Текст книги "Художник и фея"

– Я никогда раньше не слышал об этом. Наверное, подобное происходит только в вашем волшебном мире.

– Нет. Люди раньше тоже умели все это, хотя их тела по структуре более плотные. Чем меньше сила Света, тем сложнее принимать его облик, его обличие, оболочку т. е. – становиться им самим.

– Становится светом? Ты думаешь, что люди могли делать это?

– Мои родственники говорили, что люди неблагодарные и черствые существа, не способные понимать и чувствовать. Говорили, что люди растратили свои способности к понимаю этого мира и его красоты, а поэтому лишились многих возможностей. Что они не только не помогают природе, давшей им жизнь, а даже, наоборот, наносят ей постоянный вред. Что они не слышат знаков и подсказок, не уважают другие миры, сосуществующие с их миром. Они считают себя покорителями и победителями. И то, что происходит вокруг их совершенно не волнует.

– Знаешь, – погрустнев заметил художник, – мне очень жаль, но твои родственники во многом правы.

– Меня очень долго отговаривали от идеи попытаться сделать людей лучше и донести до них свой Свет. Но я всегда верила в то, что цветок, который должен зацвести обязательно зацветет и солнечный свет не может лишить его свежести. Также и Свет который должен распространиться не может быть остановлен, темнота не может встать на его пути.

– Верно! Так и есть! И ты не ошиблась! Ты принесла столько света в мою жизнь! И теперь мы распространим его по всему миру! Этот Свет входит во все дома тех, кто покупает мои картины!

– Я решилась на этот шаг, хотя знала, что каждый первопроходец всегда один, и все настроены против него. Я надеялась, что они будут против только вначале, но под влиянием моей чистоты и искренности, сами захотят сделать шаг и последовать моему примеру. – Амира на минуту замолчала и тяжело вздохнула, – Хотя по пути добродетели идти не легко. Чтобы это сделать нужно идти на жертвы и обладать упорством. Поэтому такой путь не усыпан розовыми лепестками, и приходится идти по колючкам.

– По колючкам? О чем ты? – художник поднялся и стал расхаживать по комнате, от возбуждения размахивая руками, словно пытаясь изобразить в пространстве свои слова, – Нам же так так прекрасно вдвоем! Мы так хорошо понимаем друг друга. Весь мир вокруг нас распускается, как цветок! Лучшего счастья и желать нельзя! Твой путь по лепесткам роз и на нем нет и не будет никаких колючек! Я клянусь тебе в этом!

Амира подлетела к нему совсем близко и сделала какой-то неуловимый останавливающий жест своей изящной ручкой: – Да, в природе все так устроено, что когда заходит солнце на небе восходит луна. Но природа позаботилась о том, чтобы в мире всегда был свет. Поэтому, что бы ни случилось, обещай мне, что ты не дашь свету в твоей душе погаснуть!

– О чем ты говоришь? Откуда у тебя такие мысли? Я же художник. Я – творец прекрасного. Разве я могу жить без света и без моей прекрасной феи? – художник протянул руку и Амира опустилась в его ладонь, согревая его своим теплом и с надеждой глядя ему в глаза.

Время бежало, как юркая белочка по веткам деревьев. Слава художника, писавшего удивительные картины все росла и росла. Ведь, для этого мира, окутанного тьмой и безнадежностью яркий свет был просто необходим.

У художника появилось много друзей и поклонников. На его выставки желали попасть толпы людей. Все чаще и чаще его приглашали на презентации и званные вечера. Он не успевал выполнить все заказы и стал подумывать о создании студии и об обучении новых художников, способных создавать картины, похожие на его.

Он был абсолютно уверен, что в мире высокого искусства равных ему нет. И ему все время казалось, что его в жизни чего-то не хватает. И это состояние, раньше не присущее его творческой душе, его утонченному восприятию мира было очень опасным. Ведь когда жадность и эгоизм пробуждаются в сознании, то человек даже не подозревает, что в конце это страстное желание может уничтожить его.

