следом слоем снега. Магического поля, как я поначалу логично предположила, над ним натянуто не было. Вдвойне подозрительно.

Зато последняя, нижняя часть была так запружена народом, что, вздумай какая-нибудь не в меру зловредная ведьма, пролетая над площадью на помеле, презрительно сплюнуть вниз – непременно попала бы кому-то на голову. Но, на счастье толпящихся рыцарей, единственная присутствующая поблизости ведьма была не в настроении, да и при полете плащ развевается так, что никакого толку от него попросту нет, а это в условиях нынешней теплой весны чревато чем-нибудь типа воспаления легких. Тогда меня Храм точно по головке не погладит. Да что там Храм – Таирна со свету сживет своими бесконечными притирками, декоктами и т. п. г.[16]16
  тому подобная гадость.


[Закрыть]

Регистрация участников началась в десять утра, я дальновидно пришла на сорок минут попозже, так что Лиридан, когда я к нему присоединилась, стоял уже в непосредственной близости от вожделенного столика, где желающие могли записать свои имя и фамилию (видимо, дабы их потом упомянули где-нибудь в пыльном свитке с летописью и знали, что написать на надгробном памятнике) и получить полагающееся обмундирование: меч, кольчугу, пару кинжалов, шлем и кольчужные перчатки.

Лиридан, хотя и изрядно подмерзший, просто сиял от радостного предвкушения состязаний:

– Привет, соня! Как жизнь?

– Бьет ключом… – мрачно отшутилась я, зябко передергивая плечами.

– А что же так нерадостно? – удивился наемник, незаметно за локоток затягивая меня в поток людей. Товарищи, ожидающие своей очереди за ним, недовольно завопили, что меня, мол, тут раньше не стояло, но им хватило милой улыбки, подкрепленной всплеском приворотного поля, дабы они уверовали, что уж кого-кого, а меня всегда и везде надо пропускать без очереди.

Я мрачно покосилась на темно-серое, как мышиная тушка, небо и тоскливо протянула:

– Да вот как бы погоду обозвать, чтобы природу не обидеть…

– Да, весна нынче теплом не балует, – согласился наемник, проследив за направлением моего взгляда. – Но ничего: вот сейчас начнется турнир – и все думать забудут о погоде.

Я как-то сомневалась в том, что получу удовольствие от наблюдения за состязаниями, если мне за шиворот добрый ветер то и дело будет забрасывать пригоршни мокрого снега, но решила не расстраивать человека и оставить свои сомнения при себе.

– Итак, девушка, ваше имя? – между тем принялся трясти меня за рукав парень с пером за ухом, восседающий за столом, к коему так стремилась вся очередь.

Я удивленно отшатнулась, выставив вперед Лиридана, словно заградительный щит:

– А зачем оно вам?

Парень непонимающе уставился на получившуюся рокировку: он теперь созерцал ухмыляющегося во весь рот Лиридана, а я вещала из-за широкой спины последнего, невидимая глазу. Потом подумал, неуверенно кашлянул и спросил:

– Но вы ведь – чародейка?

Я досадливо поморщилась, выходя из-за своего спасительного бастиона:

– Ну допустим.

– Тогда разве вы не хотите зарегистрироваться?

Я удивленно вскинула брови:

– А разве ведьмам можно?

– Разумеется! – воскликнул регистратор, с опаской глядя на волнующуюся очередь за нашими спинами. Гомон и ропот свидетельствовали о том, что народ не слишком-то интересовала тема нашей милой беседы, а вот мокнуть под не то снегом, не то дождем им уже изрядно надоело. – В Кубке рыцарей участие могут принимать все желающие рыцари, наемники, воины, маги или чародейки. Так как ваше имя?

– Я не хочу участвовать, – с улыбкой отказалась я. – Но все равно спасибо за информацию.