Художник купил себе роскошный дом с мастерской, дорогой мебелью и шикарным садом, в котором сделал специальный парк для своей феи. Он даже подарил Амире маленький хрустальный дворец, и обустроил его так, чтобы ей было удобно и комфортно в нем.

Но водоворот событий закружил художника в своих крепких объятьях. Теперь он чувствовал себя известным человеком и уважаемым мастером: талантливым, уникальным, единственным и неподражаемым.

Стоимость его картин росла с каждым днем. И с каждым днем рос темп его жизни: он все время куда-то спешил, куда-то опаздывал.

Конечно, он давно забыл что такое голод и холод, у него в изобилии были холсты, краски и все остальные земные блага. Но все реже и реже прилетали к нему в гости сказочные эльфы и феи, и все меньше времени он уделял Амире.

Однажды, когда художник вернулся с очередной вечеринки и расположившись в своем любимом кресле и вдруг услышал знакомые звуки.

Прямо перед ним опустилась Амира. Она была очень грустной, а свет ее был гораздо слабее, чем раньше.

Но художник этого не заметил, он так устал от недавнего веселья и был так поглощен расписанием завтрашнего дня, что не мог обращать внимание на подобные мелочи.

– Извини, я сегодня снова задержался, – пробормотал художник.

– Понимаю, у тебя дела. Ты так много работаешь, – тихо отозвалась Амира.

– Да, я много работаю, но я слышу в твоем голосе упрек, – раздраженно заметил он.

– Нет, что ты. Разве я могу тебя в чем-то упрекать? Это же твоя жизнь. Возможно, ты сам этого хотел, ведь я просто исполнила твои желания.

– Какие еще желания? А, ну да… Желания. Ну ты же не будешь отрицать, что я стал знаменитым не только из-за твоих волшебных премудростей, но и благодаря моему таланту?

– Конечно нет… Ты очень талантливый и способный. Но я говорю тебе правду, ведь лучше выслушать горькую правду, чем сладкую ложь. Ты уже почти не пишешь картины, как раньше. А это величайшее преступление использовать, дарованные блага не по назначению. Если использовать их неправильно, то избежать возмездия не удастся.

– О чем ты? Какие блага? Какое возмездие? Ты решила испортить мне сегодняшний вечер?

– Нет, что ты? Конечно нет! Мы и так почти не бываем вместе.

– Не бываем вместе? Понимаю, это и есть главная причина твоего недовольства. Но разве ты позабыла свое условие? Ты же сама сказала мне, что никто и никогда не должен тебя видеть кроме меня. И как же ты себе все это представляешь? Я постоянно в разъездах, на выставках, на презентациях. У меня нет ни одной свободной минуты, я просто разрываюсь на части. И рядом со мной постоянно море народа. Ну и как я могу брать тебя с собой? Как? – голос художника повысился, его лицо поменяло маску спокойствия на гримасу недовольства.

– Никак. Это невозможно. Да и разве тебе нужно это. Ты прекрасно справляешься и без меня.—

– Конечно справляюсь. А ты что думала, что я без тебя вообще ни на что не способен? Что я полное ничтожество? Неудачник?

Вторя громким словам художника запричитала за окном какая-то ночная птица и как-то нелепо вздернулся тяжелый синий занавес с позолотой. Казалось, что в этом огромном зале с массивной люстрой и лепным потолком помимо неприятного разговора происходит что-то еще. Что-то неотвратимое и ужасающее надвигалось необратимо и уверенно, сжимая холодными и длинными пальцами пространство и время.

– Нет, нет, я совсем так не думаю, – грустно ответила Амира, – Просто ты начинаешь терять Свет. Знаешь, когда в человеке преобладает гордость, то умирают все нежные чувства, а это первый признак падения.

– Падения? Да о чем ты говоришь? Что ты себе возомнила? Я самый известный художник в мире! Мне нет равных! – художника затрясло от ярости. Он раскраснелся, судорожно расстегнул воротник рубашки и взъерошил копну пышных волос. Его пальцы не находили себе места, да и сам он чувствовал себя весьма неуютно в удобном кожаном кресле.

– Будь осторожен! Как огонь может легко сжечь сухое дерево, так и гнев может уничтожить все прекрасные мысли. Гнев является врагом мудрости.

– Хватит путать меня своими заумностями. Я прекрасно знаю себе цену! И разбираюсь в своих возможностях!

– Также как большое дерево при сильном порыве ветра падает с большим шумом, точно также падет и гордый человек и его падение будет очень болезненным. – громко прозвенел голос Амиры.

В эту же самую минуту за окном что-то грохнуло так сильно, что художник вздрогнул всем телом и вскочил с кресла, как ужаленный. – Что? Что ты сказала? Ты угрожаешь мне? Да как ты смеешь? Ты знаешь, что я могу сделать с тобой, глупое создание? – окончательно рассвирепев, он в бешенстве схватил хрустальный дворец феи и швырнул его на пол.

Плинь-плинь… – зазвенели осколки хрусталя, мелкими брызгами, рассыпавшись по полу. Плинь-плинь… – отозвалось где-то в ночной тишине. И откуда ни возьмись по комнате пробежался то ли ветер, то ли шепот, то ли запоздавший полуночный кошмар.

А крохотная фея застыла в воздухе и еще несколько секунд с ужасом смотрела на происходящее. Потом она поднялась выше и с горечью в голосе прошептала: – Мои родные были правы: как цветок не может расцвести на скале, так и в жестоком сердце человека не могут поселиться добрые чувства. Упрямство, гордость, агония уязвленного самолюбия, и слепое противостояние разуму сводят людей с верного пути.

– Что ты там бормочешь, глупая фея, – злобно процедил художник сквозь зубы и засмеялся неестественным театральным смехом, – видишь все твои чары рассыпались вместе с этим хрустальным дворцом. Ты думаешь, что я испугался?

Амира, будто превозмогая какую-то каменную преграду, отделяющую ее от ее мечты, стремительно бросилась вниз, и остановившись перед самым лицом художника, громко крикнула: – Запомни, глупец, тому, кто смеется причиняя боль другим, судьба устроит все так, что заставит плакать, причиняя ему бесчисленное горе. Поэтому прежде чем причинять вред другому, ты должен подумать если это же самое обрушится на тебя. Твой злобный поступок навредит тебе самому! – ее голосок дрожал, как тоненькая тростинка во время бури, а свет, окружавший ее почти совсем исчез.

– Это тебе нужно подумать, несчастное создание! – криво усмехнулся художник, – Ведь я —это твоя последняя, третья попытка и только от меня зависит сколько времени тебе еще осталось жить!

– Жи-и-и-ить – истошно завопил ветер, стуча в закрытые окна.

– Жи-и-и-ить – снова отозвалась ночная птица.

– Жи-и-и-ить – тихо повторила проснувшаяся темнота.

– Но неужели ты никак не поймешь, что за все плохие дела всегда приходится расплачиваться! Неужели тебе не понятно, что если кто-то достигает успеха в выполнении своего плана, прибегая к обману, жестокости, мести, он напрасно думает что победил. Судьба награждает его успехом, чтобы подтолкнуть ближе к черте пропасти! – отчаянно закричала Амира.

– Это ты стоишь у черты! Это тебе осталось совсем немного! Ты перешла все допустимые границы, ничтожное насекомое! Как ты смеешь, говорить мне подобные вещи! Да я раздавлю тебя, как муху.

С этими словами разъяренный художник схватил раздражающий его пучок света и изо всей силы сжал кулак…

В ту же секунду что-то скрипнуло, затрещало, и вдруг весь мир в один миг пошатнулся и поплыл в разные стороны.

Стены его шикарного особняка медленно потекли вниз, словно сделанные из воска, они гнулись и рыдали крупными прозрачными восковыми слезами, как свечи, плавящиеся от сильного жара.