Парень равнодушно пожал плечами, мол, не хотите – как хотите, и быстренько зарегистрировал Лиридана. В качестве обмундирования ему были предложены: меч (кривая полуржавая железяка с однозначно тупым лезвием), кольчуга (треск проносившихся и разлезающихся на глазах скреплений между кольцами я слышала невооруженным ухом), шлем (без подшлемника и без прорезей для глаз и носа, так что я заподозрила, что это бывшее ведро, рассчитанное на железно-пустоголовых рыцарей) и два кинжала, на которые можно было безо всякой опаски садиться голой… истинным лицом. Я одним выражением лица забраковала напрочь все это, и Лиридан поспешил со мной согласиться, сказав, что у него самого есть оружие и броня. Парень невозмутимо отнес обмундирование в сторонку (видимо, для следующего претендента) и дал нам краткие инструкции. Оказалось, что турнир начинается через полчаса: всех участников делят на две группы, сражающиеся друг с другом. Победители выходят в следующий тур.

Я скептически хмыкнула, представив, каким образом собирается жюри разбираться в той куче-мале, которую непременно устроят рыцари, запакованные в железо, словно кильки в консервную банку, и торжественным жестом положила руку Лиридану на плечо, поздравив со вступлением в ряды идио… благородных воинов. Наемник только повернул ко мне изрядно скисшее лицо, но ничего не сказал.

Полчаса мы провели, обходя кругом всю площадь. Ничего нового не увидели, но хоть время протянули, а то на этом ветру и холоде просто так стоять – это однозначно превратиться в ледышку, мне же такое как-то не улыбалось…

Спустя положенное время герольд затрубил, глашатаи принялись скликивать участников, попутно объясняя, что из-за «неподходящих погодных условий» сама градоправительница (вопреки устоявшейся традиции) наблюдать за состязанием не будет, а передоверит обязанность определять победителей компетентному жюри. Жюри сидело тут же в креслах, прикрываясь от весенней небесной слякоти одинаковыми черными зонтами.

– Конечно, в такую погоду добрый хозяин собаку на улицу не выгонит, – резонно заметил один из двух рыцарей, стоящих бок о бок со мной. – Только нашей Великой и Ужасной Альвире Батьковне могло хватить доброты душевной назначить на такой день открытие турнира!

– А ведь прогноз-то, между прочим, хорошим был! – печально откликнулся второй, направляясь к месту всеобщего сбора, где уже шла раздача красных и синих карточек, определявших, за какую команду ты будешь драться.

– У природы нет плохой погоды – у нее есть плохие предсказатели, – вполголоса прокомментировала я, поворачиваясь лицом к Лиридану. – Ну что, служивый, удачи тебе!

– Не помешает, – усмехнулся наемник и, шутливо отдав честь на прощание, растворился в толпе, устремившись к организаторам.

Я, потыкавшись то там, то тут, наконец-то заняла наиболее удобный пост для наблюдения за предстоящей битвой и принялась увлеченно созерцать разворачивающееся действо.

Наблюдение по жизни: то, что не удается довести до ума, часто доводят до абсурда.

Именно такую ситуацию мне и выпала честь лицезреть на примере Кубка рыцарей. Сначала участников вытянули в две параллельные шеренги, потом заставили поклониться друг другу (представляю, как это было удобно делать, если даже руку поднять, не двинув соседа рядом по уху, было невозможно) и дали сигнал к началу боя.

Линии гордо ощетинились тупыми мечами, ржавыми алебардами и погнутыми бердышами и рванули на абордаж. Заскрипели кольчуги, разрываясь от неумелого тыканья противника, заскрежетали мечи, неловко принимая на себя рубящие удары, заорали зрители, подбадривая обе команды. Разглядеть с такого расстояния, где «наши», а где «чужие», не представлялось возможным даже для ведьмы, так что мы вопили просто от переизбытка эмоций, швыряя в сражающихся лентами, серпантином и яблочными огрызками. Вот теперь-то я поняла, почему участникам выдавали исключительно тупое оружие – половина из них меча, похоже, никогда в руках не держала, так что они лупили как карта ляжет, даже не задумываясь, что могут и вправду убить человека.