– У-у-у-х! А-а-а-х! – Загрохотало вокруг… Пол под ногами потемнел, стал мягким и липким, как кисель и провалился куда-то вниз, утаскивая с собой дорогую мебель, кожаное кресло, тяжелый занавес с позолотой и все, что наполняло комнату.

Буквально за несколько минут от привычной реальности не осталось и следа: она исковеркалась, размылась, перевоплотилась в нечто необъяснимое и неузнаваемое.

Безумный ветер, подхватив остатки, кружащихся в воздухе эскизов и холстов, разорвал их на части и разбросал в разные стороны.

Про-па-па-л! Про-пал! Опа-па-па-па-а-а-ал… – продолжало грохотать громогласное страшное эхо, оглушительно и гулко.

Бешенная воронка из остатков того, что только совсем недавно называлось домом, росла с огромной скоростью, закручиваясь в невиданный ураган, смерч, катастрофу, поглотив и художника, и сад, и целый город, и весь мир.

И только когда время вспомнило о своем долге, когда свет сжалился над растерявшейся пустотой, в пропасти мрака начали проявляться нечеткие линии…

И вот уже на ладонях тишины появился мир, и город, и старенький домик с треснутыми стенами, вымазанными облезлой краской, и крохотная жалкая комната, с разбросанными на полу грязными тряпками, высохшими красками и старыми, дырявыми холстами.

Комната тоскливо смотрела на мир тусклым глазом разбитого окна. И вот уже у окна показалось морщинистое, лицо дряхлого и измученного жизнью старика с длинными, спутанными волосами. Его глаза казались двумя черными впадинами, а беззубый рот напоминал неумело прорубленную щель в трухлявом пеньке.

Старик присел на корявый стул, чудом держащийся на ножках разной длины, и принялся что-то искать, шаря руками по куску дерева, оставшегося от полукруглого стола.

Наконец он нашел это «что-то» и извлек на свет маленькую спичечную коробочку. Он бережно открыл ее и поднес к свету.

Вдруг старческие губы задрожали, а на выцветшие глаза навернулись крупные слезы. Они потекли по старческим щекам, уверенно бороздя глубокие морщины и выжигая дорогу к самому сердцу. Старик пристально всматривался в то, что лежало в коробочке, на мягком одеяле из посеревшей от времени ваты.

Плачь перешел в рыдание, старик судорожно глотал воздух, не пытаясь сдерживать своих чувств, его трясло и бросало в жар, по сгорбленной спине пробегала судорожная дрожь, все его тело корежили судороги.

В изнеможении он упал на колени, и схватившись рукой за грудь, простонал: – Прости меня, прости меня, прости… – это были его последние слова.

Коробочка выпала из сморщенных старческих рук, но не рассталась со своим содержимым. Солнечный лучик, пробившийся в комнату, скользнул по коробочке, согревая ее робким светом. В ней, на пыльном комочке ваты лежало крохотное тельце феи…

– Поднимайся! Поднимайся скорее, я здесь!

– Кто ты? Кто здесь?

– Я. Амира…

– Амира? Как? Как, Амира? Это сон?

– Нет, это не сон. Не бойся…

– Амира… Ты здесь? Ты простила меня?

– Конечно, простила… Осознание ошибки – это уже ее искупление. Также как чистая вода смывает грязь, прилипшую к одежде, также и осознание собственной ошибки очищает душу. Извинение, произнесенное с чистым умом, успокаивает беспокойный ум.

– Да, это ты! Это действительно ты! Только ты умеешь так красиво и мудро говорить… Но где ты? Я тебя не вижу.

– Но ты же слышишь меня?

– Да.

– А разве этого не достаточно?

– Не знаю, но это как– то странно. Что—то изменилось…

– Все изменилось. Теперь мы с тобой очень похожи.

– Похожи?