Шеренги схлестнулись, словно волны огня между сражающимися магами, но не отхлынули, как сделала бы магия, а намертво сцепились боками. Все смешалось в жуткую, предрекаемую мной изначально кучу-малу, понять, кого надо бить, а кому помогать, я думаю, в том бардаке было просто нереально, так что рыцари косили друг друга направо и налево, не размениваясь на мелочи вроде: «Ты свой?» – «Не, я чужой!» – «Ну тогда вот тебе, гад!»

И вдруг в самый кульминационный момент битвы (уши уже просто закладывало от треска и скрежета, а рыцари матерились так, что заглушали оптимистичный вой ветра у меня под плащом) жюри бесцеремонно остановило бой, сказав, что принято решение о победе «синих». На каких основаниях принималось это судьбоносное для некоторых решение – йыр знает. Но Лиридан, по-моему, был «синим», так что лично у меня претензий к вердикту не возникло, а вот у десятка-другого «красных» рыцарей, сражавшихся ничуть, по сути, не лучше и не хуже своих оппонентов…

Словом, жюри поспешило эвакуироваться каким-то тайным ходом, оставив бывших соперников разбираться друг с другом самостоятельно.

Утратив интерес к происходящему (рыцари от переизбытка чувств принялись вновь увлеченно мутузить друг друга), я лениво посмотрела по сторонам и заметила маленькие крытые ряды, не отмеченные моим вниманием раньше. А может, раньше их тут и не стояло?.. Я машинально поискала взглядом в толпе рыцарей Лиридана, не нашла и решила, что по здравом размышлении наемник сам поймет, где стоит искать ведьму, у которой со вчерашнего утра крошки во рту не было.

Кое-как прорвавшись сквозь толпу возбужденных болельщиков, подбадривавших радостными криками лупцующих друг друга рыцарей, я подошла к запримеченным торговцам и неспешно прошлась вдоль небольшого рядка.

Торговали с крытых повозок в основном едой и питьем. Видимо, ушлые торгаши решили втридорога содрать с голодных и злых рыцарей.

Я только-только собралась было соблазниться горячим пирожком с мясом, как услышала, что меня окликает женский голос:

– Иньярра!

На плечо легко легла тонкая женская рука в кожаной перчатке, я резко обернулась и удивленно отшатнулась от Власты, радостной и сияющей, как купол Храма на солнце.

– Ты здесь откуда?!

– Я? Оттуда, откуда и ты! Ты за «красных» или за «синих» билась? – с восторженным придыханием затарахтела чародейка, окидывая мою замерзшую, закутавшуюся в плащ по самый нос фигуру сочувственным взглядом и быстро стягивая с рук перчатки.

Я скептически приподняла левую бровь.

– Вообще-то я вовсе не билась. А ты что, участница?

– Конечно! Глаза закрой.

Я послушно прикрыла веки, чувствуя, как на виски ложатся прохладные чуткие пальцы, и слыша напевный речитатив формулы. В следующий миг меня словно прошило насквозь электрическим разрядом, мышцы содрогнулись в болевой судороге, а в голове словно взорвался огненный шар. Зато еще через мгновение по всему телу заструилось долгожданное тепло, щеки порозовели, на губах заиграла слабая улыбка.

– Это еще что за судороги? – испуганно воскликнула Власта, торопливо убирая от меня руки. – Я, что ли, что-то напутала? Больно? Извини…

Я только отмахнулась, показывая, что все в норме, и, совладав с перехваченным дыханием, объяснила:

– У меня болевая реакция на творимую на мне магию противоположной стихии. Ты ведь «вода», не так ли?

– Да, – судорожно сглотнула девушка и осторожно спросила: – Очень больно?

Я пожала плечами:

– Сейчас – уже нет. По крайней мере, тепло. А ты-то за «красных» или «синих» выступала?

– За «синих»! – снова широко улыбнулась чародейка, горделиво расправив плечи. – Я теперь в следующий тур вышла!

– Поздравляю!

– Спасибо, – Власта непонимающе нахмурилась. – А разве ты не говорила, что у тебя с утра есть дела? Почему ты тогда здесь, если даже не участвуешь?

– Я здесь болею за одного знакомого. – Я беспокойно огляделась по сторонам. – И вообще-то этот самый знакомый уже должен был меня найти…

На левое плечо с силой опустилась мужская рука:

– Ты обо мне? Я здесь!

Я быстро обернулась и обнаружила неслышно подошедшего Лиридана, которого я ждала совсем с другой стороны…

– А кто эта милая девушка? – Наемник ничтоже сумняшеся, словно заправский кавалер, поцеловал у Власты ручку, чем вызвал непередаваемое удивление последней: уж в ней-то не признать чародейку было невозможно. Коротко стриженные волосы, меч за поясом, короткая куртка с капюшоном, расшитая техническим серебром, и извечные штаны. Юбок чародейки не носят в принципе.

Помнится, когда я как-то раз спросила у одной приятельницы почему, то на меня вылили такой ушат возмущенных претензий, что вспомнить страшно:

– Да как вы их вообще носите?! Они же перекручиваются, словно флюгер во время бури! А если булавкой к трусам приколоть – еще и сползают, как будто на подол две гири нашиты!

Я тогда похихикала, но переубеждать не стала. На вкус и на цвет дуракам закон не писан. К тому же о вкусах обычно не спорят. Их навязывают.

«Милая девушка» между тем возмущенно выдернула свою лапку из рук галантного наемника и прошипела:

– Иньярра, это и есть твой знакомый?!!

Я удивленно, словно в первый раз увидела, оглядела Лиридана с ног до головы – тот подыграл, изобразив на лице зверскую улыбку, как на портретиках «Их разыскивает гильдия Магов», и глумливо раскланялся.

– Да, как ни странно, я как-то раз уже встречалась с этим клоуном… Только тогда он вел себя приличнее.

Лиридан, дурачась, принял вид виноватого школьника, которого поставили в угол, и горестно вздохнул:

– Не любите вы меня… Уйду я от вас!..

– Куда ты денешься, – не выдержав, рассмеялась я. – Значит, так: это – Лиридан, наемник с перспективой в рыцари элитной стражи города; это – Власта, чародейка. Прошу любить и не жаловаться. Друг друга при мне не убивать. Все жалобы на плохое поведение рассматриваются каждую третью пятницу-тринадцатое при совпадении ее с полным лунным затмением!

Вновь познакомившиеся смерили друг друга оценивающими взглядами и сохранили молчаливый нейтралитет. Я вздохнула и предложила:

– Может, поедим где-нибудь?

Идея была принята на ура, и мы тут же присоединились к длинной очереди, успевшей набежать, пока мы знакомились и выясняли отношения.

Выбор был невелик: тетка в замызганном, хотя вроде бы некогда белом фартуке поверх теплой телогрейки предложила нам горячие, завернутые в довольно чистые на вид тряпицы пирожки, стакан чая, сто грамм коньяку и песочные коржики, но по секрету сообщила, что коржики она испекла еще на той неделе, так что теперь их разгрызут только вампиры, если снова прилетят к ней за выпечкой в полнолуние. Я, знавшая несколько вампиров лично и находившая, что это совсем неплохие ребята, весьма скептически отнеслась к предположению, что клыкастые с энтузиазмом отнесутся к прошлогодней выпечке, но благоразумно оставила свои мысли при себе и купила пирожок с чаем. Власта последовала моему примеру, а Лиридан, брезгливо поморщившись при виде того, что мы с чародейкой гордо назвали сегодняшним обедом, обошелся одним коньяком, заявив, что уж лучше никакой еды, чем пирожок с Бобиком.