– Да. Мы поменяли тела. И стали Светом. Помнишь, я рассказывала тебе об этом. Только я пришла сюда раньше, а ты сейчас…

Свет, яркий свет вонзился в глаза, ослепив до боли. Звонкое пение птиц, без особого приглашения ворвалось в комнату и заполнило собой ее всю, не оставляя не малейшего шанса на тишину. И вместе с птичьими голосами ворвался насыщенный аромат цветов, заполняя каждый уголок, каждую клеточку пространства.

Он закрыл глаза рукой и приподнялся на локте, пытаясь прийти в себя… – Весь этот свет, этот шум, эти запахи… Боже мой, где я? Что со мной? – мысли дружной толпой ввалились в покои еще не пробудившегося ума и приготовились к допросу его сознания.

Художник огляделся. Что это? Резное деревянное кресло, изогнутые подсвечники, легкие розовые занавески с танцующими бабочками, любимый камин, хранящий тепло его воспоминаний…

Ведь это его дом, тот самый дом, в котором он был так счастлив и куда так часто прилетали эльфы и феи. Тот самый дом, где добрые, мудрые и задушевные разговоры наполняли его сердце волшебным теплом и нежностью ко всему этому миру, и ко всем существам, живущим в нем.

– Это сон?

– Как это может быть сном, когда ты разговариваешь со мной? – вдруг услышал он совсем рядом.

Яркий пучок света, остановился на уровне его глаз и радостно затрепетал, переливаясь всеми цветами радуги.

– Амира… – осторожно позвал художник, но не услышал свой голос.

– Да… Ты просто смешной! Ты все еще продолжаешь удивляться тому, как мы с тобой общаемся! Хотя мы уже столько лет вместе!

– Смешной… Общаемся… Амира, что же это? Как же так? Ты меня простила?

– Простила? За что? —

– За все то, что случилось. Ведь я же чуть не убил тебя! – вдруг воспоминания, как снежный ком с нарастающим гулом заполонили его память. И каждую клеточку его тела прожег стыд, и страх, и тревога. – Я! Я! Моя глупость… Мой гнев… Мое упрямство… Богатый дом. Скандал. Воронка. А потом… Нищета, старость, смерть… Разве всего этого не было?

– Было или не было, разве это имеет значение? Важно, что сейчас все так, как должно быть! – легкие крылышки радостно затрепетали, выдавая радость Амиры, – Помнишь, наш разговор про свет? Тогда, вечером, у камина? Мы говорили о силе, слабости и о свете твоей души?

– Да, конечно, я помню! Помню!

– Тогда ты не совсем понял меня, а теперь думаю, что все прояснилось.

– Прояснилось? Но я… Все это было так реально, я чувствовал, я ощущал, я жил!

– Чувствовал, ощущал, жил? А разве тогда ты не забыл о том, как чувствовать и что такое ощущать? Разве не потерял самого себя, свой талант, свое предназначение в воронке бесполезных излишеств и бестолковой суеты? Ты даже разучился общаться со мной…

– Так значит, все это случилось?

– Случилось только для того, чтобы ты понял. Теперь у тебя есть опыт и ты осознаешь свое предназначение и смысл нашей встречи. Теперь ты понимаешь состояние человека у которого вся жизнь привязана к одной мечте, а мечта внезапно разбивается вдребезги, как стекло. Один миг, одно событие переворачивает всю жизнь. Теперь ты понимаешь, что этот мир многогранен и многолик, и что нужно любить и понимать его всем сердцем, чтобы он ответил тебе взаимностью.

– Конечно, конечно, – поспешил ответить художник. – Я понял, я все понял. Только одно…

– Что?

– А как же спичечная коробочка с комочком ваты? Ведь там, в ней…

– Это была часть другого, мрачного мира. Ее больше нет. Она растаяла, растворилась, исчезла.

– Исчезла? Как? Куда?

– Хочешь увидеть?

Художник растерянно закивал головой.