Не на тех нарвался: если бы благородная дама после таких слов откинула злокозненную сдобу куда подальше и побежала судиться с торговкой, то ведьма и чародейка со здоровым цинизмом в крови только насмешливо хмыкнули, пожали плечами и пожелали приятно поголодать.

Мы неспешно шли вдоль площади, плавно переходящей в главную улицу города, и разговаривали. Узнав, что Власта и я собираемся отправиться на аудиенцию к градоправительнице, Лиридан смерил нас таким искренним сочувственным взглядом, что даже мне почти стало страшно.

– А вы уверены, что оно вам надо? – вкрадчиво поинтересовался наемник, пряча озябшие руки в карманы куртки.

– Конечно! – задиристо встряла Власта, уже расправившаяся со своим пирожком и прихлебывающая чай из бумажного стаканчика.

Я согласно кивнула головой, с сомнением разглядывая свой пирожок и никак не решаясь его надкусить.

– А вы хоть что-нибудь слышали о ней? – между тем насмешливо спросил Лиридан. – Девушки, да лучше сунуться к химере в клетку, чем к нашей милой градоправительнице на прием!

– Что, так уж страшно? – недовольно поморщилась чародейка, хмуро глядя на меня.

– Не то слово! – воскликнул наш «оптимистичный» спутник, и следующие пятнадцать минут мы увлеченно внимали тому, каким чудовищем была Альвира – правительница в городе. И воинов-то она в тюрьмах гноила, и на проезжающих-то опыты ставила, и в больницах-то проводила политику «коли выздоровеет – так и сам выздоровеет, а коли написано на роду помереть – так чего же его лечить?», так что больные выживали скорее вопреки стараниям врачей. Словом, не женщина, а каторга какая-то!

– И на кой йыр я согласилась! – в сердцах выругалась Власта, с круглыми от ужаса глазами слушавшая все эти жутковатые байки. Лиридан, напротив, гордо выпятил грудь колесом: мол, я же вам говорил!

– Да ты его больше слушай, – поморщилась я. – Ну кто нам что сделает, в конце концов? Стража? Охрана? Сама Альвира ночной горшок прицельно метнет?

Пирожок, уже остывший, как позавчерашний труп, пачкал маслом руку. Лиридан внимательно наблюдал за моей внутренней борьбой «съесть – не съесть, выбросить – не выбросить», не понимая ее корней. В конце концов он вкрадчиво признался:

– Иньярра, про Бобиков – это я пошутил. Так что ешь ты уж свой злосчастный пирог, не бойся!

Я и не боялась. Просто тоскливо вспоминала прикупленный вчера темно-красный корсаж, так выгодно подчеркивавший осиную талию, и горестно терзалась между жадностью и эстетикой.

– Я не боюсь, – проворчала я наконец. – Я думаю.

– И о чем, позволь спросить?

Я только тяжело вздохнула и выдала:

– О том, что все, что в жизни есть хорошего, либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению…

Но пирог не выкинула…

Говорили, что она похожа на эльфийку. Гордая, заносчивая, нетерпимая. Да, эльфы – не сахар, они часто перегибают палку в своем стремлении обособиться, часто обдают крещенским холодом презрения, чересчур зацикливаются на собственном достоинстве… Но не до идиотизма же!

Начать с того, что на пороге ратуши нас бесцеремонно обыскали на предмет оружия, отобрали у Власты меч, чем ввели чародейку в такое возмущение, что я поспешила подхватить ее под локоток и увлечь прямо по коридору, пока она не решила гордо плюнуть за порог и удалиться. Возле дверей зала для аудиенций нас попытались облечь в какие-то жуткие ярко-синие тапки, мотивируя это тем, что внутри паркетный пол и мы можем поцарапать его своими шпильками. Такого уже не выдержала даже я, коротко, но емко послав дежурных куда подальше и подкрепив словесное пожелание парой иллюзорных молний, так яростно грохнувших посреди пустынного холла, что парни тут же посмурнели, посмирнели и мило согласились, что для нас, разумеется, может быть сделано исключение.

И вот теперь, сквозь все тернии прорвавшись в вожделенную обитель, мы имели неудовольствие созерцать перед собой Ее Надутость Альвиру Безвестную. Что не мешало последней почитать себя едва ли не за божество и возмущаться, когда кто-то типа пары не в меру наглых ведьм прозрачно намекал ей на обратное.

Альвира была страшна, как бессонная ночь перед выпускным экзаменом.

Длинные, выжженные невесть какой отравой волосы, видимо, ежедневно заплетались служанками в смоченные пивом косички, благодаря чему только и могли еще кое-как раскорячиться по спине, не повиснув окончательно коровьим хвостом. Изрядно постаревшее, исчерченное морщинами лицо было заштукатурено как минимум тройным слоем пудры, румян и теней. Создавалось ощущение, что тот, кто красил, действовал по принципу «меньше дюйма[17]17
  Дюйм – 2,54 см.


[Закрыть] – не заметно, а больше – само отвалится!». Полускрюченные старческие руки с длинными, в полвершка ногтями прочно вызывали у меня ассоциацию с вьютрами – нежитью, у которой даже после смерти почему-то продолжали расти волосы и ногти, достигая просто невообразимой длины. Если труп вьютры закопать, то через некоторое время, когда ногти отрастут до достаточной величины, эти твари могут разгрести сырую землю и снова вылезти на поверхность. Именно поэтому во всех справочниках по нежитеведению советовалось убивать их огнем или, по крайней мере, сжигать потом труп.

Женщина на троне неприятно скривилась, завидев нас, и небрежно бросила Власте:

– Ты – ведьма?

– Я – чародейка, – с неприязнью ответила та, надменно скрещивая руки на груди. – И ты назначила мне аудиенцию.

По лицу Альвиры проскользнула улыбка превосходства, она высокомерно тряхнула головой и лениво просветила:

– Ко мне следует обращаться на «вы» и называть «ваше превосходительство».

Власта нехорошо усмехнулась, притопнув носком ботинка, отчего по залу пронесся угрожающий гул:

– В таком случае ко мне тоже следует обращаться на «вы» и называть «риль».

– Да что ты говоришь? – усмехнулась градоправительница, теряя интерес к яростно закипающей, словно пельмени на печи, Власте и поворачиваясь ко мне. – И ты – ведьма?

Я легко усмехнулась уголком губ и только чуть склонила голову в знак согласия. Градоправительница, явно ожидавшая еще одного гневного всплеска, недовольно сдвинула брови и продолжила допрос:

– Но ведь я назначала аудиенцию только ей? – Отрывистый кивок в сторону только что не рычащей, как собака на цепи, Власты. И с чего, казалось бы, так уж злиться? Я и не с такими индивидами в жизни встречалась…

Я снова молчаливо улыбнулась, соглашаясь.

Альвира растерялась. Поведение ведьмы не укладывалось в привычные рамки. По ее прогнозу, мы уже должны были расплеваться с ней, как два перезревших диких огурца, и я бы раздраженно вымелась из зала с надменно поднятой головой, оставив поле битвы за горделиво усмехающейся соперницей. Планы пришлось менять.

– Зачем ты пришла?

– За компанию.

– Я тебя не звала, – напирала на факт не-приглашения женщина, сама закипая быстро, словно подсолнечное масло.

– Тогда попробуйте выгнать.

Альвира прищурилась, просверлила меня испытующим взглядом и уважительно хмыкнула:

– Ну что ж, может быть, в этот раз мне повезло и вы сумеете справиться с работой.

– Тогда, может, вы уже соизволите сказать, что за работа? – язвительно встряла Власта.