Амира, провела в воздухе рукой, словно рисуя невидимый круг, пространство расслоилось и в нем образовалось окно… Но это было не окно на улицу, это было окно в какой-то другой, незнакомый мир. В мир, в котором люди бежали по своим делам, и очень быстро на пухлых черных колесах перемещались шумные гигантские чудовища из разноцветного металла. Из пестрой толпы вдруг отделились женщина и девочка, а волшебное окно продолжало следить за ними. Они подошли к огромному серому зданию и вошли в него… И вот они уже стоят перед стеклянной витриной и внимательно что-то рассматривают. Что это? Художник отшатнулся и закрыл глаза руками. Слезы неумолимым комком подступили к горлу, готовые выплеснуться наружу горячим фонтаном. Там, в истерзанной временем спичечной коробочке, на кусочках почти истлевшего ватного одеяла лежало крохотное, высохшее тельце феи.

– Нет! Нет! Я не могу! Я не хочу видеть этого! – взмолился художник, в отчаянии падая на колени.

– Ты же сам попросил показать. Я всего лишь исполнила твое желание, – спокойно ответила Амира. Она снова взмахнула рукой, и прозрачное окно в другой мир так же быстро исчезло, как и появилось.

– Да, я понял, – неуверенно пролепетал художник.– Не все, конечно, но понял. Я больше не хочу этого никогда… Никогда! Пожалуйста! – он умоляюще смотрел на Амиру, молитвенно сложив руки.

– Это очень просто. Главное помнить кто ты. И зачем ты здесь, в этом мире. Здесь и сейчас. Сотри грусть воспоминаний из своей памяти и оставь там все самое лучшее, доброе и светлое, чтобы продолжать свой Путь, чтобы дарить людям Свет и Радость! Это твой Долг. А мой Долг помогать тебе в этом.

– Конечно, конечно, Амира! Какая же ты прекрасная! Как я люблю тебя!

– Правда? Любишь? – глаза феи, заискрились ярким светом, и она радостно затанцевала в воздухе!!! Это прекрасно! Это замечательно! Любовь – самое светлое и радостное чувство в этом мире! Я не ошиблась в тебе! Моя третья попытка удалась! Теперь я счастлива! Я счастлива! – она все танцевала и танцевала, рассыпая вокруг себя тысячи радужных искр.

И тут, словно услышав ее радость и счастье, со всех сторон стали появляться яркие пучки света. Множество волшебных существ: эльфов и фей, собрались в одно огромное, красочное единое целое и закружились, раскручивая разноцветную светящуюся спираль. Сквозь шелест их маленьких, прозрачных крылышек можно было различить слова необыкновенной, удивительной песни. И казалось весь мир радовался и пел вместе с ними:

Пусть во всем будет благо,

Пусть повсюду будет мир,

Пусть сияет изобилие, как солнце,

И пусть всё вокруг процветает.

Пусть все в этом мире будут счастливы,

И люди, и все, живущие с ними рядом.

Пусть все будут радостны и свободны,

Пусть все заботятся о том, чтобы другим было хорошо.

Пусть никто не страдает и не огорчается.

Пусть любовь царит повсюду!

Мы идем дорогой от нереального к реальному,

От тьмы к свету,

От смерти к Бессмертию.

Мы есть единое и целое.

Мы есть целое, неразрывное и вечное.

Мы есть целое, и многопроявленное.

От целого невозможно ничего отнять,

Оно навсегда останется целым и вечным.

Пусть будет благо,

Пусть будет мир,

Пусть все вокруг процветает!

И это светлое, это окрыленное счастье до краев наполнило сердце и душу художника. И ему стало так легко и радостно, что он почувствовал, как отрывается от земли и… летит. Летит вместе с крохотными волшебными существами, летит со своей Амирой в мир, с верой, любовью и надеждой распахнувший перед ним свои объятья.

А в это время, в мире разноцветных металлических чудовищ и бегущих куда-то людей воздух наполнился полным непониманием и удивлением. Маленькая Танюша, оторвавшись от стекла, ошарашенно уставилась на маму, а мама, также ничего не понимая, смотрела на дочку…

А рядом с ними, под стеклом, лежала пустая старинная спичечная коробочка с запыленным одеялом из ваты…