Альвира наградила ее холодным, как ртуть в глазах дракона, взглядом и медленно, намеренно растягивая слова, сказала:

– Да, пожалуй… Ваша работа состоит в том, чтобы принести мне одно, хм… украшение… Проблема в том, что оно находится в Склепе Змия – это такое сооружение неподалеку от города, которое, по поверьям, охраняется злыми духами, и войти в него невозможно. Может быть, в этот раз мне попались не шарлатаны, выдающие себя за великих магов, а кое-что получше… Впрочем, наверное, слишком обольщаться не стоит… Девчонки…

– Где этот твой йыров Склеп? – оскорбленно вспыхнула Власта, с трудом сдержав порыв развернуться и уйти.

– Сядьте, – величественно тряхнула рукой Альвира, указывая на ряд стульев за нашими спинами. Я кивнула в знак благодарности и тихонько потянула Власту за рукав, шепча:

– Пойдем!

Та раздраженно вырвалась, только что не зашвырнув в меня шэритом с досады:

– Не собираюсь я тут рассиживаться! Делать больше как будто нечего! Пусть объясняет, где этот свиртский Склеп и все!

Я, пожав плечами, оставила ее в покое и села, привычно закинув ногу за ногу и довольно равнодушно уставившись на потенциальную работодательницу. Альвира поморщилась, передернула плечами и продолжила:

– Если вы выедете из Восточных ворот, то тогда вам следует ехать по Прямой Малой дороге, свернуть на третьем перекрестке вправо…

Словом, дальше шли нудные, глупые и абсолютно бесполезные инструкции, коими почему-то каждый работодатель спешит снабдить мага. Видимо, не подозревая, что тому, кто в подобной работе ни рожна не понимает, это и не поможет, а для ушей профессионала подобные слова звучат так же смешно, как и бестолково. Только раздражают, как отчеты лекарей, которые еще никого не заставили бросить курить, но зато многим испортили удовольствие от курения!

Власта напряженно слушала, в гордом одиночестве застыв посреди зала, аки селянка, в неурочный час повстречавшая голодного василиска. Я пропускала половину мимо ушей, зная, что дорогу все равно придется узнавать у всех проезжающих-пролетающих-проползающих, и пытаясь дословно восстановить в памяти предыдущую фразу Альвиры. Что-то мне в ней не понравилось. К чему-то так и захотелось прицепиться, придраться, как магистру к безупречно до безобразия составленному зелью. Сундук памяти упрямо скрипел петлями, не давая откинуть крышку и зарыться в него с головой, но все же потихоньку сдавался, неохотно, по кусочкам выдавая требуемое. И когда Альвира наконец-то выдохлась, я слегка склонила голову набок, вкрадчиво поинтересовавшись:

– А что за украшение мы должны достать?

– Зачем это вам? – тут же напряглась она, хотя и попыталась скрыть это за небрежностью. – Оно там одно, так что не перепутаете.

– Чтобы достойно оценить стоимость собственной работы.

Альвира нервно тряхнула волосами:

– Не беспокойтесь, внакладе не останетесь! Так вы беретесь за это дело?

Я выжидательно перебрала пальцами по сиденью соседнего стула и «задумчиво» нахмурилась, исподволь наблюдая, как Альвира незаметно для себя самой, вся подалась вперед, напряженно ожидая судьбоносного решения. Что поделаешь: мой любимый музыкальный инструмент – это нервы. А уж не потрепать их такой «милой» особе, возомнившей себя невесть кем, – это вообще грех!

Наконец мне надоел этот цирк, и я медленно, веско, по отдельности роняя каждое слово, ответила:

– Да, беремся. Но я не гарантирую, что, найдя этого вашего кота в мешке, я сочту необходимым принести его вам.

Альвира вся передернулась, и черты ее лица хищно заострились:

– Оставишь себе, ведьма?! Учти: эту драгоценность могут носить только правители!

Я, не ответив, смерила ее холодным взглядом и, едва кивнув на прощание, вышла из зала. Власта ехидно простучала каблуками за спиной.

Сумерки неохотно касались седыми серо-фиолетовыми тенями земли и тут же отступали, словно кошка, отдергивая лапку. Грустный больной воздух, колкий из-за утренних заморозков, раздражал горло, щекоча мельчайшими льдинками. Огромное, сизое, ватно-мокрое на ощупь небо старательно прочесывал гребень острых еловых макушек. Льдистая дорога холодно хрупала под копытами бодро трусящей вемили, убегая куда-то в серебристо-колючую даль.

Как хорошо торопиться, сидя верхом на лошади! От тебя уже никто и ничто не зависит, в сознании не бьется гулким молотом: «Скорее! Скорее! Скорее!» – и мысли, смутившись и перепутавшись до конца, вдруг испарятся, оставив после себя стеклянную пустоту… Чуть ослабив тренькающие струны перетянутых нервов, распустить длинный хвост ежедневной усталости, недомолвок, обид, перепутать вздохи с цоканьем копыт… И под утомленно прикрытыми веками расцветают рубиновыми пятнами клочья вчерашних прописных истин, в бесконечном бессилии расходясь кругами по воде…

Глупости? Поверьте, не большие, чем суетливая гонка за всем и вся, разрывающая на части душу и тело.

Просто однажды вам и в жизни, как в дороге, захочется забыть, что за следующим поворотом – цель вашей поездки, а вы только-только вздохнули, облегченно ссутулив усталые плечи… Спешиться? Тряхнуть упрямой головой, накинуть на плечи надоевший плащ Всеготовности и выйти в слякотную морось?

Уважаю.

Но я останусь. Хотя бы из пустого любопытства: а куда меня приведет эта дорога, куда помчится вемиль дальше? Без остановки до самого конца, возмущенно загарцевав над обрывом в бездонную пропасть? Или по кругу дурной бесконечности? Самое смешное, что я даже не знаю, какой из двух вариантов предпочтительнее. А может, есть третий? Тот самый поворот судьбы, о котором так здорово мечтается, но совершенно не хочется быть втянутым в него наяву?

Разумеется, есть. И я даже отлично знаю, чем он обычно заканчивается. Все просто. И, как все простое, невыполнимо.

Бывает так, что несешься под парусами жизни: вперед, вперед! Неважно куда, неважно зачем, лишь бы вперед! Лишь бы в ушах свистел яростный ветер, волосы плясали в жутковатом танце бури, а на губах оседали капельки соленого моря. Пришпориваешь коня, прижимаясь к лоснящейся от пота шее, судорожно схватившись рукой за переднюю луку, чтобы не упасть. Вперед! Вперед! Промчаться яростным ураганом над полями повседневности, пресытиться неистовой силой быстроты – и рассыпаться на мириады крупинок, оседающих на пальцы…

И что теперь?

А теперь – сесть в добродушное кресло-качалку, укутаться в старый-престарый, полысевший местами плед, согреть руки глиняной кружкой горячего чернаса…

Должны быть в жизни вещи неизменные, к ним так приятно возвращаться, до тошноты намотавшись по закоулкам жажды перемен! После долгих, бесконечных блужданий по брусчатке неизвестности, где под каждым камнем вполне может оказаться яма, хищно раззявившая голодную пасть на ненезаменимый, но чем-то дорогой твоему сердцу каблук; после яростной борьбы с вредными порывами ветра за любимую юбку; после того, как ноги трижды погрузятся по щиколотку в ледяные лужи, так приятно и даже жизненно необходимо залезть в любимое кресло, снисходительно скрипящее на твои жалкие потуги угнездиться поуютнее, прижав колени к груди…

Только где бы мне, страннице, взять такое кресло?..

– Иньярра? Ты спишь? – Негромкий голос Лиридана вывел меня из сказительской задумчивости, заставив натянуть провисшие поводья, пока моя доброжелательная лошадка, воспользовавшись минутной слабостью хозяйки, не подралась с Властиной вемилью. А она вот уже с полчаса косила на нее злобным взглядом, что не давало мне обольщаться на тему «лошадки нашли друг друга!».